На польской земле 4 страница

После всего пережитого наступила разрядка, все разом заговорили, обступили нас со всех сторон, начали зазывать нас в свои халупы (дома).

За ужином, (нас с Яном Голодом почти силой привели в дом сами пострадавшие) я поделился с Яном своими мыслями о происшедшем. Меня мучил один единственный вопрос, имели ли мы право, юридическое право судить человека, хотя и был уверен, что поступили мы правильно. Ведь вся наша жизнь и борьба на польской земле зависела от местного населения. Решая вопрос, быть или не быть, поддержит ли нас в нашей борьбе польский народ или пойдет против нас. Источником нашего существования и борьбы является он - местный крестьянин - пойдет против нас, нам не выдержать, фашистские оккупанты нас сотрут с земли.

К тому же обстановка в Польше была в тот период очень сложная. В народе Польшы отсутствовало единство, хотя они все ненавидели фашистских оккупантов. В то время я еще не знал всей этой сложности и поэтому не знал, какое огромное значение имел совершенный нами суд над бандитами. Но об этом напишу позже, а сейчас вернусь к событиям сегодняшнего дня.

Ян, конечно, меня успокоил:

-Бандит, это тот же враг и даже, может, страшнее от фашистов, - сказал он.

- Партизанское движение еще только зарождается, народ, по существу, еще не различает, где партизан, который посвятил себя борьбе с оккупантами, а где просто болтающийся русский или поляк, у которого единственная цель - пережить это смутное время и сохранить себе жизнь. Для местного населения все мы в это время именно те, которые стремятся только пережить. Впереди у нас будет очень много подобных, а может и серьезнее трудностей, и мы уже сейчас должны готовиться сами и готовить людей на борьбу с этими трудностями. Борьба предстоит жестокая и не толь с оккупантами, но и с местной реакцией и националистами, о которых ты еще имеешь смутное представление. В будущем ты убедишься в правильности моих слов. А сейчас, Федор, к тебе у меня личная просьба, дело очень серьезное, я хотел бы тебя просить отнестись к ней очень серьезно. При нашей первой встрече кратко тебе уже рассказал о нашей подпольной коммунистической борьбе в довоенной Польше, я и мои товарищи по борьбе, в начале тридцатых годов были схвачены охранкой и судимы. Только будучи уже в заключении нам стало известно о предательстве. Среди нас находился провокатор, который работал на охранку и всех нас выдал. Уже сейчас, налаживая контакты с бывшими коммунистами и сочувствующими нам, я узнал - провокатор жив, успел уже снюхаться с гестапо, и продолжает свое подлое дело, служа новым хозяевам. И само страшное, он знает о моем возвращении из СССР и о моей работе в данный момент. Пока он жив, надо мной висит ежеминутная угроза провала, а как ты сам говорил, моя основная работа - среди местного населения.

- В чем заключается моя помощь? - спросил его.

- Провокатор должен быть уничтожен, он это заслужил уже давно и много раз, притом нами был приговорен к смерти еще до войны.

- Кто он и где проживает, - спросил я.

- Прилепа, проживает в селе Любечеве... Но имей в виду, это хитрая и умная сволочь, и так просто в руки он нам не дастся, тут нужно придумать и нам какую-то хитрость.

- Он немецкий язык знает?

- Нет, - ответил Ян.

- Знаешь, как мы его возьмем? Явимся к нему под видом немцев. Я знаю немного немецкий, мне нужен переводчик, даже не обязательно ему надо знать немецкий язык, лишь бы хорошо говорил на польском. Приедем к нему под вечер и вызовем в Парчев, вывезем за село, там и с ним покончим. Нужно только хорошую тачанку и пару лошадей. Полицаем мы нарядим своего, хотя бы Максима, а вот как с переводчиком думай сам. Знаю, конечно, тебе появляться ему на глаза нельзя, как подойдет такой вариант?

- Переводчика найдем, но имей в виду, он вооружен, по не точно проверенным данным, у него имеется станковый пулемет.

