Н. Бердяев. Никто не может отрицать того факта, что с наличием денежных излишеств связывается

Никто не может отрицать того факта, что с наличием денежных излишеств связывается процесс реализации определенных духовных стремлений че­ловека. Это входит в традиционное понимание денег, вытекающее из их многофункционального, обусловленного «природой» хозяйства, содержания. Тревожный симптом состоит в другом, а именно — в искусственном расши­рении функций денег, их социокультурной «компетенции». В силу чего актуа­лизируется анализ внешней («видимой») взаимосвязи денег (учитывая их

финансовые и покупательные возможности) и духовного бытия личности, ее подлинной свободы, стремления к творческой реализации, общественного признания.

Духовная жизнь общества не тождественна духовности человека. Если мировоззрение предполагает выбор образа жизни, то духовность связана с выбором личностью своего «собственного образа, своей судьбы и роли, со встречи с самим собой»³. А это всегда тревожное и полное неожиданностей событие, требующее морально-этической рефлексии. Поэтому и в обыденной жизни, и в исследовательской среде, и в сфере экономической жизни особенно так распространена тенденция «откреститься» от проблем духовности и ее последствий. «Социологи считают, что 90% разговоров среднего амери­канца связаны с деньгами: как их заиметь и на что потратить. Все другие интересы и события мира укладываются в оставшиеся 10%. Достоинство тоже определяется экономически: "сколько человек стоит"»⁴. Подобного рода характеристики общества и содержания сознания его членов показывают важность проблемы духовности, выступающей способом самостроительства личности, конституируясь в виде признания ее носителей. Одновременно это дает возможность не преодолеть, а глубже понять, «уразуметь» утили­таристские тенденции, наиболее полно проявляющие себя в феномене денег, ставших всеобщим ценностно-рациональным регулятором всех человеческих отношений. Здесь главное — не публицистические сетования об обесцени­вании духовной жизни, а размышления о новой духовности, распространении и утверждении псевдодуховности.

Целесообразно признать, что к началу XXI века в наиболее развитых странах Запада сформировалось глобальное экономическое общество, а также соответствующий ему тип человека — Homo economicus. Экономи­ческое общество, экономический человек — не метафоры, а наиболее адекват­ные теоретические понятия, выражающие современные формы жизни⁵. Они — результат достижений либерального общества, по ценностям которого живет цивилизованное сообщество. Соответственно этим ценностям, способ­ность к наращиванию капитала и денег рассматривается в двух положи­тельных качествах: во-первых, она является достаточно полезным общест­венным движением, которое обеспечивает развитие экономики и процветание государства; во-вторых, концентрация вокруг человека денег, богатства ассоциируется с продуктивной энергией, силой воли и неординарностью личности. Именно таким образом современный человек, преодолевая собственную пассивность и слабость, фундаментально изменяет свое бытие, перестраивает вокруг себя мир, подчиняет своей цели и заставляет жить по собственным правилам. Возникает противоположная идеальной модели духовного человека опять же идеальная модель, но человека благо­получного. Финансовый подъем индивида все больше и чаще рассматри­вается в качестве общественного признания, его значимости и уникаль­ности, самой высокой и наиболее полной реализации его интеллектуальных способностей.

Противопоставление экономизма, интенциональной сущностью которого выступает монетаризм, духовности требует некоторых аспектов уточнения. Необходимо предостеречь от обыденного, но часто употребляемого пони­мания духовности как альтернативы телесности, материальности, что стало одним из мотивов настороженного или даже отрицательного отношения к духовности. В силу чего сформировался способ прагматически-экономи­ческого мышления, когда через призму рентабельности рассматривается практически все, что существует, а экономика, и особенно деньги, из системо­образующего фактора превращаются в систему в целом. В качестве социально «институциа,лизированного эгоизма» такое мышление вытесняет духовность на «периферию жизни, в филантропию, а от обозначающих ее слов остаются пустые оболочки»⁶.

Однако духовность — это не альтернатива телесности и ее продолжению — материально-экономической сфере бытия, а «опосредствующее начало» (С. Крымский) между интеллектом и инстинктом. Духовность — это всегда полнота бытия, противоположная любой абсолютизации какой-либо его под­системы. Искусства вне жизни не бывает, в силу чего эстетика превра­щается в эстетство, вера — в фанатизм, метод — в методологизм.

Дата добавления: 2015-08-21