На польской земле 6 страница

Так мы сидели и мечтали, а действительность требовала реальных решений.

- Так как, товарищи! Доверим лейтенанту Петросяну это жизненно важное дело для нас? - спросил я у сидящих.

- Если Мише Петросяну не доверить, то кому же еще можно доверить?

- отозвался все время молчавший политрук 1-й роты Володя Ремизов. - Мне кажется, что он это задание выполнит. Пусть берет 10-12 человек с собой и идет. Донесение у нас готовое.

После этого летучего совещания командиров, состоялась беседа с Михаилом один на один.

Я попросил, не приказал, а попросил сделать самую тщательную разведку: узнать режим движения пограничников и границу пройти незаметно. Указал на то, что, если он сумеет перебраться на правый берег, то там тоже территория занятая противником и не исключена возможность, если заметят, то могут встретить огнем на правом берегу. Разведка и еще раз разведка. - Бери по своему усмотрению 2-3 человека и отправляйся на разведку. Знай, разведку производишь для себя.

С тремя человеками Петросян ушел на Буг. Мы с ним договорились о месте встречи.

Как я уже писал выше, мы занимались своими делами, а Петросян в это время искал пути перехода через Буг. Дня через три вернулся Михаил Петросян. С радостью доложил мне, что познакомился с местным жителем, живущим под самим Бугом. С ним он договорился, что он переправит всю группу через реку, так как знает брод, где можно легко перейти реку. Я подробно расспросил его об этом проводнике. Миша заверил, что человек надежный и ему полостью доверяет.

Петросян отобрал себе девять человек, как мы и договорились, по своему усмотрению. Сначала я хотел пожелать Михаилу и его сопровождающим доброго пути, распрощаться, но передумал и решил проводить его до самого Буга всей своей группой. Сейчас точно не помню, что на это меня побудило, но знаю, на сердце было не спокойно. Может быть, то, что не так давно была рассеяна группа Чуваша, может и другие причины, но решил сопроводить группу Петросяна до самой переправы.

К вечеру мы сосредоточились в лесу восточнее села Жуков, в 5-6 километров от Буга. Когда полностью стемнело, начали скрытно подходить к переправе. Мы с Михаилом шли рядом, разговаривая о будущей переправе, еще и еще раз просил его, что нужно сделать, когда доберется до своих или встретит партизан, связанных с Большой Землей. Михаил слушал меня молча, а потом сказал:

- Федор, знаем, почему-то сердце так ноет, будто мы расстаемся на всегда.

- Может, ты раздумал, то говори прямо, не стесняйся, дело это добровольное, подберем другую группу. С плохим настроением в такую дорогу идти не следует.

Когда я ему это сказал, он на меня обиделся, что я мол ему не доверяю. Доверять-то ему доверил, но почему-то у меня тоже настроение было неважное. Даже появилась мысль отменить этот поход. Но подумав, что Михаил окончательно на меня обидится, посчитает как недоверие к нему, промолчал. Когда подошли к колонии Константын, остановились. Михаил со своими разведчиками пошел за проводником. Не более чем через час они вернулись с мужчиной лет 40-45, полным, среднего роста. В темноте хорошо его рассмотреть не мог. Вел себя естественно и никаких подозрений не вызывал.

- То вас столько, а говорил 10 человек, - воскликнул проводник, когда он увидел весь наш отряд, что меня и удивило. Но особого значения этому не придал, а зря. Слова его должны были меня насторожить, а я отнесся к ним легкомысленно, наверное, подействовали слова Михаила, что человек надежный.

Переход был назначен возле села Ставки, на другой стороне реки - село Приборово. Не доходя метров 150 до берега, я остановил отряд, и все залегли. Прислушались. Никаких настораживающих звуков, тихо, только слышен шум реки. Пролежали минут десять - тишина. Вся разведгруппа с Михаилом находилась около меня.

- Федор, мы тронулись, - тихо проговорил Михаил.

- Что-то мне эта тишина подозрительная, и пограничников не видать. Нужно проверить берег.

- Мы с проводником и тремя товарищами пойдем к берегу, если все тихо, следом за нами пойдут и остальные.

С этими словами Михаил пожал мне руку и, поднявшись, с тремя товарищами пошел к берегу.

