На польской земле 18 страница

Потом немного промолчал он и продолжил: - Два раза спасала меня судьба от явной смерти, третий раз, наверное, не уйти. Сердце почему-то так болит и мучает совесть, жалко погибших товарищей, особенно Кольку Чуваша и Ванюшу Никишина, ведь с ними вместе с самого 1941 года. Можешь считать меня подлецом, предателем, трусом, но в том положении, в каком оказались мы, вступать в борьбу было бесполезно, всего - навсего на три человека было бы больше убитых....Тут кто-то распустил слух, что твоя группа вместе с тобой тоже побиты. Тут после твоего ухода за Буг творилось такое, что не знаю как и рассказать. Правда наша группа не попала под облаву. Но по рассказам, на этот раз, фашисты дали нам жару. До сих пор никого не могу найти из наших. Говорят, несколько дней тому назад Голод был с несколькими партизанами в этих местах, но сразу куда-то ушел. В этом лесу есть еще небольшая группа грузинов, которые пришли к нам в 1042 году. Они были в роте Буланова. С поляков и спецгруппы никого не встречал.

- Что ж, Алеша, твоему поступку я не судья. Честно говоря, не знаю, как бы поступил в такой обстановке я, но знаю - товарищей одних бы не оставил. Твой командир теперь Голод, пусть он и разбирается. А если говорить честно, то тебя я не осуждаю. Было бы это в лесу: другое дело. Но там голое поле, фашисты все равно живыми вас оттуда не выпустили. По всей видимости, шли они наверняка, зная точно, сколько вас. Как бы там не было, твой поступок и, оставшихся с тобой в живых, твоих товарищей не из лучших, помнишь суворовскую заповедь - "Сам погибай, товарища спасай", так что этой суворовской заповеди ты не выполнил. Соберемся все вместе, обсудим ваше повеление в том бою. Сегодня вечером пойдешь со мной в с. Рудку. Предстоят большие дела.

- А что те товарищи, что с тобой пришли. Новые партизаны или может из-за Буга? - спросил Алексей.

- То, Алеша, разведчики из Соединения Героя Советского Союза генерала Федорова, пришли к нам на связь. Им нужно связаться с польскими командирами Метеком, Казиком и другими. Их к нам прислал лично сам Фе-доров.

- Эх, в недоброе время они к нам пришли. Хотябы месяца на три раньше. А сейчас часть партизан перебита, часть разбежались кто куда. Как будто и не было отряда. Как же будет с нами, с советскими партизанами, что о нас говорят там на родной земле? Там, наверное, и не знают о нашей борьбе в Польше, а ведь сделали мы здесь не мало, да еще в таких условиях, как у нас, без оружия, без хлеба, голые и босые. Да что говорить, разве кто поверит, Федор, не поверит, как мы здесь бились с фашистами, какие перенесли тяготы и невзгоды. Скажут отсиживались.

- Ничего, прийдет время - поверят, Алеша, и в нашу борьбу, от народа ничего не скроешь. А что было трудно, так оно нигде не легко. Думаешь на фронте легче, нет, не легче, а может часом и труднее, на то она и война, будь она богом и людьми проклята. По отношению к нам, советским, то думаю в скором времени будем мы все у Федорова за Бугом. Там совсем другая обстановка, другие условия борьбы. О каждой операции партизан знает Большая Земля, а может, и сам Сталин. Там партизаны живут в Землянках, оружие - какое хочешь и патронов к ним сколько тебе нужно. Тол, мины все там есть. Снабжает всем Большая Земля. Там, Алеша, за 40-6- километров не увидишь ни одного фашиста, правда, там есть на подобие наших НЗС, называются они бандеровцами - украинские националисты, те, пожалуй, хуже фашистов и служат они фашистам. Хотя и кричат они кругом, что борются за независимую, самостийную Украину. Очень подлый народ. Но партизаны им дают прикурить, как только увидят партизан, разбегаются как мыши по норам. Вот такие дела, дорогой мой Алешенька.

