На польской земле 8 страница

Раны промывали и обрабатывали вместе с Васей Покотиловым (партизаны называли его "Васей Курским" или еще проще "Вся брехун"). Он обладал каким-то особым даром на анекдоты. Мог целый день рассказывать и все новые, если начинает петь "барыню", полдня поет и все новые куплеты. Возле него всегда группировались партизаны, всегда слышен был смех. Такие люди, как Вася Прокотилов, в наших условиях - большая находка. Возле него никогда не заскучаешь. И еще чем он выделялся - это любовью к Пожарскому делу. Любил готовить кушать и готовил очень вкусно. Он у нас был, со своим другом земляком Ваней, как бы внештатными завхозами. Вот с этим Васей мы шефствовали над своими ранеными. Правда спирт Все не доверял, к нему он был не равнодушен.

После ужина приказа доложить командирам о наличии боеприпасов к винтовкам и пулеметам, наличие гранат. Когда мне доложили, я ужаснулся. Завтра воевать было нечем: 5-6 патронов на винтовку, по два магазина на ручные пулеметы и 120 патронов на станковый пулемет. Пять минут боя и полностью обезоружены.

- Вот что, дорогие товарищи командиры. Завтра в бой с карателями не вступаем, только в крайнем случае, если другого выхода не будет. Тактика та же - постоянное движение, а в бой не вступать, - сказал своим помощникам и посоветовал ложиться отдыхать.

Эту ночь охрану несла рота грузин, на них я надеялся. Люди дисциплинированные и серьезные. На них всегда можно положиться не подведут.

Не представляю, каким чутьем узнавали мои связные местоположение отряда, но находили меня всегда. Сегодня, поздно вечером тоже пришло несколько человек. Каждый из пришедших спрашивал, что за праздник был у нас вчера. Отвечали им, что не было никакого праздника. Связные не верили. Вы своим пением всполошили все немецкие гарнизоны, которые распологались в близлежащих селах. Связной из Макошки говорил, когда вы начали петь, у эсэсовцев поднялась тревога, все повскакивали на двор с оружием и долго стояли, слушая песни партизан. Утром 8 декабря вызвал к себе Васю Вакунина и попросил отыскать в лесу самое глухое место, куда редко кто заходит.

Таким местом оказался загайник - очень густой молодой сосняк.

Растаявший снег скрывал наши следы. После очень скромного завтрака - уже кончались наши продовольственные запасы, мы расположились этом загашнике. То было действительно место, куда вряд ли кто заходил. Выгодно было и тем, что удобно вести оборону, так как примыкал к неочищенному большому лесу. Для охраны и наблюдения за карателями была выделена группа человек 25, которые должны были следить за продвижениями эсэсовцев.

Но день прошел спокойно. Каратели без стрельбы походили по просекам группами и выбрались из леса. Правда, вечером мы неудержались, обстреляли одну такую группу. Было убито 3 эсэсовца. Остальные, не сопротивляясь, разбежались.

После неудач, которые каратели имели в первый день боев с нами, они решили за свое поражение отомстить на местном населении. 7 декабря они провели страшную по своей жестокости "карательную" операцию.

В селе Вялка согнали 96 человек мужчин, безоружных мирных жителей и всех их расстреляли. В этом районе это была первая "операция", где они со звериной жестокостью расправились с ними, чем не повинным мирным населением. Эта расправа над мирными жителями угнетающе подействовала на нас, партизан. Мы чувствовали в какой-то мере повинными себя за гибель почти сотни жителей села. Первое время жители села Бялка так и подумали: они винили нас, партизан, в гибели своих кормильцев. Когда 9 декабря мы зашли в село, жители в большинстве своем настроении были враждебны к нам, в разговоры с нами не вступали. Мол, видите, что через вас натворили каратели в селе.

