Основания ответственности

Необходимым условием укрепления социалистиче­ской законности и проведения успешной борьбы с пре­ступностью является четкое определение тех оснований, при наличии которых лицо может быть привлечено к уголовной ответственности. В советском уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве этому вопро­су всегда придавалось большое значение. Не случайно в новых Основах уголовного законодательства и Осно­вах уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик на одном из первых мест помещаются статьи, определяющие материальные и правовые основания уголовной ответственности. Материальные и правовые основания уголовной ответственности в советском уго­ловном праве неразрывно связаны и отражают закреп­ленное в ст. 7 Основ уголовного законодательства двуединое материально-правовое понимание преступления как общественно опасного деяния (дей­ствия или бездействия), предусмотрен­ного уголовным законом.

В соответствии со ст. 3 Основ уголовного законода­тельства, определяющей материальные основания уго­ловной ответственности, «уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в соверше­нии преступления, то есть умышленно или по неосторож­ности совершившее предусмотренное уголовным зако­ном общественно опасное деяние».

Таким образом, материальным основанием уголовной ответственности в советском уголовном праве является виновное совершение лицом обществен -

но опасного деяния, признаки которого устанав­ливаются законом. Совокупность установленных в уго­ловном законе признаков, характеризующих данное деяние как преступление, именуется в советском уголов­ном праве составом преступления. Вполне понятно, что необходимым условием соблюдения требований социа­листической законности является не только провозгла­шение принципа ответственности лишь за совершение виновного общественно опасного деяния, но и обеспече­ние такого положения, при котором лицо в действитель­ности могло быть привлечено к уголовной ответствен­ности, если в его действиях будут в законном порядке установлены все признаки состава преступления. Этот порядок, как известно, устанавливается Основами уго­ловного судопроизводства, которые в ст. 4 указывают, что «никто не может быть привлечен в качестве обвиняе­мого иначе как на основании и в порядке, установлен­ных в законе», а вслед за этим сразу же провозглашает­ся в качестве единственного правового основания уголовной ответственности состав преступления (п. 2 ст. 5 Основ уголовного судопроизводства).

Таким образом, смысл провозглашения состава пре­ступления единственным основанием уголовной ответст­венности состоит в том, чтобы путем законодательного определения конкретных признаков общественно опас­ных деяний обеспечить соблюдение социалистической законности и гарантировать граждан от произвольного и необоснованного привлечения к уголовной ответствен­ности. Не вызывает никаких сомнений, что в этом смыс­ле ответственность соучастников, как лиц, совершивших общественно опасное действие, должна обосновываться таким же путем, как и ответственность индивидуально действующих лиц. Поэтому справедливо отмечает большинство авторов в советской юридической литературе, что «соучастие не создает каких-либо особых оснований уголовной ответственности. Оно предполагает применение общих принципов уголовной ответственности к особой форме совершения преступления»1.

Это само по себе верное положение, к сожалению, зачастую сочетается с ошибочной трактовкой проблемы оснований уголовной ответственности вообще, а потому

и вопрос об основаниях ответственности соучастников не получает правильного освещения. Так, А.Н. Трайнин, полагал, что «для ответственности соучастника, как и для ответственности индивидуально действующего лица,необходимо наличие объективного и субъективного оснований ответственности — причинности и виновности»2.

Таким образом, вместо указания на то, что основа­нием ответственности является установление признаков, которые согласно закону образуют состав преступления, А.Н. Трайнин, вообще даже не упомянув о составе, со­средоточивает внимание лишь на причинности и виновности, которые хотя и получают описание в составе преступления, но далеко не исчерпывают всех его признаков.

Подобного рода попытки подменить состав преступ­ления, как единственное основание ответственности, дру­гими (нередко весьма расплывчатыми понятиями), на­пример, виной в широком смысле этого слова3, винов­ностью4, были с полным основанием отвергнуты теорией советского уголовного права и судебной практикой. В редакционной статье журнала «Советское государство и право», подводившей итоги дискуссии по этому вопро­су, справедливо отмечалось, что по советскому уголов­ному праву наличие в действиях лица признаков соста­ва преступления является единственным основанием для привлечения данного лица к уголовной ответственности5. Лишь в пределах состава преступления, а не вне или помимо его можно различать субъективные и объектив­ные основания уголовной ответственности. Всякая попытка создать в теории советского уголовного права какие бы то ни было особые основания уголовной ответ­ственности, лежащие за пределами состава или внутри его, но не охватывающие всех установленных законом признаков, — ведет к тому, как правильно отмечают А.А. Пионтковский и В.Д. Меньшагин, что «состав преступления теряет свое значение единственного осно­вания уголовной ответственности и превращается в луч-

