Ф. Бродель

Экономика — вполне «живая» система, если под жизнью понимать нечто активно и заинтересованно самореализующееся, а не какой-нибудь химико-биологический, физический процесс. Человек создал экономику, и ей же вынужден подчиняться. В процессе «накладывания» хозяйствования чело­века на экономическое хозяйство, инициативы субъектов на инициативу самореализующегося сообщества субъектов возникает «трансцендентное течение экономики и жизни, хозяйства и бытия»'¹⁸. В тайны жизненных глубин, не всегда достигаемые и до конца необъяснимые, нельзя проник­нуть иначе, чем с помощью «чистого» созерцания, интуиции, внутреннего «видения», «озарения» и т. д. Именно этим можно объяснить историю огром­ных денежных капиталов, привлекающих внимание тех, кто слишком доверяет только рациональному способу познания пути их приобретения. Трансцендентное таинство экономической деятельности открывается для избранных, которые владеют «гением» или способностью мистического проникновения в ее сущность. Такая способность определяется словами «экстаз», «увлечение», «озарение» и т. п. Но это состояние не является собственно знанием и доступно только личному опыту, который не сооб­щаете^ ая есг& <жшййййй» ждодеческой субъективностью, «обоснованной в первичной рефлексии — во взаимном приспособлении или отторжении разных модусов в сознании и видов опыта, которые расширяют свое разно­образие»⁴⁹. Полнота бытия, раскрывающаяся посредством личностно-внут-реннего опыта, преобладает над обыденностью.

Главное достоинство экономического человека не в том, что он свободен и рационален, а в том, что он умеет быть несвободным и иррациональным. Только так он выживает как в невероятно сложном, стихийном и весьма к нему безразличном экономическом мире⁵⁰, так и в мире нейтральных к нему денег. Мистическое чувствование «пути» к этому миру является способом его открытия в новых измерениях. С его позиций вдруг стано­вится ясно, что все предыдущие размышления — это искусственно пост­роенные конструкции, прячущие сооружение, во имя которого были созданы. Мистическое открывает «берег» современного «океана» финансовой циви-

лизации, глубины которого не исчерпываются только рациональным по­знанием. Мистическое чувствование и «озарение» открывает в ней новые смыслы человеческого бытия как новой экзистенции.

Истина в деньгах?

Что может быть более привлекательнее в смысложизненном опреде­лении человека, чем служение делу поиска истины? Весь смысл философии в ее нескончаемых размышлениях — в поиске ответа на вопрос: что такое истина и насколько она приемлема для человека в его познании жизни? Для Платона душа разумна тогда, когда устремляется туда, где есть истина и бытие, которые она воспринимает и познает. «То, что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей блага — причиной знания и познаваемости истины. Как ни прекрасно и то, и другое — познание и истина, но если идею блага ты будешь считать чем-то еще более прекрасным, ты будешь прав»⁵¹. Ни одна философская система не обходит проблему истины, каждый раз решая ее по-иному. Меняются представления об истине, но не неизменной остается потребность в ее достижении.

Христианская цивилизация, в процессе двухтысячелетней эволюции пре­вратившаяся в экономическо-финансовую, начинается с решения проблемы истины. «Я родился, — говорит Иисус Христос, — и пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине. Тот, кто на стороне истины, тот слушает Меня»⁵². Вопрос Понтия Пилата: «Что есть истина, Христос?», содержит презрение к истине и добру, ибо что может знать об истине этот безродный бродяга по сравнению с ним, высокопоставленным чиновником могущест­венного Рима? Вопрос Пилата имеет тот же смысл, что и слова царя Соло­мона: «Все суета сует».

Однако вопрос об истине навсегда остался в философии и практике человеческой жизни, сохраняя свое методологическое и мировоззренческое значение. В. Соловьев писал: «Целью философии может быть только позна­ние истины, но дело в том, что сама эта истина, настоящая всецелая истина, необходимо есть вместе с тем и благо, и красота, и могущество, а потому истинная философия неразрывно связана с настоящим творчеством и с нравственной деятельностью, которые дают человеку победу над низшей природой и власть над нею»⁵³. Это понимание истины раскрывает ее спе­цифику в сфере гуманитарного знания, синтезирующего познавательное, этическое и эстетическое начала, каким является философия. Вместе с тем истина неотделима от философии хозяйства, и, конечно же, философии денег.

Здесь сразу возникает вопрос, насколько применимо понятие «истины» к деньгам, на первый взгляд, весьма отдаленным от программного заяв-

ления В. Соловьева. Если еще можно утешить себя, согласившись с древним утверждением: «in vino Veritas» (истина в вине) и оправдать таким образом тщетность усилий в достижении истины, то с деньгами ситуация сложнее. Тем не менее философия денег неотделима от истины, поскольку пости­жение и приобретение денег предполагает диалог. Последний характери­зуется специфическими субъектно-объектными отношениями: субъекта хозяйства к объекту (социуму, культуре, природе).