Это были траурные дни, дни горя и слез, нам не нужно было заходить в село. Правда, Сидор, Больцежак и Шиманский, другие польские товарищи, да и "Кирпичный", который к тому времени прибыл в лес, думали иначе. Факт звериной расправы над мирным, ни в чем не повинным населением гневным эхом разнесся по всей Польше. О событиях Вялке сообщала подпольная пресса РРК и Страниства Людового. Даже пролондонское формирование АК и те сообщали о зверствах карателей в Вялке в своей нелегальной газете, правда, с неожиданными для нас выводами. Мол, нужно прекратить борьбу с оккупантами, сидеть спокойно, ждать нужного часа. А борьба в настоящий момент приносит мало эффекта, зато приносит большие потери и страдания местного населения.

Но простые люди Польшы думали иначе. В стране среди прогрессивных и честных людей звучал гнев и негодование зверствам фашистов. И эта грозная сила гнева поднимало народ на активную борьбу с оккупантами.

По инициативе районного комитета ППР мы тоже решили ответить ударом по фашистской администрации в Городе Острове Любальском.

Вечером 9 декабря мы уже знали, что карательные войска Глобника покинули район Парчевского леса. А через несколько дней появилось сообщение в печати о разгроме "большевистских банд" в парчевских лесах. Горечь трагедии в селе.Бялка немного улеглась, партизанская жизнь в Парчевском лесу входила в нормальную жизнь.

Партизаны нашего отряда были в приподнятом настроении, они поверили в свои силы. На опыте убедились, что врага, превосходящего в силе в десятки раз, можно бить малыми силами. Они блестяще сдали экзамен называться партизанами. Мы, командиры, тоже были довольны своими людьми и результатами трехдневных боев с карательными войсками немцев. По нашим сведениям, со стороны оккупантов принимало участие только в лесу, более 1000 солдат, не считая гарнизонов, которым был окружен Парчевский лес. Перед нами сейчас стояла трудная проблема - боеприпасы. Без патронов к нашему оружию мы были беспомощны.

На этот раз нас опять выручили польские патриоты, а вернее, К.Сидор. Снова был вскрыт тайник, и мы получили несколько тысяч патронов, так нужных нам. Наша несколькодневная бездеятельность беспокоила партизан. Подходили часто к нам рядовые партизаны и командиры с одним и тем же вопросом: почему ничего не делаем, почему бездельничаем? Как мог, успокаивал, говорил, чтобы отдыхали после боев. Об операции на Остров знали кроме меня еще Больцежак "Юзек Испанец" и "Кирпичный" наш комиссар. К Голоду мало обращались, а вот нашего "Испанца" осаждали ежедневно. Просили его "подействовать" на меня, чтобы посылал на боевые операции. После проведенных боев партизаны еще больше привязались к Юзеку. Где он, там всегда веселье, смех. Своей душевной простой искренностью и веселым нравом все больше завоевывал наши сердца. А вот к Голоду партизаны как-то охладели, может, то, что он не участвовал в последних боях, как известно, общая перенесенная смертельная опасность, бой, проведенный разом, роднит людей. Может, считали чересчур серьезным человеком и не хотели тревожить, отвлекать от серьезных дел. А дела у "Кирпичного" были действительно серьезные. Он создавал партийные ячейки ППР в селах и районах. Он готовил польский народ к грядущим боям с реакцией, за демократическую Польшу. Эта работа была действительно серьезная и очень нужная. С созданием Польской рабочей партии на всей территории Польшы развернулась острая политическая борьба за завоевание польского населения на свою сторону между политическими подпольными партиями. В основой, на мой взгляд, эта борьба велась между тремя ведущими партиями: НД (Народными Демократами) с военной организацией АК(Армией Краевой) - буржуазная партия полностью поддерживающая Лондонское эмигрантское правительство; она из сильных реакционных партий - Страшиство Людово (Крестьянская партия) с военной организацией Батальоны Хлопски, объединяющая большую часть крестьянства Польшы; ППР с ее военной организацией - Гвардия Людова. Вот между этими влиятельными партиями и шла непримиримая борьба. Голод был одним из активнейших борцов Польской Рабочей партии. Я не обижался на него за простоянное отсуствие в отряде. Понимал великую значимость его работы среди масс.

