Формы соучастия 2 страница

Поскольку преступления, предусмотренные ч. 1 ст. 62, ч. 3 ст. 200 и ст. 201 УК в практике чрезвычайно редки, разработке этой формы соучастия в теории со­ветского уголовного права не уделялось серьезного вни­мания и она обычно относилась к разновидности соуча­стия по предварительному сговору32. Вопрос о понятии организованной группы и отграничении ее от смежных форм соучастия приобрел очень важное значение с из­данием упомянутых Указов от 4 июня 1947 г., где эта форма соучастия именовалась организованной группой (шайкой). От более узкого или широкого понимания шайки зависела правильность квалификации весьма значительного числа преступлений, предусмотренных Указами от 4 июня 1947 г.

Как уже отмечалось, первое время после издания Указов от 4 июня 1947 г. имели место попытки, с одной стороны, слишком узкого понимания организованной группы (шайки), как устойчивой преступной организа­ции, а с другой стороны, слишком широкого — как формы соучастия, тождественной любому соучастию по предварительному сговору.

Понимание организованной группы (шайки) как устойчивой преступной организации, созданной для со­вершения ряда преступлений, основывалось на механи­ческом заимствовании понятия шайки из русского до-

революционного уголовного права33. Естественно, что та­кое механическое перенесение понятия шайки в совет­ское уголовное право и соответствующее толкование организованной группы (шайки), как квалифицирующе­го признака, содержащегося в Указах от 4 июня 1947 г., не может быть признано правильным, так как оно не отвечает социально-политическому смыслу этих Указов34. В условиях постепенного перехода к коммунизму, когда значение социалистической собственности все более возрастает и все бóльшее значение приобретает охрана прав и интересов советских граждан, совершение уже одного значительного хищения социалистического имущества, кражи личного имущества, разбоя или дру­гого серьезного преступления группой лиц, организую­щихся специально для этой цели, носит особо опасный характер и без наличия устойчивости и сплоченности группы. Понимание шайки, как устойчивой преступной организации не могло соответствовать новым задачам в борьбе с хищениями, кражами, разбоем, равно как и с другими наиболее опасными преступлениями. Поэтому

такое понимание шайки было отвергнуто законом и су­дебной практикой.

Недопустимо также отождествление организованной группы (шайки) с любым соучастием по предваритель­ному сговору, что чрезмерно расширяет пределы этого понятия, обусловливая необоснованное усиление репрес­сии по тем преступлениям, где шайка является квалифи­цирующим признаком. В отношении необоснованного расширения понятия организованной группы (шайки) справедливо указывалось в нашей печати: «Нередко суды неправильно толкуют понятие организованной группы и потому расширительно применяют ст.ст. 2 и 4 Указа 1947 г., т.е.квалифицируют как хищение органи­зованной группой (шайкой) всякое совместное хищение государственного или общественного имущества, совер­шенное группой лиц, хотя их совместное участие в хище­нии носило случайный характер. Такое неправильное понимание организованной группы (шайки) приводит на практике к необоснованному осуждению по ст.ст. 2 и 4 Указа. По этому вопросу Верховный Суд СССР уже давал указания, но ошибки в судебной практике про­должают повторяться. Вследствие этого Пленум Вер­ховного Суда СССР в постановлении от 28 мая с.г. еще раз разъяснил судам, что «не всякое хищение, совер­шенное совместно двумя или более лицами, может рас­сматриваться как хищение, совершенное организован­ной группой (шайкой) и что ст.ст. 2 и 4 Указа от 4 июня 1947 г. по этому признаку могут применяться лишь в тех случаях, когда по обстоятельствам дела устанавливает­ся, что хищение совершено по предварительному сговору сорганизовавшейся для этой цели группой лиц». Таким образом, Пленум в определении понятия организован­ной группы фиксирует внимание на моменте предва­рительной организованности участни­ков хищения»35 (разрядка моя. — Г. К.). Одна­ко отдельные теоретики вопреки закону и судебной практике продолжают утверждать, что якобы «в соот­ветствии с Указами 4 июня 1947 г. «группа», «шайка» должны рассматриваться не как соучастие особого ро­да, а как соучастие, которое характеризуется лишь

предварительным сговором участников (разрядка моя. — Г. К.),число которых должно быть не менее двух»36.

