Интеллигенция при наличии отсутствия39

Мне позвонили из редакции одной московской газеты и предложили принять

участие в дискуссии на тему «Почему сильная власть боится слабой

интеллигенции?». Я задал вопрос:

– Почему вы исходите из того, что власть заведомо сильная, а интеллигенция

слабая, и что первая боится второй, а не наоборот? И вообще кто-то кого-то

боится?

Если бы состоялась дискуссия «Почему сильный пол находится в страхе перед

слабым полом?», то возникли бы аналогичные вопросы. В таких темах уже

содержится утверждение, которое само нуждается в доказательствах. Это уже

нарушает законы логики. Интервью явно не заладилось. Сомневаюсь, что мои

ответы могли появиться на страницах этой газеты. Я, правда, не решился сказать

моей симпатичной, судя по голосу, собеседнице, что возможно противоположное

развитие событий, когда сильная власть не боялась своего антипода.

Интеллигент Васисуалий Лоханкин, один из героев Ильфа и Петрова, лежал на

диване, жил на жалованье жены и размышлял о роли русской интеллигенции и

трагедии либерализма. По этому случаю, он забывал гасить свет в уборной. По

безбоязненному решению ответственной квартиросъемщицы ее опричники

отставной дворник Никита Пряхин и «простой мужик Митрич» при всенародном

одобрении выпороли его на коммунальной кухне. Лоханкин имел такое же право

именоваться интеллигентом, как бывший камергер двора Его Императорского

Величества Александр Дмитриевич Суховейко существовать в этой коммуналке в

качестве «простого мужика Митрича».

Контакт «интеллигента» и «народа» вовсе необязательно имел такой

драматический финал, как это случилось в «Вороньей слободке». Замечательный

поэт-сатирик Саша Черный еще в дореволюционные годы рассказал о счастливом

завершении рандеву поденщицы Феклы и интеллигентного квартиранта:

Квартирант и Фекла на диване,

О, какой торжественный момент!

Ты – народ, а я интеллигент,

Говорит он ей среди лобзаний.

Наконец-то, мы сейчас вдвоем,

Ты меня, а я тебя поймем.

Однако оставим в стороне проблему «самоназвания». Пусть называются. И

сформулируем вопрос: существует ли вообще такой социальный феномен, как

интеллигенция?

Какие могут быть сомнения? Недаром мы в печати все время встречаем ссылки

на роль интеллигенции в построении гражданского общества, об ответственности

интеллигенции за сохранение и развитие демократии, о возмущении

интеллигенции действиями власти и т.д. Попробуем разобраться, где здесь

истина.

Небольшое «лирическое отступление». Хотя оно отнюдь не лирическое. В 1913

или 1914 году писатель Виктор Шкловский ввел в литературоведение понятие

«остранение» – новое, неожиданное, на первый взгляд странное восприятие и

понимание какого-либо факта. Только три примера. Первый: в Третьяковской

39 Настоящий очерк был опубликован в «Литературной газете» под тем же названием 18

октября 2005 года и вызвал беспрецедентную дискуссию. На протяжении четырех месяцев

в каждом номере газеты печатались выступления участников полемики. На сайте «ЛГ»

вывесили сотни выступлений читателей, которые заинтересовались соображениями, высказанными мною.

галерее некто говорит: «Это картина Врубеля «Демон». Художник в погоне за

внешними эффектами использовал броские, но недолговечные краски. Страшно

подумать, как будет выглядеть через несколько лет это полотно. Перейдем в

репинский зал». Второй: слушатель оперы видит и слышит не пылкого Ромео,

который поет серенаду очаровательной юной Джульетте, а немолодого человека,

сообщающего о любви не столько великовозрастной девице, стоящей на балконе,

сколько театральному залу. Третий пример из области психиатрии, в которой

известны два диагноза: клаустрофобия – боязнь замкнутого помещения и

агорафобию – страх оказаться в огромном безлюдном пространстве.

«Остраненный» взгляд психолога, как мне представляется, позволяет увидеть в

этих, казалось бы, противоположных состояниях один и тот же аффект

одиночества, заброшенности, отторжения от окружающего мира людей.