- Да, это житуха, быстрее бы туда. Там бы мы дали и фашистам и их помощникам-бандеровцам, или как ты там их называешь,- мечтательно проговорил Алексей.

- Не бандерольцы, а бандеровцы, руководит ими, вернее, командует ими Степан Бандера, который проживает в Берлине и давно уже служит фашистскому Гестапо.

Забегая немного вперед, скажу, что не сбылась мечта Алексея повоевать с фашистами и бандеровцами на родной земле. Погиб он при подходе к Бугу в небольшой, но в жесткой стычке с жандармами. Чувствуя за собой вину за бой у "Цыгына", хотя открыто его никто не осуждал, он старался доказать, что он не трус и действительно он это доказал. Было у нас до ухода за Буг еще несколько операций на польской земле. В каждом бою Алексей был в первых рядах, бил фашистов как настоящий воин-партизан и погиб в неравном бою, защищая свою Родину и свою честь, честь воина-партизана, честь советского человека.

Вернусь к описанию событий по порядку.

После отдыха, решил посоветоваться с разведчиками Федорова и своими товарищами, как будем действовать дальше. Несмотря на сложную обстановку, приказ А.Ф.Федорова должен быть выполнен точно. Хотя я и не был официально подчинен командиру Соединения, чувствовал за собой моральную ответственность за точное выполнение порученного дела. Своим товарищам предложил пару дней отдохнуть пока не выясню все до конца. Вечером решил пойти в село Рудка, где жили сестры Сидора и по возможности узнать, где находится Казик и другие нужные нам товарищи. Но в Рудку мне идти не пришлось. Перед тем как идти в село, решил навести грузинскую группу, которая почему-то отсиживается отдельно от остальных. Шульженко знал, где они находятся. Вместе с Володей Ремизовым и Ильей Колубеловым и Алексеем мы к ним и пошли. Нашли их без особых трудов. Лес то мы знали, как свои пять пальцев. Встретили там нас с восторгом и радостью. Но, главное, были с ними и другие наши товарищи из батальона Голода и пятого батальона там было человек 40-50. Была с ними и Мария Сидор - сестра Казика. О деле говорить не было никакой возможности. Часа два, а может и больше длились одни только восторженные вопли и взаимные расспросы. Мария не все понимала по-русски, поэтому подошла ко мне, попросила рассказать, что нового за Бугом и как идут дела на фронте. За эти несколько месяцев, что ее не видел, она сильно изменилась, похудела и как-то сникла. Чувствовалось, что опять пережила какое-то горе. Из ее рассказа узнал, что дом и все постройки фашисты полностью сожгли. Если раньше преследовали только брата, то сейчас охотятся за ней и меньшей сестрой Юзей. Марии пришлось уйти в лес, а сестра отправилась какое-то село к знакомым или родственникам. Такая же участь и постигла и семью Гаюсив. Если раньше в партизанском отряде были только два брата Стасик и Чесик, то теперь в лесу - и сестра Ира. Сейчас Ирка в селе Головно, где лежат наши раненные, среди них и ее старший брат Стах. На вопрос, где сейчас Казик, Метек, Кирпичный и другие товарищи, ответила, что Казик в Люблине, а Метек в Варшаве, что касается Кирпичного, то она не знает. Казик и Метек днями должны прибыть сюда в лес.

Мария рассказала, что она сейчас работает связной между штабом обвода Люблина и Аршавоц. Попросил ее немедленно сообщить в Люблин и Варшаву о моем прибытии из-за Буга, о прибытии вместе со мной группы разведчиков в количестве пяти человек партизанского Соединения генерала А.Ф.Федорова, которые прибыли по специальному заданию командира Соединения для налаживания связи с нашим командованием. Поэтому Казик, Метек, Кирпичный и командиры округов должны прибыть как по быстрее. Хорошо бы если кто-либо прибыл из ЦК ППР и Главного штаба Армии Людовой.