Сидор вместе с учителем с Острова, Голавским производили разведку Остроова. После тщательной разведки Казик доложил штабу суть дела, после чего был разработан план операции. Помимо партизан нашего отряда в операции принимали участие местные гарнизоны ГЛ Острова и близьлежащих сел. Сбор всей боевой группы, которая должна принимать участие в овладении г. Остров, был назначен на русском кладбище, это на восточной окраине г.Острова. Мы из лесу прибыли в точно назначенный срок - 20.00. Польские товарищи были уже на месте. В задачу Сидора и Гулавского входило в обязанность обеспечить каждую нашу группу проводниками, так как мы города не знали. Было создано 5 ударных групп и две группы прикрытия.

Первая группа прикрытия во главе с Давидом Чванадзе занимала оборону на дороге Остров - Любартов, в ее обязанность входило отрезать т/ф связь и уничтожить, в случае появления в Любартове, жандармерии.

Вторая группа прикрытия выполняла аналогичную задачу на дороге Остров - Парчев.

Рота Анатолия Степаненко вместе с польской группой во главе с Николаем Мелюхом брали полицейский участок, а я с ротой Колубелова И.Д. брали магистрат, на почту был послан с группой Чуваш, на молокозавод (молочарню) - Голод, Больцежак и Сидор со своими местными гвардистами должны были ликвидировать рефектив и шпиков гестапо.

По моей команде операция началась. Проводники знали свое дело, и ни без каких затруднений провели группы к объектам овладения. Операция проходила успешно по всем объектам, за исключением полицейского участка, где полицией было оказано сопротивление. Но подоспевшие группы "Мспанца" и "Чуваша" быстро решили исход дела. Комендант полиции был убит, несколько полицейских ранено и 7 человек сдались в плен. Пленных и раненых отпустили, отобрав оружие. Все другие объекты также были разрушены, а что можно было уничтожить - уничтожено. В магистрате уничтожили все документы. Секретарь - гестаповец хотел оказать сопротивление, но был немедленно расстрелян.

Операция прошла без потерь. Не повезло только нашему комиссару.

Когда он вскочил в молочарню и начал все разрушать, на глаза "Кирпичному" попало несколько десятков бутылок, он подумал что это ситро и решил уталить жажду. Откупорил одну и хотел выпить. На самом деле это была эссенция. Попалил себе горло и все во рту.

Наши взяли большие трофеи. Оружие, боеприпасы, гранаты. Пишущую машинку, много чистой бумаги, продовольствие и одежду. Имущество гестаповских прихвостней было конфисковано.

Сигналом "зеленая ракета" было оповещено о завершении операции. С трофеями на 8 подводах мы отошли в лес. К утру были уже на месте. Настроение у всех было приподнятое. Отдыхать никто не собирался. Делились впечатлениями проведенной операции.

Слухи, о занятии Острова партизанами, разнеслись по всей северной части Люблинской области. Как всегда водится, размеры операции были в несколько раз преувеличены. Народ радовался нашим успехам. На другой день в Остров приехала на автомашинах огромная колонна эсэсовцев и гестапо, мирного населения не тронули

Через несколько дней к нам в лес прибыло большое начальство. Секретарь Люблинского обкома ППР т. Славинский Ян и председатель ЦК ППР Хелковский Гиляра, псевдонимы которых были соответственно "Тифус" и "Длинный Ян". Хелковский и на самом деле был длинным. Рост высокий и лицо длинное. Эти товарищи рассказали нам много радостного - о провале немецкого наступления и окружении немецкой группировки под Сталинградом, о разгроме армии Гота, который хотел соединиться с окруженной группировкой Паулюса и разорвать кольцо окружения, об успехах наступающих наших войск на других участках фронта. Сколько было радости и гордости за свою армию, за свой героический народ.

