Уголовному праву

1. Действовавшее до принятия в декабре 1958 года Основ уголовного законодательства Союза ССР и союз­ных республик уголовное законодательство не давало общего понятия соучастия, а лишь ограничивалось оп­ределением отдельных видов соучастников. Статья 12 Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 года гласила, что меры наказания «применяются в отношении всех соучастни­ков (подстрекателей, исполнителей, пособников) в зави­симости от степени их участия в преступлении». Статья 17 УК1 также дает лишь определение отдельных видов соучастников.

Впервые понятие соучастия было дано в законе в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 года. Статья 17 Основ опреде­ляет соучастие как умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления. В про­цессе совместного совершения преступления двумя или более лицами между ними устанавливается определен­ная связь, позволяющая рассматривать данное преступ­ление как общее для всех соучастников. Советское уго­ловное право рассматривает соучастие как особую фор­му совершения преступления, обладающую рядом объ­ективных и субъективных признаков.

2. Одним из объективных признаков соучастия яв­ляется участие в одном и том же преступлении двух или более лиц. Без этого количественного признака немыс­лимо соучастие. Однако наличие только этого количе­ственного признака еще недостаточно.

Для соучастия необходимо, чтобы каждое из лиц, участвующих в совершении одного и того же преступле­ния, совершило такие действия, которые были бы значи­тельными, способными существенным образом повлиять на достижение определенного преступного результата.

По советскому уголовному праву не могут квалифи­цироваться как соучастие такие случаи совершения пре­ступления двумя или более лицами, когда одно из этих лиц совершило настолько малозначительные действия, что они не могли существенным образом по­влиять на наступление общего преступного результата.

Так, Ц. и Ч. были признаны соучастницами хищения, совершенного их мужьями. Доказательствами виновно­сти Ц. и Ч. суд признал то обстоятельство, что они предо­ставили своим мужьям санки для перевозки похищен­ной козы и приняли участие в ее обработке. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР с полным основанием прекратила дело в отношении Ц. и Ч., так как их участие в хищении было настолько незначительным, что не могло оказать существенного влияния на наступление преступных последствий2.

Соучастие исключается также и в тех случаях, когда одно лицо склонило другое к совершению действий, не образующих состава преступления, хотя бы действия этого лица каким-либо образом и были связаны с совер­шением другим лицом преступления. В этом отношении характерно дело П. и Л.

П. и находившийся в его подчинении Л. зашли в ре­сторан, где выпили вина. Л. высказал желание пока­таться на автомашине. П., согласившись с этим, вызвал по телефону из гаража свою служебную автомашину, а по прибытии ее, отпустив шофера и не имея прав на вождение машины, сам сел за руль. Следуя по шоссей­ной дороге, П. развил недозволенную скорость и сбил

пешехода, который умер на месте от полученного ране­ния.

П. был привлечен к ответственности за злоупотреб­ление своим служебным положением и неосторожное убийство, а Л. был признан соучастником этих преступ­лений.

Пленум Верховного Суда СССР совершенно спра­ведливо признал неосновательным осуждение Л. и дело в отношении него производством прекратил. В постанов­лении по этому делу указывалось, что высказанное Л. желание покататься на автомашине не может рассмат­риваться как соучастие в преступлении. Это желание не содержит в себе состава преступления, так как пре­ступные действия заключались не в самом факте ката­ния, а в том, что машиной управляло лицо, не имевшее на то права, и что это лицо совершило неосторожное убийство. Следовательно, Л. нельзя рассматривать соучастником преступления, совершенного П.3

Действия Л. лишь внешне напоминают подстрека­тельство. Однако это было подстрекательство не к со­вершению преступления, а к совершению таких дейст­вий, которые не содержат состава преступления. Подоб­ное подстрекательство не заключает в себе ни объектив­ных, ни субъективных признаков участия в преступле­нии и не может служить основанием для привлечения данного лица в качестве соучастника, хотя косвенно оно и было связано с совершением преступления.

Не может встать вопрос о соучастии в случаях, когда исполнитель преступления оказывается по суду оправ­данным4.

Таким образом, для соучастия с объективной сторо­ны необходимо, чтобы в преступлении участвовали два или более лиц и чтобы действия каждого из соучастни­ков, в том числе и исполнителя, по своему характеру были значительными, способными повлиять на достиже­ние общего преступного результата. Только в этом слу­чае можно говорить о соучастии.

3. Соучастие логически немыслимо в тех случаях, когда с объективной стороны деятельность всех соуча­стников характеризовалась бы бездействием. Однако из этого нельзя делать вывод о том, что соучастие с объек­тивной стороны всегда выражается лишь в активных действиях соучастников.

Г.Е. Колоколов утверждал, что «соучастие есть та­кое отношение нескольких лиц к единичному результату, при котором каждое из них виновным образом обуслов­ливает этот результат посредством известного положи­тельного действия»5. Иными словами, Г.Е. Колоколов считал, что соучастие возможно только в тех случаях, когда все соучастники действуют активно и таким обра­зом добиваются общего преступного результата. С по­добным утверждением согласиться нельзя. А.Н. Трайнин, возражая Г.Е. Колоколову, писал, что «соучастник также может участвовать в причинении результата путем бездействия. На практике эти случаи вполне воз­можны и часто имеют место»6. Мнение А.Н. Трайнина правильно лишь в том отношении, что для соучастия вовсе не обязательно, чтобы каждый из соучастников со­вершал активные действия, направленные на достижение общего преступного результата. Однако нельзя признать правильным положение, что всякий соучастник может «участвовать в причинении результата путем бездейст­вия». Такое утверждение может быть сделано только в отношении исполнителя и пособника. Исполнительство с объективной стороны действительно возможно как в форме действия, так и в форме бездействия. Например, Иванов склоняет Петрову к тому, чтобы она не кормила их новорожденного ребенка. Петрова, соглашаясь с ним, не кормит ребенка, и в результате этого ребенок умирает.

Пособничество, так же как и исполнительство, может быть совершено и путем действия, и путем бездействия.

Э.Я. Немировский справедливо полагал, что «пособничество может выразиться и в бездействии, а именно в умышленном невоспрепятствовании результату, при юридической обязанности к этому и при условии воз­можности воспрепятствовать» 7.

Аналогичную позицию в этом вопросе занимал и А.Н. Трайнин, приводивший в качестве примеров пособничества, совершенного путем бездействия, поведение стрелочника, который по соглашению с грабителями не переводит стрелки, чтобы вызвать крушение и обеспечить ограбление, и поведение сторожа, который по договорен­ности с ворами не запирает кладовой.

Такой же точки зрения придерживается и А. Соловь­ев, который утверждение о возможности пособничества путем бездействия подкрепляет ссылкой на дело С. из судебной практики. С. осужден как соучастник за то, что он, являясь колхозным сторожем на току, ушел с поста, оставив зерно без охраны, и тем самым дал возможность предварительно договорившимся с ним Е. и Ш. похитить 33 центнера зерна. Через четыре дня Е. и Ш. в присут­ствии С. похитили еще 33 центнера зерна. По мнению А. Соловьева в обоих приведенных случаях участие С. в совершении преступления выразилось в форме бездей­ствия8.