Я следил за ними. Когда они отошли метров 70, увидел, как человеческая тень метнулась влево и скрылась. У меня внутри все оборвалось, догадался, что проводник удрал. Хотел вернуть Петросяна, но было уже поздно. Раздался взрыв гранаты, автоматные очереди и голос Петросяна:

- Федор! Засада!

Открылась стрельба по всей нашей группе со всех сторон. Несколько пулеметов било справа, слева и спереди. Хорошо, что когда подходили к реке, метров за триста оставили группу 12 человек во главе с Максимом (Аркадием Дмитриевым). Через пару минут послышалась сильная автоматическая стрельба позади и нас. Мы оказались почти в полном окружении. Я послал лейтенанта Степаненко по-пластунски к реке, чтобы узнать, что с разведчиками. Минут через 20 Степанеко с товарищами приволокли троих убитых - Мишу Петросяна и двоих его товарищей, четвертого не было. Забрали у Михаила документы и их оружие, а их понесли до канавы, где прикрыли травой. В лес их мы вынести не могли, нужно было вырываться из кольца в чистом поле.

Наши люди рассредоточились и одиночными выстрелами отвечали на огонь немцев.

Поднялась стрельба в Ружанке справа от нас и в Долгопродах слева от нас. Ракетами осветили всю местность, стало видно как днем.

Я понял, что немцев удерживает от решительных действий наше количество. Ведь они ждали 10 человек, а пришло почти что 200. Можно было догадаться, “проводник" наш доложил о нашем количественном составе.

Красными ракетами, которые они пускали в сторону Ружанки и Ганны, по всей видимости, требовали подмогу. Нужно было вырываться из этого огненного кольца, прибудет подмога - тогда будет трудно вырваться. До этих пор наш станковый и ручные пулеметы молчали. Их огонь нужен будет в момент прорыва.

Сделав несколько залпов по немцам, мы начали перебежками отходить назад, к шоссе Словатычи - Влодава, которое мы перешли, когда шли к Бугу. Можно с уверенность сказать, что там немцы ждали нас в засаде. Подойдя к шоссе метров на 100, соединились со своей арьергардной группой, у них потерь не было. Аркадий доложил, что немцы стреляли со стороны шоссе. По цепи передал команду о сборе командиров.

- Прорываться будем через село Ставки, - сообщил командирам. Аркадию приказал с его группой и двумя ручными пулеметами открыть интенсивный огонь по немцам. Анатолий с группой 20 человек оставался в арьергарде, прикрывал нас со стороны реки и флангов. Я с основной группой тихо и без стрельбы, пробираюсь к с. Ставки и так же тихо перехожу шоссе, с задачей выйти в тыл к немцам, засевшим в кювете шоссе.

Сигнал для отхода остальных - стрельба станкового пулемета.

Дав такую команду, мы начали тихо, перебежками приближаться к селу. Передовая группа вскочила на окраину села. Было тихо, когда все сосредоточились на окраине села, рывком перескочили через село, а в метрах 50 были уже кустарники. Я взял с собой человек 30 и станковый пулемет и без стрельбы начал заходить немцам в тыл (остальным под командой Колубелова приказал идти к лесу и ждать), оставив небольшую группу на шоссе для заслона, на случай появления немцев из Ружанки.

Когда мы открыли огонь в спину немцев, для них это было неожиданностью. На шоссе сразу же прекратилась стрельба и немцев и наших товарищей.

Минут через 15, а может и меньше, мы отошли в сторону леса, где были уже все наши товарищи в сборе. Кроме троих убитых и одного пропавшего безвести, все были живы и здоровы. Так закончилась плачевно наша попытка переправить разведгруппу на нашу территорию.

В результате подлого предательства гестаповского выкормыша (не называю его фамилии, может, где-то растут его дети, зачем им знать, что отец их был подлецом и гестаповцем), погибло три человека, в том числе и наш командир взвода разведки лейтенант Михаил Петросян.

Сын армянского народа, комсомолец, как он любил свою страну, свой народ, свой Кавказ и Тбилиси, где он родился, рос, учился, вступил в комсомол и от туда пошел служить в армию. Война застала его на границе, не далеко от Бреста. В 4 часа утра 22 июня 1941 года он вступил в бой с фашистскими ордами, вероломно напавшими на нашу страну. Воевать ему пришлось не долго. С группой окруженных красноармейцев он отбивал атаки врага, пока не был ранен. Раненого его и пленили враги.