Но радость наша была недолгой. 24 декабря лес был снова окружен.

Начался второй этап боев с карательными войсками СС в Парчевском лесу. Ночью с 24.12 на 25.12.42г. мы хотели незаметно для карателей найти проход из леса и уйти из этого района, но незамеченными уйти не удалось, лес был окружен сплошным кольцом.

Правда, находились среди нас товарищи, предлагавшие с боем пробить брешь в немецком кольце и выйти из леса. Я на такой риск не пошел. По моему соображению, такой шаг мог стоить жизни всего отряда. Мотивировал тем, что в данный момент вокруг леса находится большая группировка эсэсовских войск и к месту прорыва они смогут в кратчайшее время сосредоточить значительное количество своих сил и окружив нас, уничтожить на открытом поле. Такого исхода я боялся. Большинство командиров со мной согласилось. За прорыв с боем были Чуваш и Анатолий. Остальные товарищи поддерживали меня. Уже без моего участия вспыхнул спор между командирами. Анатолий и Чуваш говорили, что сильным ударом пробьем кольцо окружения и форсированным маршем уйдем от войск карателей до момента их сосредоточения в этом районе. Мне не приходилось удивляться горячей убежденности этих товарищей. Их смелости и отваге можно было только позавидовать, а вот хладнокровной оценки ситуации им не доставало. В решении вопроса "как быть" в данной сложившейся ситуации мне помогли такие товарищи как мой помощник по вопросам польских партизан т.Больцежак и один из самых разумных и хладнокровных, понимавший положение дел и видя перспективу, политрук 1-й роты т.Ремезов В.Е.. Своей спокойной убедительностью он проанализировал ход предстоящих событий и доказал, что в данный момент прорыв с боем немыслим. Юзя польскими и русскими словами горячо доказывал пагубность такой операции. Пойдем на прорыв - значит, погубить отряд.

Я не встревал в их дискуссию. Мне хотелось, чтобы каждый командир осознал правильность моего решения. Ничего не стоило прервать дискуссию и волей единоначальника приказать выполнить принятое решение. Пусть каждому до сердца дойдет, что это решение единственно правильное. В конце концов, стало видно, сторонники прорыва признали пагубность своих предложений. Согласились не ведение боя в лесу.

Многие бывшие или и настоящие командиры, наверное, прочитав мои записки, скажут - тоже себе, единоначальник допустил обсуждение своих предложений, как на колхозном собрании. Что можно сказать таким товарищам, если они будут? У нас небыло вышестоящих начальников, которые подсказали бы нам правильное решение. В данный момент мои товарищи были военным советом, где в полемике рождалась истина. Но зато принятое решение выполнялось беспрекословно. В этих спорах я находил то главное, правильное и необходимое, что нужно было принять к исполнению в создавшейся ситуации.

Если человек всем сердцем будет понимать правильность принятого решения, он будет выполнять его как свое решение.

Прибыла "делегация" с "базара", там тоже знали о предстоящих боях. Народ был в панике. Хилю было приказано нести усиленное наблюдение за карателями и обо всем докладывать в штаб. В трудную минуту обещал помочь, хотя не знал, как сложится наша судьба. Выпал большой снег, сильно усилились морозы до 20-25 градусов, а может и больше, каждый наш шаг обозначался на снегу. В данный момент снег и мороз были на стороне карателей.