После ужина мы все возвратились в Грабовский лес. Этот лес сам по себе не велик, но имеет одно преимущество: он соединяется с большими жуковскими лесами и болотами, поросшими непроходимыми кустарниками и деревьями. Был уже февраль месяц 1942 года. В этот год весна в Польше была ранняя, снег полностью сошел с земли. Каждый день к нам прибывали люди одиночки и по 2-3 человека, некоторые с оружием, а большинство без оружия. С увеличением людей появлялись и новые проблемы и первая из них - питание. Одно дело прокормить 18-20 человек, совсем другое - 70-80. На первых порах опять выручали нас местные жители. С помощью Голода и других польских товарищей, с которыми меня познакомил Голод, я расширил круг своего знакомства с населением. Знали нас не только в Руссилах и Грабовке, но и Мостах, Головно, Загайках, Мутвицах и других селах.

На нашу дружбу с население близлежащих сел сильно повлияла наша акция по уничтожению бандита в селе Грабувка, никогда не представлял и не думал, все эти события отозвутся таким эхом в целом районе. Люди, которые не были свидетелями этих событий, рассказывали о них по-разному.

Мария Жигалюк, когда мы через несколько дней зашли к ней, сразу же поспешила нам сообщить новость:

- Цилэ вийсько спадохрониетив (парашютистов) появилось в Грабувке и карають всих на смерть, кто грабуе и кривдыть наших людей, сам Сталин дав такой росказ (приказ).

Но основная масса населения знала о тех событиях, так как оно было на самом деле, поэтому наша группа пользовалась большой любовью у населения. Если где-либо появлялись любители "поразвлечься" с девушками или забрать у хозяина какую-либо девушку, то только одно слово "Федор" охлаждало их пыл. Расскажу такой случай. Была у нас одна знакомая женщина уже преклонного возраста, всегда радостно встречала нас и делилась, чем могла продуктами, а жила она не бедно. При очередной нашей встрече она с плачем, начала мне жаловаться на "лесных", которые забрали насильно какие-то вещи, а потом обратилась ко мне с просьбой:

- Федор, дай мэни такий папир, щоб мэнэ не грабувалы.

Я стал ее убеждать, ничего мол, не даст моя бумага, но "американка”, так мы звали ее между собой, все же настаивала. В общем, написал ей такой документ приблизительно такого содержания: "Гражданку Романюк не трогать, это наш человек, кто ее обидит, дело будет иметь со мной" и поставил подпись "Федор". Дал этот "документ" и забыл о нем.

Не можете себе представить, когда, может быть, через год или больше при встрече с ней, чуть не обнимая меня, начала благодарить. Как стало понятно из ее рассказа, оказывается мой "документ" ей очень помог, много молодчиков легкой жизни появлялось в ее доме, но, прочитав "документ" оставляли эту хозяйку в покое, без ее согласия ничего не брали. Через много лет спустя, находясь в ПНР, я встретился с этой женщиной и она, смеясь, сказала, что хранит до сих пор мой "документ".

Вот так потихоньку начали мы завоевывать симпатии польского населении. Если где-либо появлялись такие группы или одиночки, люди шли к нам с жалобами, и мы всегда старались отреагировать на эти жалобы, сколько могли, боролись с грабежами и бандитизмом.

Был такой еще случай. На колонии Каплюносы появилась вооруженная группа в количестве 8 человек, поселилась в стодоле (клуне) одного такого же, как они сами хозяина, ночами делали нападения на жителей, забирали продукты и другие вещи, все это через хозяина обменивали на биндер (самогон) и преспокойно себе жили. Местные жители нам указали на это кубло,прямо днем мы окружили стодолу, обезоружили пьяных молодчиков и, кода они поняли, какая над ними висела угроза, чуть не на коленях с плачем стали простить нас о пощаде.

Мы им простили, оружие, конечно, у них забрали. Немного позже все они были приняты, в отряд и не плохо воевали, некоторые погибли, а остальные дожили до дня победы. Я не буду называть из имена. Неприятно вспоминать на старости лет об временной слабости, да и своей честной борьбой они ее искупили.

Может быть, кому-либо прийдется читать мои воспоминания, скажет, что это Ковалев всех показывает, как бандитов и грабителей. Нет, дорогие товарищи, подавляющее большинство людей, с которыми мне пришлось иметь дело - были настоящие люди, не щадивших ни сил, ни жизни в борьбе с оккупантами, даже не зная о том, будет ли когда известно их родным и близким об их борьбе. Но, как и во всяком обществе, бывают выродки и среди нас, о которых написал выше. Еще не раз мне прийдется вспоминать о таких одиночках. Только тот, кто там был в то время, зная ту обстановку, понял бы, сколько вреда из-за отщепенцев наносилось нашей борьбе.