Находился он в концлагере, в крепости Денеблин. Он туда с группой товарищей бежал. Дошел до деревни Рудка Старостинска, где встретился с Казимиром Сидором. Об этом пишет, Сидор в своей книге "Третий фронт".

Не долго пришлось воевать Мише в партизанском отряде. Но и за это короткое время он снискал себе любовь и уважение всего отряда, завоевал сердца многих советских и польских товарищей. Полюбил и я его не только как грамотного и смелого командира, хорошего организатора, но и как человека с чистой и правдивой душой и большим человеческим сердцем. Он любил людей, люди отвечали ему взаимностью. Верил и доверял людям. Может быть, эта вера и не дала возможности разглядеть провокатора, через которого так рано отдал он свою жизнь. Ведь ему в ту пору было всего 20 лет.

Добрую память о себе оставил ты, Миша. Я надеюсь, Родина, наш советский народ узнает о тебе и твоих славных делах, которые вершил во имя Родины и своего народа.

Предатель Ж... долгое время не попадался к нам в руки. Ночью дома не спал, прятался по жандармским постарункам. Собрал своих разведчиков во главе с Максимом и приказал, чтобы предатель был пойман и приведен в лес ко мне. Мой приказ был выполнен. Переодевшись в жандармскую форму, ребята зашли в село и прямо днем застали Ж... дома. Забрали его и привели ко мне. Думал, что будет просить пощады, но это был матерый враг всего советского. Еще в годы гражданской войны он был одним из отъявленных головорезов петлюровских банд. Потом поселился в Польше, работал в охранке, а когда пришли гитлеровцы, не задумываясь,пошел служить к ним.

На его совести много загубленных жизней наших товарищей. На нас у него получилась осечка, он не думал, что мы пойдем большой группой. Он думал, пойдет группа 10 человек, жандармерия ее полностью уничтожит и никаких - следов. Так и поступал он раньше.

- Ух, как ненавижу я вас, голодранцев нищих.

- Мало вас уничтожил, - воскликнул он,когда мы зачитали ему приговор нашего партизанского суда.

Из его ответов при допросе мы узнали, что он специально болтался в лесу, сходился и "знакомился" с желавшими перейти границу, а ночью "проводил" их через Буг. Если вооруженные, наводил на засаду, а безоружных людей - сдавал прямо жандармерии или пограничникам.

Так познал, что такое предательство и каков он - предатель. На третью ночь после боя на границе мы с группой человек 30 пошли снова к Бугу. Решили забрать и похоронить убитых и узнать о судьбе четвертого своего товарища.

Наши товарищи уже были зарыты там же на лугу, недалеко от берега. О четвертом ничего не узнали.

Только позже стало известно - четвертым был Тимченко Иван Саввич.

Когда разорвалась граната, он был осколком ранен в ногу. Немного отполз, как мог в сторону, перевязал рану и пополз назад, дополз до канавы, дальше двигаться не мог. Только под утро с большим трудом добрался до села, где встретился с Омельченко-жителем села Ставки. Эта семя приютила его, не смотря на большую опасность. Как могли, лечили ему ногу до полного выздоровления. Но нога осталась калекой, не сгибалась в колене. Потом его спрашивал, неужели они не заметили исчезновение "проводника". Говорил, что заметили исчезновение одного человека, но думали, что он из наших, кто отстал. О предательстве даже и мысли не было.

- Получилось как-то все внезапно. Шел я самым последним. Вдруг слышу крик Михаила: - "Федор, засада!" Не успел упасть на землю, почувствовал толчек в ногу, даже не слышал взрыва гранаты. Поднялась страшная стрельба, на которою я как-то не обращал внимание из-за страшной боли в ноге. Когда лежал в Омельчука, он мне говорил, что несколько раз приходил наш "проводник" все выспрашивал, не видел ли он раненного. Оказывается он видел, когда я полз, но потом потерял меня из виду.

Дней через 15 мы взяли курс на свою основную базу - в Парчевские леса. По пути зашел к своей бабке Марии Жигалюк, которая рассказала мне кучу новостей.

В Антополе - недалеко от деревни Мосты находился спиртзавод, или как поляки называли - гожельня. Узнали, что там вырабатываю спирт из картофеля, который сдают крестьяне оккупантам как контингент (налог). Жители попросили уничтожить его.

Ночью мы нагрянули туда. Охрану, точно не помню, три или четыре человека, убили, а остальные разбежались.Мы взяли с собой 12 или 13 бочек спирта - сырьца, а остальное выпустили в землю. Баки постреляли, аппаратуру попортили.