шем случае лишь в повод для постановки вопроса о том, виновно или нет лицо в совершении преступления. Та­ким путем создавалось бы теоретическое оправдание для возможных нарушений социалистической законно­сти, судейское усмотрение ставилось бы выше прямых требований советского закона»6. Все это в полной мере относится и к попыткам обоснования ответственности соучастников вне связи с составом преступления, на ос­нове иных, произвольно избранных признаков. Совер­шенно очевидно, что при соучастии, как и при выполне­нии преступления одним лицом, основанием ответствен­ности также является совершение виновным обществен­но опасных действий, содержащих признаки описанного в законе определенного состава преступления. Это поло­жение прямо вытекает из уголовно-процессуального за­конодательства, которое, как уже отмечалось, устанав­ливает, что «уголовное дело не может быть возбуждено, а возбужденное дело подлежит прекращению... за отсут­ствием в деянии состава преступления» (п. 2 ст. 5 Основ уголовного судопроизводства). В законе не предусмат­ривается никаких исключений из этого общего правила, и, следовательно, оно охватывает и случаи совершения преступления в соучастии. Однако в силу того, что в теории советского уголовного права под составом пре­ступления нередко подразумевается только совокуп­ность признаков, которыми законодатель в Особенной части характеризует определенное общественно опасное деяние, то подчас создается ложное впечатление, что действия отдельных соучастников, например подстрека­теля и пособника, поскольку они не описаны в диспози­циях статей Особенной части, якобы вообще не охватываются составом, т.е. находятся вне его пределов. В действительности же дело обстоит иначе, поскольку под составом преступления по советскому уголовному праву, как это верно отмечает Н.Д. Дурманов, надо понимать «совокупность сформулированных в общей и особенной частях советского уголовного права объективных и субъективных признаков, характеризующих определен­ное действие как преступное»7.

В статьях Особенной части дается описание отдель­ных видов общественно опасных деяний, причем предпо­лагается, как правило, совершение этих деяний одним лицом. В то же время, поскольку любое умышленное преступление может быть совершено в соучастии, зако­нодатель выносит в Общую часть характеристику тако­го «сложного субъекта» преступления. Эта характери­стика дается в специальных нормах Общей части совет­ского уголовного права (ст. 17 Основ уголовного законо­дательства). На основе данных теории советского уго­ловного права и обобщения практики борьбы с группо­выми преступлениями законодатель в указанных нормах конструирует институт соучастия, дает описание пре­ступной деятельности известных видов соучастников, устанавливает порядок и принципы их ответственности. Когда то или иное преступление совершается нескольки­ми лицами, вступают в действие данные нормы Общей части и для наличия состава преступления для каждого из участников уже нужно установить не только призна­ки, упомянутые в статьях Особенной части, рассчитан­ных на случаи совершения преступления одним лицом, но и признаки, которые согласно нормам Общей части о соучастии характеризуют деятельность нескольких лиц, совместно совершающих определенное преступление.

Таким образом, состав преступления в данном случае слагается из признаков, указанных в Общей части и ха­рактеризующих деятельность соучастников (ст. 17 Основ уголовного законодательства и соответствующие статьи уголовных кодексов союзных республик), и признаков, характеризующих выполненное соучастниками преступ­ление (соответствующая статья Особенной части, ука­зывающая признаки конкретного вида преступле­ния).

Поскольку действия каждого из известных советскому уголовному праву соучастников (организатор, подстрекатель, исполнитель, пособник) характеризуются в настоящее время четкими признаками, указанными непосредственно в законе, ответственность за соучастие в преступлении ставится в точно определенные законом рамки, исключая произвольное привлечение к уголовной ответственности. Иная постановка вопроса об основа­ниях ответственности при соучастии, в частности при­знание основанием ответственности причинности и ви-

новности8, ведет к игнорированию установленных зако­ном конкретных признаков деятельности соучастников и по сути дела открывает путь к произвольному определе­нию этих признаков, что противоречит задаче укрепле­ния социалистической законности.