Вечером 24 декабря 1942 года в нашем лагере не слышно было ни песен, ни смеха. Люди все были сурово сосредоточены, они готовились к новой схватке с врагом, превосходящим нас в людях и оружии в 10-15 раз. Если в первых боях наблюдалась растерянность и даже обреченность, то сейчас у партизан чувствовалась уверенность в своих, хотя ми не больших силах. Вера в товарища, суровые, совместно перенесенные испытания сближают людей, как-то по-особому роднят их. Сейчас и мы, командиры, безгранично верили в своих товарищей по оружию. Если в боях в начале декабря была проба наших сил, и мы не знали, как поведут себя партизаны в минуты смертельной опасности, не пересилят ли инстинкт страха и не разбегутся в панике кто куда, то сейчас мы верили: наши люди готовы к любым испытаниям и выдержат их при любой ситуации.

Утром проснулись все очень рано. Да и какой-то был сон при 20-ти градусном морозе. Хотя в лесу ветров не чувствовалось, мороз давал о себе знать. Сон был холодный и тревожный. Продукты были розданы каждому партизану на руки. Что не смогли забрать, передали на "базар" еврейским семьям. Используя свою старую тактику, мы оставили свой ночной лагерь и передвинулись к северной части леса, в район "Рудэ багно". Где-то часов 8 утра дозоры донесли, что немцы широкой дугой вошли в лес со стороны села Вялка - наступали на нас с юго-востока. Мы выставили усиленные заслоны в сторону Макошки и Углина, сами заняли оборону фронтом к наступающим карателям.

На этот раз эсэсовцы вели себя совсем по-другому, продвигались очень осторожно, без единого выстрела. Где и делась их беспечная уверенность, с какой они наступали на нас в начале месяца. Холод пронизывал наши тела, долго лежать невозможно. При нашей одежонке и обуви можно было поморозить людей. Решил приблизиться скрытно к приближающим цепям карателей, внезапно ударить по ним и уйти как можно дальше. Я предполагал - наш внезапный удар посеет панику в стане врага, и пока они приведут себя в порядок, мы будем далеко от них. При этом я надеялся еще на одну деталь. Если только карательными войсками командует командир, который командовал в прежних боях, то, знал нашу тактику, что мы после внезапного удара сосредоточимся на каком-то небольшом участке, разрываем вражеские цепи и заходим в тыл неприятеля. Надеялся, что на этот раз эсэсовское командование будет ждать от нас таких же действий. Когда была дана команда идти на сближение с наступающим врагом, все с радостью ее выполнили, от холода партизаны не могли выговорить и слова, все сильно померзли.

Шли осторожно за впереди идущей разведкой. Было тихо. Я стоял за сосной, пропуская партизан, сталь свидетелем разговора нескольких партизан. Эти несколько услышанных мною слов из разговора партизан, меня очень обрадовали и возвысили в собственных глазах. А слова были такие:

- Федор опять затеял какую-то каверзу для фрицев, - сказал один.

- Иди спокойно не рыпайся, Фодор знает, что делать, с ним мы не пропадем, - ответил второй.

- Да, с командиром нам как будто повезло.

Я подался дальше за сосну, боялся, чтобы они меня не заметили и не узнали, что я слышал их разговор.

Недалеко стояли Степаненко Толя и "Испанец Юзя", они тоже слышали этот разговор. Юзеф из-за плохого знания русского языка не понял смысла разговора, а Толик, обращаясь ко мне, заметил: - В тебя люди верят, это хорошо.

Я готов был расцеловать этих товарищей. Они были не с моей группы 1941 года, которые меня хорошо знали, а наверное, пришедшие к нам с группой "Чуваша", не знал их даже в лицо. Для меня эти слова, вера в меня как в командира, была большой радостью и моральной поддержкой моим командирским способностям, о которых был сам не высокого мнения. Мне всегда казалось, что делаю все не так, как сделал бы опытный настоящий командир. Стоял, задумался. Привели меня в действительность слова Юэефа: - Что замыслился, пошли, уже время.

