Он учил Ленина

Когда же это было? В моей записной книжке, которую я вел в 1977—1978 годах,

есть короткая запись: фамилия человека и три восклицательных знака. Вот,

собственно, все, что там было. Что это за имя, и каким был этот человек? Об этом

стоит рассказать.

Действительно, в конце 70-х—начале 80-х годов я заведовал кафедрой

психологии высшей школы в Московском государственном университете.

Располагались мы тогда в вестибюле одного из крыльев главного здания МГУ —

нам там выгородили помещение. И хотя, в конечном счете, рядом был проходной

двор, мы находили нашу комнату достаточно уютной. Кафедра была очень

интересной. При ней лаборатория, которой заведовала Галина Александровна

Китайгородская. Теперь это имя хорошо известно за пределами Московского

университета. Лаборатория занималась разработкой интенсивного метода

обучения иностранному языку, или, как тогда это называлось — методу доктора

Лозанова. Коллектив кафедры был дружный, и очень часто после завершения

рабочего дня мы находили повод для того, чтобы собраться за журнальным

столиком, превращавшимся в банкетный, за бутылкой вина посередине и

нехитрыми закусками, добытыми в университетском буфете.

Как-то раз мы сидели в этом узком кругу, о чем-то разговаривали, — одним

словом, вечер был таким, как многие другие. Я обратил внимание, что в углу

комнаты наш инженер Сергей Зорин о чем-то беседует с неизвестным мне

стариком. Я спросил: "Кто это?» Одна из сотрудниц отмахнулась: «Да, это

учебный мастер, он приходит к нам из корпуса, где расположен физический

факультет. Не обращайте внимания», — и продолжала о чем-то рассказывать.

Я все-таки спросил:

- А почему он к нам приходит?

- Да видите ли, аппарат, который он когда-то изобрел, находится здесь, у нас на

кафедре, стоит на антресолях…

- Какой аппарат?

- Терменвокс, — ответила сотрудница.

- Позвольте! — воскликнул я. - Это что? В нашей комнате Лев Термен?! - Да,

это Термен.

Я был потрясен. Трудно было представить, что человек-легенда, выдающийся

изобретатель, чье имя ставили рядом с именами Маркони и Эйнштейна

находится здесь, в комнате в скромном обличье учебного мастера. Это как-то не

укладывалось в моем сознании.

Я предложил: "Давайте его пригласим к нам за стол, пусть он примет участие в

нашем маленьком торжестве по поводу успешного окончания рабочего дня".

Никакого энтузиазма мое предложение не вызвало, но спорить с заведующим

кафедрой, очевидно, никому не хотелось. Я обратился к собеседнику Зорина:

"Пожалуйста, присаживайтесь к нам, еще есть вино и кое-чем можно закусить,

прошу вас!" Сергей сел во главе стола, а человек, представленный учебным

мастером, явно испытывая некоторую неловкость от неожиданного приглашения,

устроился рядом со мной. Сотрудники смотрели на меня без должного понимания.

Тогда я поднялся и сказал: "Уважаемые коллеги! Я обращаюсь к вам с просьбой

стоя выпить за здоровье одного из самых ярких и талантливых людей XX

столетия, великого изобретателя, почтившего нас своим присутствием — Льва

Сергеевича Термена!" Делать было нечего. Все поднялись с мест. Я чокнулся с

гостем и увидел на его глазах слезы. Для него, механика шестого разряда,

подобное чествование было неожиданным и, как мне показалось, его очень

смутило, хотя и растрогало...

Откройте любую энциклопедию, к примеру, БЭС т. 42; там никаких

упоминаний о терменвоксе вообще нет. А в "Энциклопедическом словаре",

вышедшем в 1979 году, вы найдете определение: "Терменвокс, электромуз.

инструмент, сконструированный в 1921 году Л.С. Терменом (СССР)". И все. И

только в "Энциклопедическом словаре", выпущенном в 1990 году, как и в

последующих, строчек стало больше: "...в 1920 году советским физиком и

музыкантом Л.С. Терменом (родился в 1896 году)".