Остранение в искусстве убийственно для эстетического восприятия. Остранение в

науке, как мы увидим в дальнейшем, нередко способствует постижению истины.

Продолжим рассуждение. В социальной психологии используется два понятия:

«реальная группа» и «условная группа». Первая – это сообщество людей,

которые находятся в непосредственном взаимодействии, что называется «лицом

к лицу». Это семья, воинское подразделение, рабочая бригада, экипаж

космического корабля, школьный класс и т.д. Члены условной группы могут жить

на расстоянии тысяч километров и вообще быть незнакомыми. Студенты,

пенсионеры, лица нетрадиционной сексуальной ориентации, члены одной партии

и другие сообщества. Судя по всему, интеллигенция претендует на статус

условной группы. Именно отсюда начинается та путаница, которую постоянно

используют в политических целях.

Все время смешивают два понятия: интеллигенция и интеллигентные люди.

Существует ряд индивидуально-психологических особенностей личности, которые

в совокупности образует то, что называется интеллигентностью. К ним относятся

любовь к книге, интерес к культурно-политической жизни, вежливость в общении,

опрятность, отсутствие ксенофобии, свободное владение родной речью,

нежелание использовать ненормативную лексику. Все эти качества, собранные в

одном человеке, свидетельствуют, что он и ему подобные относятся к числу

интеллигентных людей. Это совершенно справедливо. Однако в людской массе

эти качества, конечно, встречаются, но в разнообразных сочетаниях. Некий

индивид читает, а может, и пишет книги, опрятен, но, испытывая

самодостаточность, беспардонно хамит окружающим. Другой читает трактаты

Шопенгауэра, Розанова и других философов, прекрасно владеет русским языком,

но на дух не переносит инородцев. Не буду множить примеры. Может ли какое-

либо из перечисленных качеств интеллигентного человека стать признаком,

который объединил бы людей на правах условной группы? Не представляется

такой возможности. Конечно, надо найти социально-значимый

системообразующий признак, на основании которого интеллигенция могла бы

обрести особый статус.

Однако, пытаясь ее выделить, мы наступаем на те же грабли, как это когда-то

случилось с теоретиками марксизма, которые в своих трудах и учебниках

заявляли, что интеллигенция не более чем прослойка между двумя

господствующими классами. Социально-психологические характеристики этой

«прослойки» они старались не уточнять. Во всяком случае, наш профессор

философии А.П. Гагарин предпочитал не касаться этой щекотливой темы, да и

других скользких вопросов исторического материализма. Недаром студенты

посвятили ему частушки: «Не хочу я чаю пить, не хочу я кофию, не хочу Гагарина

слушать философию».

В конце 80-х гг., когда либерализм в журнале «Коммунист» достиг самого

высокого градуса (в редколлегии были О. Лацис и другие прогрессивные

социологи), я опубликовал в нем статью «Простой вопрос». В связи с тем, что в

советских энциклопедических изданиях начисто отсутствовало определение того,

что такое «рабочий» (для рабоче-крестьянского государства это было более чем

странно), я подверг это понятие остранению и предложил семь гипотез, с

помощью которых попытался выделить хотя бы один системообразующий

признак, характеризующий этот класс. И все эти гипотезы был вынужден

опровергнуть40. Рабочие, если это понятие рассматривать с точки зрения науки, а

не идеологии, то это мифологема. А стоящая за этим социальная общность –

фантом. Такой условной группы – нет.

Так что же представляла собой «прослойка между рабочим классом и

трудовым крестьянством»? Собственно, между двумя фантомами. Конечно, это

была тоже мифологема. Нет в словарно-энциклопедических изданиях, как

прежних времен, так и нынешних, определения интеллигенции. Правда,

фигурирует пояснение, что своей задачей она имеет распространение культуры и

характеризуется напряженным умственным трудом. Ниже мы к этим

описательным пояснениям еще вернемся. Поскольку никакой научной дефиниции

я так и не нашел, выбрал уже привычный путь остранения. Контент-анализ

доступных мне текстов обнаруживает в них признаки, которые приписываются

именно интеллигенции. Последние иногда именуются напрямую, иногда

подразумеваются.