Спирт на подводах направил в лес, а сам остановился в лесу, возле колоний Загайки. Поговорил с Викторией Скрынской относительно Чуваша. Где бы его можно определить для дальнейшего лечения. Семья Голодчуков, где он сейчас лежит, очень бедная и просто не удобно перед ними.

Она посоветовала перевести его в село Головно до вет/врача Зеленки, там как-никак и помощь окажут более квалифицированную, а что касается продуктов, то это их не затруднит.

Мы так и сделали, перевезли Чуваша в с. Головно до Я.Зеленки. Он оказался прекрасным человеком. Оказывается, Ян Голод у него уже побывал, и он вступил в члены ППР.

В начале августа мы прибыли в Парчевский лес. Там меня ждали две неприятные вещи. Ранен был мой комиссар Ян Голод, а К.Сидор - заболел.

Оказывается, во время нашего отсутствия, какая-то бандитская группа в несколько человек напала на дом Сидоровых и хотела его ограбить. Казика дома не было. Его 13-летный брат Петр хотел защититься от бандитов, один из них выстрелом из пистолета смертельно ранил его. Через день Петр скончался. На почве всего этого у Казика произошел сердечный приступ, и он заболел.

Болезнь Казика меня не удивила. Действительно нужно иметь стальные нервы и богатырское здоровье, чтобы все это перенести. За каких-то полгода потерять отца и двух братьев.

Я вызвал к себе Анатолия Степененко, не приказал, а попросил во что бы то ни стало разыскать бандитов, разоружить и привести в лес.

Толя взял с собой человек 20 партизан и ушел. Был уверен, бандитов он найдет, где бы они не скрывались. Знал, что сами жители помогут их вскрыть. Дня через четыре возвратился Степаненко и привел здоровенного верзилу лет около 30 от роду.

Анатолий доложил, что бандитов обнаружил на колониях Ситычи, недалеко от села Выгалев, где они скрывались у одного поляка. При попытке их разоружить двое пытались оказать сопротивление, и их пришлось пристрелить, а этот их атаман был в дымину пьян.

При допросе долго отмалчивался, а потом рассказал все о себе. Из его рассказа выходило, что в плен он и его товарищи сдались добровольно. Их как добровольцев немцы взяли на службу для охранных нужд. Находились они в г. Луково.

Однажды их вызвали в гестапо и предложили легкую работу. Под видом партизан ходить по селам, грабить, насиловать и убивать мирных жителей. В гестапо сидели не глупые люди. При помощи таких бандитских групп из 3-5 человек они хотели скомпроментировать партизанское движение перед местным населением, в частности, нас советских людей, которые боролись в составе партизанских отрядов в Польше. Бандит назвал себя Шенкевич, из Белоруссии, но я не уверен, что это настоящая была его фамилия.

Бандита судили партизанским судом и расстреляли. Перед расстрелом очень просился и плакал, но ему никто не верил. О расстреле бандита мы сообщили Казику, думали, наша весть хоть на какую-то долю облегчит его горе и болезнь.

Такие группы бандитов, посланные гестапо нам еще встречались. Стоит где появиться такой группе, нам немедленно сообщали, и мы старались по мере возможности оградить население от бандитов.

Случай с бандитами дал мне повод задуматься относительно приема людей в отряд. Ведь ко мне могли прийти люди, направленные немецкой разведкой. В это время у меня появилась новая немаловажная забота. Фашисты приступили к массовому истреблению еврейского населения. Где-то в середине августа было расстреляно около 500 человек евреев в г. Парчеве. Поступали сведения и с других мест массовых расстрелов. Спасать от гибели, в парчевский лес повалило сотни людей еврейской национальности: женщины, дети, старики. Когда я возвратился в лес, их было уже более 1000 человек. Каждый день прибывали все новые группы и одиночки. Все они были раздеты и голодны, без куска хлеба. Они искали у нас помощи и защиты. По возвращении в лагерь в расположения отряда увидел сотни людей, которые бродили в нашем расположении. Когда я поинтересовался, что за люди, мне доложили о несчастья этих людей.

Стал вопрос, как быть, чем их кормить и что вообще мне с ними делать?