Статья 17 Основ уголовного законодательства Сою­за ССР и союзных республик определяет пособничество как содействие совершению преступления советами, указаниями, предоставлением средств или устранением препятствий, а также как заранее данное обещание скрыть преступника, орудия и средства совершения пре­ступления, следы преступления либо предметы, добытые преступным путем. По смысловому значению данной статьи видно, что пособничество возможно с объектив­ной стороны как в форме активного поведения, направ­ленного на содействие выполнению преступления или же сокрытию преступления или следов преступления, так и в форме бездействия, выражающегося в невыполнении лицом, являющимся пособником, возложенных на него правовых обязанностей.

В отношении же подстрекательства утверждение А.Н. Трайнина не может быть признано правильным. Подстрекательство по своей природе таково, что его осуществление возможно только путем активных дей­ствий. Логически немыслимо совершить подстрекатель-

ство путем бездействия. То же самое следует сказать и об организаторе: его участие в преступлении также мо­жет быть выражено только в активных действиях.

4. Для соучастия с объективной стороны необходимо также, чтобы лица, участвующие в совершении одного и того же преступления, действовали совместно (со­обща)9.

В советской юридической литературе, в частности в учебниках по уголовному праву, слабо, а в ряде случа­ев неверно, освещается вопрос о понятии совместности (общности) действий. В связи с этим на характеристи­ке данного признака соучастия следует остановиться более подробно.

По нашему мнению, понятие совместности (общно­сти) действий складывается из четырех элементов.

Во-первых, преступление совершается общими, совместными усилиями нескольких лиц. Во-вторых, преступный результат (последствие) будет для этих лиц общим, единым. В-третьих, действия каждого участни­ка являются в конкретной обстановке данного преступ­ления необходимым условием совершения действий другими соучастниками.

Например, А. склонил Б. к убийству В. Б. согласил­ся, но, взвесив еще раз все обстоятельства, пришел к выводу, что ему одному, без помощи третьего лица, осу­ществить убийство не удастся. Б. обратился за по­мощью к Д., посвятив его в свой замысел. Д. согласил­ся оказать помощь и сообщил Б., когда В. остается ча­ще всего один дома и рассказал, как надо наиболее не­заметно пробраться к нему в дом. В. был убит.

Из данного примера видно, что действия каждого из соучастников в конкретной обстановке явились совер­шенно необходимыми для совершения указанного пре­ступления. Не будь исполнителя Б., подстрекатель А. не сумел бы осуществить своего преступного замысла, так как он не считал для себя возможным совершить убийство лично. При отсутствии пособника Д. подстре­катель А. также не мог бы осуществить своего преступ­ного замысла, ибо исполнитель не считал для себя воз­можным совершение данного преступления без помощи пособника.

В свою очередь исполнитель не совершил бы убийст­ва, если бы подстрекатель не вызвал решимости у него совершить это преступление. Пособник также не мог бы совершить свои пособнические действия, если бы у ис­полнителя не было вызванной подстрекателем решимо­сти совершить убийство. Следовательно, и для действий пособника действиями исполнителя и подстрекателя со­здавались условия, без которых пособник не мог бы принять участия в убийстве.

Из изложенного не следует, что каждое из указанных лиц не могло бы в другой обстановке совершить данное преступление в одиночку. При других условиях убий­ство мог бы совершить исполнитель по собственной ини­циативе и без помощи пособника, но тогда бы и не воз­никло вопроса об участии подстрекателя и пособника в совместном с исполнителем преступлении, а достигну­тый им преступный результат не был бы общим.

Наконец, в-четвертых, преступный результат или факт совершения преступления находится в причинной связи с действиями каждого из соучастников. Без действий хотя бы одного из участников наступление общего преступного результата становится невозможным. Каж­дый из соучастников вносит свой необходимый «вклад» в достижение общего преступного результата.

5. Некоторые советские криминалисты полагают, что совместность действий выражается в единстве объ­екта посягательства соучастников. Такого мнения при­держивается, например, А. Соловьев, который утверж­дает: «Соучастие имеется тогда, когда действия всех лиц, принимавших участие в совершении преступления, направлены на один и тот же объект (разрядка моя. — П. Г.),то есть причиняют вред или ставят в

опасность причинения вреда одни и те же социалисти­ческие общественные отношения»10.

Такое утверждение, по нашему мнению, не является правильным.

Нельзя сводить совместность действий соучастни­ков только к единству объекта их посягательства, хотя в большинстве преступлений, совершаемых в соучастии, виновные посягают на один и тот же объект.

Вполне возможны и такие случаи, когда два лица фактически посягают на один тот же объект, но их действия не будут совместными и сами они не могут рассматриваться как соучастники. Это положение на­ходит свое подтверждение в судебной практике.

С-о заметил, что один из вагонов товарного поезда, стоявшего на станционных путях, открыт. Воспользовав­шись этим, С-о проник в вагон и через люк начал выбра­сывать оттуда уголь. Через несколько минут к тому же вагону подошел С., с которым С-о знаком не был. С. за­лез в вагон и стал выбрасывать уголь в другой люк. Со­брав сброшенный уголь, С. отнес его на стрелочный пост, а спустя некоторое время из вагона вышел С-о и сложил в канаву сброшенный им уголь11.

Из приведенного примера видно, что С-о и С. совер­шили хищение угля в одно и то же время, из одного и того же источника, одинаковым способом. Однако Пле­нум Верховного Суда СССР не только не усмотрел в данном случае признаков шайки, но и не нашел в дей­ствиях С-о и С. признаков соучастия, хотя указанные лица причинили ущерб одному и тому же объекту — социалистической собственности.

Следовательно, для понятия совместности (общно­сти) еще не достаточно того, чтобы действия соучастни­ков были направлены на причинение ущерба одному и тому же объекту. Значит неправильно видеть совмест­ность действий соучастников только в единстве объекта их посягательства.

Возможны случаи, когда, несмотря на то, что два лица фактически причиняют ущерб различным объектам,

их действия все же являются совместными, а сами они рассматриваются в качестве соучастников.

Допустим, что К. и В. похитили у М. пишущую ма­шинку. Причем К. знал, что эта машинка принадлежа­ла государственному учреждению и М. пользовалась ею дома по условиям трудового соглашения, а В. об этом не знал и был уверен в том, что пишущая машинка яв­лялась собственностью М. В данном примере виновные фактически направляли свои действия на разные объек­ты, так как умыслом В. охватывалось хищение личного имущества, а умыслом К. — хищение государственного имущества. Однако В. и К. совершили преступление сов­местно, а потому они и должны рассматриваться в качестве соучастников. Вместе с тем ввиду различия в направлении умысла ими были осуществлены составы двух различных преступлений, отличающихся друг от друга по объекту посягательства. Вследствие этого К. должен нести уголовную ответственность по Указу Пре­зидиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государст­венного и общественного имущества», а В. — по Указу от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной соб­ственности граждан».

Таким образом, совместность действий соучастников не может быть сведена только к единству объекта пося­гательства соучастников, а является более широким по­нятием, включающим в себя указанные элементы.

6. С понятием совместности (общности) действий, как одного из необходимых признаков соучастия, тесно связан вопрос о причинной связи при соучастии.