Как известно, в советском уголовном законодатель­стве не ограничивается круг умышленных преступлений, при совершении которых возможна ответственность за соучастие. Это положение было бы также необъяснимо, если бы вопрос об основаниях ответственности соучаст­ников решался не путем установления в их действиях признаков, указанных в Общей и Особенной частях9.

То обстоятельство, что в советском уголовном законо­дательстве нет формальных ограничений соучастия, во­все не означает, что к уголовной ответственности должны привлекаться обязательно все соучастники даже при со­вершении незначительных преступлений.

Как уже указывалось, состав преступления в дейст­виях каждого из соучастников слагается из признаков, указанных в Общей и Особенной частях. В общей же части уголовного права содержится норма (ч. 2 ст. 7 Основ уголовного законодательства), которая дает воз­можность освобождать от ответственности лиц, действия которых малозначительны. На основе этой нормы органам социалистического правосудия предоставляется возможность при соучастии в незначительных преступлениях также не признать в действиях отдельных соучастников наличия состава преступления и не привлекать их к уголовной ответственности. «Таким образом, — как правильно отмечал А.Н. Трайнин, — в системе социали­стического уголовного права формальная, неограничен-

ная ответственность за соучастие находит реальное ограничение в отличающей социалистическое право ма­териальной конструкции преступления»10.

Обоснование ответственности соучастников посредст­вом установления совокупности признаков, указанных внормах о соучастии Общей части и соответствующих статьях Особенной части, помимо гарантии соблюдения законности и общих принципов советского уголовного права, подчеркивает еще одно очень важное обстоятельство. Для всех соучастников, действия которых признаются общественно опасными, устанавливаются те же пределы ответственности, что и при совершении преступ­ления индивидуально действующим лицом. Иными сло­вами, каждый из участников отвечает на равных основаниях с другими соучастниками и в пределах санкции выполненного в данном случае не одним, а несколькими лицами конкретного вида преступления. Это положение, хотя и не совсем четко, было выражено в Основных началах 1924 года, ст. 12 которых гласила, что «ме­ры социальной защиты (наказания. — Г. К.) приме­няются в отношении всех соучастников (подстрекателей, исполнителей, пособников)...» (разряд­ка моя. — Г. К.).

В Основах уголовного законодательства 1958 года, к сожалению, вовсе не содержится аналогичного положе­ния. Однако, поскольку проблема пределов ответствен­ности соучастников имеет очень важное значение, все эти вопросы не могут остаться без законодательной регла­ментации и, видимо, должны найти свое отражение в но­вых уголовных кодексах союзных республик. В большин­стве действующих уголовных кодексов союзных респуб­лик по этому вопросу содержались указания, почти бук­вально воспроизводящие ст. 12 Основных начал 1924 го­да, а в Уголовных кодексах РСФСР и Армянской ССР мысль об ответственности всех соучастников на равных основаниях и в одинаковых пределах была выражена даже с большей четкостью, чем в Основных началах 1924 года.

«Меры социальной защиты судебно-исправительного характера (наказания. — Г. К.), — указывается в ст. 17 УК РСФСР, — подлежат применению одинаково как в отношении лиц, совершивших преступление, ис-