У многих партизан появились девушки еврейки. Отряд из боевой единицы превращался в какой-то балаган. Нужно было решать сразу две задачи - спасать этих несчастных и спасать отряд от разложения. А тут еще на свою беду привез более 10 бочек спирту. Как не охраняли его, все равно ухитрились доставать спирт и пьянствовать.

Решил начать со спирта. Ночью с особо доверенными людьми погрузили бочки со спиртом на подводы и увезли в другой конец леса, где и закопали бочки в разных местах. Знали об этом только несколько человек, которым доверял. Отряд отвел от еврейского табора в другое место. Между прочим, еврейский лагерь с чьей - то легкой руки начали называть "базар", так он и назывался до конца нашего пребывания в парчевском лесу.

Запасы продуктов, которые у меня были, были израсходованы за несколько дней. Что делать дальше, не имел понятия. Все время снабжать продуктами питания "Базар" не мог, это значило превратить отряд в хозяйственную команду по добыче продуктов. Через несколько дней посетил "Базар". Зрелище было страшное. Меня окружила вся эта голодная орава, с плачем и мольбой прося о помощи. Все они были беспомощны, не приспособлены к таким условиям жизни. Жалкие, бесправные, растерявшиеся. Было среди них много мужчин, которые умоляли принять их в отряд. Эти просьбы навели меня на мысль создать из них группу, человек 40-50. чтобы они сами себя обслуживали и по возможности оборонялись.

Приказал построить всех мужчин, которые служили в армии. Из своих скудных запасов выделил им штук 12 винтовок, боеприпасов. Объяснил им их задачу.

Первую операцию по заготовке продуктов провели вместе с моими людьми, а потом сами должны были добывать себе питание. Первое время все было тихо. Но через какой-то период местные жители начали жаловаться, что группа "Базара" забирали последние продукты у местных жителей. При этом везде афишировали, что они из отряда Федора, т.е. из моего отряда.

Пришлось крепко предупредить и припугнуть, если еще будут поступать жалобы от населения, все их группа будет разоружена. После предупреждения жалобы прекратились.

К этому времени возвратился Голод, оправился немного и Сидор.

Правда, они большую часть времени проводили среди населения. Создавали партийные ячейки, организовывали боевые группы на местах.

Вместе с Казиком отряд посетил Михаил Войнович,"Зигмунд" - секретарь Люблинского областного комитета ППР. На меня он произвел прекрасное впечатление. Хороший, сердечный товарищ, прирожденный пропагандист.

Вечером мы собрались в доме Казика Сидора. Мой штаб и несколько польских товарищей на этом совещании обговаривали текущие задачи. "Зигмунд" проинформировал нас о событиях на восточном фронте. Мы узнали правду о военных событиях на фронте. Вопреки лживой пропаганды немцев о взятии ими Сталинграда, узнали, что фашисты застряли в Сталинграде. Сталинград борется. Был также поставлен вопрос о связи с Большой Землей.

Решено было послать еще одну группу. Этот раз выбор пал на "Макси-ма" - Дмитриева Аркадия. С группой в 30 человек я отправился на границу, чтобы переправить группу "Максима" за Буг. Без разведки мы подошли скрытно к реке и "Максим" с группой 8 человек переправился на другой берег.

Мы с радостью возвращались обратно. Но немцы, оказывается, нас заметили и сделали засаду. Произошла короткая и жестокая схватка с немцами. Шоссе мы переходили, рассредоточено с разведкой впереди. Это нас спасло от человеческих жертв. В этом бою я был легко ранен в голову.

Мои товарищи возвратились в Парчевский лес, а мне пришлось неделю полежать, пока зажила рана. Лечился в семье Темневских. Их дом находился между селами Мосты и Ополем. Место это называлось Пехи. Хозяйкой была сама Темневская, еще был сын Янек 1915 года рождения и три дочери. Это была прекрасная семья. Я лежал в отдельной комнате. Вечером вся семья собиралась около меня, и просили меня рассказать о нашей стране, о людях наших советских. Когда рассказывать переставал, они мне пели польские народные песни. Пели очень хорошо. Особенно мне нравилась песня "Полесье Чар". Зная, что эта песня мне полюбилась, они часто повторяли ее без моей просьбы. Видно было, что сами они любили петь песни. Дней через пять пришли мои товарищи человек тридцать, остановились в лесу под названием "Пеньки" и каждый вечер навещали меня.

Через несколько дней поправился и мы возвратились в Парчевский лес.