Специальной статьи изобретатель тогда еще не удостоился, но сам факт

расширения информации о нем был уже достаточно отрадным. Быть может, о нем

и сказать сколько-нибудь значимого было нечего (кроме изобретения

электромузыкального инструмента)?

Бывает просто несправедливость, а бывает чудовищная историческая

несправедливость. Дело в том, что Лев Термен был всемирно известным

изобретателем, начиная с 20-х годов. Его изобретения не ограничивались

созданием музыкального инструмента особой неожиданной, непривычной

конструкции. Он сконструировал уже тогда телевизор, но поскольку еще не было

электроники, он действовал на механической основе. Были и другие

замечательные изобретения.

В 1927 году он оказался в Соединенных Штатах Америки. Поехал он туда не

для того, чтобы любоваться Ниагарским водопадом или окунуться в воды Тихого

океана в Калифорнии. В США он был весьма заметной личностью — другом

Чарли Чаплина, великого музыканта Леопольда Стоковского. Однако не только

музыка и технические новшества были исключительным и единственным

предметом его внимания. Его занятия за океаном были сродни тем, которые

прославили имена Зорге, Абеля, Филби и других знаменитых разведчиков, кто

честно работал на пользу своей отчизны. Однако, когда в 1938 году Термен

вернулся в Советский Союз, с ним произошло то, что было более чем

"естественно" для всех, кто оказался в его роли. Почти без всякой задержки он

был этапирован в Магадан.

Через какое-то время для соответствующих органов стало очевидным, что

держать на общих работах такую "голову" до крайности нерентабельно. И Лев

Термен оказался в тюрьме особого назначения, в так называемой шарашке.

Научным руководителем этого странного исследовательского центра был

выдающийся авиаконструктор Туполев (тоже зек). Среди других зеков, лежащих

на соседних койках в той же то ли камере, то ли комнате, где находился Лев

Сергеевич, было немало крупнейших наших ученых. На общие работы их,

разумеется, не выгоняли. Каждый действовал в рамках той сферы, где был

специалистом.

Позволю себе небольшое, отнюдь не лирическое, отступление.

А многим ли отличалась работа в "вольных" государственных научно-

исследовательских институтов от того, что творилось в "шарашках"?

Вероятно, это было в 1948 году. В Харькове, в доме моего тестя прозвучали

звонки междугородней телефонной связи. Он снял трубку.

Профессор Синельников? Сейчас с вами будет говорить Лаврентий Павлович

Берия. Не вешайте трубку.

- Я доктор медицинских наук, профессор Сергей Николаевич Синельников. Вам,

вероятно, нужен...

В трубке раздались короткие гудки. Отбой.

Можно благодарить Бога, что Сергей Николаевич не назвал имя другого

Синельникова — Кирилла. Если бы прозвучало это имя в ответ на информацию,

что с ним собирается говорить Берия, — это могло бы плохо кончиться, поскольку

тем самым было бы очевидно, что всемогущий руководитель органов

государственной безопасности интересуется какими-то работами, которые

осуществляются в Украинском физико-техническом институте, где директором

был профессор Кирилл Дмитриевич Синельников. Кто знает, может быть вызвали

бы другого профессора — врача на собеседование в здание МГБ на

Совнаркомовской улице и стали бы выяснять: "Откуда вы знаете, что Лаврентий

Павлович интересуется именно вашим однофамильцем? Что вы знаете о тех

работах, что идут в УФТИ? Почему вы назвали его, а не вашего коллегу

профессора-анатома Рафаила Давыдовича Синельникова?"

Лучше бы не слышать подобных вопросов в этом учреждении и не отвечать на

них. Между тем, в УФТИ, как я потом узнал, изготовлялись какие-то компоненты

атомной бомбы. Соревнование шло с институтом Курчатова, и был график,

подписанный Берией, курировавшим третье управление — своего рода

"Министерство атомных дел".