полнителей, так и их соучастников — подстрекателей и пособников». Поскольку в ст. 18 УК РСФСР затем гово­рится о необходимости учета различных обстоятельств при определении конкретной меры наказания отдельным соучастникам, то очевидно, что под «одинаковой» ответственностью соучастников имеется в виду ответственность всех соучастников за совершенное ими преступление на равных основаниях. Юри­дически это положение находило свое выражение в том, что действия всех соучастников, как правило, квалифи­цировались по той же статье, что и действия исполните­ля, воплощающего в жизнь преступный замысел всех соучастников. Однако это вовсе не означает, что испол­нитель преступления является центральной фигурой со­участия, а деятельность всех остальных соучастников представляет собою как бы вспомогательную, придаточ­ную деятельность, не имеющую самостоятельного зна­чения. Такое представление о характере деятельности соучастников широко распространено в буржуазном уго­ловном праве, создавшем теорию об акцессорной приро­де соучастия. Сторонники этой теории утверждали, что так как центральной фигурой соучастия является ис­полнитель преступления, а деятельность остальных со­участников является вспомогательной, лишенной само­стоятельного значения, то уголовноправовое значение действий соучастников, как и ответственность их, всеце­ло зависят от характера действий исполнителя и его ответственности. Нетрудно заметить, что эта теория, с од­ной стороны, не учитывает возможности эксцесса испол­нителя и, следовательно, создает предпосылки для объек­тивного вменения. С другой стороны, теория об акцес­сорной природе соучастия игнорирует то обстоятельство, что деятельность соучастников в тех случаях, когда ис­полнитель в силу каких-либо причин не совершил заду­манного всеми преступления, отнюдь не теряет своей об­щественной опасности. В этом можно убедиться, обра­тившись к признакам, характеризующим поведение подстрекателя, пособника и особенно организатора, действия которых, взятые сами по себе, представляюи не что иное, как приготовление к совершению преступления. Таким образом, положения акцессорной теорий соучастия в отношении оснований ответственности соучастников противоречат важнейшим принципам советского уголов-

ного права. Сторонники этой теории явно переоценивают роль исполнителя преступления, деятельность которого хотя и очень важна, но тем не менее является лишь частью совместной преступной деятельности всех соучастников, каждый из которых также вносит в преступление свой, и в данном конкретном случае необходимый, вклад. Поэтому в советском уголовном праве ответствен­ность соучастников не ставится в безусловную зависи­мость от ответственности исполнителей. Каждый соучастник, поскольку он своими действиями вносит определенный вклад в преступление, отвечает не за действия исполнителя, а за свои собственные действия, которые вместе с действиями других соучастников одинаково направлены на совершение данного преступления.

Отрицая безусловную зависимость ответственности соучастников от ответственности исполнителей, мы не должны забывать при этом, что исполнитель все же яв­ляется именно таким лицом, которое по общему правилу реализует преступный замысел всех соучастников. Поэ­тому, если ему удалось совершить преступление и не бы­ло эксцесса, ответственность остальных соучастников должна наступать, естественно, по той же статье Особен­ной части, которая предусматривает совершенное испол­нителем преступление.

В соответствии с изложенными положениями об осно­ваниях и пределах ответственности соучастников в со­ветском уголовном праве установился и определенный порядок квалификации их действий. Этот порядок, без­условно, должен быть сохранен и в будущем, так как он логически вытекает из рассмотренных выше положений об основаниях ответственности соучастников и обеспечи­вает соблюдение требований социалистической закон­ности.

Действия исполнителя, реализующего общий для всех соучастников преступный замысел и непосредственно вы­полняющего конкретное преступление, аналогичны по своему характеру действиям индивидуально действующе­го лица. Следовательно, диспозиция статьи Особенной части, определяющая конкретное преступление примени­тельно к индивидуально действующему лицу, дает одно­временно и исчерпывающее описание признаков дейст­вий исполнителя. Поэтому действия исполнителя могут быть квалифицированы непосредственно по соответ-

ствующей статье Особенной части, без ссылки на норму о соучастии Общей части.

Действия организатора, подстрекателя и пособника, отвечающих за то же преступление, что и исполнитель, должны быть квалифицированы не только по соответст­вующей статье Особенной части, но и с обязательной ссылкой на норму о соучастии Общей части (ст. 17 Основ уголовного законодательства или соответствующие статьи уголовных кодексов союзных республик), так как признаки, характеризующие деятельность указанных со­участников, даны именно в этих нормах и только уста­новление этих признаков может обосновать ответствен­ность лица за организаторскую деятельность, подстрека­тельство или пособничество. В судебной практике стро­го соблюдается такой порядок квалификации действий подстрекателей и пособников, и вышестоящие суды всег­да рассматривают как серьезную ошибку отступление от этого порядка квалификации. Так, в определении Судеб­ной коллегии по уголовным делам Московского город­ского суда от 9 февраля 1954 г. по делу Я., К., Я-ц и др. указывалось: «Установив все фактические обстоя­тельства дела и описав роль каждого из подсудимых в преступлении, суд неправильно квалифицировал дейст­вия К. и Я. Они не принимали непосредственного уча­стия в хищении аккумуляторов. Оба они являются со­участниками в преступлении, поскольку они участвовали в реализации похищенного, и их действия надлежит ква­лифицировать не непосредственно по ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение го­сударственного и общественного имущества», как это сделал народный суд, а по ст. 17 УК РСФСР и ст. 2 упо­мянутого Указа»11. На подобные ошибки судов нередко указывается также в постановлениях Пленума и опреде­лениях коллегий Верховного Суда СССР, причем всегда подчеркивается недопустимость нарушения правил ква­лификации действий отдельных соучастников12.