В начале сентября в лесу появился Казик Сидор с двумя неизвестными товарищами. То были Ян Славинский и Юзеф Болыцежак.

Славинский-выходец из бедной крестьянской семьи, с молодых лет вынужден был покинуть родину и уехать во Францию на заработки. Там сошелся с членами Коммунистической партии Франции. В скором времени стал одним из лидеров польской эмиграции. Когда вспыхнула Гражданская война в Испании, пошел добровольцем на помощь испанскому народу. Сначала был политруком роты, а позже - помощником командира батальона по политчасти.

Когда закончилась Гражданская война победой Франко, оказался в концлагере во Франции, откуда бежал после оккупации Франции гитлеровскими войсками. Принимал участие во французском Сопротивлении. Все это время мечтал о возвращении на родину. Завербовался добровольно на работу в Германию, а откуда нелегально добрался до Варшавы. ЦК ППР и Главный штаб ГЛ. направил его на работу в Люблинскую область.

Аналогичная судьба сложилась у Юзефа Больцежака. Шахтер, работал на французских шахтах. Принимал активное участие в гражданской войне Испании на стороне республиканцев. После поражения республиканской Испании многие годы просидел в концлагере во Франции, недалеко от Марселя. Снова работает на шахте забойщиком.

Юзеф Больцежак, псевдоним в Испании "Альмонжар", был направлен к нам на должность помощника командира отряда по польским вопросам. В отряде его называли просто "Юзек Испанец". Лет 35-40 от роду, а может и меньше. Возраст точно определить нельзя. Прожитая им жизнь, все пережитое: война в Испании, концлагерь, работа на шахте состарили его. Был он среднего роста, с полным морщинистым лицом, светлыми волосами.

Как-то сразу завоевал он симпатии всех партизан. В отношении с товарищами он был прост, правдив, и какой-то искренней душевностью он подкупал партизан. Его рассказы о борьбе испанского народа за свою свободу, партизаны готовы были слушать часами. Хотя он плохо говорил, или вернее, совсем не говорил по-русски, все его понимали. А когда пошел вместе с нашими партизанами на боевую операцию и там показал себя смелым и грамотным в военном отношении бойцом, партизаны совсем признали его своим. С его богатым жизненным и военным опытом Юзеф для меня был большой подмогой. Как-то незаметно получилось, что он стал первым непосредственным моим помощником. Его советы, его пожелания и предложения всегда были к месту.

Я благодарен был Казику и товарищам из Главного штаба за то, что дали мне такого помощника.

Ни одной операции, которую проводил партизанский отряд или отдельная группа, Юзек не пропускал. Он готов был биться с врагом день и ночь, лишь бы быстрее изгнать немецких оккупантов с польской земли. По нему было видно, за долдгие годы в концлагерях и скитания по чужим странам истосковался по настоящей "работе". Фашистов он ненавидел какой-то своей бескомпромиссной ненавистью. При одном воспоминании о фашистах бледнел и его руки начинали трястись, видно, насолили они ему через край. Зато искренне радовался каждому забитому швабу, так он называл гитлеровцев, каждой разбитой машине или пущенному под откос ж/д эшелону. Если долго не ходил на боевую операцию, начинал скучать, томиться и мало разговаривал.

В целом в лице Юзека Больцежака я нашел настоящего помощника и друга. Если мне приходилось идти на операцию без него, как он беспокоился и просил его взять с собой. Всегда говорил, что если он со мной, то ему легче. Забегая наперед, скажу, Юзек был у нас недолго. Где-то в июле или в августе месяце 1943 года его забрали от нас в Варшаву, где он вскорее погиб. Я очень сопротивлялся этому решению и жалел об его уходе, но что можно было поделать. Интересы требовали его присуствия в Главном штабе ГЛ.

Зная его характер и органическую ненависть к фашистам, знал, ему не место в Варшаве. Он не мог сдержать себя, видя врага, чтобы не стрелять в него. Сколько не доказывал моим руководителям, ничего не помогло. Получилось именно так, как и должно было получиться. Он сидел на скамейке в сквере, возле него проходила группа гестаповцев, не сдержался, открыл по ним огонь из пистолета. Троих, в том числе и офицера, застрелил, но и его прошила автоматная очередь. Так погиб Юзек Больцежак, "Юзек Испанец", как называли его мои партизаны. Погиб настоящий патриот своей родины, неутомимый борец за счастье своего трудового народа, искренний друг нашей страны, коммунист - интернационалист. Его смерть для всех нас была очень большой утратой. Для нас он был не только боец ГЛ, но и наш личный друг и товарищ.