Эти отношения и порождают необходимость решения проблемы истины. Деньги — стоимость, а она — специфическая субстанция экономики, рабо­тающая, умная, изобретательная, творческая. Нет ничего более занятнее, чем экономика, вся прелесть которой в том, что она «хозяйство сплошных загадок. В экономике нет ничего просто фактического, просто ясного, просто непосредственного. Тут одни оптические обманы... Попробуй что-либо понять в экономике (не в экономическом вообще хозяйстве, а именно в экономике, в чистой, так сказать, экономике) и ты быстро увидишь, что ничего не понимаешь, точнее, понимаешь, конечно, что что-то происходит и что ты в этом происходящем даже участвуешь, но что именно происходит или что происходит на самом деле и происходит ли вообще что-либо, ты этого не понимаешь и понимать не можешь»⁵⁴. Поэтому и возникают сомнения относительно постановки проблемы истины: возможно ли познать истину денег?

Учитывая эти обстоятельства, необходимо выяснить сущность основных подходов к проблеме истины — гносеологического и онтологического. В ка­честве гносеологической категории истина раскрывает цель познания и опи­сывает характеристики полученного знания — объективность, точность, конкретность, правильность, достоверность, простота, общезначимость, полез­ность. В онтологическом плане истина предстает как норма, идея, ценность наряду с другими ценностями (добром, красотой, справедливостью), слу­жащими мировоззренческими ориентациями. Существует определенное пересечение двух аспектов истины. Например, когда речь идет о таких харак­теристиках истины, как объективность и общезначимость⁰⁵. С позиции этих подходов становится понятным, что деньги как реальность и как объект познания являются сопряженными с процессом поиска истины. Ведь диалектика духа и предметной деятельности характеризует познание как такое освоение мира, в котором полярность предметности и духовности преодолевается на путях конструирования смыслов человеческой деятель­ности и осмысления бытия как такового. «Мысль о действительности, есть не чем иным, как установлением смысла действительности. Тем самым позна­вательный процесс сближается с другими формами освоения мира. В част­ности с пониманием и "практическим разумом"»⁵⁶. Деньги являются таким смыслом, поиском которого как истины постоянно занимается человек.

Деньги как трансцендентный феномен не могут ограничиться каким-либо одним определением в качестве окончательной истины. Это хорошо прослеживается в самом процессе эволюции философских толкований

истины. В классической концепции основу истины составляет принцип соответствия. Согласно этому принципу, истина определяется как соот­ветствие знания об объекте самому объекту. Конкретные представления о том, что подразумевается под субъективным образом предмета и самим предметом, варьируются в зависимости от общих мировоззренческих, онтологических и гносеологических установок мыслителя, разделяющего ц классическую трактовку истины как соответствия.

При всей очевидной ясности классическая концепция истины (в том

числе и в определении денег) обнаруживает свои слабые стороны. Явным образом это обнаружилось после постановки И. Кантом идеи о том, что человек не может знать, что есть объект сам по себе, и наше познание является не отражением объективно существующей вещи, а, скорее, конструирова­нием предмета познания. С этого времени начинают формироваться иные концепции и теории истины (семантическая, диалектико-материалисти-ческая, прагматическая, экзистенциалистская, конвенциалистская и пр.), что так или иначе проявлялось в создании теории денег (классическая, марксистская, кейнсианская, монетаристская, маржиналистская и пр.).

Утверждение, что всякая истина относительна, следова­ тельно, зависит от познающего субъекта, может значить только, что нет абсолютной необходимости всегда отвечать на вопрос только да, или нет, но что возможно и то, и другое. Слово «истина» вообще совершенно теряет свой смысл, который у него есть только тогда, когда одна истина выстав­ ляется в противоположность многим индивидуальным мне­ ниям. Поэтому следовало бы избегать слова, которое может ввести нас только в заблуждение». Г. Риккерт