В это время наше вооружение пополнилось станковым пулеметом. Как я уже вспоминал выше, нам предстояло ликвидировать агента бывшей польской охранки и гестапо, предателя Прилежу. Как-то так сложилось, сейчас уже точно не помню, но явились мы к Прилеже без транспорта, а пешком. Дом, где жил предатель, нам показал Голод и вот мы, т.е. в форме немецкого офицера Дмитриев А.М.(Максим) и Толя Степаненко в форме украинской полиции, появились перед домом Прилежи. Постучали, нам долго не открывали, по всей видимости, пока не признали в нас представителей власти. Когда мы зашли в дом, там как раз хозяйка жарила или варила колбасу. Нас, конечно, приняли, как подобает "высоких" гостей, пригласили за стол. Но мы отказались. На немецком языке предложил хозяину сопроводить нас в город Парчев. Толя перевел мои слова на украинский язык, которые он прекрасно знал. Хозяин под присмотром "Максима" запрягли лошадь, намостили на воз сена. Мы все сели и поехали. Когда выехали за село, к нам подошел Ян, предатель понял, что наступил час расплаты. Даже не стал проситься, всего только и сказал: "Так вот какие вы немцы".

Ян Голод припомнил ему все его "деяния" и тут же с пистолета прикончил. На его же подводе мы вернулись во двор провокатора, жене сказали, что ее муж убежал. Раз убежал, значит, является преступником перед оккупационными властями. Сделали обыск, под подушкой на койке обнаружили пистолет системы "Парабеллум", по всей видимости, подарок новых хозяев - Гестапо, а в стодоле под сеном - станковый пулемет с двумя лентами. Так закончилась операция "Предатель".

Моя группа увеличивалась. Ежедневно кто-либо приходил. В это время прибыл к нам с несколькими товарищами Владимир Егорович Ремезов. Этот тихий и всегда спокойный 20-летний парень впоследствии стал одним из моих помощников в организации и укреплении дисциплины в отряде. Сын потомственного шахтера с Рутченково Донецкой области, своей смелостью и искренностью скоро завоевал большой авторитет не только среди своих товарищей по оружию, но и среди польского населения. Всегда уравновешенный и спокойный, если он мало говорил, то много пел, за его красивый голос полюбили его товарищи, особые симпатии к нему питал Ян Голод. Володя, во всех начинаниях комиссара Яна, был первым его помощником. Этот человек, с которым можно было идти в разведку - не подведет. Сам он вышесреднего роста, блондин с вьющими волосами, правильным красивым лицом.

В зто время появился в отряде еще один Володя, лейтенант, командир пулеметного взвода Гречишев Владимир Михайлович, щуплый, ниже среднего роста, тоже блондин, так же как и Володя большой (Ремезов), любил петь. До войны жил в Ташкенте, и хотя по национальности русский, песни всегда пел на узбекский лад, чем смешил очень партизан. Гречишев зарекомендовал себя смелым и грамотным воином партизаном. Смелостью в бою, шуткой и песней завоевал себе должный авторитет среди партизан. Вскорее он был назначен начальником штаба отряда.

Так понемногу началось формироваться руководящее ядро отряда. Ко всем я внимательно приглядывался, изучал их характер, боевые способности, отношение к товарищам, потом уже определял его место в отряде. Алексей Шульженко, тот который молился у Марии Жигалюк, стал моим ординарцем, сначала старался мне во всем угодить, боялся, наверное, что я расскажу товарищам о его похождениях, а потом мы друг к другу привыкли, и как-то так получилось, куда бы я не шел, он всегда был со мной. Вообще все товарищи, которые со мной были с 1941 года, как-то по-особому ко мне относились, по всей видимости, все они по-человечески были благодарны мне. За трудную пережитую зиму 1941-1942 года. Как-никак в трудные дни болезни не бросил их, как мог, помогал выкарабкаться из болезни и подняться на ноги. После, когда отряд разросся и по занимаемому положению отдалился от них, все они на протяжении партизанской борьбы обращались ко мне не только как к командиру, а как к самому близкому человеку. Все пережитое вместе роднило нас.