В судебной практике также еще имеют место случаи, когда отдельные суды на основании одной констатации факта предварительного сговора между несколькими лицами, признают наличие организованной группы (шайки), даже не попытавшись выяснить, каков по своему характеру был сговор и имела ли место «предва­рительная сорганизованность». Даже Верховный Суд СССР при рассмотрении конкретных дел иногда от­ступает от выдвинутого Пленумом Верховного Суда СССР требования о необходимости для шайки не про­сто «предварительного сговора», а «предварительной организованности». В определении Транспортной колле­гии от 18 января 1956 г., например, признается возмож­ным осуждение по ст. 4 Указа от 4 июня 1947 г. по при­знаку совершения хищения организованной группой (шайкой), поскольку Е. и Ж. по сговору между собой (разрядка моя. — Г. К.) в ночь на 16 де­кабря из вагона, находившегося на подъездном пути третьего разъезда окружной ветки Омского отделения дороги, похитили 175 кг сухофруктов»37. Этот, к сожа­лению, не единичный случай указания лишь на наличие сговора, без выяснения его характера является не чем иным, как повторением старой и осужденной Пленумом Верховного Суда СССР ошибки — отождествления лю­бого соучастия по предварительному сговору с поня­тием организованной группы (шайки). Между тем для шайки, как формы соучастия и признака, квалифицирующего хищение, кражу и разбой, характерно именно наличие «предварительной организованности», что да­леко не равнозначно любой предварительной договорен­ности между двумя или более лицами о совместном со­вершении преступления.

Практика применения Указов от 4 июня 1947 г. под­тверждает, что под шайкой следует понимать лишь та­кую группу из двух или более лиц, которая в процессе предварительного сговора разрабатывает план, преду-

сматривающий распределение ролей и действия, кото­рые необходимо осуществить для достижения общей це­ли — преступного завладения социалистическим или личным имуществом. Такой сговор дает возможность преступникам объединить свои усилия, заранее устра­нить препятствия, произвести подготовку и с большим успехом (с их точки зрения) совершить задуманное преступление и скрыть его следы. Именно эти моменты и образуют «сорганизованность» группы, а совершение хищения такой группой представляет собой значительно большую опасность, чем выполнение этого же преступ­ления одним человеком, несколькими лицами без пред­варительного сговора или при минимальной согласован­ности преступной деятельности соучастников.

Неправ был Б.С. Утевский, когда он писал: «...иног­да думают, что организованная группа (шайка) имеет­ся только в том случае, если преступники действо­вали по заранее разработанному плану и т.д.... Такое понимание шайки также не вытекает из закона»38. По нашему мнению, из смысла Указов от 4 июня 1947 г., постановлений Пленума и определений коллегий Вер­ховного Суда СССР по многим конкретным делам выте­кает понимание организованной группы (шайки) именно как группы лиц, действующих по заранее разработанно­му плану. Этот план может быть более или менее под­робным, в нем не обязательно должны быть предусмот­рены все детали предполагаемого преступления: такой план, конечно, нигде не фиксируется. Однако группа может быть признана организованной лишь тогда, когда ее члены заранее продумывают свою дея­тельность, распределяют роли, проводят какую-то под­готовку к задуманному преступлению. Не может быть дан заранее точный перечень тех обстоятельств, догово­ренность о которых могла бы свидетельствовать о нали­чии сорганизованности группы, так как каждое преступ­ление всегда своеобразно, а условия и обстоятельства, которые ему сопутствуют, весьма различны и предусмотреть их все не представляется возможным.