Гораздо сложнее обстояло дело до издания Основ уголовного законодательства 1958 года с квалификацией действий организатора преступления, признаки деятель­ности которого не были описаны в законодательстве. В судебной практике и теории советского уголовного

права утвердилось и последовательно проводилось поло­жение, согласно которому действия организатора отож­дествлялись с исполнительской деятельностью, в резуль­тате чего предлагалось квалифицировать их непосредст­венно по соответствующей статье Особенной части без ссылки на норму о соучастии Общей части. Эта точка зрения наиболее четко была изложена в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 8 января 1942 г. по делу С. и др., в котором указывалось: «...организаторы преступления, хотя бы лично и не участвующие в факти­ческом совершении действий, образующих состав данно­го преступления, должны не только рассматриваться как исполнители преступлений с квалификацией их действий по соответствующей статье УК или иному уголовному за­кону без применения ст. 17 УК, но и должны нести более высокую ответственность по сравнению с рядовыми ис­полнителями»13.

Однако даже в то время, когда действия организато­ра не были описаны в законе и потому ссылка на норму Общей части о соучастии была бы беспредметна, указа­ние «рассматривать» организатора как исполнителя бы­ло неверным. Как по характеру, форме, так и по содер­жанию, деятельность организатора существенно отли­чается от деятельности исполнителя преступления. Роль организатора столь же далеко выходит за пределы ис­полнения преступления, как и за пределы подстрека­тельства и пособничества, ибо организатор, как это от­мечалось выше, руководя подготовкой и совершением преступления, зачастую не принимает непосредственного участия в выполнении действий, образующих конкрет­ный вид преступления. Причем деятельность организа­тора, как правило, опаснее деятельности всех других со­участников и отождествление такой деятельности с про­стым исполнительством могло лишь затушевать это об­стоятельство. До издания нового закона могла идти речь, таким образом, только о вынужденном распространении на организатора правил квалификации, применяемых к исполнителю. В настоящее время, когда в Основах уго­ловного законодательства 1958 года признаки деятель-

ности организатора описаны и таким образом пробел за­кона ликвидирован, при квалификации действий органи­затора необходимо применять общие правила, т.е. его действия должны будут квалифицироваться по статье Особенной части, предусматривающей совершенный вид деяний, и ст. 17 Основ уголовного законодательства. Только такая квалификация даст возможность считать обоснованным привлечение лица к ответственности в ка­честве организатора и гарантирует соблюдение требова­ний социалистической законности.

Таким образом, при соучастии с распределением ролей действия каждого из соучастников должны ква­лифицироваться с учетом его роли в преступлении и соблюдением изложенных правил.

Однако из этих общих правил возможны исключе­ния. В Особенной части в качестве самостоятельного ви­да преступной деятельности иногда выделяется совер­шение того или иного преступления в определенной форме соучастия. При рассмотрении форм соучастия было отмечено, что законодатель отдельные формы со­участия, обычно наиболее опасные — организованную группу и преступное сообщество иногда включает или в качестве одного из признаков при описании в Особен­ной части определенного преступления (например, бан­дитизм предполагает соучастие в форме банды), или в качестве квалифицирующего обстоятельства, на основе которого выделяется специальный квалифицированный вид определенного преступления (например, организо­ванная группа (шайка) при хищении социалистического имущества, краже личного имущества и разбое). В этих случаях, хотя между членами шайки и преступного со­общества чаще всего также происходит разделение ро­лей и не обязательно все они принимают непосредствен­ное участие в совершении соответствующего преступле­ния, однако действия всех членов шайки и преступного сообщества должны квалифицироваться непосредствен­но по той статье Особенной части, в которой содержит­ся указание на эти формы. Иное решение вопроса про­тиворечило бы воле законодателя, который, учитывая повышенную общественную опасность преступлений при совершении их в данной форме соучастия, выделяет специальный состав, предусматривающий именно тако­го рода объединенную преступную деятельность. Эта