Мария все внимательно выслушала и как только стемнело ушла выполнять порученное задание.

Алексей с одним партизаном отправился в свой лагерь, чтобы всех людей привести сюда. Всем с нетерпением хотелось побыстрее увидеться с посланниками из-за Буга. Часа через два вся группа была на месте. Посыпалось масса вопросов, на которые наши гости не успевали отвечать. Яков Писменный, наблюдавший за всем этим, решил навести относительный порядок. Отозвал в сторону старшего разведгруппы Бориса Колошенко и спросил, сможет ли он сделать краткий обзор событии на фронте и стране за последние несколько месяцев. Колошенко дал положительный ответ. Тогда Яша приказал всем сесть и объявил, что сейчас перед ними выступит старший разведгруппы тов. Колошенко, который расскажет все новости, после чего можно будет задавать вопросы, только не балаганом а как положено.

Воцарилась абсолютная тишина. Борис оказался неплохим и хорошо осведомленным рассказчиком. Беседа продлилась далеко за полночь. Когда закончил свой рассказ Колошенко, его место занял другой офицер-разведчик Василий Родайкин. Если бы не вмешательство Якова Борисовича, беседа продлилась бы, наверное до самого утра. Комиссар пообещал на завтра еще кое-что, а сейчас попросил дать возможность людям отдохнуть. На том и закончилась наша первая встреча.

На ночлег наших гостей приглашала каждая группа к своему костру.

Предлагали свои небогатые угощения. Не знаю, понравилась ли им встреча, а о том, что ночлег не понравился, так это наверняка. Спать под открытым небом в декабре месяце им, по всей видимости, давно уже не приходилось. А у нас лучшего мы ничего и не могли предложить. Да еще в такой момент какой сложился в данный период.

На другой день, когда проснулся, все уже были на ногах. Горели бездымные костры, партизаны сидели группами вокруг костров чем-то сосредоточены. Оказывается Яков Борисович поднялся раньше меня и раздал принесенные нами газеты. В каждой группе был свой чтец, один читал все остальные, затаив дыхание, внимательно слушали. Когда все газеты были коллективно прочитаны, каждый хотел сам лично прочитать и увидеть написанное своими глазами. Целый день продолжалось обсуждение прочитанного и услышанного. Наши гости были в центре внимания. Если где-либо заходил спор о том или ином событии, всегда обращались к кому-либо из гостей, как к непосредственному авторитету, его слово решало всякие возникшие сомнения или недоразумения.