О совместности (общности) действий можно гово­рить лишь в том случае, если преступный результат или факт совершения преступления находится в причинной связи с действиями каждого из соучастников. Отсутствие такой причинной связи свидетельствует об отсутствии и совместности действий и, следовательно, об отсутствии соучастия. В связи с этим целесообразно остановиться на понятии причинной связи более подробно.

Как известно, под причинной связью понимается та­кая связь между явлениями, при которой однообстоя­тельство (причина) порождает другое (следствие). Марксистско-ленинская теория причинности исходит из того, что все явления природы и общественной жизни на-

ходятся во взаимодействии друг с другом, что каждое из них причинно обусловлено, что причинная связь между явлениями природы и общества существует объективно, вне сознания людей.

Причина и следствие представляют собой изолиро­ванные моменты в общей цепи взаимной связи и обу­словленности явлений внешнего мира. «Чтобы понять отдельные явления, мы должны вырвать их из всеобщей связи и рассматривать их изолированно, а в таком слу­чае сменяющиеся движения выступают перед нами — одно как причина, другое как действие»12.

Человеческие понятия о причинности отображают объективную связь между явлениями внешнего мира. Однако понятие причинности отображает эту связь при­близительно, упрощенно. В.И. Ленин писал, что «чело­веческое понятие причины и следствия всегда несколько упрощает объективную связь явлений природы, лишь приблизительно отражая ее, искусственно изолируя те или иные стороны одного единого мирового процесса»[13].

Явление может быть причиной или следствием друго­го явления только при определенных условиях. «При­чина и следствие суть представления, которые имеют значение, как таковые, только в применении к данному отдельному случаю; но как только мы будем рассматри­вать этот отдельный случай в его общей связи со всем мировым целым, эти представления сходятся и перепле­таются в представлении универсального взаимодейст­вия, в котором причины и следствия постоянно меняют­ся местами; то, что здесь или теперь является причиной, становится там или тогда следствием и наоборот»[14].

Между явлениями материального мира существуют различные виды объективных связей. Для обозначения этих связей применяются философские категории — не­обходимость и случайность. Под необходимостью имеет­ся в виду то, что не может в данных конкретных усло­виях не произойти, что обязательно должно произойти.

Следовательно, необходимость — это такое развитие явлений, которое с неизбежностью вытекает из внутрен­них существенных взаимосвязей, взаимоотношений и взаимодействий. Диалектический материализм исходит

из того подтвержденного общественно-исторической практикой и естествознанием факта, что необходимость существует объективно, независимо от воли и сознания людей, и что люди не могут произвольно изменять, устанавливать или отменять необходимость. В каждом отдельном законе природы или общества выражена не­обходимая связь явлений. Необходимость существует не только в природе, но и в общественной жизни.

Под случайностью понимается то, что в данных ус­ловиях может быть, но может и не быть, что может про­изойти так, но может произойти и иначе.

Случайность, как и необходимость, существует объ­ективно. Случайность — не беспричинна. Необходи­мость и случайность диалектически связаны друг с дру­гом.

Диалектический материализм рассматривает слу­чайность в ее многообразных связях с необходимостью, в силу которых в форме случайности проявляется необ­ходимость, и грань между случайностью и необходи­мостью никогда не бывает абсолютной. Ф. Энгельс ука­зывал, что случайность является дополнением и формой проявления необходимости[15].

Приведенные положения марксистско-ленинского учения о причинности как объективной закономерности природы и общества имеют чрезвычайно важное значе­ние для решения вопроса о причинной связи в конкрет­ных науках и, в частности, в уголовном праве.

Ученые-юристы СССР и стран народной демократии единодушно признают, что в области права, и конкрет­но в области уголовного права, не может быть какой-то особой теории причинной связи и что теория причинной связи в праве должна строиться на основе и в соответ­ствии с единым марксистско-ленинским учением о при­чинности[16].

В советской юридической литературе и литературе стран народной демократии существует несколько теорий относительно того, как следует применять марксист­ско-ленинское положение о взаимодействии и взаимо­обусловленности явлений к вопросу о причинной связи в праве вообще и в уголовном праве, в частности[17].

Нам представляется более правильной точка зрения тех авторов, которые считают, что в любой области жизни, в том числе и в любой отрасли науки, необходи­мо различать необходимые и случайные связи. В обла­сти уголовного права мы рассматриваем связь между противоправным действием человека и, как результа­том этого противоправного действия, его обществен­но опасным последствием. Между тем или иным проти­воправным действием и наступившим общественно опасным последствием могут быть как необходимые, так и случайные связи. Для решения вопроса об уголовной ответственности нужно установить наличие необходи­мой причинной связи между противоправным и винов­ным действием и наступившим общественно опасным результатом. Для признания того или иного действия причиной наступившего преступного результата необхо­димы следующие условия.

Прежде всего, это действие должно предшество­вать во времени преступному результату, ибо в против­ном случае оно не может рассматриваться причиной наступившего последствия.

В советском уголовном праве причиной наступивше­го последствия рассматривается лишь такое действие, которое являлось необходимым и непосредственным условием наступления преступного результата. Иными словами, наступившее последствие должно иметь свое основание именно в данном действии, с неизбежностью вытекать из него, без этого действия данное последствие не могло бы наступить.

Только в том случае, когда действие удовлетворяет этим требованиям, можно сказать, что оно является причиной наступившего преступного результата, что между этим действием и преступным результатом име­ется причинная связь.

Проблема причинной связи в советской юридической литературе разрешается, главным образом, примени­тельно к преступлениям, совершенным одним лицом[18]. Что касается вопроса о причинной связи при соучастии, то он освещается явно недостаточно, причинная связь, как правило, рассматривается без учета характера дей­ствий отдельных соучастников.

При соисполнительстве каждый из соучастников не­посредственно участвует в причинении преступного ре­зультата. Следовательно, в данном случае вопрос о причинной связи решается так же, как и в преступлениях, совершенных одним лицом. Такое же положение и в случаях, когда преступление совершено преступным сообществом. Каждый из участников преступного сооб­щества непосредственно причиняет преступный резуль­тат, непосредственно содействует достижению общего для всех участников сообщества преступного результата.

Несколько иначе решается вопрос о причинной свя­зи при соучастии в узком смысле, то есть при таком умышленном совместном участии в преступлении не­скольких лиц, когда между соучастниками распределе­ны роли. При таком соучастии преступный результат причиняется непосредственно действиями исполнителя. Что касается остальных соучастников (подстрекателей и пособников), то каждый из них содействует наступле­нию общего преступного результата через посредство действий исполнителя.

В связи с этим возникает вопрос, должны ли дейст­вия подстрекателя и пособника также находиться в при­чинной связи с наступившим преступным результатом.

В.Д. Меньшагин и З.А. Вышинская в учебнике со­ветского уголовного права пишут: «Для наличия соуча­стия в преступлении требуется установление причин -

ной связи между деятельностью каждого из участ­вующих лиц и наступлением преступного результата»[19].

Однако далее в том же учебнике отмечается, что «для признания того или иного лица пособником необ­ходимо установить... причинную связь менаду его дей­ствиями и совершением исполнителем преступ­ления...»[20] (разрядка моя. — П. Г.).

Также решается данный вопрос и в учебном пособии по Общей части советского уголовного права. В нем указывается, что для наличия соучастия необходимо установить причинную связь между действиями соуча­стника и преступным результатом, а затем утверждает­ся, что для соучастия необходимо установить причин­ную связь действий соучастника с совершением преступления [21].