Верховный Суд СССР в постановлениях пленума и определениях коллегий в случаях, когда речь идет о признании нескольких лиц предварительно сорганизо-

вавшимися, даже не пытается дать примерного перечня обстоятельств, которые могут быть во всех случаях признаками сорганизованности. Однако он всегда фик­сирует внимание на тех обстоятельствах, которые в данном деле свидетельствуют о наличии общего «преступного замысла», преступного плана, выработан­ного участниками хищения до его совершения и объеди­нившего усилия преступников39.

В определении по делу Р. и Б. Судебная коллегия Верховного Суда СССР прямо указывала: «Предвари­тельный же сговор является основным признаком вся­кой организованной группы, участники которой дей­ствуют по плану, выработанному при сговоре»40.

Для признания того или иного лица участником шай­ки необходимо, чтобы оно или принимало участие в раз­работке преступного плана осуществления хищения, или по крайней мере было осведомлено о нем и после­дующими своими действиями весьма активно способ­ствовало его выполнению. Те же лица, которые, хотя и знали о характере предполагаемого хищения и даже в

определенной степени способствовали его совершению или сокрытию, но не участвовали в разработке преступ­ного плана или не были о нем осведомлены, не могут быть признаны членами организованной группы (шай­ки), а являются соучастниками хищения.

Нельзя поэтому согласиться с М. Меркушевым, ко­торый полагает, например, что один факт обещания укрыть следы преступления или преступника уже дает основание считать такого укрывателя во всех случаях членом организованной группы (шайки) независимо от того, что ему возможно не было больше ничего известно о предполагаемом хищении41. Согласно такой характе­ристике организованная группа (шайка) полностью приравнивается к соучастию по предварительному сго­вору и не отражает специфики организованности42.

Групповая кража в смысле Указов от 4 июня 1947 г. — «это прежде всего хищение, совместное, организо­ванное»43. Недостаточно только пообещать содейство­вать или непосредственно участвовать в совершении или сокрытии хищения; необходимо участвовать в раз­работке или, по крайней мере, быть осведомленным о преступном замысле, преступном плане осуществления всего преступления в целом.

Именно такого понимания организованной группы (шайки) все более последовательно придерживается и судебная практика.

Так, К., П., К-в и Я. были осуждены по ст. 4 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государ­ственного и общественного имущества» за то, что они по сговору между собой во время молотьбы в колхозе по­хитили значительное количество ржи. В определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Су­да СССР от 22 декабря 1954 г. по этому делу указыва­ется: «...в деле нет таких данных, что хищение было совершено по предварительному сговору сорганизовавшейся для этой цели груп­пой лиц (разрядка моя. — Г. К.).Поэтому у суда не было оснований признать К. и других виновными по ст. 4 упомянутого Указа от 4 июня 1947 г., поскольку в их действиях не имеется тех признаков преступления, которые предусмотрены этой статьей Указа от 4 июня 1947 г.»44.

В связи с рассматриваемым вопросом представляет большой интерес и определение Верховного Суда СССР от 31 октября 1953 г. По данному делу были осуждены работники Горьковской железной дороги, которые со­вершили 34 кражи грузов (кожевенные товары, спирт, шерсть, сахар, конфеты, рис, масло и др.), причинив государству материальный ущерб на сумму 57 104 руб. В числе прочих осужденных К. был признан виновным в том, что он по договоренности с осужденным по настоящему делу Ч. принял от последнего 1000 кв. дм обрезков хрома, а затем 75 кг сливочного масла.

Суд квалифицировал действия К. по ст. 17 УК и ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. Верховный Суд СССР согла­сился с такой квалификацией45.

В приведенных случаях налицо предварительное соглашение о совершении несколькими лицами одного и того же преступления, но поскольку в первом случае не было установлено сорганизованности преступ­ников, достигнутой в процессе предварительного сгово­ра, а во втором случае К. не принимал участия в подготовке и организации хищения в целом — возмож-

ность ответственности указанных лиц за организован­ное хищение (за членство в шайке) была отвергнута.