Ширились мои связи и с местным населением. Еще в 1941 году, будучи больным, Мария и ее дочь Неля Жигалюки много рассказывали о Пышко, который жил недалеко от них в селе Ратаевиче, недалеко от села Долголиска. Бывший депутат (посол)сейма Польского считался в этом районе одним из видных политических деятелей довоенной Польшы. Во время оккупации сам Пышко занимался домашним хозяйством. Сын его работал у немцев, то ли агрономом, в общем, точно не знаю. Местное население относилось к нему по-разному. Большинство наших знакомых поляков предостерегали нас, считая, что он работает на оккупантов. Мы и сами знали, немцы бывали у него часто.

В один из вечеров я решил к нему зайти, как говорится, прощупать, чем он дышет. К нашему посещению Пышко отнесся, как вполне нормальному событию. В его поведении не чувствовалось ни скованности, ни страха. Познакомились, после ужина, которым нас угостила его хозяйка и дочь Зося, он пригласил меня в другую комнату, где между нами состоялась приблизительно следующая беседа:

- Ты, Федор, я о тебе все знаю, где ты лечился и чем занимаешься сейчас. Наши люди все мне сообщили.

- Кто это ваши люди? - спросил я у него.

- Видишь, Федор, ты, наверное, думаешь обо мне и о моем сыне Болеславе, что мы работаем на немцев, да, наверное, и многие люди так думают. Но все это не так, в Польше существуют силы, которые по возможности борются с оккупантом, их люди работают во многих немецких административных и других учреждениях по заданию партии. Поэтому, не разобравшись по существу, не суди о людях превратно. Я уверен, что у нас будет нужный контакт, в будущем, по возможности я свяжу тебя с некоторыми нашими людьми. Сейчас у нас одна задача и один враг, хотя борьбу с ним мы понимаем по-разному. Прошу всегда заходить, чем смогу, буду поморгать.

Как после мне стало известно, старый Пышко и его сын были руководителями окружного масштаба Стониство Людового (крестьянская партия). У них были свои боевые отряды “Батальоны хлопски", впоследствии мы имели с ними тесный контакт, имели место случаю, когда вместе выступали на боевые операции.

Между селами Грабувкой и Мосты находилось помещичье имение Таргунского, сам он работал у немцев бургомистром. Подавляющее население близлежащих сел относились к нему враждебно, все считали его немецким халуем, многие предлагали нам его уничтожить. Ян Голод - местный житель был тоже такого мнения.

В один февральский вечер мы нагрянули в это имение всем отрядом. Дом спалили, имущество и вещи нужные нам забрали, в общем разделались, как говорят "как повар с картошкой".

На счастье Торгунского в имении не было, но через его работников передал ему "привет": "Найду и под землей, и уничтожу, как собаку". Рабочие мой привет Торгунскому передали, а через некоторое время он передает мне, что хочет со мной встретиться. Место встречи по моему усмотрению. Такая встреча состоялась. Мы себя соответственно обезопасили, но все наши опасения были не к чему. Приехал он в село Мосты сам с кучером, а с Мостов его привели ко мне в лес. Человек преклоненного возраста Торгунский был толстым, с болльшим морщинистым лицом.

В результате нашего разговора выяснилось, что он работает у немцев по заданию своей партии. Немцев считает своими врагами. Торгунский был умным человеком, с большим политическим кругозором. Дословно он мне так сказал: - “ что в настоящий момент у нас и у вас один враг, хотя, как человек и помещик, не жалую Россию с ее политическим устройством, на данном этапе между нами не должно быть разногласий, если мы будем бить друг друга, то немцы такую борьбу будут только приветствовать. Не каждый ваш враг, кто работает на немцев. Много поляков работает в полиции, знайте, не все они туда пошли добровольно и не все они ваши враги".

Как я себя клеймил за эту глупую, даже вредную операцию. Не послушался Пышко, а ведь он меня предупреждал. Торгунский был одним из крупных руководителей Армии Краевой, кое в чем он оказывал нам помощь.

Из-за этой операции, мы немного поругались с Яном Голодом. Когда я ему начал говорить, что поступили с Торгунским мы глупо, он вскипел:

Не носись, ты, с этим Торгунским, он такой враг как и немец, даже больше, он классовый враг.

- Ну, знаешь, я не собираюсь делать у вас революцию, это уже после изгнания оккупантов сами разберетесь. В данный момент прав Торгунский, а не ты.