Решение вопроса о том, в каких преступлениях дей­ствия соучастников должны быть связаны с результа­том, а в каких — только с фактом совершения преступ­ления, поможет уяснить сущность причинной связи при соучастии.

При соучастии в тесном смысле слова действия подстрекателя и пособника, так же как и действия испол­нителя, должны быть причинно связаны с наступившим преступным результатом. То обстоятельство, что под­стрекатель и пособник причиняют своими действиями преступный результат не прямо, а через посредство действий исполнителя, не меняет указанного положе­ния, ибо без участия подстрекателя и пособника испол­нитель был бы не в состоянии совершить данное кон­кретное преступление. Следовательно, преступный ре­зультат также неизбежно вытекает из действий под­стрекателя и пособника, как и из действий исполни­теля.

Таким образом, для соучастия с объективной сто­роны необходимо установить наличие причинной связи между действиями каждого из соучастников и наступив­шим преступным результатом.

Однако подобная постановка вопроса может иметь место только в отношении так называемых материаль­ных преступлений, то есть таких, последствия которых находятся в рамках состава преступления, описанного взаконе.

Если исполнитель материального преступления до­вел свою деятельность только до стадии приготовления или покушения, то в данном случае необходимо устано­вить причинную связь между действиями соучастника и фактом приготовления или покушения на преступле­ние со стороны исполнителя.

В советском уголовном праве имеется довольно боль­шое число так называемых формальных преступлений, то есть таких, последствия которых лежат за пределами их состава. Подобные преступления считаются окончен­ными с момента совершения указанных в законе обще­ственно опасных действий.

Так, для состава преступления, предусмотренного ст. 95 УК, достаточно одного лишь умышленного сооб­щения органу, имеющему право возбуждать уголовное преследование, ложных сведений о совершении кем-ли­бо преступления. Что же касается возможных послед­ствий (неправильное возбуждение уголовного дела в связи с ложным доносом, необоснованное привлечение кого-либо к уголовной ответственности, арест или осуж­дение невиновного лица и др.), то они лежат за рамка­ми данного состава.

При совершении так называемых формальных преступлений для признания соучастия необходимо уста­новить наличие причинной связи между действиями соучастника (подстрекателя и пособника) и фактом совершения преступления исполнителем.

Следовательно, для признания соучастия с объективной стороны необходимо установить причинную связь или между действиями соучастников и наступившим преступным результатом (в материальных преступлениях), или между действиями соучастников и совершением преступления исполнителем (в формальных преступлениях, а также при покушении и приготовлении).

Если отсутствует причинная связьмежду действиями соучастников и наступившим преступным результатом или фактом совершения преступления исполнителем, не может быть речи о соучастии. Поэтому нельзя

рассматривать заранее не обещанное укрывательство как соучастие. Более правильно рассматривать заранее не обещанное укрывательство как прикосновенность к преступлению, поскольку такое укрывательство, как справедливо отмечалось рядом советских авторов, не находится в причинной связи ни с совершением ис­полнителем преступления, ни с наступившим преступ­ным результатом.

Таким образом, с объективной стороны соучастие характеризуется совместным совершением одного и то­го же преступления двумя или более лицами, когда действия каждого из соучастников создают в данной конкретной обстановке совершения преступления необ­ходимые условия для действий другого соучастника и когда действия соучастников находятся в причинной связи с преступным результатом или с совершением преступления.

7. Большинство советских криминалистов полагает, что причинная связь является обязательным признаком соучастия. Исключение составляет А.Я. Вышинский, который считал сомнительным «правильность трактовки понятия соучастия как деятельности, находящейся в причинной связи с учиненным исполнителем преступ­ным результатом»[22]. А.Я. Вышинский утверждал, что наличие внешней связи преступника с преступным ре­зультатом необходимо только в преступлениях, совер­шенных одним лицом и что этот принцип «не применим в вопросе о соучастии, если соучастие понимать не в уз­ком смысле этого слова, т.е. не как участие нескольких лиц в совершении общими усилиями одного или нескольких преступлений, а понимать его в широком смысле, т.е. как совокупность действий многих или не­скольких лиц, не только вызвавших данный преступный результат, но и в той или иной мере и степени, прямо или косвенным образом, посред­ственно или непосредственно предопре­деливших или облегчивших наступление преступного результата, являющегося конечной целью преступной деятельно­сти»[23] (разрядка моя. — П. Г.).

Раскрывая понятие «соучастия вшироком смысле», А.Я. Вышинский отмечал, что с субъективной стороны оно характеризуется: а) наличием общей цели у соуча­стников, проводящих однородную преступную деятель­ность, и б) точным восприятием этой цели каждым из соучастников. А.Я. Вышинский не считал обязательным объективным признаком соучастия наличие причинной связи между действием отдельного соучастника и фак­том совершения преступления исполнителем. С объек­тивной стороны соучастие, по его мнению, должно ха­рактеризоваться двумя моментами: 1) использованием соучастниками сходных способов для достижения общей цели и 2) наличием «связи вообще данного лица с со­вершенным преступлением»[24].

Разъясняя сущность этой «связи вообще», А.Я. Вы­шинский ссылался на английскую доктрину соучастия, в которой по его мнению вопрос о связи соучастников решается более правильно.

«В этом отношении, — писал А.Я. Вышинский, — представляется более правильной английская доктрина. По английскому праву, участие вменяется в вину тому, кто, не будучи непосредственно выполнителем преступ­ного деяния и не присутствуя при его совершении оказы­вается тем не менее так или иначе с ним связанным, причем установление связи с деянием может относиться или ко времени, предшествовавшему совершению пре­ступления, или к последующему времени. По английско­му праву, когда кто-либо скрывал у себя того, кто, как ему известно, совершил фелонию (шпионаж), или ока­зывал ему содействие, поддержку или помощь, — он рассматривается как дополнительный участник этого преступления; виновным в дополнительном участии при­знается и тот, кто, зная, что другое лицо совершило фе­лонию, уклоняется от свидетельского показания против того, чтобы помочь ему избежать обвинительного при­говора, и тот, кто доставляет лицу, осужденному за фе­лонию, орудие для того, чтобы, произведя взлом тюрем­ной решетки или замка, оно могло бежать, или достав­ляет средства для подкупа тюремной стражи для того,

чтобы она предоставила преступнику возможность бе­жать»[25].

А.Я. Вышинский одобрительно отзывался о понятии соучастия, разработанном английским юристом Стифеном, который расширял ответственность подстрекателя, объявляяего ответственным за всякое преступление, ко­торое было совершено в результате подстрекательства и относительно которого подстрекатель знал или должен был знать, что оно может быть совершено[26].

Приведенные положения английской доктрины соуча­стия наглядно свидетельствуют о том, что она, как и все английское уголовное право, сохранила в себе многие пережитки феодального уголовного права, которое, как известно, устанавливало весьма широкие пределы от­ветственности за соучастие.

По этой доктрине подлежат ответственности за со­участие не только те лица, которые содействуют совер­шению исполнителем преступления, но и те, кто имеет хоть какую-нибудь связь с преступлением. Так, в каче­стве соучастника, согласно этой доктрине, может быть привлечен тот, кто одобряет совершение преступления, восхваляет его после того, как оно было совершено, не доносит о преступлении.