Следовательно, группа лиц может быть признана предварительно сорганизо­вавшейся и содержащей признаки шайки лишь в том случае, если членами этой группы совместно разработан, хотя бы в общих чертах, преступный план (замы­сел) совершения преступления, объе­диняющий преступную деятельность всех участников шайки и тем самым об­легчающий совершение преступления.

В практике применения Указов от 4 июня 1947 г. определились и другие признаки организованной груп­пы (шайки). Шайка, являясь одной из форм соучастия по числу членов, предполагает, так же как и любое со­участие, преступную деятельность двух или более лиц.

Организованная группа (шайка) может состоять из соисполнителей, т.е. лиц, которые согласно предвари­тельному сговору о плане осуществления хищения при­нимают непосредственное участие в выполнении соста­ва хищения.

В других случаях между членами организованной группы может быть разделение ролей, которое происхо­дит в процессе выработки плана совершения преступ­ления.

В отличие от рассмотренной нами выше «группы», которая предполагает обязательное соисполнительство, для «организованной группы» (шайки) необязательно, чтобы все ее члены принимали непосредственное уча­стие в совершении преступления. Согласно предварительно выработанному плану одни участники шайки могут выступать в качестве непосредственных исполни­телей, другие — в качестве пособников, оказывающих содействие исполнителю в совершении преступления или в его сокрытии. Отсюда следует, что о подробностях деятельности каждого из участников шайки, в частности исполнителя, например, о точном времени и условиях совершения преступления другие члены шайки могут и не знать. Их осведомленность может быть ограничена знанием общего плана совершения преступления, т.е. знанием того, что исполнитель собирается выполнить определенный состав преступления и что они должны

оказать ему то или иное содействие при подготовке или сокрытии преступления.

В определении Верховного суда РСФСР по делу Б., Г. и др. указывалось, что в данном случае действовала организованная группа (шайка) расхитителей..., в кото­рую входили как непосредственные расхитители, так и лица, сбывавшие похищенное46.

Ошибочной является точка зрения тех авторов, ко­торые полагают, что каждый из членов шайки должен обязательно принимать непосредственное участие в со­вершении преступления. М.М. Исаев, например, считал, что «не должны, по общему правилу, рассматриваться как участники группы соучастники, из которых один яв­ляется исполнителем, а другой пособником»47. Таким об­разом, он выдвигал обязательность непосредственного участия в выполнении преступления как критерий, от­граничивающий организованную группу (шайку) от других форм соучастия.

Верховный Суд СССР не считает непосредственное участие в преступлении всех, членов шайки обязатель­ным признаком сорганизованности. В определении Су­дебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР по делу Б. и других прямо указывалось: «Ответ­ственность за хищение, совершенное организованной группой (шайкой), распространяется и на тех участ­ников шайки, которые непосредственно участия в хищении не принимали (разряд­ка моя. — Г. К.),но участвовали в подготовке хищения или сокрытии похищенного»48.

В составе организованной группы (шайки) могут быть и организаторы этой преступной группы, которые руководят всей ее деятельностью, разрабатывают план совершения преступления, распределяют роли между остальными участниками и т.д. Верховный Суд СССР

неоднократно указывал на особую роль в совершении хищения организаторов.

Все изложенное позволяет сделать вывод, что в процессе применения Указов от 4 июня 1947 г. опре­делились те признаки, которые присущи организован­ной группе (шайке), а также сложилось весьма четкое представление об общем понятии этой формы соуча­стия. Однако в теории советского уголовного права и судебной практике организованная группа (шайка) до последнего времени определялась преимущественно как квалифицирующий признак только преступлений, пре­дусмотренных Указами от 4 июня 1947 г. Отдельные авторы, как было уже отмечено, пытались даже отри­цать возможность рассмотрения организованной группы как формы соучастия, занимающей самостоятельное место в системе других форм соучастия.