Где-то в обеденную пору, ко мне подошел Борис Колошенко, видел, его беспокоит безделье. Ведь он пришел с группой выполнять задание командования, а мы ни чем не можем им помочь. Как мог его успокоил. Сообщил, что послан человек и скоро будут прибывать и нужные им люди. Сам я точно не был уверен в скором прибытии нашего командования. Все зависело от обстоятельств, от них независимых. Поэтому решил послать группу разведчиков за Вислу с целью разведки немецких оборонительных укреплений. Решая вопрос о составе разведгруппы, мы немного поругались с Яковом Борисовичем Письменным. Учитывая важность этой операции, я хотел сам возглавить эту группу. Письменный доказывал, что он должен пойти во главе этой группы, мотивируя тем, что мне как начальнику штаба Обвода, необходимо находиться на месте и как можно быстрее обеспечить связь Федоровской разведгруппы с командованием ГЛ, а также собрать своих людей для отхода в Соединение Федорова. И как самый главный козырь своей правоты, что он как инженер - капитан лучше разберется во всех оборонительных сооружениях оккупантов. Доводы Письменного поддержал старший лейтенант Колошенко, мне пришлось с ними согласиться. Итак, командиров разведывательной группы за Вислу был назначен наш комиссар, инженер-капитан Письменный Яков Борисович. Ему и было предложено подобрать самому остальных разведчиков из числа наших ветеранов, которым мы доверяли как самим себе. В группу вошли такие товарищи как Владимир Ремезов, Гено Джавелиоре и другие, всего - двенадцать человек. Было включено несколько польских товарищей, которые хорошо знали те места, в группу вошел и наш прославленный партизан Николай Мелюх. Решили подождать еще одни сутки, если за это время не прибудет командующий Обводом Мечислав Мочар, наши товарищи уйдут в разведку, не ожидая его. В тот день в лес прибыло еще несколько наших польских товарищей из местных гарнизонов. Они сообщили, что прошлой ночью виделись с Яном Голодом "Кирпичным", который ушел в село Головно навестить раненых. О моем прибытии из-за Буга, по их словам, он не знает. Поэтому решил, не ожидая прихода, пойти в тот район и разыскать его. Вечером, с группой 7 человек, мы ушли из лесу. Как после выяснилось, Голод побывал дома, там ему сообщили о моем приходе. Не медля ни минуты, он поспешил обратно в Парчевский лес и мы с ним разминулись. Когда через дня три возвратился в лес, не застал там ни Голода, ни наших забужскх разведчиков. К этому времени прибыли в лес еще несколько мелких групп из 1-го, 5-го батальонов. Разведгруппа Письменного ушла на задание за реку Висла. В лесу находилось человек 80 партизан, которые томились от безделья и пищи. Сразу после моего прихода, собрал всех людей и сообщил им о предложении командира Соединения Героя Советского Союза генерала Федорова, о своем решении покинуть Польшу и уйти в Федоровское Соединение. Мое сообщение было воспринято с большой радостью. Особо всех радовало, что из партизанского соединения Федорова можно писать письма родным да не только писать, но и получать. Сам я понимал предложение прославленного партизанского генерала о переходе наших людей в его соединение как приказ. К тому же наше место на Люблинщине займут специально подготовленные две партизанские бригады, укомплектованные людьми польской национальности. Это бригада им. Костюшко под командованием Яновского (Леон Косман) и бригада им. Ванды Василевской под командованием Станислава Шелеста и комиссара Виктора Александровича Кременицкого.

До прихода нашей разведки из-за Вислы мы решили провести несколько прощальных операций. В ночь на 26 декабря 1943 года уже в который раз овладели городом, вернее, не городом, а местечком Остров. Жандармов в городе не было, а только польская полиция, которая при нашем появлении разбежалась. Все, что оккупационная администрация восстановила после последнего нашего овладения городом, мы снова разрушили. Спалили почету, Гминну. маслозавод и другие административные учреждения фашистов. Запаслись продуктами и к утру ушли снова в лес. Операция прошла удачно. С нашей стороны не было ни раненых, ни убитых. На другую ночь с 27-го на 28-е декабря заложили мину на ж/д Луков-Люблин. Был уничтожен паровоз, 14 вагонов с автомашинами. Ночью 28 декабря ушли в Парчевские леса в район Романовских лесов. Разместились всем отрядом недалеко от деревни Жуков. Люди отдыхали. Мне до прихода разведчиков предстояло еще несколько неотложных дел. Первым долом нужно было по возможности собрать остальных своих людей, узнать состояние раненных с тем, чтобы забрать их с собой за Буг. Побывал в деревне Головно. Там в деревне и на колониях находилось 13-14 раненных. К моей радости все они могли самим передвигаться. Наш доктор, который был ранен в последних боях, сам лечился и оказывал нужную помощь остальным. Неутомимыми помощниками у него были Ира Гаюсь и Неля Голодчук, а также местные жители, которые всем, чем могли, оказывали помощь нашим товарищам.