Наконец, по этой доктрине считается соучастием и допускается ответственность за неосторожное подстре­кательство.

Необходимо отметить, что такое расширение понятия соучастия противоречит советскому уголовному законо­дательству, по которому ответственность может насту­пить только за совершение общественно опасных дея­ний. Теория А.Я. Вышинского, взявшего за основу анг­лийскую доктрину соучастия, должна быть отвергнута самым решительным образом, так как она безгранично расширяет рамки соучастия.

По конструкции соучастия, предложенной А.Я. Вы­шинским, вовсе не требуется, чтобы действия соучастни­ков были значительными, способными существенно по­влиять на достижение общего преступного результата. По его мнению, соучастником будет лицо, которое в той или иной мере и степени предопределило или облегчило

наступление преступного результата. Следовательно, соучастником по конструкции Вышинского будет и ли­цо, знавшее о намерении исполнителя преступления и оказавшее ему несущественное, подпадающее под при­мечание к ст. 6 УК содействие в достижении преступно­го результата, так как такое лицо в той или иной мере и степени облегчило наступление преступного резуль­тата.

А.Я. Вышинский допускает возможность привлече­ния в качестве соучастника того лица, которое косвен­ным образом и посредственно предопределило или об­легчило наступление преступного результата. Приведен­ное положение также расширяет понятие соучастия и позволяет привлекать к ответственности за соучастие лиц при отсутствии причинной связи между их деятель­ностью и наступившим преступным результатом.

Согласно данной точке зрения следует привлекать в качестве соучастников тех должностных лиц, которые по халатности не организовали охрану каких-либо ценно­стей, оказавшихся впоследствии похищенными. Совер­шенно ясно, что такая халатность должностных лиц яв­ляется обстоятельством, в какой-то степени, хотя и кос­венно, но облегчившим наступление преступного результата и поэтому по теории А.Я. Вышинского может рас­сматриваться как соучастие. Однако наша судебная практика справедливо не считает подобные случаи со­участием.

Так, Б. был признан виновным как соучастник в хи­щении на том основании, что он, являясь директором спиртоводочного завода, не установил необходимую контрольно-пропускную систему на заводе, чем создал объективные условия, облегчившие хищения спирта. Верховный Суд СССР отменил приговор по настоящему делу, указав, что допущенная Б. халатность не может рассматриваться как соучастие в хищении, так как со­участие предполагает умышленное оказание содействия в совершении преступления либо его сокрытия[27].

Из теории А.Я. Вышинского можно сделать вывод, что соучастниками следует признать, например, всех

расхитителей социалистического имущества, так как они: 1) все имеют общую корыстную цель — цель неза­конной наживы; 2) эта цель ими точно воспринимается; 3) все они пользуются для достижения намеченной цели сходными способами (кража, разбойное нападение, ра­страта, присвоение и т.д.). Других же требований А.Я. Вышинский к соучастию в широком смысле слова, как было указано, не предъявлял.

В советской юридической печати совершенно спра­ведливо отмечалось, что теория соучастия, выдвинутая А.Я. Вышинским, могла привести судебную практику к нарушению социалистической законности, поскольку она обосновывала возможность неосновательного привлече­ния к уголовной ответственности лиц, в действительно­сти не совершивших никакого преступления.

В этой связи нельзя не согласиться с В. Николаевым, который, критикуя А.Я. Вышинского, пишет: «По такой трактовке соучастия человек несет уголовную ответст­венность за преступление, совершенное другими лица­ми, сообщником которых он признан, хотя он сам в со­вершении этого преступления не участвовал... Не трудно понять, что такое расширение понятия соучастия созда­вало возможность для необоснованных репрессий»[28].

Положения о соучастии, выдвинутые А.Я. Вышин­ским, в целом не получили распространения среди со­ветских криминалистов. Однако отдельные советские юристы в той или иной мере разделяют его позицию в данном вопросе. Например, Р.А. Хрулинский-Бурбо утверждает: «Независимо от того, что марксистско-ле­нинская философия решает проблему причинной связи принципиально отлично от метафизической буржуазной философии, конструкция соучастия в советском уголов­ном праве, как деятельности, находящейся в причинной связи с совершенным преступлением..., по нашему мне­нию, является неправильной. Причинная связь между деятельностью соучастника и совершенным исполните­лем преступлением не является, необходимым, конститу-

тивным элементом соучастия в советском уголовном праве»[29].

В 1956 году аналогичную точку зрения высказал и П.Г. Мишунин[30]. Однако в советской печати справедли­во отмечалось, что П.Г. Мишунин в вопросе о причин­ной связи при соучастии занимает противоречивую пози­цию[31]. Действительно, с одной стороны, он утверждает, что причинная связь между деятельностью соучастников и наступившим от деятельности исполнителя преступ­ным результатом не является теоретической основой для конструкции соучастия в советском уголовном праве, а с другой стороны, пишет, что причинная связь при со­участии как объективное основание уголовной ответ­ственности является необходимой и подлежит такому же обязательному установлению, как и при преступле­ниях, совершенных одним лицом.

Если П.Г. Мишунин отрицает обязательность при­чинной связи для соучастия, в таком случае он полно­стью стоит на позиции А.Я. Вышинского. Если же он признает необходимость причинной связи при соучастии, тогда его позиция ничем не отличается от взглядов большинства советских криминалистов. Попытка П.Г. Мишунина доказать, что он в решении данного вопроса идет каким-то новым путем, не производит убе­дительного впечатления.

По мнению П.Г. Мишунина, теоретической основой для конструкции соучастия должна служить не причин­ная связь, а «минимальная субъективная связь между соучастниками».

Во-первых, это предложение по существу ничего но­вого не вносит в данный вопрос, так как наличия субъ­ективной связи для соучастия никто из советских теоре­тиков, в том числе и А.Я. Вышинский, не отрицал и не отрицает.

Во-вторых, утверждение о том, что для наличия со­участия достаточно одной лишь минимальной субъек­тивной связи между соучастниками противоречит марксистско-ленинскому пониманию соотношения объективного и субъективного. Между соучастниками не может возникнуть никакой субъективной связи, которая бы не имела под собой реальной, объективной основы. Такой объективной основой и является причинная связь между деятельностью соучастников и фактом соверше­ния преступления исполнителем или наступившим пре­ступным результатом. Что касается субъективной связи, то она является не чем иным, как отражением объек­тивно существующей (причинной) связи в сознании со­участников.

П.Г. Мишунин и сам признает это, когда раскрывает содержание «минимальной субъективной связи между соучастниками». «Эта субъективная связь, — пишет П.Г. Мишунин, — должна выражаться в том, чтобы подстрекатель, пособник и укрыватель знали в общих чертах, что своей деятельностью они содействуют ис­полнителю в совершении преступления»[32].

Следовательно, П.Г. Мишунин в противоречие тому, что он утверждал ранее, признает, что для соучастия необходимо знание соучастников о наличии объективно существующей связи между их деятельностью и дея­тельностью исполнителя. Несколько далее П.Г. Мишу­нин говорит об этом более определенно, заявив, что установление причинной связи, как объективного осно­вания уголовной ответственности за содеянное в соуча­стии, обязательно, как и в любом другом преступлении.