Прагматическая теория истины (Ч. Пирс, В. Джемс, Д. Дьюи) исходит из мировоззренческой установки: смыслом жизни является дело, действие. Истинным считается то знание, которое ведет к успешному действию, к достижению поставленной цели. Следовательно, истинно то, что полезно. Это открывало колоссальные возможности в абсолютизации убеждения о приоритете денежных накоплений, возведение денег в истину последней инстанции. «Действительно, — говорит В. Джемс, — истина в значитель­нейшей своей части покоится на кредитной системе. Наши мысли и убеж­дения «имеют силу», пока никто не противоречит им, подобно тому, как имеют силу (курс) банковские билеты, пока никто не отказывает в приеме их. Но все наши мнения имеют где-то за собой прямые непосредственные про­верки, без которых все здание истин грозит рухнуть, подобно финансовому предприятию, не имеющему под собой основы в виде наличного капитала. Вы принимаете от меня проверку какой-нибудь вещи, я принимаю вашу о какой-нибудь другой. Мы торгуем друг с другом своими истинами»⁰⁷. Продолжая эту линию, Ч. Пирс, полагая, что сомнение вредит действию,

на место объективного знания поставил социально признанное верование. Отсюда истина понималась как верование, способное стимулировать успеш­ное действие. В таком случае разве не деньги стали верованием современ­ного экономического человека? Они стали истиной как общезначимое принудительное верование, ибо «истина делается, приобретается в ходе опыта, как приобретаются здоровье, богатство, телесная сила»⁰⁸.

С позиции отрицания научной истины выступил Ф. Ницше. Он считал, что истина доказывается чувством повышенной власти, полезности, выго­дами, и определяющее значение в ее познании имеют результаты личного опыта, что означает отрицание объективного характера истины. Она субъекти-визируется, а вместе с ней — действие человека по ее достижению. «Все знают, что есть обмен, есть оценки, есть деньги и все остальное, причем придуманное как будто бы самими людьми к своей же выгоде... Экономика не нема, хоть и молчалива. Она выдает массу необходимой информации. Только ориентируйся. Но за руку не ведет. Тут уж решай сам, всматриваясь пристально в экономическое «море-океан». Еще и за конкурентами следи. В общем, хозяйствуй и живи, если можешь»⁵⁹. Следовательно, сам решай, какую истину для жизни выбирать, чтобы достигнуть «денежного» успеха, ориентируясь в стихии экономических истин.

Основатели конвенционализма А. Пуанкаре и П. Дюгем, исходя из собст­венной практики научных исследований, делают вывод о том, что аксиомы, лежащие в основе теорий, не могут рассматриваться как истинные или ложные. Они являются конвенциями — соглашениями ученых, свободный выбор которых ограничен лишь соображениями простоты, гармонии и непро­тиворечивости. Выбор между научными теориями определяется целесооб­разностью применения их для решения той или иной задачи. Таким образом, теории не могут быть оценены как истинные или ложные, как соответст­вующие или не соответствующие действительности. В логическом позити­визме конвенционализм нашел выражение в форме «принципа терпимости» Р. Карнапа, согласно которому любые постулаты и правила выведения умо­заключения выбираются произвольно.

Концепция истины конвенционализма предлагает терпимо относиться к любой непротиворечивой логической системе. В этой ситуации в эконо­мическом действовании можно выбирать то или иное его теоретическое обоснование. Конвенционализм — основа соглашений, которые необходимы при выборе приоритетов как в политике, так и в экономике. Эта позиция получила распространение в современных общественных дисциплинах, особенно в экономике, которая без обмена не существует. А что такое обмен, как не соглашение (конвенция), когда обменивающиеся стороны приходят к общему выводу о выгоде как обоюдной истине? «Экономическое по самому своему существу восходит к обмену, однако не просто к обмену, а к обмену-оценке — обмену всем и вся, к оценке всего и вся. Можно еще добавить, что в обмене непременно участвуют деньги, что обмен есть действо денежное, когда что-то обменивается на деньги и в этих же деньгах оценивается, либо

когда деньги обмениваются на что-то, точно так же этими же деньгами оцениваемое»⁶⁰. Вся экономика в этом плане — сложнейший, реализующийся через соглашение общественный обменно-оценочный процесс, истиной которого являются деньги. Именно благодаря им в этом процессе как хозяйст­венном целом все взаимодействует, все взаимосвязано, все взаимореализуется.

Для философии денег каждый из указанных подходов имеет значение, поскольку в конкретной практике хозяйствования применяются разные представления об истине «оденежненного» поведения и действования. Дело даже не в этих подходах, а в результате, который, принеся выгоду, вместе с тем является соответствующим объективной истине. В этом плане представление об истинности своего действования, направленного на при­обретение прибыли и денег, должно соответствовать объективной действи­тельности, то есть реальному положению экономической ситуации. В этом смысле предполагается строгий, обоснованный анализ, что соответствует научной объективности. Ведь наука, настроенная «объективистски», ищет «как бы окончательных решений, хотя в процессе развития способна переходить от одного окончательного решения к другому. Дело не в том, что наука действительно всегда и везде находит эти окончательные решения, а в том, что она к ним непременно стремится — иначе, какая же это наука, если она не может предложить ничего истинного? Науке нужны эти окончательные, т. е. в какой-то мере антитрансцендентные, решения. Именно поэтому наука — не философия, она живет «истинными истинами», она их добывает и ими дорожит»⁶¹. Так и деньги, становясь целью жизни и деятельности, превращаются в объект, предмет, идею и пр., к которой устремлены помыслы и желания человека как к окончательной истине.