Следует отметить, что Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 года избрали именно «организованную группу» в качестве формы соучастия, наличие которой должно рассматри­ваться судом в качестве отягчающего обстоятельства при назначении наказания по всем преступлениям. При­чем, если раньше такими обстоятельствами могли быть «группа» и «банда», то в настоящее время в законе го­ворится только об «организованной группе» — более опасной форме соучастия, чем «группа», но сравнитель­но менее опасной, чем «банда», являющейся разновид­ностью соучастия особого рода. В этом изменении кру­га отягчающих обстоятельств нашла выражение тен­денция советского уголовного законодательства к смягч­ению уголовной ответственности за менее опасные формы преступной деятельности с одновременным сохране­нием, а в отдельных случаях даже усилением ответ­ственности за более опасные формы совместной пре­ступной деятельности.

Представляется, что понятие организованной груп­пы (шайки), выработанное в процессе применения Ука­зов от 4 июня 1947 г., может быть воспринято в качестве общего понятия организованной группы. Это определе­ние правильно отражает основной признак организован­ной группы — предварительную сорганизованность не­скольких лиц для совершения определенного преступле­ния. При этом следует иметь в виду, что организован-

ная группа может создаваться для совершения не только хищений, краж или разбоя, как это представлялось ранее многими криминалистами, но и для выполнения других преступлений (спекуляция, обмеривание и обве­шивание, злоупотребление служебным положением, занятие запрещенным промыслом и т.д.). В этих слу­чаях, поскольку факт совершения преступления орга­низованной группой значительно повышает опасность содеянного, данное обстоятельство должно принимать­ся во внимание судом при назначении наказания как отягчающее обстоятельство для всех членов организо­ванной группы.

Соучастие особого рода — преступная организация. Соучастие особого рода является наиболее опасной формой соучастия, при которой имеет место не просто соглашение нескольких лиц о совместном совершении преступления, а вырабатываются определенные стойкие организационные формы связи преступников, склады­вается сплоченное преступное сообщество, целью которо­го является занятие преступной деятельностью. Признак сплоченности и устойчивости является специфическим признаком, отличающим преступную организацию от организованной группы (шайки), при которой предва­рительная сорганизованность, объединяя усилия пре­ступников для совершения обычно одного, а иногда даже и нескольких преступлений, все же не создает постоянно действующего преступного сообщества с устойчивыми организационными формами и четко опре­деленными методами преступной деятельности.

Понятие преступного сообщества и принципы ответ­ственности его членов сложились в советском уголов­ном праве уже в первые годы Советской власти, когда свергнутые эксплуататорские классы пытались объеди­нить все свои силы на борьбу против молодого социали­стического государства и создать различные организа­ции, начиная от тайных заговорщических групп, кончая контрреволюционными армиями и партиями. Именно тогда в декретах и постановлениях Советской власти появились указания на необходимость принятия реши­тельных мер против различных видов преступных сооб­ществ (контрреволюционных организаций, партий, заго­воров, военных организаций и т.п.), направляющих свою деятельность непосредственно на свержение Со-

ветской власти. Не менее решительно велась борьба и с различного рода преступными объединениями банди­тов, спекулянтов, мародеров и других деклассирован­ных элементов, дезорганизующих революционный по­рядок.

В этот период в нашем уголовном законодательстве и в теории советского уголовного права еще не могло быть дано развернутого определения общего понятия преступного сообщества, точного перечня его конкрет­ных форм и принципов ответственности за подобного рода преступную деятельность. Понятия, институты и принципы нового социалистического уголовного права находились тогда в стадии своего формирования. Одна­ко уже в первых декретах и постановлениях намечались положения, которые легли затем в основу советского уголовного права в части ответственности за создание преступных сообществ и их преступную деятельность.