8. Как уже отмечалось, соучастие характеризуется совокупностью объективных и субъективных признаков. Соучастие с объективной стороны возможно с прямым или косвенным умыслом.

В преступлениях, совершенных по неосторожности, соучастия быть не может.

Неосторожное преступление характеризуется отсут­ствием желания или сознательного допущения преступ­ных последствий. В этих условиях нельзя говорить о единстве преступного намерения, которое характерно

для соучастия, так как отсутствие желания или созна­тельного допущения преступных последствий не может привести к единству преступного намерения и, следова­тельно, к созданию необходимой внутренней согласо­ванности между действиями соучастников, присущей соучастию.

В этой связи нельзя не согласиться с авторами учеб­ного пособия по Общей части уголовного права, кото­рые правильно считают, что «неосторожная вина при со­вершении преступления не может создать той внутрен­ней согласованности между действиями отдельных лиц, которая требуется понятием соучастия»[33].

Только вследствие единства преступного намерения, вследствие внутренней согласованности между действи­ями соучастников, соучастие представляет собой осо­бую, более высокую по степени общественной опасности форму совершения преступления. Поэтому следует при­знать неправильным высказывавшееся некоторыми со­ветскими криминалистами мнение о возможности не­осторожного соучастия.

Необходимо отметить, что позиция сторонников не­осторожного соучастия не является полностью единой и претерпела в своем развитии известные изменения.

Так, С.П. Познышев, разделяя позицию дореволю­ционных криминалистов Г.Е. Колоколова[34], Н.Д. Сер­геевского[35] и некоторых других, считал, что соучастие существует не только в тех случаях, когда все соучаст­ники действуют по соглашению, с умыслом и со зна­нием об умысле других. По мнению С.П. Познышева, «возможно и соучастие неосторожное и соучастие в не­осторожности»[36].

Аналогичную точку зрения отстаивал криминалист Г.И. Волков, который также утверждал, что «возможно как соучастие умышленное, так и соучастие неосторожное»[37].

На возможность соучастия в неосторожном преступ­лении указывал и А.Н. Трайнин, который считал: «неверно утверждение, что соучастие не мыслимо в соче­тании с неосторожной виной»[38].

Однако А.Н. Трайнин полагал, что соучастие воз­можно только в том случае, если неосторожная вина имеется у всех соучастников, если же кто-либо из соуча­стников действовал неосторожно, а остальные умыш­ленно, то в этом случае, по мнению А.Н. Трайнина, со­участие невозможно.

«Соучастия нет, — пишет А.Н. Трайнин, — когда исполнитель действует умышленно, а помогавшие ему лица — неосторожно. Соучастия также нет, когда умышленно действуют третьи лица, а исполнитель — неосторожно. Но соучастие имеется во всех случаях сов­местного совершения несколькими лицами одного и того же неосторожного преступления»[39].

Доказывая возможность соучастия в неосторожном преступлении, он ссылается на ряд логически сконструи­рованных примеров. Причем большинство из них не имеет отношения к судебной практике.

В частности, А.Н. Трайнин приводит следующий пример, заимствованный им из русской дореволюцион­ной юридической литературы.

Трое охотников — А., Б. и В., возвращаясь домой, увидели вдали крестьянина, курившего трубку. А. обра­тился к В. с предложением показать свое искусство и попасть в трубку крестьянина. В. согласился, но с усло­вием, что Б. подставит ему плечо для ружья. Б. согласился. Последовал выстрел, пуля, однако, попала не в трубку, а в голову, и крестьянин был убит.

Анализируя данный пример, А.Н. Трайнин приходит к выводу, что все трое являются соучастниками одного и того же преступления — неосторожного убийства.

Нам представляются приведенные А.Н. Трайниным доказательства возможности соучастия в неосторожном преступлении неубедительными. А.Н. Трайнин утверж­дает, что все трое охотников действовали неосторожно — с преступной самонадеянностью, так как каждый из них предвидел возможность наступления смерти крестьяни­на, но легкомысленно надеялся предотвратить эту

смерть, полагаясь на искусство стрелка. Однако такое суждение не вытекает из обстоятельств, изложенных в примере. Как известно, при самонадеянности субъект, предвидя общественно опасные последствия своих дей­ствий, надеется предотвратить эти последствия, пола­гаясь на сумму каких-то конкретных обстоятельств. Можно ли назвать обстоятельства, которые, по мнению охотников, должны были предотвратить наступление смерти крестьянина, конкретными? Думается, что ответ на этот вопрос может быть только отрицательным.

В самом деле, какая гарантия была у охотников, что крестьянин не тронется с места и будет терпеливо ждать, когда охотник прицелится и выстрелит в трубку? Само собой понятно, что такой гарантии у них не было. Не было у них уверенности в том, что Б., подставивший плечо для ружья, не пошевельнется в момент выстрела хотя бы от испуга, не вздохнет глубже или чаще чем обычно. А это не могло не отразиться на меткости стрельбы.

Следовательно, обстоятельства, в надежде на кото­рые охотники рассчитывали предотвратить предвиден­ную ими смерть потерпевшего, настолько неконкретны и надежда на них является по сути дела такой неопреде­ленной, что о преступной самонадеянности не может быть и речи.

Поэтому, по нашему мнению, в разобранном примере все трое виновных действовали с косвенным умыслом и, если бы такой случай произошел в советской судебной практике, то действия В. следовало бы квалифицировать по ст. 137 УК, а действия А. и Б. по ст.ст. 17 и 137 УК.

Нельзя признать убедительным и другой пример, ко­торым А.Н. Трайнин пытается доказать возможность соучастия в неосторожном преступлении.

«К старшему стрелочнику, — пишет А.Н. Трайнин,— приходит уволенный со службы железнодорожник. Стрелочник, по инструкции, прежде чем принять поезд, обязан лично удостовериться, что путь свободен. Гость уговаривает стрелочника не ходить на проверку, убеж­дая, что все «обойдется». Но происходит крушение с тяжкими последствиями»[40]. А.Н. Трайнин утверждает, что эти последствия причинены стрелочником по неосто­рожности. С этим согласиться также нельзя, так как

надежда стрелочника на то, что все «обойдется» — это надежда на «авось». На железнодорожном транспорте, где приходится иметь дело с источниками повышенной опасности, каждый работник сознает, что надеяться на то, что все «обойдется», нельзя и если кто-либо и до­пускает такую надежду, то это свидетельствует о его безразличном отношении к предвиденным последствиям, то есть об умышленном нарушении трудовой дисципли­ны на транспорте.

Поэтому нам думается, что А.Н. Трайнин неправ, полагая, что стрелочник действовал с преступной само­надеянностью. Он проявил преступное бездействие с косвенным умыслом. То же самое следует сказать и о подстрекателе — бывшем железнодорожнике. Уговари­вая стрелочника не проверять путь, он действовал с кос­венным умыслом и поэтому должен нести ответствен­ность за подстрекательство к умышленному нарушению трудовой дисциплины на транспорте.