В районе села Грабувка произошла необычная встреча с нашим давнишним товарищем старой коммунисткой, соратником Яна Голода, Наташей Стельмах. Как только была создана рабочая польская партия, Наташа принимала активное участие в создании местных партийных организаций в ближайших селах. По всей видимости, о ее деятельности было известно жандармерии. За ней была организована настоящая охота, фашисты за всякую цену хотели уничтожить или запрятать в лагерь смерти этого опасного для них человека. В конце концов им удалось ее схватить в селе Грабувка, где она проводила собрание с местными активистами Армии Людо-вой. О том, что она в Грабувке мы не знали. Но помню точно, что 3-го или 4-го января 1944 года я с группой партизан находился в лесу, как мы его называли, Грабувская гора. Лес находился от села в одном километре. В часов 9 утра слышим в селе стрельбу. Мы выскочили на опушку узнать, в чем дело. Перед нами открылась такая картина - К лесу бежит раздетая, босая женщина, за которой гнались человек восемь жандармов, стрелявших на ходу из автоматов и винтовок по беглянке. В метрах 300 от опушки леса бегущая упала. Жандармы уже не спеша подходили к ней. В этот момент мы ударили по ним из пулемета и автоматов. Двум удалось уйти, а остальные остались лежать там, где их настигли наши пули. Когда мы подбежали к женщине, она лежала словно убитая, с ноги струилась кровь. Мои товарищи не знали, кто эта женщина. Кто-то из наших перевернул ее лицом кверху. Я узнал ее и как-то само собой воскликнул:

- Товарищи! Это же Наташа, вот сволочи, какого человека погубили.

Вдруг, она открыла глаза и потом снова закрыла.

- Живая я, жива, - проговорила она еле слышно.

Мы подняли ее и быстренько унесли в лес. На дворе начало января, погода морозная и холодная. Она была босая и почти что голая, раздетая, избитая и раненая. Чем могли ее немного одели, а обуть было не во что. Быстро отнесли ее дальше вглубь леса. Там нас догнали наши товарищи, которые "обмундировывали" убитых жандармов. Кое-как забинтовали ей ногу, обули и одели в жандармский мундир и четыре наших товарища унесли ее на колонии в Дембов к нашим знакомым. Остальные остались наблюдать за Грабувкой, ждать развития дальнейших событии. Но жандармы ни в тот, ни в другой день в селе не появлялись. Вечером зашли к "Бабке" - Марии Жигалюк с целью достать нужных медикаментов и бинтов. Дома ничего такого у нее не было. Анну послала до соседей Романючки, у которой лежал раненым Иван Никишин. Там нашлись бинты, иод и другие медикаменты. Пока Анна ходила за медикаментами, старая Жигалючка нам рассказывала о событиях в Грабувке. Заканчивая свое повествование, сказала, что в Подвурье наехало "пять чи шисть самоходив" жандармов, а в Грабувку ехать побоялись. Люди говорят, что там полно "партызанив, яки ждуть командырив". Не стали у "Бабки" задерживаться, поспешили к нашей "крестнице" на колонии Дембов. Когда пришли, она уже немного отошла от страха и побоев, сидела на софе и плакала. Обработали ей рану, а до этого хозяйка смазала гусиным жиром примороженные немного ноги. Хотели забрать ее с собой, но хозяйка запротестовала. Да мы сами видели, что ей нужно побыть в тепле и окончательно прийти в себя. Рана оказалась не опасной, кость была не тронута. Когда мы через несколько дней уходили за Буг, Наташа ушла с нами. Забегая вперед скажу, что Стельмах Наташа окончательно выздоровела в партизанском госпитале и воевала до соединения с частями Советской Армии. Отыскала своего мужа, который с 1939 года находился в Советском Союзе, и снова возвратилась уже в освобожденную от оккупантов демократическую Польшу, за которую она и ее муж боролись всю свою сознательную жизнь.