Мы догнали наши группы, осторжно продвигавшиеся вперед. Вскоре встретили посыльного из дозора, который доложил - немцы не дольше как 500 метров от нас. Выдвинулся с дозорным вперед. Минут за 20 услыхали шум наступающей цепи карателей, негромкие команды офицеров. Быстро вернулся назад, расположил своих людей, дал команду ждать. Мои командиры знали дальнейшую задачу и довели ее до каждого партизана.

С Юзефом, Гречишевым находились позади наших цепей, внимательно следили за наступлением противника. Подошли наши дозоры. Враг был в 200-250 метрах от нас. Воцарилась тревожная тишина, напряженное ожидание боя. Мне кажется, ожидание боя самый тревожный период сражения. Сам бой не такой страшный, как его ожидание.

Эсэсовцы продвигались очень осторожно. Было слышно только поскрипывание снега под ногами и негромкие команды. Когда расстояние сократилось до 40-50 метров, поднял руку с маузером, что означала команду "приготовиться". Мой взмах руки вниз и на фрицев посыпался град наших пуль и гранат. В стане врага послышались стоны, и даже предсмертные крики.

Противник в растерянности, а может, и в панике. Еще пару залпов и мы быстрым броском отходим назад вглубь леса, на правый фланг карателей. Через 10-15 минут гитлеровцы открывают бешеный огонь по тому месту, где мы их встретили. После 20-ти минутного сильного огня со всех видов своего оружия эсэсовцы поспешно начали заходить своим правым флангом к нам в тыл, где нас уже не было.

Мы ждали этого маневра врага и, кода он приблизился к нам на близкое расстояние, мы снова открыли по ним интенсивный огонь. Враг в панике начал отступать. Мы подобрали несколько автоматов с боеприпасами и гранаты убитых и форсированным ускоренным маршем ушли на северо-запад в направлении "Сухому болоту" (Сухе багно).

Позади нас шло настоящее сражение. Сначала слышна была автоматно-пулеметная стрельба, потом разразился артиллерийский огонь. Весь этот огонь велся по пустому месту, нас там давно уже не было.

Я думал, да, наверное, и все так думали, что каратели н наступали на нас только с одного района - со стороны Бялки и когда оторвались от фашистов, повели себя недозволенно беспечно, за что жестоко поплатились.

Оторвавшись от противника на 2 километра, сделали привал. Люди проголодались, и нужно было подкрепиться. Выставленные вокруг дозоры, ничего опасного не обнаружили. Кругом было тихо, и только на востоке от нас продолжалась интенсивная стрельба, - немцы обстреливали оставленные нами позиции. На этом участке в этот день они больше не наступали. Постреляв еще часа 2, ушли они из лесу. На нашем участке по-прежнему было тихо. Немного отдохнув, мы ушли дальше на восток. Наши передовые и левофланговые дозоры не заметили прочешивающих этот участок леса немцев. Враг открыл по нас бешеный автоматно-пулеметный огонь спереди и с левого нашего фланга. Троих потеряли убитыми и двух раненными. Мы залегли и ползком отошли назад. Вышли из зоны поражения, отодвинулись на левый фланг и залегли. Каратели спешили взять нас в кольцо. Начали своими флангами заходить нам в тыл. Правый фланг врага напоролся на наш внезапный залп и в панике отступил. Однако через несколько минут мы обнаружили карателей у себя в тылу. Бой принимал опасный для нас оборот. Быстро перегруппировал свои силы, оставив небольшой заслон против правого фланга гитлеровцев, всех людей повернул фронтом назад и стал ждать приближения противника. Можно было передвинуть людей ближе к левому флангу немцев, но я не рискнул, боясь напороться на их огонь. Решил лучше дождаться приближающихся карателей с тыла и смелым броском опрокинуть их и выйти из кольца. Наш залп для эсэсовцев был неожиданным. С криком "Ура!" мы разорвали цепи врага и благополучно выскользнули из замыкающего нас вражеского кольца. С усиленными передовыми и фланговыми дозорами мы отступили в глубь леса направлением на юг.

