Демокрит

Согласно точке зрения гносеологического оптимизма, познание есть отражение, субъективный образ объективного мира. Поэтому в ходе позна­вательной деятельности человек формирует объективно-истинное знание. Однако эта позиция, ставшая умонастроением материализма, прагматизма, позитивизма приводила к сужению возможностей философского знания, а в социальных конструктах — к расширению возможностей философского действия. Порыв философской науки к точности (структурализм) привел к обнаружению неточности на субатомарных уровнях текстуального знания (деконструкция). Последний порыв «научной философии» (так всегда на­зывал себя марксизм) к созданию совершенного общества, воплощение объективной истины познания в социуме, привел к разрушению самой общественности (перестройка). Стремление к объективной истине ставит грандиозные, «космические» задачи, игнорируя частные (такие, например, как проблема феномена денег). Если они и учитываются, то только в качестве некоего дополняющего штриха к общей глобальной задаче, решить которую можно в процессе всеобщего гносеологического анализа. Естественно, деньги при таком подходе становились объектом конкретной науки, в первую очередь экономической. Отсюда знание о них оказывалось «сухим», «выхолощен­ным», хотя их тайна продолжала манить к себе своими нераскрытыми трансцендентными возможностями.

В действительности познание предполагает не только воспроизведение предмета (в данном случае денег) в его собственных объективных формах, но и постижение денег в тех формах, которые они приобретают, будучи включенными в отношение к человеку, его экзистенции, миру его куль­туры и духовности, то есть в форме ценностно-смыслового бытия. В этом плане «гносеологический оптимизм», в котором господствует парадигма «теории познания как теории отражения», претендуя на роль всеобщего метода в бесконечном процессе познания, оказался несостоятельным. Даже более того: агностическим, как это не странно может показаться. Ведь акцент только на отражении ограничивал процесс познания до узко­эмпирической деятельности. Если великий агностик И. Кант, разграни­чивая сферу чистого и практического разума, феноменальный и ноуменаль­ный мир, все же наряду с вопросом «что я могу знать?» ставил следующий: «что я должен делать?», то «гносеологические оптимисты», сводя познава­тельную деятельность к отражательным процессам, разделяют эти воп­росы. В итоге познание сводится к механистическому соединению чувст­венного и рационального, оказываясь неспособным выявить «метасмыслы бытия», отношение между «Я» и «не-Я», являющееся отношением «двух миров или двух энергий» (С. Булгаков). В этом плане деньги теряли свой смысл, оставаясь эмпирическим фактом чувственно-конкретного, по сути, «недействительного» бытия. Возникла необходимость поиска новых по­знавательных подходов к раскрытию мира в его сущностном содержании.

Трансцендентность и деньги

По мере накопления знании о человеке и его познавательных спо­собностях в методологии познания произошли существенные изменения. Процесс этот наметился уже в XIX веке, с выходом на «интеллектуальную арену» концепций «философии жизни». Во второй половине XX века проблема познаваемости мира трансформировалась в проблему демарка­ции науки и ненауки. Так, теоретическое знание должно отвечать строгим логическим законам, а эмпирическое — сводится к непосредственной опытной проверке (верифицироваться). Присутствие разных критериев для теоре­тического и эмпирического знания приводило к их разрыву и противопо­ставлению. Многовековая полемика между рационализмом и эмпиризмом обострилась. В экономической теории она вылилась в спор «чистой теории» — экономике, которая опирается на рационализм в различных его формах (Л. Мизес, Л. Вальрас, Дж. Хикс, Ж. Дебре и др.) и эконометрики, высту­пившей за ограничение самостоятельного значения теоретических моделей, которые нужны лишь для получения эмпирического знания (М. Фридмен). Второй подход в большей степени отвечал основным положениям неопози­тивизма. Ключевая роль в разрушении этого противоречия принадлежит его представителям Т. Куну и И. Лакатосу⁸. В их исследовательской прог­рамме есть нормативные правила, указывающие на перспективные пути дальнейшего познания, и тупиковые, которые следует избегать. Важное достижение И. Лакатоса связано с положением, согласно которому «в одной научной дисциплине могут сосуществовать различные конкурирующие между собой теории. Проще говоря, одни и те же факты, или, во всяком случае, факты, относящиеся к одной и той же предметной области, могут получать разные теоретические объяснения, в равной мере претендующие на истинность и признаваемые в качестве научных»⁹. Благодаря такому подходу, произошло сближение методологических и историко-научных исследований. Методологические концепции использовались для объяс­нения логики развития наук, а история науки поставляла необходимые материалы для проверки методологических гипотез.

Глубокое, но продолжительное влияние идей неопозитивизма смени­лось новыми концепциями и направлениями. Прежде всего, постмодерниз­мом в его различных проявлениях (Ж. Лиотар, Ж. Деррида, Ж. Делез и др.). В экономической теории идеи постмодернизма были заложены американс­кими учеными Д. Мак-Клоски и Э. Вайнтрубом. Экономическая наука, по мнению Д. Мак-Клоски, прежде всего, риторика, то есть искусство убеж­дать. Научные аргументы — это лишь один из способов убеждения и далеко не самый решающий. Тем ставится под сомнение объективность истины в экономической науке¹⁰. Следовательно, и знание о деньгах не может иметь истинной определенности.