К нам по немногу начали прибывать наши партизаны, среди которых было много и поляков. Одна из таких групп принесла страшную для меня весть. В бою под Островом погиб мой боевой товарищ, первый наш партизанский комиссар, старый польский коммунист Ян Голод. Не мог представить его мертвым. Для меня он был не только боевым соратником, но и большим настоящим другом, старшим товарищем, у которого я многому научился. Погиб один из лучших людей, борющихся за демократическую Польшу. Вместе с Яном погибло еще несколько наших польских товарищей, которые с момента оккупации Польшы боролись за ее освобождение от фашистов. Вот что доносил в Главный штаб Армии Людовой командующий обводом Мечислав Мочар:

“...Произошло несчастье, после совещания, о котором писал, в котором принимали участие Казимир Ткачек, Ян Голод, Юзеф Шиманек, Мечислав Бакун, начальник штаба ОК и делегат из-за Буга. По окончании заседания все разъехались. С ними было еще двое гвардистов. Под Островом немцы сделали засаду. В оном месте погиб Юзеф Шиманек, при нем остались Мечислав Бакун и делегат из-за Буга с автоматами. В то время "Кирпичный" и "Казик" и два гвардиста пробивались на другой мост, где была вторая засада немцев. Там были убиты Ян Голод и Казимир Ткачек и один из гвардистов...”

Как после выяснилось, все произошло следующим образом. По прибытии Яна Голода в Парчевский лес, вместе с делегацией А.Ф.Федорова ушли на встречу с Мочаром, который еще не прибыл. Через несколько дней прибыло командование IY нашего округа товарищи Казимир Ткачек, Юзеф Шиманек, Мечислав Бакун. Через день прибыл и командующий "Метек". К тому времени делегаты из соединения Федорова ушли обратно за Буг, остался только один Борис Колошенко. На совещании собрались в районе села Бурадов (северная окраина Парчевского леса). После совещания, а было оно 6 января 1944 года, по возвращении попали в засаду немцев.

У меня была возможность сообщить о смерти Яна Голода его родным, но я ничего им не сказал, просто не хватало мужества принести им страшную весть.

Хочу рассказать кратко еще об одной семье, которая на протяжении всей нашей партизанской борьбы в Польше оказывала нам активную посильную помощь. Это - семья Голодчука Стефана, которые проживали на колониях Мутвицы. Семья состояла из 4-х человек: глава семейства Стефан Голодчук, инвалид первой мировой войны, его жена и двое детей - Девятьнадцатилетняя Анелия и еще подросток Стасик.

Если в семье Жигалюк фактически главой семьи была "Бабка" - Мария Жигалюк, то в семье Голодчуков первый голос в семье имела их дочь Неля. Мутвицкие колонии находились в районе Романовских лесов. Сами Голодчуки жили фактически в лесу Конце под грабовской горой. Еще в 1941 году, когда появились наши пленные на польской территории, каждый из них, кто хотел пройти на восток, старался идти больше лесом, и только крайняя нужда вынуждала выходить из леса - достать продукты питания. Естественно, что дом Голодчуков, который находился фактически в лесу, был счастливой находкой для "беглецов". Каджый из военнопленных, кто проходил через этот район, не миновал их дома. Днем отсиживались, набираясь сил, а с наступлением темноты покидали хутор. Хотя сами Голодчуки были очень бедны, они никогда никому не отказывали в куске хлеба или кружке молока, делились всем чем могли. Многие партизаны нашего отряда прошли через дом Голодчуков. Мне в 1941 году не пришлось побывать у Голодчуков, слыхал только от своих товарищей, что есть такая очень хорошая семья. В 1942 году, когда наш отряд начал активные боевые действия, и когда появились раненные и нужны были медикаменты, пришлось вспомнить об этой семье и обратиться к ним за помощью. При первом своем посещении 1-го января 1942 года в глаза бросилась страшная бедность. Небольшой домик с одной комнатой, кухней, под глухой стеной на кухне около печи были нары, покрытые жалкими лохмотьями, самодельный большой стол и скамейка. Завершала комнатную обстановку большая печь с приделанной к ней плитой. Во дворе тоже было не густо: небольшой сарайчик и стодола (клуня). Была лошадь и две коровы, несколько овец. Основным богатством - земля, которой было около 4-х гектаров возле дома. Когда я это все узнал, мне стало неудобно обращаться к ним с просьбой. Но разговор завязался как-то сам собой. Расспросил Нелю, где она училась, оказывается в сельскохозяйственном техникуме ст.Дубица, где прошла курсы медсестер, не знаю, что то были за курсы, но факт тот, что она могла обработать рану, сделать перевязку, разбиралась в медикаментах.