Первая гипотеза – либеральность. Интеллигенция – она либеральна. Именно

она и только она? Либерализм – это свободолюбие, утверждение и защита

свободы. Неужели все другие общественные формации не хотят свободы, хотят

жить в неволи? Если бы не закрепилось это наименование «либеральное» за

правыми партиями и движениями, то им бы с удовольствием воспользовались бы

другие объединения, включая ультралевых. Они тоже любят свободу, не будем

уточнить, от чего и для чего. И не собираются ли они ограничивать свободы

других. Не проходит эта гипотеза.

Вторая гипотеза – образованность. Интеллигенция – образованная часть

общества. Если это так, то непонятно, где расположить планку в образовательной

вертикали, ниже которой человек уже не может считаться интеллигентным. До

революции девушка, окончившая гимназию, считалась образованной,

интеллигентной, а за плечами у нее было всего 7 классов. Где сейчас эта планка?

После окончания средней школы, с момента получения вузовского диплома? В

таком случае все или почти все – интеллигенты, что, впрочем, не подлежит

опровержению или подтверждению. Единый Государственный Экзамен на

обретение статуса интеллигента в платных, полуплатных и официально

бесплатных вузах не введен. Есть интеллигенты с высшим образованием, есть со

средним, есть те, у которых позади семилетка советских времен. но знаю

кандидатов и докторов наук, которых к интеллигентам вряд ли кто-нибудь решится

причислить. И это все единая «условная группа»?

Третья гипотеза – креативность, творческое начало. Часто говорят от имени

«творческой интеллигенции». Правда, остается непонятным, что представляет

собой остальная «нетворческая» интеллигенция. Это еще больше усложняет

наши задачи, поскольку надо искать критерии, отделяющие одну часть

интеллигенции от другой, и выяснять, каково между ними пропорциональной

соотношение. Примем, однако, постулат, что интеллигенция в основном

творческая, поскольку о какой-либо другой речь никогда не идет.

Кто же они, эти творческие интеллигенты? Ну конечно, уважаемые члены

творческих союзов: писатели, художники, музыканты и артисты. Подразумевается,

что все они в большинстве своем высоко креативны. Но как быть с народным

прикладным искусством: дагестанскими мастерами серебряных дел, живописцами

Палеха и Хохломы, сказительницами на Севере. Это тоже творческая

40 См. выше очерк «Бойтесь детей, вопросы задающих».

интеллигенция? Если бы я знал, что это такое, то предположил, что ее

представленность у вологодских кружевниц в пропорциональном отношении не

ниже, чем у художников-авангардистов.

Замечу также, что в творческой среде такое разнообразие политических

взглядов, пристрастий, предубеждений, как, наверное, ни в одной другой. Какое

же системное начало позволит объединить эту «тусовку», чтобы, ссылаясь на ее

мнение, делать какие-либо заявления, ополчаться против кого-то или чего-то,

соглашаться или не соглашаться с чем-то?

Четвертая гипотеза – оппозиционность, революционность. Следует

предположить, что интеллигенция по сути своей оппозионна, состоит из

«критически мыслящих личностей». Расхожая фраза: «интеллигенция всегда

должна быть в оппозиции к власти, особенно авторитарной». Действительно,

оппозиция для власти необходима, иначе колеса государственной машины

заржавеют и перестанут вращаться. Все это так. Но почему, если считать

оппозиционность дифференцирующим признаком, только интеллигенция

позволяет себе такую смелость? Вот идет 7 ноября по улице толпа с портретами

Ленина и Сталина, несет лозунги: «Позор оккупационному режиму!» Что, в толпе

сплошь критически мыслящие личности? На другой улице другая толпа. С

плакатами: «Не позволим антинародной власти осуществить геноцид русского

народа!» В чем разница? Возмущение против авторитарного режима,

оккупационного режима, антинародного режима. Все они равнопротестны, и в

этом отношении различий между ними нет. Тогда кто из них в большей степени

имеет основания называться «интеллигенцией»?