Это была первая и единственная стычка у меня с комиссаром.

До немцев, которые стояли гарнизоном у Вишницах и Яблоню, доходили слухи о нашем пребывании в Грабовском лесу. Они не знали сколько нас и было решили нас разогнать или перебить. Но мы их так полупили, что они больше перестали ездить по 4-5 человек и за день спешили убраться восвояси.

После этой стычки с жандармерией мы тоже решили перебазироваться в более надежные леса, одним из которых по совету Голода, избрали Парчевский, который находился в километрах 25 на юго-запад, к тому же до нас доходили слухи, что в этом лесу действуют какие-то партизанские группы. Где-то числа 20-22 февраля двинулись на Парчевский лес. По пути остановились на колониях Загайки, там я познакомился с семьей Скрынских. Они нам оказали теплы прием и дали согласие помогать по мере возможности. Хозяйку дома мы называли "Золотозубая", так как у нее был один золотой зуб, так и я в своих воспоминаниях буду ее называть.

К утру мы были в Парчевском лесе, он представляет собой неправильный ромб, в длину 11-12 километров, в ширину 8-9 километров, расположен между городом и ж/д станцией Парчев на севере и Любельским островом на юге. Вокруг леса находятся села: Макошка, Тесменица, Бурадов на севере, Буйки, Бабянка, Ямы на западе, Рудка Старостинска, Едлянка Нова, Едлянка Стара, Сосновица на юге, Ухни на востоке. В самом лесу много болотистых мест, почти что через весь лес с юго-востока на северо запад тянется поляна с прорытыми рвами, видно, когда-то было болото, потом осушено. Много молодых хвойных насаждений, есть и кустарники, а в основной своей массе окультуренный - порезанный на просеки. Основная порода насаждений - сосна.

Выставили посты, начали устраиваться на новом месте. Должен сказать, начиная с 1942 года и до конца пребывания в Польше, ни зимой, ни летом землянок мы не рыли, да и редко, когда строили шалаши, всегда находились под открытым небом, и еще одно - более 2-3 дней на одном и том же месте не задерживались.

Все время кочевали по лесу. Для связи оставляли группу, а сами каждый раз уходили на новое место. Где-то после обеда, когда мы отдыхали после ночного перехода, часовые задержали группу человек около 20. Я приказал привести ко мне старшего. Подошел щуплый паренек лет 20, небольшого роста и с заметным кавказским акцентом. Представился:

- Лейтенант Михаил Петросян, командир партизанской группы БОЛ (Боевая Организация Людова).

Мы с ним, как и подобает, поздоровались и тут же начались расспросы. Подошли остальные товарищи Петросяна, где было несколько человек поляков. Началось знакомство. Командира группы интересовало, кто мы и чем занимаемся, когда узнал, что мы партизаны, начал просить принять в состав нашего отряда. В наш разговор включился Голод, который до этого молчал, его интересовала организация "БОЛ".

- Товарищ Петросян, прошу рассказать о вашей организации подробно, кто ею руководит и какие ее цели и задачи.

- Как это, какие задачи? - удивился Михаил. - Бить немцев.

- Э, нет, братец, если это организация политическая, она имеет какую-то программу.

- Нашей Боевой народной организацией руководит товарищ Казимир Сидор, я сейчас пойду его позову и он вам все расскажет.

Как развивались события дальше, обратимся к самому Сидору. В своей книге "Третий фронт" он пишет: "Поехал до Квятка, хотел с ним договориться, как общими силами найти контакт с партией. Ведь она должна существовать, имеются сигналы, что партия работает. Реакционные группировки "предупреждают своих членов о коммунистической работе". Сидели, разговаривали...

Возле небольшого ручейка, недалеко от небольшой избенки Юзефа Озона, около которой пролегла узенькая тропка, протоптанная пешеходами, вьющаяся через рожь. Этой тропкой кто-то быстро ехал велосипедом в нашу сторону...

- Наверное, к нам, - проговорил Болек, присмотревшись повнимательнее.

- По-моему, это Ванда! Наверное, что-то важное, видел ее несколько часов назад в Острове, было все в порядке. Поднялся немного неспокойным, и пошел ей на встречу.

Ванда перенесла велосипед через ручеек, часто дыша, быстро приближалась ко мне. Смуглая, аккуратная семнадцатилетняя девушка, с большими темными глазами, усмехаясь, приближалась к нам.