Много позднее, в больнице в Харькове я разговорился с сотрудником

Украинского физико-технического института, который помнил те далекие времена

работы над атомным проектом. Он рассказал, что график, составленный Берией,

был нарушен. Это естественно, поскольку творческий процесс трудно ввести в

точные календарные рамки. Но между тем, руководителя института вызывали в

Москву, и в секретариате Берии показали заготовленный проект постановления.

Если не будет выполнено задание в срок, то это постановление вступит в силу.

Что было в этом документе?

Руководителю работ и его заместителю — высшая мера наказания.

Руководителям отделов — 15 лет тюремного заключения. Рядовым сотрудникам

— не менее 5—10 лет. Одним словом, "Всем сестрам по серьгам".

С этим харьковчане уехали и успели выполнить задание. Тогда вновь был

пущен в ход этот документ, только в нем были произведены некоторые

изменения: руководителям работ — орден Ленина; начальникам отделов — орден

Трудового Красного Знамени; рядовым сотрудникам — орден Знак Почета и

какие-то еще награды. Таким образом, документ сохранил свою силу, хотя в нем

минус был заменен плюсом...

Термен изобрел, находясь в "комфортабельном творческом уединении",

беспилотный самолет. Примечательно, что Лев Сергеевич был, бесспорно (я не

боюсь сказать), гением в сфере техники, но не обладал познаниями в области

аэродинамики. Поэтому ему в качестве консультанта приставили другого зека —

Сергея Павловича Королева.

Рассказывают, что именно Термену принадлежит создание радиоуправляемой

мины, взорвавшейся в оккупированном Харькове в подвале дома, где квартировал

немецкий генерал. Что касается еще одного изобретения Льва Сергеевича, то оно

фактически получило отражение, правда без упоминания его имени, в романе

Солженицына "В круге первом". Речь идет об изобретении особого, в высшей

степени эффективного, идентифицирующего голос подслушивающего устройства.

Это было где-то в канун 1947 года. Когда Сталину был дан список кандидатов

на присуждение Сталинской премии, то он, просматривая его, остановил свой

карандаш напротив имени Термена. "За что предполагается присуждение этому

человеку Сталинской Премии второй степени?" Ему объяснили за что. "Почему

второй? Надо дать первой!" — изрек вождь и собственноручно исправил в этом

списке двойку на единицу.

В 1947 году Лев Сергеевич вышел на волю.

Менее всего я претендую на сколько-нибудь подробное изложение биографии

замечательного изобретателя. Скажу только, что освобождение не принесло ему

особых радостей и дальнейшие годы его жизни отнюдь нельзя назвать

счастливыми. По-моему, повезло ему только в одном — на его пути встретился

человек, который принял к сердцу все его трудности, тревоги и огорчения и верно,

надежно, совершенно бескорыстно делал все возможное для того, чтобы

поддержать его и помочь сохранить и работоспособность, и веру в людей. Этим

человеком был тот самый инженер, Сергей Михайлович Зорин, рядом с которым я

увидел впервые в нашей лаборатории Термена.

Может быть, когда-нибудь в серии "Жизнь замечательных людей" выйдет книга

о Термене. Будет справедливым, если бы ее написал тот, кого можно было бы

назвать его "земным Ангелом-хранителем". Это не преувеличение. Я хорошо

помню, в каком положении находился Термен в то время, когда он заглядывал к

нам на кафедру. Что там происходило в его доме с его родными, я не знаю, но

помню, что он не имел права прийти домой раньше определенного и довольно

позднего часа. До этого времени он нередко топтался где-нибудь в булочной, а

иногда даже засыпал, приткнувшись к теплой батарее.

Сергей Михайлович рассказал мне, как ему удалось "выбить" Термену комнату

с помощью знаменитой летчицы Валентины СтепановныГризодубовой. По

воспоминаниям тех, кто знал эту замечательную женщину, если она чем-то и

отличалась от Матери Терезы, то совсем другими чертами характера и способом

общения. Ей отнюдь не была свойственна христианская терпеливость и мягкость.