особенность порядка ответственности членов указанных преступных объединений и соответствующие ему пра­вила квалификации не всегда в достаточной мере учи­тывались. Н.Д. Дурманов, например, вскоре после из­дания Указов от 4 июня 1947 г., касаясь вопроса об от­ветственности членов организованной группы (шайки), писал: «Участники такой организованной группы (шай­ки) должны отвечать за совокупность хищений, совер­шенных при их участии. В отдельных случаях, когда участник такой организованной группы (шайки) прини­мал участие только в единичном хищении, караемом по ст.ст. 1 или 3 Указа («Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имуще­ства». — Г. К.), и когда только это единичное хище­ние охватывалось его умыслом, возможна, в соответст­вии с характером вины, ответственность такого участни­ка шайки не по ст.ст. 2 или 4, а по ст.ст. 1 или 3 Ука­за»14. Таким образом, Н.Д. Дурманов предлагал диф­ференцировать ответственность членов шайки не в пре­делах статей, непосредственно предусматривающих ор­ганизованное хищение, а считал возможным квалифи­цировать действия отдельных участников по статьям Указа, предусматривающим хищение без отягчающих обстоятельств. Эта точка зрения, вероятно, опиралась на практику применения законодательства об ответст­венности за хищения социалистического имущества, действующего до издания Указа от 4 июня 1947 г. В то время в случаях совершения организованных хищений социалистического имущества ответственность участни­ков хищения часто подразделялась. Действия организа­торов и активных участников хищения квалифицирова­лись по Закону от 7 августа 1932 г. «Об охране иму­щества государственных предприятий, колхозов и ко­операции и укреплений общественной (социалистиче­ской) собственности», а действия второстепенных уча­стников организованного хищения квалифицировались по соответствующим статьям уголовного кодекса (на­пример, п. «д» ст. 162, ст. 109 УК). Однако применитель­но к Указу Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хище-

ние государственного и общественного имущества» та­кой порядок квалификации и ответственности был оши­бочен. Данный Указ, в отличие от Закона от 7 августа 1932 г., не содержавшего квалифицирующего признака шайки, ввел такой признак, подчеркнув тем самым, что наличие шайки увеличивает опасность данной формы совместной преступной деятельности в целом, а следова­тельно, и обусловливает повышенную ответственность всех ее членов.

Различная степень участия в преступной группе, безусловно, должна учитываться судом при назначении на­казания (ст.ст. 17, 32, 33, 34 Основ уголовного законода­тельства 1958 года), она может быть подчас даже одним из оснований для применения ст. 37 Основ уголовного законодательства 1958 года (ст. 51 УК) к второстепен­ным членам шайки, но обусловить различную квалифи­кацию это обстоятельство не может. В подобных слу­чаях возможна лишь различная степень индивидуальной вины, но не природа преступления. Поэтому ответствен­ность отдельных членов шайки по другим статьям Указа или со ссылкой на ст. 17 УК является недопустимой15. Иное дело, когда при совершении хищений социалисти­ческого имущества, краж личного имущества и разбоя совместная преступная деятельность не образует шайки или совместно с шайкой в преступлении принимают уча­стие еще и другие лица, которые не могут быть признаны членами шайки. В таких случаях квалификация действий соучастников (подстрекателей, пособников, укрывателей) должна производиться по общим правилам, т.е. по ст. 17 УК и, в зависимости от осведомленности соучаст­ников о характере совершенного преступления и квали­фицирующих признаках, по соответствующей статье Ука­за от 4 июня 1947 г.

Изложенный порядок ответственности относится лишь к тем преступлениям, по которым законодатель органи­зованную группу (шайку) выделяет в качестве квалифи­цирующего признака состава. По остальным преступле-

ниям факт совершения их организованной группой не освобождает от ссылки на ст. 17 УК, если тот или иной член группы не принимал непосредственного участия в выполнении данного преступления. Ссылка на ст. 17 УК в этих случаях становится необходимой для обоснования ответственности таких соучастников.

Специального рассмотрения заслуживает вопрос о правилах квалификации действий членов преступного со­общества (банды, организации и т.п.).