- В порядке. Смеется, значит все хорошо, - проговорил Болек...

- Приехала, - говорила Ванда. Никак не слышится от быстрой езды.

- Ждет Шиманек. Какие-то важные дела.

- Может, что плохие?

- Нет! Наверняка нет! Шиманек мне не сказал ничего.

Возвращались вдвоем полевой тропкой. Ванда предложила мне посоревноваться, кто быстрее доедет. Я позволил ей себя обогнать, чему она была очень довольна. В условленном месте меня ждал взволнованный Шиманек.

- Был здесь твой Михаил и еще двое с ним. Приехали прекрасной тачанкой, запряженной хорошими лошадьми, с оружием. Очень хотели с тобой поговорить. В лесу, - говорю тебе, - что делается. Наверное, стоит целый батальон и все хлопцы один в одного, как дубы и хорошо вооружены. Вечером опять приедут.

Наступила полная темнота... Сидели под березами над рекой и ждали гостей. Прибыло их трое. Миша Петросян и два с ним. Оказалось, что Миша встретился с другим партизанским отрядом в несколько десятков человек - хорошо вооруженых, с крепкой дисциплиной боевой отряд. Два его товарища были командиры встретившего отряда: Федор Альбрехт и политический руководитель Ян Голод.

Сначала были осторожны и недоверчивы. Расспрашивали в основном о политическом лице Организации, которую представляю и о нашем отношении к Советскому Союзу, проблеме борьбы с немцами. Рассказывал все, что знал о подпольной жизни Польшы...

Голод, когда рассказывал о Боевой народной организации, крутил головой. Наступила небольшая заминка. Голод обращался к нам через "панове", делая ударение на этом слове. Меня это рассердило, начал его оскорблять.

- Ведь я пану ничего плохого не говорю, - оправдывался Голод.

- Пану! Пану! - передразнил его. - Именно об это и идет речь.

- То сразу так бы и говорил, братец, - смеялся Голод, похлопывая рукой по моему плечу". (Стр.91-94 “Третий фронт”, К.Сидор).

Казимир Сидор - худой, невысокого роста с продолговатым лицом, с большими черными глазами, брюнет, выходец из крестьянской семьи. Родился 27 октября 1915 года в селе Рудка Парчевского района. До войны учился в медицинском институте. После оккупации немцами Польшы, проживал в селе Рудка со своими родными. Отец, мать, братья Болек, Олек, Петр и две сестры старшая Мария и младшая четырнадцатилетняя Юзя.

В 1941 году, заразившись тифом от военнопленных, умерли отец и брат. В 1943 году немцы расстреляли мать и другого брата. Меньшего Петра застрелили бандиты.

Эти удары судьбы, которые обрушились один за другим на семью Сидоров, не сломили волю Казика. Раз и навсегда поставил перед собой цель бороться с фашистскими оккупантами, с внутренней реакцией за новую, социалистическую Польшу и следовал этой цели до полной Победы. Это человек огромной силы воли, с большими организаторскими способностями. С первых дней оккупации (1939 год) он начал искать пути борьбы с ней. Видя в нем прирожденного организатора, вокруг него начала группироваться прогрессивно настроенная сельская молодежь. Не найдя политической партии, которая соответствовала бы их политическим взглядам, они начали создавать сами свою организацию. Процесс этот был трудным и длительным. Многие подпольные буржуазные партии старались привлечь Сидора на свою сторону. Он на это не пошел, понимая, с теми партиями ему не по пути. А вот какой должна быть их организация полностью себе не представлял. В одном только был уверен - его организация основной своей целью должна ставить: активная борьба с оккупантами и дружба с СССР. В конце концов, такая организация была создана. Сначала называлась союзом молодых крестьян, а потом переименовали ее в БОЛ - Боевая народная организация.

Создали небольшую партизанскую группу для активной борьбы с оккупационными властями и уже начали выходить на операции. Вредили телефонную и телеграфную связь, перестреляли жандармов в Старо Гренландском имении. Хотя БОЛ существовал, боролся, Сидор не терял надежды найти контакт с настоящей общепольской политической партией, на которую они бы могли опереться в своей борьбе. Такая партия в то время уже существовала, но ни Сидор, ни мы с Голодом еще об этом не знали.