Наконец, А.Н. Трайнин, стремясь обосновать воз­можность соучастия в неосторожном преступлении, ссылается на имевший в судебной практике место слу­чай привлечения к уголовной ответственности за соуча­стие в неосторожном убийстве гражданина Р., пытав­шегося скрыть следы преступления (неосторожного убийства), которое совершил шофер В.[41]

По поводу ссылки на этот пример необходимо преж­де всего отметить, что он противоречит конструкции со­участия, развиваемой А.Н. Трайниным, который, как указывалось, утверждает, что «соучастия... нет, когда умышленно действуют третьи лица, а исполнитель — неосторожно»[42].

В анализируемом примере исполнитель действовал неосторожно, а укрыватель умышленно. Следовательно, А.Н. Трайнин должен был бы последовательно прийти к выводу, что в данном случае не было соучастия. К та­кому же выводу А.Н. Трайнин должен был прийти еще и потому, что он сам относит заранее не обещанное ук­рывательство не к соучастию, а к действиям, примыка­ющим к соучастию, то есть к прикосновенности[43].

Таким образом, и этот пример не может служить подкреплением позиции А.Н. Трайнина. Поэтому нам представляется бездоказательным его утверждение о том, что «абсолютное... и автоматическое исключение самой возможности соучастия в неосторожных пре­ступлениях, не вытекая из общего учения о соучастии, находится в противоречии с отмеченной выше судебной практикой»[44].

Таким образом, соучастие возможно в тех случаях совместного совершения двумя или более лицами, когда каждое из этих лиц действует умышленно. Соучастия нет, когда хотя бы один из соучастников действует неосторожно. Тем более отсутствует соучастие в тех случаях, когда неосторожно действуют все соучастники.

Верховный Суд СССР неоднократно отмечал, что действия могут рассматриваться как соучастие в преступной деятельности другого лица только в тех случаях, когда лицо сознавало преступный характер намерений или действий исполнителя преступления. Отсутствие такой осведомленности исключает соучастие[45].

М.Д. Шаргородский попытался дополнить и испра­вить точку зрения А.Н. Трайнина по вопросу о возмож­ности соучастия в неосторожном преступлении. М.Д. Шаргородский утверждает, что соучастие возможно только в отношении тех неосторожных преступлений, где действие совершается умышленно, а результат насту­пает по неосторожности, так как в этих случаях соуча­стник сознает характер действий исполнителя[46].

Такое утверждение М.Д. Шаргородского нельзя признать правильным.

Основное различие между умышленными и неосторожными преступлениями по советскому уголовному праву состоит в том, что при совершении умышленного преступления субъект имеет намерение совершить пре­ступление, тогда как при совершении неосторожного преступления у субъекта отсутствует такое намерение.

Следовательно, под умышленным действием в уго­ловном праве необходимо понимать не всякое волевое и сознаваемое действие, а только такое действие, которое является проявлением намерения субъекта совершить преступление. Поэтому советское уголовное право рас­сматривает как неосторожные такие действия, которые хотя фактически и совершаются осознанно, однако не яв­ляются проявлением намерения субъекта совершить преступление.

Для иллюстрации этого положения можно привести следующие примеры.

Шофер А. развил большую скорость, полагая, что он в любой момент может легко затормозить автомашину и избежать несчастного случая. Однако тормоза отказа­лись работать в нужный момент, шофер сбил переходив­шего улицу пешехода и причинил ему тяжелые телес­ные повреждения.

Военнослужащий Б., находясь в комнате для чистки оружия, нажал на спусковой крючок пистолета, предва­рительно не проверив, заряжен пистолет или нет. В ре­зультате был тяжело ранен другой военнослужащий, находившийся в той же комнате.

Не трудно видеть, что и в приведенных примерах виновные действовали осознанно, однако их преступные действия мы называем неосторожными, так как у ви­новных не было намерения совершить преступления.

Значит советское уголовное право не знает какой-то особой категории неосторожных преступлений, «где дей­ствие совершается умышленно, а результат наступает по неосторожности».

Советскому уголовному праву известны случаи, ког­да умышленно совершенное преступление приводит не только к предвиденным результатам, но и к послед­ствиям, которые не предвиделись виновным, хотя и дол­жны были им предвидеться. Например, при нанесении умышленного тяжкого телесного повреждения может наступить не только потеря зрения, слуха и другой предвиденный виновным результат, но и смерть потер­певшего, которую в данном случае виновный не предви­дел, однако по обстоятельствам дела должен был пред­видеть. Такое непредвиденное последствие не меняет умышленного характера совершенного преступления, положение находит подтверждение, в частности, в

том, что в данном случае квалификация преступления не меняется: деяние квалифицируется как умышленное тяжкое телесное повреждение, окончившееся смертью потерпевшего (ч. 2 ст. 142 УК).

Аналогичное положение может возникнуть и при со­участии, т.е. в результате совместного умышленного участия нескольких лиц в совершении одного и того же умышленного преступления могут наступить такие по­следствия, которые не предвиделись ни одним из соуча­стников (например, нанесение умышленного тяжкого телесного повреждения, повлекшего смерть пострадав­шего). Однако приведенное обстоятельство не меняет умышленного характера преступления и, следовательно, не колеблет общего положения о невозможности соуча­стия в неосторожном преступлении.

В случае совершения несколькими лицами неосторожного преступления, каждый из них несет ответственность только за свои неосторожные действия неза­висимо от другого. Правила о соучастии в данном случае не применя­ются.

В заключение следует отметить, что точка зрения А.Н. Трайнина и М.Д. Шаргородского не нашла под­держки у советских криминалистов, подавляющее боль­шинство которых считает, что соучастием может быть признана умышленная совместная деятельность двух или более лиц, участвующих в совершении одного и того же умышленного преступления[47]. К тому же она проти­воречит законодательному понятию соучастия, данному в ст. 17 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 года.

Таким образом, с субъективной стороны соучастие характеризуется наличием умышленной вины соучаст-

ников, причем умысел может быть как прямым, так и косвенным.

Некоторые криминалисты считают, что соучастием может быть признана лишь такая умышленная совмест­ная деятельность, по поводу которой между участника­ми состоялось соглашение.

Другие, наоборот, утверждают, что включение согла­шения или сговора в число обязательных признаков субъективной стороны соучастия необоснованно сужает пределы этого правового института и превращает соуча­стие из особой формы совершения преступлений в особое основание ответственности[48]. Следует заметить, что рассматриваемый спорный вопрос является не новым, он довольно оживленно обсуждался еще в русской доре­волюционной юридической литературе[49].

В советской юридической литературе впервые за включение соглашения в число обязательных признаков субъективной стороны соучастия высказался А. Лаптев, который писал: «Соучастие по советскому уголовному праву можно определить как участие нескольких лиц, основанное на соглашении, в совершении одного или нескольких преступлений»[50].

Из этого определения видно, что А. Лаптев допускает соучастие лишь в случаях, если имеется соглашение не­скольких лиц на совершение преступления.

А. Лаптев различает соучастие с предварительным соглашением и соучастие с соглашением во время со­вершения преступления[51].

Под соглашением А. Лаптев понимает «...объедине­ние преступной воли для совместной общей деятельно­сти, в которой индивидуальная преступная деятельность, индивидуальное преступное поведение, пред­ставляют собою нераздельную часть общей совместной преступной деятельности, направленной к одной общей цели, при одном общем намерении осуществить преступ­ный замысел, достичь общей цели...»[52].