Ее беспредельная доброта сочеталась с резкостью и прямотой. Великая летчица

предложила, чтобы Зорин написал письмо на имя секретаря ЦК КПСС Михаила

Васильевича Зимянина, где он описал бы положение изобретателя и испросил бы

для него возможность получения комнаты, дабы он мог продолжать работать. Она

это письмо подпишет.

Прочитав написанное Зориным послание, Гризодубова заявила, что подобные

розовые слюни подписывать не станет. «Они не поверят, что это я написала», -

сказала она и стала диктовать новый текст. Зорин записывал за ней и время от

времени переспрашивал «Так и писать?» «Так и пиши», - твердо говорила

легендарная пенсионерка. Письмо, отличающееся резкостью и

требовательностью, Зорин отнес и сдал в почту ЦК КПСС, а через три дня

Гризодубова сама позвонила секретарю ЦК. В письме В.С. Гризодубова просила

предоставить Л.С. Термену соответствующие условия на физфаке МГУ для

продолжения его работы над многими гениальными изобретениями, которые он

еще вполне мог успеть сделать. Просила она также помочь предоставить

изобретателю отдельную однокомнатную квартиру, чтобы он мог спокойно

работать над своими изобретениями и дома. Примечательно, что, несмотря на то,

что у нее не было кремлевской "вертушки", ее вскоре соединили с Зимяниным.

Она ему сказала: "Миша, ты это должен сделать, если у тебя есть совесть и

понимание того, что такому человеку нельзя не помочь!" Удивленному Зорину она

потом объяснила, что Зимянин был когда-то в ее полку дальних

бомбардировщиков скромным комсоргом, в боевых вылетах участия не принимал,

и что она не собирается менять обращение к нему, хотя он и занимает сейчас

столь высокое положение.

Зимянин обещал сделать все возможное и написал министру высшего

образования Елютину. Вскоре от министра пришел ответ, суть которого я

пересказываю со слов Зорина. Там значилось, что условия, в которых работает

Л.С. Термен вполне соответствуют служебному положению механика факультета

физики и оснований для их изменений нет. А по поводу улучшения жилищных

условий нужно обращаться в другие инстанции.

Но Гризодубова была Гризодубовой и обратилась к московскому городскому

начальству. Пусть не отдельную квартиру, но комнату Термен все-таки получил, и

она сразу же превратилась в лабораторию, где он мог продолжать свои

творческие искания. Никогда они не прекращались до самой его смерти.

Прекрасно понимаю, что читатель имеет все права спросить автора, почему он

осмелился назвать рассказ: "Он учил Ленина"? Действительно, странное

название. Насколько я знаю, Ленина после гимназии вообще никто не учил, даже

Плеханов. Он сам предпочитал учить всех, однако на какой-то момент его

учителем стал Термен.

Было это так. Узнав о терменвоксе, Ленин очень заинтересовался, и ранней

веной 1922 года изобретатель вместе со своим инструментом был доставлен в

Кремль. Ленин со товарищи был на заседании Совнаркома и Термен имел

несколько часов свободного времени, чтобы основательно подготовиться к

демонстрации охранной сигнализации и терменвокса. После убедительной

демонстрации этих изобретений Термен в сопровождении секретаря Ленина

Л.Фотиевой (она аккомпанировала ему на рояле) исполнил несколько

классических произведений на терменвоксе, двигая руками воздухе и ни к чему

не прикасаясь. Ленин не выдержал и подошел к инструменту, явно желая

попробовать поиграть на нем. Стоя позади Владимира Ильича и двигая его

руками на некотором расстоянии около двух антенн, Термен сумел обучить вождя

игре на этом бесконтактном чудо-инструменте. Начали они Жаворонка Глинки

вместе, а закончил эту мелодию Ленин самостоятельно. Поскольку у последнего

были определенные музыкальные способности, учение прошло легко и доставило

обоим большое удовольствие. Невольно сожалеешь, что Термен не мог научить

председателя Совнаркома чему-то другому, к примеру, тому, как сделать, чтобы

жизнь изобретателя, да и не только его, а миллионов людей пошла не по тому

пути, который предрек стране его "способный ученик".

Дата добавления: 2015-07-20