Сущность этих положений сводилась прежде всего к тому, что к преступным сообществам и объединениям, которые ставились вне закона и которым Советская власть объявляла беспощадную борьбу, относились объединения, ставящие перед собой цель совершения конкретных действий, направленных против власти тру­дящихся или дезорганизующих революционный право­порядок. В первых декретах и актах Советской власти, а также и во всем последующем советском уголовном законодательстве, в отличие от буржуазного реакцион­ного уголовного законодательства, речь идет не о борь­бе с людьми, придерживающимися тех или иных взгля­дов или убеждений, чуждых идеологии рабочего класса, а об объединениях лиц, совместно направляющих в оп­ределенных формах свою деятельность против основ со­ветского государства и социалистического правопорядка.

Этот принцип нашел яркое выражение уже в одном из первых обращений СНК от 30 ноября 1917 г. «О по­давлении контрреволюционного восстания буржуазии, руководимого кадетской партией»49. В обращении, в частности, отмечалось, что «буржуазия, руководимая кадетской партией, подготовила к моменту созыва уч­редительного собрания все свои силы для контрреволю­ционного переворота», что «прямая гражданская война открыта по инициативе и под руководством кадетской

партии, что заговор и преступная деятельность этой пар­тии угрожает всем завоеваниям народа, в том числе де­лу мира». На этом основании СНК постановил: «В пол­ном сознании огромной ответственности, которая ло­жится сейчас на советскую власть за судьбу народа и революции, Совет Народных Комиссаров объявляет кадетскую партию, как организацию контрреволюцион­ного мятежа, партией врагов народа». Таким образом, кадетская партия была объявлена вне закона в силу того, что она непосредственно организовывала силы контрреволюции против советской власти, пытаясь си­лой оружия вернуть власть буржуазии.

В последующее время также ставились вне закона и сурово карались лишь те, выродившиеся в преступные контрреволюционные организации, политические пар­тии и группы, «...которые явно поставили себе целью во­оруженную борьбу против советской власти»50. Эта мысль подчеркивалась и в постановлении Кассационно­го отдела ВЦИК от 6 октября 1918 г. «О подсудности революционных трибуналов», где, в частности, указыва­лось, что революционному трибуналу предаются те, кто «участвует во всевозможных контрреволюционных заго­ворах и организациях, ставящих своей целью свержение советского правительства»51.

В соответствии с этим законодатель в период граж­данской войны относил к наиболее опасным преступным сообществам «белогвардейские организации и загово­ры»52, «контрреволюционные военные организации»53, «организованные армии контрреволюции»54 и т.п.

В ряде законодательных актов говорилось о преступ­ных сообществах, создаваемых деклассированными эле­ментами для совершения убийств, разбоя, грабежей и т.п. Эта форма сообщества именовалась шайкой или бандой55.

Во всех этих случаях речь шла о соучастии особого рода, т.е. имелась в виду форма соучастия, характери­зующаяся наличием сплоченных, устойчивых групп с своеобразными организационными формами и методами

преступной деятельности. Именно такого рода деятель­ность представляла для социалистического государства, как в тот период, так и в последующее время, исключи­тельно большую опасность. Не случайно борьбе с пре­ступными сообществами были посвящены первые законо­дательные акты молодого социалистического государст­ва и по существу уже тогда, в связи с конкретными пре­ступлениями, были определены отдельные виды преступ­ных объединений.

В Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 года принцип повышенной ответственности за уча­стие в преступном сообществе был закреплен как общий принцип применения наказания в советском уголовном праве.

Соучастию особого рода придается большое значение и в последующем советском уголовном законодательстве. При этом характерно, что в отличие от буржуазного уго­ловного права, в котором эта форма соучастия высту­пает всегда в качестве специального состава преступле­ния, который конструируется вне связи с общим поняти­ем соучастия и зачастую вопреки ему, чем беспредельно расширяются пределы уголовной ответственности, в со­ветском уголовном праве соучастие особого рода всегда рассматривалось как одна из форм соучастия, признаки которой определяются с учетом общего понятия соуча­стия и тех принципов ответственности виновных, которые обусловлены этим институтом в социалистическом уго­ловном праве. Такое положение является твердой гаран­тией соблюдения общих принципов социалистического уголовного права при установлении порядка ответствен­ности и круга лиц, могущих быть признанными участниками различного рода преступных объединений.