В этом 1,5 часовом бое, как уже говорил выше, наши потери составили: 3 убитых и двое легко раненных. Я благодарю судьбу, что у эсэсовцев оказались слабые нервы. Они открыли огонь по нас с 70-80 метров. Стоило им подпустить нас на более близкое расстояние, для нас бы этот день закончился трагически. В данном случае враг применил нашу тактику: заметив нас, затаился и стал ждать нашего приближения, но как я уже говорил, нервы у них подкачали, не выдержав, открыли огонь раньше времени, что и спасло нас от небольших неприятностей.

Наших дозорных, которые прогавили врага, ждала тоже большая неприятность, и только мое вмешательство спасло их от смерти самосудом. В таком деле халатность и беспечность партизаны не прощали. Да и понять их нетрудно, из-за каких-то двух-трех ротозеев, потеряли троих своих товарищей. Мне было горько и обидно за потерянных товарищей, и в тоже время радостно за своих партизан. Хваленные, непобедимые жрицы при первом нашем залпе или нашем "Ура!" разбегаются в панике, как трусливые зайцы. А партизаны не дрогнули при страшной опасности. Ни одного паникера или труса. В не каждой регулярной части найдешь такую единую волю, выдержку и смелость.

Боясь расправы над незадачливыми дозорными, приказал их взять под стажу. Пока люди немного остынут от пережитого и смогут мыслить и рассуждать хладнокровно, ми без горечи объективно.

Наступал вечер, конец первого дня боев. Каратели ушли из лесу. Мы остановились на отдых возле Схощей. В лагере "Базар" тоже было все в порядке. Хотя бой проходил не особо далеко от них, на этот раз разум победил страх, никто из лагеря не убежал. Люди приводили себя в порядок, чистили оружие, готовили кушать, обсуждали события минувшего дня.

На совещании командиров стоял вопрос, как быть с провинившимися дозорными. Мнения разделились, одни требовали расстрела, другие изгнания из отряда, третья - лишить оружия. Вопрос был трудный, ведь потеряли трех человек, смерть партизан на совести дозорных. Между командирами разгорелся спор, доказывал каждый свою правоту. Я в начале молчал еще один человек - "Чуваш", его молчание понимал - еще не зажила душевная рана от боев на Буге.

- Федор, почему молчишь? Что ты думаешь о случившемся? Выскажи свое мнение, - обратился ко мне Давид.

Все смолкли, ожидали, что я скажу.

- Это преступная беспечность и безответственность, повлекшая за собой человеческие жертвы. Но это не измена и не предательство. Лишать их жизни, по-моему, не стоит. Мне кажется, пусть наши политработники поговорят с людьми, а потом поставим их перед лицом всего отряда. Люди сейчас остыли и вынесут свой справедливый приговор. Ориентировать только не на смерть.

Пять наших "преступников" сидели обезоруженные возле отдельного костра. Подошел к ним, решил поговорить, как же получилось, что они так не серьезно отнеслись к выполнению приказа.

Сидели молча, удрученные и виноватые. Чувствовалось, сильно переживали с случившимся несчастьем. После долгого молчания один из них обратился ко мне со словами:

- Прости нам, Федор, наше преступление, поверь, больше подобного не повторится, посылай на любое задание, умрем, но задание выполним. Сами не можем понять, как получилось, что не заметили гитлеровцев.

- На вашей совести смерть наших товарищей, и просите не меня, а весь отряд. Они будут решать вашу судьбу, - ответил им.

- От тебя все зависит, как ты скажешь, так они и решат, - отозвался кто-то из провинившихся.

Но наши политработники решили разумнее меня. В результате их разговора в ротах, с каждой роты было выделено по три человека, которые совместно с командирами и должны были решать судьбу виновных. Получилось что-то напоминающее полевой суд.