Преодолеть ограниченность и субъективность такого подхода к познанию призвана философия хозяйства, и, более конкретно, в отношении предмета нашего исследования, «философия денег». Учитывая всеохватность финансомики, тотальности «денежного строя» (А. Неклесса), она стремится познать специфику нынешнего состояния бытия, в которое везде и всюду включены деньги. Но в отличие от экономизма, выросшего на методологии неопозитивизма, «философия денег» (как и «философия хозяйства») не отка­зывается от метафизики и поиска скрытых от наблюдения сущностей и смыс­лов, благодаря чему она способна решить такие фундаментальные проблемы, как смысл денег, взаимоотношение цели и средств, свободы и необходимости, личного и безличного, равенства и неравенства, конечного и бесконечного, рационального и иррационального.

После размежевания политической экономики и философии хозяйства, осознания ее как части философии в целом (в силу чего ее не следует отож­дествлять с наукой о хозяйстве, которое относится к сфере экономики) философия денег вправе претендовать на всю палитру существующих методов, способов, приемов познания, познавательных практик, что позво­ляет избежать односторонности, например, «гносеологического оптимизма». Заметим, что в настоящее время, наряду с классическими познаватель­ными практиками — сенсуалистической лакковской и «отражательной» марксистской, кантовским единством практического и теоретического разума, неокантианской «систематической», попперовским «критическим рационализмом», а также политической философией, особое значение приобретает герменевтическая и феноменологическая практика. Они при­влекают такие феномены, как очевидность, интенциональность, смыслы, истолкования и интерпретации, темпоральность, течение и формы жизни, жизненный мир, повседневность. В целом же наблюдается взаимопроник­новение двух практик: рассудочно-рациональной и экзистенциально-антропологической¹¹. Как особую можно выделить уже упоминавшуюся рефлексивную практику, предложенную Дж. Соросом. Но она как частный случай может быть включена в общую феноменологическую практику.

«Деньги — независимый товар, и его цена должна быть опре­делена заново при продаже каждый раз, когда деньги меняют владельца. При продаже товаров получатель денег никогда не знает, что получит за деньги. Это будет определено другой продажей, в другое время, в другом месте и с другими людьми».

А. Генкин

Предложенный спектр способов и приемов познания, конечно же, по­зволяет отойти от узкого эмпиризма и абстрактного гносеологизма в пони­мании денег, выявить их жизненную сущность. Тем самым отойти от «рас­суждений о рассуждаемом рассуждении». Философы «метафизической эпохи могли придерживаться самых разных мнений о сущностности или проис-

хождении мира, но их мышление разворачивалось в изъявительной модаль­ности, как описание сущего. Мир есть такой или не есть такой; он был таким или будет таким»¹². Такая метафизическая установка сохраняется и до наших дней у многих мыслителей, как нерефлексивное, спокойно-тождественное отношение мысли к действительности: то, что мыслится, мыслиться как содержание самой реальности. На самом деле философия вовсе не обязана связывать себя с миром сущего и должного, с действи­тельностью и необходимостью, диктуемой соотношением эмпирического и рационального уровней познания. Ее призвание — это мир возможного. Это очень важно как для философии хозяйства, так и для философского анализа денег, обладающих бесконечным количеством составляющих их сущностных элементов, находящихся в постоянном изменении. Поэтому их осмысление состоится только при условии философии как свободного мышления, выявляющего себя в модальности возможного.

Природа денег такова, что их постижение посредством взаимодействующих форм чувственного и рационального познания будет далеко не полным. Деньги — это энергия, это отражение динамики жизни и сами они дина­мичны, они смысл жизни и оправдание этого смысла. Поэтому, когда мы говорим о философском подходе к познанию денег и философском способе добываемого знания о них, то здесь мы убеждаемся: не только предмет познания формирует способ познания, но и способ познания формирует предмет познания. Если мы в качестве предмета познания возьмем деньги, то мы берем их в философском аспекте, то есть рассматриваем по-фило­софски и соответствующим образом раскрываем их смысл. Здесь нужен особый философский метод и способ познания. «Философия вступает в дело, когда возникает потребность в проникновении вглубь реальности, на край­ний случай, в некотором ее экспликативном обобщении. Так или иначе, но философ не может довольствоваться ни простым описанием реальности, ни ее механическим отображением. Для философа реальность не просто движущаяся, но живущая, бытующая, существующая. Реальность рассмат­ривается им как имеющая внутренний резон быть, существовать, жить, т. е. иметь свой внутренний смысл бытия, существования, жизни»¹³. Однако этот внутренний смысл никак не раскрывается напрямую, посредством поверхностно-механической реализации познавательных способностей. Внутренние смыслы скрыты, неявны, потаенны, «вне-непосредственно-реальностные», то есть «трансцендентны» (Ю. Осипов).

В качестве свободного мышления философия может проникнуть в мета-смыслы, или трансцендентность бытия. Однако трансцендентность присутст­вует во всякой реальности, и в этом плане деньги также трансцендентны. Не все обнаруживаемые смыслы следует квалифицировать как трансцен­дентные — потрясающими соображение неизвестными основаниями мира. Призвание философии — обнаружить метасмыслы и ими оперировать, конструируя и объясняя по-своему и по своим законам реальность. Фило­софия не отвергает иных, более простых смыслов, но метасмыслы имеют

для нее первоначальное значение. Если в процессе познания мыслитель не имеет метасмыслов, нет и философии. Поскольку нас интересуют деньги, то в философском контексте, то есть «в привязке» к философии — философии денег, предметом познавательного интереса будут деньги на уровне и с уровня метасмыслов. Или же — метаденьги (Ю. Осипов).

«В реализации хозяйства участвует не само по себе только со­знание, ибо в человеке есть еще и подсознание (так нам, во всяком случае, кажется), и даже сверхсознание, которые хоть и обусловлены сознанием, но все-таки являются не-совсем-сознанием, то есть внутренний мир человека гораздо сложнее того, что покрывается обычно словом сознание».

Дата добавления: 2015-08-21