Экономика как обменно-оценочный процесс по достижению целей чело­века, конкретизированных (кроме немногого) в деньгах, осуществляется через свершение дел. Здесь цель и ее реализация органично совмещаются, образуя вполне логическое единство. Цель определяет дело, а дело обеспе­чивает цель. Деньги в этом плане представляют и то, и другое, превращаясь в истину экономической деятельности. Что вполне закономерно, поскольку об этом постоянно рассуждает экономическая теория как «наука о богатстве и, разумеется, его прирастании, на крайний случай, еще и распределении. Отсюда и головокружительные задачи и решения, формулы, модели. Отсюда и совершенно не воспринимаемые ни умом, ни сердцем замысловатые конструкции. Отсюда и бесконечность и беспечность споров — в пользу, конечно же, истины, ее непрестанного поиска»⁶². Но истина в этом отношении всегда рациональна, поскольку поставленные цели всегда конкретны.

Данное положение соответствует научной концепции истины, в соот­ветствии с которой она всегда конкретна. В этом плане экономика очень определена, она не допускает никаких трансцендентных мотивов. С хозяйст­вом же «легче», ибо хозяйство сложнее и разнообразнее экономики, оно не чуждо ни моральных, ни эстетических, ни человеческих смыслов⁶³. Так же не лишена этих смыслов и философия денег, которая подходит к ним

и богатству с жизненно-философской трактовки, рассматривая их как жизне­обеспечение и достаток. Это закономерно, поскольку сфера объективно истинного знания распространяется и на самого субъекта хозяйства — человека и связана с познанием его духовного мира, проявляющегося через самосознание, диалог, понимание, интерпретацию, специфические социальные оценки.

В таком случае возникает проблема: насколько правомерно говорить о том, что истина жизни может быть отождествлена с деньгами. Относи­тельно истины можно согласиться с ответом Ж.-Ж. Руссо французскому философу Д. Дешану: «Предположение Ваше о том, будто в присланной Вами мне рукописи Вашей книги «Истина, или Истинная система» заклю­чается истина, свойственно не Вам одному, — оно присуще всем философам. Именно поэтому они публикуют свои книги, а между тем Истина все еще не открыта»⁶⁴. Следовательно, истина — всегда проблема. Как и деньги. В этом плане они тождественны, как и в плане возможности их решения, зависящего от субъективных способностей и выбора индивида. Дело в том, что духовно-практическое, познавательное освоение мира трансформирует объекты в культурные феномены и в этом отношении превращает их в знаки человеческой деятельности. И в результате становится возможным «резонанс» сознания в вещах, «встреча слова и вещи, когда мир возникает в качестве действия, «оплодотворенного потенциальным словом» (М. Бахтин)⁶-¹.

Способность денег в системе познания как духовно-практического освоения мира выступать и как вещь, и как знак, и как представление другой вещи, и как символ достойной жизни — делает возможным пре­вращение их как объектов в социальные и духовно-культурные факты чело­веческой коммуникации. Этот феномен коммуникативности существенен для понимания «практического разума», который соединяет абстрактные характеристики истины, свойственные теоретическому познанию, с вос­созданием универсально-индивидуального, конкретизирующегося в челове­ческом общении в истины реальной жизни, средством достижения которых являются деньги.

Объективная истина — это процесс, существующий в познании в единстве абсолютного и относительного моментов. Развитие абсолютно-относительной истины идет по пути углубления и обогащения ее объективного содержания. Деньги в этом плане ничем не отличаются от других объектов познания. Задача познания — постигнуть реальное содержание и смысл денег, а это означает, что необходимо отразить все многообразие их свойств, связей, опосредовании с другими предметами и явлениями, которые по существу бесконечны. В этом смысле объективная природа денег как объекта эконо­мической реальности неисчерпаема (как экономики и хозяйства), она пости­гается только в непрерывном процессе новых сторон, свойств, закономер­ностей в их органической связи. Поэтому подлинная объективная истина денег всегда конкретна, представляет собой развивающуюся систему, которая непрерывно обогащается новыми определениями, выражающими

новые стороны и связи денег. Этот процесс так же бесконечен, как и по­знание, в котором человек определяет смыслы своего наличного и буду­щего бытия. Конкретизируясь в определенной ситуации, деньги и стано­вятся таким смыслом истиной жизни.

Дата добавления: 2015-08-21