Досталось нашим штрафникам, каждый из них пережил тяжелые минуты. Но решение было строгое и нестрогое, не знаю, как его квалифицировать. Были строго предупреждены, - в случае повторения недобросовестности выполнения приказа командира, будут расстреляны. Я утвердил это решение.

На этом и окончился этот инцидент. В провинившихся товарищах мы не ошиблись, поверив их слову, впоследствии воевали они хорошо. Сейчас уже не помню, остались ли они живыми или погибли в борьбе с фашистами. Да, партизанская жизнь, вернее борьба, ставила перед командиром много таких вопросов, на которые не так просто найти правильное решение.

После трудного дня и шумного вечера люди устали. Разметались вокруг своих костров и быстро уснули. Мне не спалось. Дежурный по штабу политрук В.Ремизов, видя, что не сплю, подошел ко мне, завязалась непринужденная беседа. Вспоминали свои довоенные годы, учебу в школе, друзей. Вспоминали о Родине, которая была так далека и так нам дорога. Как хотелось быстро попасть к своим, вместе бороться с ненавистными фашистскими поработителями, делить вместе со своими все тяготы и радости. Конечно, мы понимали, что своей борьбой мы вносили какую-то мизерную каплю в победу над врагом. Уже одно то, что войска, которые враг бросает против нас, не попадают на фронт, является помощью нашей Красной Армии.

Наступил день 26 декабря 1942 года, день новых испытаний для нашего польско-советского партизанского отряда ГЛ. им. Бема.

Как только начало рассветать, мы оставили свое место ночлега и поднялись немного вверх влубь леса. Рано утром послышалась стрельба далеко на западе, до нас доносились автоматно-пулеметные очереди, где-то в стороне села Ям или немного севернее. Восток и север молчали. А та далекая стрельба нас особо не беспокоила. Выставили дозоры во все направления, сами расположились в самом центре леса. Развели бездымные костры и стали ждать, как будут развиваться события на этот день. Часам к 9 утра, а может чуть позже, дал о себе знать дозор со стороны села "Руде багно". Связной доносил, что карательные войска движутся со стороны Утмина, т.е. с северо-востока и со стороны Соек, а точнее с востока. Мы были уверены, что каратели не знают нашего точно, где мы находимся. Следы на снегу нам сегодня были не страшны. За вчерашний день лес весь был исхожен нами и врагами повсеместно. Все же решили в лес карателей далеко не пускать. Вышли им навстречу, а на прежнем своем месте развели большие дымные костры. Хотя хитрость была через меру примитивная, все же, может всеже и клюнут, ведь эсэсовцы пока нас считают низшей расой, подумают, сидят и греются "бандиты", тут мы их и прикончим. Но на такую приманку мы мало надеялись. За пять дней боев должны бы уже убедиться, что нас не так то просто застать врасплох. Но все же на всякий случай надымили на весь лес. Погода стояла тихая, морозная, дым поднимался выше леса столбом.

Сами форсированным маршем пошли на встречу карателям. Людей разделили на три группы, решил ударить одновременно в трех местах и отойти к "базару". Дозор доложил: гитлеровцы недалеко. Залегли. Начали ждать приближение врага. Слышится шум врагов по снегу, а вот и показались фашисты, которые шли осторожно, но чувствовалось, не ждут нас здесь. Слышны разговоры и отдельные команды. Последовала команда, и дружный залп винтовок и пулеметов нарушил тишину. В цепи врага замешательство, крики команд, но мы их не слушали, быстро начали отходить в глубь леса. Группы соединились и быстрым шагом пошли в сторону "Базара". Со стороны карателей открылся бешеный огонь, который нам не причинил никакого вреда. Как мы и думали каратели в глубь леса дальше не пошли. Правда, восточная группа эсэсовцев подкралась к нашим кострам и обстреляла их со всех видов оружия. Но нас это не касалось, пусть себе стреляют, мы их для того и разожгли, чтобы они по ним стреляли.

Дата добавления: 2015-07-08