В тех случаях, когда преступное сообщество является признаком того или иного преступления (измены роди­не, бандитизма, контрабанды) действия всех членов та­кого сообщества независимо от выполняемых ими ролей должны квалифицироваться непосредственно по соответ­ствующей статье закона (ст.ст. 1, 14, 15 Закона об уго­ловной ответственности за государственные преступле­ния).

Гораздо сложнее обстоит дело с квалификацией дей­ствий членов преступного сообщества тогда, когда ими совершается преступление, состав которого не содержит подобного основного или квалифицирующего признака. В практике встречаются случаи совершения устойчивой преступной группой убийства, спекуляции и других пре­ступлений, причем отдельные члены таких преступных сообществ могут не принимать непосредственного уча­стия в выполнении соответствующих преступлений. В со­ответствии с п. 2 ст. 34 Основ уголовного законодатель­ства факт совершения преступления организованной группой, а тем более, конечно, преступным сообществом, является отягчающим обстоятельством. Порядок ответст­венности и правила квалификации действий членов пре­ступного сообщества в подобных случаях нигде не ого­вариваются. Поэтому, если следовать общему правилу, то действия членов преступного сообщества, непосредственно не участвовавших в выполнении определенного преступления, следует квалифицировать не непосредственно по соответствующей статье закона, а с обязательной ссылкой на ст. 17 УК. Однако такой порядок квалификации (а именно его и придерживалась в соответствии с законом судебная практика) не отражает факта наличия сплоченного преступного сообщества. Более того, зачастую применение общих правил квалификации действий соучастников в подобного рода случаях скрады­вает факт существования преступного сообщества, в ре-

зультате чего это обстоятельство вопреки требований закона вовсе не учитывается для всех членов преступно­го сообщества. В опубликованных за последние годы определениях Судебной коллегии по уголовным делам и постановлениях Пленума Верховного Суда СССР и в изу­ченной нами практике Верховного суда РСФСР, Москов­ского областного и городского судов крайне редко мож­но встретить указания на преступное сообщество как на отягчающее обстоятельство в связи с преступлениями, по которым эта форма соучастия не является квалифици­рующим признаком. В то же самое время среди этих преступлений имеют место случаи совершения их такой группой, которая имеет все признаки преступного сооб­щества16. Такое положение, конечно, не отвечает задаче эффективной борьбы с объединенной преступной дея­тельностью в форме преступного сообщества и не способ­ствует индивидуализации наказания в соответствии с об­щественной опасностью преступления и преступника.

Поэтому было бы целесообразно в развитие положе­ний о соучастии, закрепленных в Основах уголовного за­конодательства, в уголовных кодексах союзных респуб­лик дать определение преступного сообщества, как наи­более опасной формы соучастия, и установить особый порядок ответственности всех членов преступного сооб­щества, в соответствии с которым их действия квалифи­цировались бы по статьям Особенной части, содержа­щим данный вид преступления, со ссылкой на норму Об­щей части уголовных кодексов о преступном сообществе.

Такая квалификация позволила бы четко отразить по-

вышенную общественную опасность деятельности в фор­ме преступного сообщества при совершении им умыш­ленных преступлений и дала бы возможность в соответ­ствии с п. 2 ст. 34 Основ уголовного законодательства учитывать это обстоятельство при назначении наказания всем членам сообщества.

В новом общесоюзном законодательстве указанный порядок ответственности и квалификации членов пре­ступного сообщества принят лишь по особо опасным го­сударственным преступлениям, в отношении которых в Законе об уголовной ответственности за государственные преступления, как и в ранее действующем законодательстве, выделяется специальная норма, предусматриваю­щая преступную деятельность в составе антисоветской организации (ст. 9). Эта норма позволяет квалифициро­вать действия всех участников (членов) антисоветской организации независимо от выполняемых ими ролей по той статье Закона об уголовной ответственности за госу­дарственные преступления, которая предусматривает подготовляемое или совершенное данной организацией преступление. Такой порядок ответственности членов антисоветской организаций является, безусловно, пра­вильным. Он должен, по нашему мнению, быть воспри­нятым уголовными кодексами союзных республик и для случаев совершения преступным сообществом других наиболее опасных преступлений, предусмотренных законодательством союзных республик.