Прежде всего, само определение соглашения, которое дано А. Лаптевым, вызывает возражение, так как из этого определения следует, что главную опасность при соучастии представляет не совместная деятельность со­участников, а их объединенная преступная воля. Это противоречит духу советского уголовного права, соглас­но которому опасность для общества представляет не «преступная воля» и не какие-либо другие субъектив­ные качества людей, а совершенные ими деяния, пося­гающие на советский строй и социалистический право­порядок[53].

Указанное определение вызывает возражение еще и потому, что оно значительно сужает рамки соучастия. Исходя из данного определения можно сделать вывод, что автор допускает соучастие лишь в случаях, когда все соучастники действуют с прямым умыслом, ибо только при прямом умысле виновный ставит себе цель, к достижению которой он стремится. Между тем соуча-

стие, как уже отмечалось, возможно не только тогда, когда все соучастники действуют с прямым умыслом, но и когда кто-либо из них действует с косвенным умыс­лом.

Некоторые авторы понимают под соглашением такой сговор соучастников относительно совершения преступ­ления, который предполагает осведомленность каждого из соучастников о преступном характере намерений и действий остальных соучастников и наличие желания соучастника принять совместное участие в совершении преступления[54].

Нельзя не согласиться с тем, что весьма часто соуча­стники действуют по соглашению. В процессе этого со­глашения между соучастниками происходит взаимный обмен мнений на словах или посредством конклюдентных действий. В этих случаях соучастники действитель­но осведомлены о преступном характере намерений и действий друг друга, каждый из них может тем или иным способом проявить свое желание принять участие в совершении преступления.

Соглашение бывает не только случайного, непосто­янного характера, но может явиться и соглашением на длительную преступную деятельность. Оно может быть как предварительным, так и на месте преступления во время его совершения.

Как правильно отмечает А. Лаптев, соучастие без предварительного соглашения наиболее часто встре­чается в случаях объединения преступников на месте со­вершения преступления и преимущественно на соверше­ние одного преступления. Возникает оно внезапно, без предварительного обсуждения преступного плана и спо­соба действия. Соучастие с предварительным соглаше­нием представляет собой наиболее опасный вид соуча­стия, характеризующийся обыкновенно длительной пре­ступной деятельностью, однако оно может иметь место и при совершении одного преступления и выразиться в подробной разработке и обсуждении преступных пла­нов, способа действия и распределения преступных ро­лей[55].

Из приведенных рассуждений нельзя, однако, делать вывод о том, что соглашение между всеми участниками является обязательным конструктивным признаком со­участия. Вполне мыслимы случаи, когда подстрекатель или пособник знает только о преступном характере на­мерений и действий исполнителя, но не знают друг о друге. Также и исполнителю может быть не известно желание остальных соучастников участвовать в совер­шении совместного преступления. Более того, могут быть такие случаи соучастия, когда подстрекатель не знает об участии в преступлении пособника или пособник не знает о том, что исполнитель действует по подстре­кательству третьего лица.

Например, А., находясь во враждебных отношениях с Б., подговорил своего знакомого В. за 500 рублей убить Б. Приняв предложение, В. обратился к своему приятелю С. дать ему оружие для убийства Б., умолчав об участии в этом преступлении А.

По мнению теоретиков, считающих соглашение обя­зательным признаком соучастия, в данном случае не должно быть соучастия, так как отсутствует взаим­ная осведомленность каждого из соучастников о присое­динившейся деятельности другого соучастника.

Однако такая трактовка соучастия необоснованно сужает его объем.

В рассмотренном примере мы имеем довольно рас­пространенный случай соучастия в узком смысле слова, в котором имеются все необходимые объективные и субъективные признаки соучастия. Следовательно, со­глашение между всеми участниками не является обяза­тельным субъективным признаком соучастия.

Эта точка зрения, по нашему мнению, находит убе­дительное подтверждение в судебной практике. Верхов­ный Суд СССР требует наличия соглашения или сгово­ра не вообще для соучастия, а только для наиболее опасных его форм (шайки, банды или антисоветской ор­ганизации). В ряде постановлений и определений по конкретным делам Верховный Суд СССР подчеркивает, что с субъективной стороны для признания соучастия достаточно наличия осведомленности соучастника о пре­ступном характере действий исполнителя и сознания того, что соучастник своими действиями оказывает со­действие совершению исполнителем преступления. Если

же у лица отсутствует сознание связи между своими действиями и действиями исполнителя и осведомлен­ность о преступном характере этих действий, то Верхов­ный Суд СССР не считает подобную совместную дея­тельность двух или нескольких лиц соучастием, несмот­ря даже на то, что деятельность каждого такого «соуча­стника» находится в причинной связи с наступившим преступным результатом.

Верховный Суд СССР неоднократно отмечал, что об­винение в соучастии является необоснованным, если по делу установлено, что обвиняемый, хотя объективно и способствовал преступлению исполнителя, но не был осведомлен о преступном намерении или о преступных действиях последнего[56].

Т. и В., работая заготовителями, по предложению начальника заготконторы М. и бухгалтера М-о, состави­ли финансовые акты на закупку картофеля, указав в них цену картофеля 1 руб. 10 коп. вместо 68 коп. за 1 кг, а затем расписались в получении денег, фактически не получив их, чем создали возможность М. и М-о присвоить 11 268 руб. Предлагая указать в актах непра­вильную цену картофеля, М. и М-о объяснили Т. и В. необходимость этого тем, что база будет иметь дополни­тельные расходы по транспортировке картофеля, на воз­мещение которых и должна пойти разница в цене.

В определении Судебной коллегии по уголовным де­лам Верховного Суда СССР от 16 мая 1953 г. по этому делу указано, что хотя Т. и В. своими действиями объ­ективно и содействовали совершению М. и М-о хищения денег, но, поскольку они не сознавали при этом, что ока­зывают содействие хищению, то Т. и В. не могут нести ответственность как соучастники хищения[57].

Следовательно, осведомленность о конечных целях или намерениях исполнителя преступления является

необходимым субъективным условием для признания того или иного лица в качестве соучастника.

Таким образом, соучастие с субъективной стороны характеризуется умыслом — прямым или косвенным.

Каждый соучастник должен предвидеть:

1) что действия или намерения исполнителя носят преступный характер;

2) что действия самого соучастника носят также об­щественно опасный характер, так как они создают в данной конкретной обстановке совершения преступления необходимые условия для действий исполнителя и дру­гих соучастников;

3) что его действия являются одним из необходимых условий совершения преступления или достижения пре­ступного результата исполнителем и, следовательно, причинно с ним связаны.

Сознавая общественно опасный характер действий исполнителя и своих действий, направленных на дости­жение общего с исполнителем преступного результата, соучастник желает или сознательно допускает наступ­ление этого результата.

9. Характеристика субъективной стороны соучастия будет неполной, если хотя бы кратко не коснуться во­проса о значении мотивов и целей для понятия со­участия.

Как известно, в уголовном праве мотивом преступле­ния называется побуждение лица, которым оно руковод­ствовалось при совершении преступления.

Под целью имеется в виду то, к чему стремится ви­новный, совершая преступление.

Мотив и цель преступления существенно определяют содержание вины. Вина как психическое отношение воз­никает не сама по себе, а под воздействием различных антисоциальных побуждений (корысть,

Дата добавления: 2015-07-11