Спросил ее, не смогла бы нам достать бинтов и йода, она с готовностью согласилась нам помочь. оказалось, в Вишницах она имела знакомого аптекаря, который продаст ей, что нужно. Через несколько дней пришла сама. Все, что просил, Неля достала. Когда хотел заплатить за медикаменты, она с обидой от денег отказалась. Перед нашим уходом поинтересовалась, кто будет лечить раненых. Пришлось признаться, что медработников мы не имеем. Тогда она обратилась ко мне с предложением, чтобы раненых переправляли к ней домой, будут лежать в стодоле и она будет сама за ними ухаживать. Так мы и сделали. За два партизанских года многих поставила на ноги наших раненных партизан эта неказистая на первый взгляд девчонка. Были и тяжело раненые, такие как "Чуваш", Ваня Никишин и другие, за которыми нужен был особый уход. Неля была для них и врачом, и медсестрой, и няней. Все она делала с искренней доброжелательностью и любовью. Но нашелся предатель среди местных украинских националистов или может быть, с НЗС, который донес в жандармерию, что в доме у Голодчуков лечат раненных партизан.

Не помню, каким образом об этом узнал Юзеф Бородей, который немедленно сообщил нам. Вечером мы забрали от Голодчуков раненых, а утром к ним нагрянули жандармерия. Перерыли все кругом, ничего не нашли. Но это их мало беспокоило. Жандармам было достаточно, что на них было донесено. Тут же доме начался допрос и расправа над хозяином, который ничего им не сказал. Его тут же на месте и пристрелили. Неле удалось убежать через окно, после выкрика матери "Бежи!". По ней вдогонку открыли огонь, но к счастью не убили, а только ранили. Ей удалось скрыться. Мать же жандармы забрали с собой, потом после пыток переправили в лагерь смерти Майданэк, где и сожгли в крематории. Янек, на глазах которого все это происходило, был так потрясен случившимся, что заболел и остался на всю жизнь калекой. Неля была ранена в левую руку, пулей отбило несколько пальцев. Она вместе с отрядом ушла за Буг. Работала медсестрой в отряде вплоть до соединения с частями Советской Армии. После расформирования отряда в Польшу не вернулась. Осталась жить в Советском Союзе.

Прибыла наша развед. группа из-за Вислы. Был разведан большой район за Вислойй, где немцы приступили с сооружению оборонительных узлов на левом берегу реки. Весь собранный материал Яков Борисович приводил в соответствующий порядок, а я готовил людей к отбытию за реку Буг.

С разведгруппой Письменного прибыли еще человек 30 наших товарищей, так что всего нас было около 200 человек и люди каждый день прибывали. Не знаю, как-то оно получилось или кто-то из поляков, а может, кто из наших пустил слух, что Федор получил специальное задание из Москвы собрать всех советских людей и переправить через линию фронта. Как будто я имею специальное удостоверение, подписанное Ворошиловым. Люди, прибывающие к нам, первым делом просили меня показать это удостоверение. Когда им говорил, что не имею никакого удостоверения, кроме устного предложения командира партизанского соединения А.Ф.Федорова, мне не верили, говорили, что я просто не хочу показывать документ.

Приближался день ухода отряда из Польшы. Продукты, необходимые на время пути, были заготовлены, распределены между партизанами. Обувь, одежда все приведено в порядок и подогнано, чтобы в пути не было из-за этого никаких задержек.

За день до нашего ухода встретились в лесу с отрядом "Батальонов Холопских" под командование Дуды. Все члены отряда были нам хорошо знакомы. Они знали о нашем скором уходе за Буг и очень об этом жалели. Вместе провели несколько часов и расстались хорошими друзьями.

Дата добавления: 2015-07-08