В Уголовном кодексе РСФСР 1922 года соучастие особого рода выделялось как наиболее опасная форма соучастия, при наличии которой значительно возрастает общественная опасность содеянного. Исходя из этого на­личие шайки или банды, которые рассматривались как разновидности соучастия особого рода — преступного сообщества, признавалось отягчающим обстоятельством по всем преступлениям и учитывалось при назначении на­казания (п. «ж» ст. 25 УК РСФСР 1922 года). Вместе с тем в Особенной части в главе о государственных пре­ступлениях особо выделялись разновидности соучастия

особого рода (контрреволюционная организация и бан­да), участие в которых рассматривалось как самостоя­тельный состав преступления (ст.ст. 60 – 63, 76 УК). Ука­занные формы соучастия характеризуются организован­ностью и устойчивостью преступной деятельности не­скольких лиц. «Обращаясь к надлежащему определению понятия сообщества или контрреволюционной организа­ции, согласно терминологии УК, — писал В. Ошеров, — мы можем констатировать, что сообщество — организа­ция есть разновидность шайки»56. Характерным же при­знаком шайки, отличающим эту форму соучастия от дру­гих форм, В. Ошеров, как и большинство других авторов того времени, считал наличие устойчивости и сплоченно­сти группы лиц, не просто имеющих соглашение на со­вершение какого-либо преступления, а объединившихся для занятия преступной деятельностью. Некоторые авто­ры в тот период даже пытались дать более узкое опре­деление преступного сообщества. В качестве дополни­тельных его признаков выдвигалось: 1) наличие не двух, а как минимум трех лиц в группе57; 2) необходимость со­глашения «...организованно в виде промысла совершать преступления»58; 3) «...обращение членами шайки пре­ступной деятельности в ремесло»[59]. Однако эти ограниче­ния не были достаточно обоснованы. Первое из них не­верно потому, что для любой формы соучастия, как сле­дует из общего понятия данного института, достаточно наличия двух лиц. Законодатель в постановлениях о пре­ступном сообществе ни в Общей, ни в Особенной частях каких-либо оговорок в части минимального числа его членов не делал, и поэтому общее правило оставалось в силе и для соучастия особого рода.

Оба другие ограничения также не вытекали из зако­на, в котором нигде не указывалось на профессионализм, как на обязательный признак того или иного вида пре­ступного сообщества. Более того, признание этого при­знака обязательным для любого преступного сообщества могло привести к ослаблению борьбы с весьма опасны-

ми случаями соучастия особого рода и прежде всего с различного рода контрреволюционными организациями. Потерпев поражение в гражданской войне, остатки экс­плуататорских классов ушли в глубокое подполье, на­дев на себя маску «честных тружеников» социалистиче­ских предприятий и учреждений. Однако, как показал ряд процессов, эти люди не прекратили своей контрре­волюционной деятельности, причем именно в начале 20-х годов создавались ими контрреволюционные организа­ции из бывших буржуазных специалистов и других враждебных элементов, проникнувших в государствен­ный аппарат и народное хозяйство и развернувших там подпольную вредительскую, шпионскую и диверсионную деятельность. В таких условиях признание в качестве обязательного признака контрреволюционной организа­ции факта занятия вредительской, диверсионной или шпионской деятельностью в виде «ремесла» или «промысла», естественно, лишь давало бы повод враждебным элементам уклониться от заслуженно суровой ответст­венности за фактически проводимую организованную контрреволюционную деятельность. Поэтому признак «профессионализма» преступной деятельности был отвергнут судебной практикой как в отношении контррево­люционных организаций, так и в отношении других преступных сообществ.

Дата добавления: 2015-07-11