Однако, воспринимая указанный порядок ответствен­ности членов преступного сообщества, необходимо реши­тельно отвергнуть ошибочные толкования принципа от­ветственности членов преступного сообщества, предло­женные в свое время А.Я. Вышинским, а затем воспри­нятые и многими другими теоретиками. Сущность этих предложений сводилась к тому, чтобы в случаях совер­шения преступным сообществом ряда преступлений (а это, как известно, чаще всего присуще преступному со­обществу) вменять в ответственность каждому из его членов всю совокупность совершенных сообществом пре­ступлений независимо от участия данного члена сообще­ства в подготовке или совершении отдельных из них и даже независимо от осведомленности его об этих пре­ступлениях.

«По нашему мнению, — писал А.Я. Вышинский, — такой участник преступной группы должен быть признан

ответственным за всякое конкретное преступление, если оно вытекает из общей преступной установки этой груп­пы или стоит в известном плане преступной ее деятель­ности»17. Нетрудно заметить, что подобные предложения, хотя авторы их и ссылались в подтверждение своей точ­ки зрения на ст. 58¹¹ УК, фактически ничего общего не имели ни с положениями ст. 58¹¹ УК, ни с общими прин­ципами советского уголовного права. Статья 58¹¹ УК име­ла в виду вменение каждому участнику контрреволю­ционной организации такого преступления, для подготов­ки или совершения которого она создана. Таким обра­зом, в законе речь шла только о случаях совершения контрреволюционной организацией одного преступления, в котором каждый участник организации должен или принимать непосредственное участие, или, во всяком слу­чае, в какой-то форме содействовать его подготовке либо сокрытию, или, по крайней мере, знать о нем.

О совершении преступным сообществом ряда преступ­лений и объеме ответственности отдельных членов в этих случаях в законодательстве не было прямых указаний. Этот вопрос должен был решаться на основе общих принципов советского уголовного права, в соответствии с которыми является недопустимым вменять в ответст­венность лицу, пусть даже оно является и членом пре­ступного сообщества, те преступления, о которых данное лицо ничего не знало, согласия на совершение которых не давало и никакого реального вклада в их подготовку и совершение не сделало. Ссылка А.Я. Вышинского и других авторов на знание членов сообщества «общей установки», «общего преступного плана», как достаточ­ное основание для вменения всех преступлений, вряд ли может быть признана состоятельной. Если участие в пре­ступном сообществе являлось само по себе преступлени­ем, как это имело место в отношении участия в контрре­волюционной организации (ст. 58¹¹ УК), бандитской группе (ст. 59³ УК) и лжекооперативной организации (ст. 129-а УК), то вступление в одно из этих преступных со­обществ и знание его общего преступного плана могло

являться лишь основанием для ответственности именно за участие в данном сообществе. В свою очередь пределы и объем этой ответственности, по нашему мнению, должны уже определяться не только знанием «общего преступного плана», но и степенью осведомленности о конкретных преступлениях, совершаемых данным сообществом, и степенью участия в их подготовке, соверше­нии и т.д. Только при соблюдении этого требования мож­но говорить об индивидуализации ответственности членов преступного сообщества. Вменение же в равной мере каждому участнику сообщества всей совокупности пре­ступлений, совершенных данным сообществом, неизбежно вело бы к объективному вменению и уравниловке при определении меры наказания виновным, так как игнори­ровались бы важнейшие критерии их опасности — сте­пень осведомленности и степень участия в деятельности сообщества. В редакционной статье журнала «Комму­нист» с полным основанием отмечалось, что на практи­ке положение А.Я. Вышинского об ответственности уча­стников преступной группы «могло вести лишь к необос­нованным осуждениям, к применению необоснованных суровых, несправедливых наказаний к людям, вина ко­торых была незначительной»18.

При применении нового общесоюзного и республикан­ского законодательства, которое в основном восприни­мает упомянутые выше формы соучастия особого рода, прежние недостатки и ошибки не должны иметь места. В соответствии с общими принципами советского уголов­ного права при совершении антисоветской организацией ряда преступлений или совершении бандой нескольких нападений, а также в других случаях совершения ряда преступлений сообществом каждому из членов этих пре­ступных объединений должны вменяться только те пре­ступления или эпизоды, в которых данное лицо принима­ло какое-либо участие или, по крайней мере, знало об их подготовке или совершении другими членами.

Дата добавления: 2015-07-11