Я видел, Сидор был рад нашей встрече, особо его радовала встреча с Яном Голодом. Если Казимир все время находился в поисках, то Ян знал, что делать, был уверен в существовании Рабочей партии.

- Коммунистическая партия Польшы или уже существует, только мы об этом не знаем, если еще нет, то она будет создана в кратчайшее время. Мы не должны ждать пока нам ее поднесут на подносе, а сами станем объединять старых коммунистов, создавать коммунистические ячейки по селам и местечкам.

С появлением нас в Парчевских лесах начали действовать коммунистические ячейки во многих близлежащих селах, таких как Орехов, Коденец, Ухним, Кривоверба, Тесменица и других. После роспуска в 1939 году КПП, КПЗУ и КПЗБ коммунисты затаились, ждали и были уверены, без прогрессивной рабочей партии не обойтись. Голод всколыхнул, сдвинул их с мертвой точки. Коммунистические ячейки на местах начали функционировать.

Для меня молодого коммуниста, а еще молодшего командира встреча с т.т. Голодом, Сидором была большим счастьем, в организации партизанского отряда и вообще партизанской борьбы в этом районе Польшы. Эти товарищи оказывали мне огромную помощь своим непосредственным участием и советами. А в помощи я нуждался, события развивались быстро и стихийно, требовалась крепкая организаторская рука, чтобы направить эту стихию, разрозненность собрать в один организованный кулак и сориентировать борьбу в нужном направлении.

Как я узнал через несколько дней позже, Парчевский лес был наполнен многими группами бежавших из концлагерей наших людей. В лесу и близлежащих селах бродило много одиночек и группок 3-5 человек, которые не знали, что делать. С появлением в лесу нашего отряда, к нам начали прибывать ежедневно группами и одиночками, вооруженными и без оружия.

Начался период формирования и организации большого партизанского отряда. Это был самый тяжелый организационный период.

В конце февраля 1942 года к нам примкнули еще две партизанские группы. В один из дней конца февраля мне доложили, что к лагерю подошел вооруженный отряд. Его командир хочет видеть меня, я попросил пригласить его ко мне. Невысокого роста, смуглый, он смотрел ясным и открытым взглядом, с правильным круглым лицом, губы немного выпячивались передними верхними зубами. Ему в ту пору было 28-30 лет.

- Чуваш, - доложил он о себе.

Из его рассказа мне стало известно, что сам он лейтенант- пограничник, служил до войны в Перемышлинском погранотряде. С начала войны с боями отступал до Днепра, в боях за Днепр был раненым взят фашистами в плен. Находился в концлагере Белая Подляска. Гитлеровцы жестоко издевались над узниками. Но разве можно было сломить волю советского человека. Там за колючей проволокой они создали подпольную организацию. В октябре 1941 года большая группа узников, офицеров и красноармейцев, напали с камнями в руках на охрану лагеря. Фашисты открыли огонь из пулеметов и автоматов. Погибли многие смельчаки. Но горстке отважных удалось вырваться из неволи. В ноябре месяце они появились в Парчевских лесах. Здесь провели свою первую операцию: на шоссе Парчев- Влодава напали из засады на две автомашины с жандармами. Гитлеровцев уничтожили, а машины спалили. Зимой был неравный бой с превосходящими силами жандармерии и полиции в селе Бурадов. Партизаны зашли в село обогреться, привести в порядок одежду и обувь. Они разместились по хатам. В это время появились автомашины с фашистами со стороны Парчева. Местные жители сообщили об этом Чувашу. Но было уже поздно. На партизан обрушился автоматный огонь. Около часа длился неравный бой. Партизанам удалось прорваться к лесу. В этом бою погибло два русских война и поляк Грабовский с села Бурадово. В то время в группе "Чуваша" было несколько человек польских партизан. Даже "Чуваш" говорил, что ждали потепления, а потом думали перейти Буг, чтобы соединиться с нашей Красной Армией.

После всего этого рассказа "Чуваш" обратился ко мне со словами:

- Раз вас встретили, принимайте и нас в свой коллектив, будем вместе воевать.

"Чуваш" выстроил свою группу и обратился к ним со словами:

- Наверное, уже перезнакомились? То что, может, будем проситься к ним в отряд?

Кто-то из них проговорил:

- Конечно, пусть принимают, разом веселей будет.

Дата добавления: 2015-07-08