В имениях, которые фашисты превратили в свои хозяйства, готовились к обмолоту урожая 1942 года. Мы решили "помочь" в этом важном деле. Были высланы несколько боевых групп, которые за одну ночь сожгли все скирды, приготовленные для обмолота. Адамполь, Сосновица, Тесменица и другие имения стали нашей важной "заботой".

В конце сентября 1942 года партизанская группа под командованием командира 2-й роты лейтенанта Степаненко А.С. на колонии Орехово встретилась с жандармерией. Разгорелся короткий, но жестокий бой. В ходе боя было уничтожено 3 жандарма, со стороны партизан потери составили - один убит и один ранен. Был ранен сам Анатолий в левую руку. Я предложил ему уйти из леса к знакомым, которые оказали бы ему нужную медицинскую помощь. Из отряда он категорически отказался. Лечили чем, могли в лесу. Правда рана была не тяжелая, кость не задета и он быстро поправился.

В это же время партизанская группа под командованием Больцежака и Николая Мелюка (Колька поляк) севернее г. Парчева уничтожила мост.

Комиссар Ян Голод пошел с группой в 20-25 человек на восток в предбужские села. Формировал группы ГЛ по селам, создавал партийные ячейки

ППР в районе большого предбужского села Ганна, вступил в бой с пограничной жандармерией. Было убито несколько жандармов, сами партизаны при этом потерь не имели. Встретились с украинской полицией возле имения Адамполь, бой длился минут 40, потери фашистов не установлены, партизаны имели одного легкораненого.

Весь октябрь месяц проходили боевые операции по решению партизанского командования.

Анатолий Степаненко, пока заживала его рука, решил заняться изготовлением самодельных мин. Для этого были использованы артиллерийские снаряды, которых у нас было более десятка. Самый опасный момент - выкрутить головку, а потом тол из снаряда выплакивался и делалась мина. Взрывателем служил запал от гранаты. Анатолий просто в тол вставлял гранату. Было у нас несколько итальянских гранат, которые по своей поражающей силе были мало эффективные. Вот их и использовали для мин.

Вообще-то Анатолий никого не допускал к своему производству, кроме Вани Липского ("Ваня сибиряк",родом из Новосибирска), с которым он изготовлял мины.

С этими минами Анатолий с группой в 12 человек в ноябре месяце ходили на ж/д Варшава - Брест, в район восточнее Менжижец. По их докладу, были пущены под откос два военных эшелона.

Немцы решили еще раз прощупать наши силы, а может быть надеялись, что нас нет в лесу и решили уничтожить еврейский "Базар". Я уже говорил о создании ерейской боевой группы, в обязанность, которой входила и охрана "Базара".

Мне доложили об автоматной и пулеметной стрельбе в районе дислокации евреев. Немедленно была послана 1-я рота под командованием т.Колубелова И.Д. (пс.Козак) и политрука роты т.Ремизова (пс.Володя Большой). Вслед за ними была послана еще одна группа под командованием Юзека Больцежака и начальника штаба Владимира Гречишева. Когда немцы были рассеяны, преследуемые партизанами, мы подошли к "Базару". Там была страшная картина. Человек 19 стариков, женщин и детей были убиты, человек 30 ранены. В последствии узнали о развитии там трагических событий. Немцев кто-то привел прямо к "Базару". Охрана своевременно не заметила немцев, а может, их постов вообще и не было. Когда немцы открыли стрельбу, еврейский отряд разбежался, некоторые даже и оружия побросали, успела скрыться и молодежь, на месте остались только старики и дети, которые и попали под жандармские пули и гранаты.

Собрал это разбежавшееся "войско", корил их, ругал, но разве это могло воскресить погибших. Думал, как помочь этим несчастным людям, но что я мог придумать в тех условиях. Охранять я их не мог, держать возле отряда тоже не мог. Самое лучшее, что мог придумать, приказал выставить посты не менее за 1,5-2 километра от "Базара", назначил несколько молодых парней связными с отрядом, которые знали, где он располагался, и в случае тревоги немедленно сообщали мне, или моим помощникам. На случай нападения гитлеровцев, чтобы своевременно оказать им помощь - защитить от уничтожения.

Дата добавления: 2015-07-08