Рассмотрим еще одну парадоксальную ситуацию. Как быть с лицами,

входящими в состав дипломатического корпуса, генералитета, законодателей и

администраторов всех уровней. Это все интеллигенция? Если так, то она должна

по определению быть в оппозиции к власти.. Но они сами власть. Разве что

предположить, что в нашем государстве «интеллигенции» во власти нет.

Пятая гипотеза – интеллектуальность.. Это как в детской игре, где с

завязанными глазами ищут спрятанный предмет: хочется сказать «теплее»,

потому что слова «интеллигенция» и «интеллект» имеют общий корень. Как

известно, в речевой оборот слово «интеллигенция» в конце XIX века внес

Боборыкин, имея в виду ту часть образованных людей, которые испытывали

чувство вины за свое былое безразличие к бедам крепостного крестьянства. В

иностранных языках это понятие не прижилось. Там используется слово

«интеллектуалы», не несущее на себе никакой нравственной или политической

нагрузки.

Напряженная умственная деятельность, как об этом упоминалось выше,

фигурирует в словарях и энциклопедиях, но не ясно, каково содержание этой

умственной работы. В шуточной студенческой песни звучали слова:

«Коперник целый век трудился,

Чтоб доказать земли вращенье…»

Кто с этим станет спорить? Но хакеру, для того чтобы «взломать» компьютеры

банков и фирм, тоже необходимо напрягать все силы своего недюжинного ума.

Где здесь общее «интеллигентное начало»? Если не устраивает ссылка на

Николая Коперника за давностью его великих дел, пусть будет физик-теоретик.

Это ничего не меняет: отнесем ли мы его и хакера к одной условной группе?

Навряд ли, хотя оба, безусловно, интеллектуалы.

Шестая гипотеза – просветительство. Здесь я напрямую опираюсь на

энциклопедические словари. Там подчеркивается, что признаком интеллигенции

как общности является распространение культуры. Прежде всего, о какой

культуру идет речь? Масскультура? Западная культура? Национальная

российская? Мусульманская? Можно ли в этом контексте поставить рядом

шоумена, писателя-постмодерниста, пушкиниста, муллу? Все полезны, все на

своем месте в деле распространения близкой их сердцу культуры. Но опять-таки

непонятно: почему они все принадлежат к одной общности? В этом случае к ним

можно присоединить и почтальона, который разносит журналы и газеты. Он тоже

распространяет культуру.

Седьмая, последняя по счету, но не по значению, гипотеза –

демократичность. Бесспорно, демократия является самой прогрессивной

формой управления государством и жизни общества. Напомню, что это слово

переводится, как народовластие. Если судить по СМИ, то основная примета

интеллигенции в том, что она демократична. В этом ее принципиальное отличие.

Но нет сомнения в том, что все существующие в настоящее время сообщества

считают себя поборниками народовластия и его единственными защитниками.

Никто не прочтет на чьих-то знаменах лозунг «Да здравствует бюрократия!». В

этом отношении у «демократической интеллигенции» нет никаких преимуществ.

Между тем, снова, как уже было показано выше, звучат заявления о ее

уникальности. При этом узурпируется то, что принадлежит и всем другим, хотя бы

по их собственным утверждениям.

Не будем увеличивать число гипотез. Приведенные выше семь из них не

смогли подтвердить, что интеллигенция является особым сообществом и что

можно это идеологизированное понятие вводить в контекст каких-либо заявлений

и дискуссий как семантически определенное.

Стремление к научной добросовестности не позволяет мне скрыть тот факт, что

выделенные, рассмотренные и отвергнутые семь гипотез еще не содержат

абсолютной истины. Можно выдвинуть не семь, а двадцать семь предположений,

однако это не помешает появлению восьмой или двадцать восьмой, которые

могли бы разрушить все ранее сделанные выводы. Таковы законы научного

исследования, которым приходится подчиняться. Впрочем, если бы и появилась

такая разрушительная для предложенных построений гипотеза, я бы отнесся к

ней с уважением.

Отсутствие критики по поводу моего утверждения о том, что «рабочий» – это

мифологема, во многом понятно. С исчезновением рабоче-крестьянского

государства интерес к классовому расслоению был фактически утрачен. Иное

дело – сейчас, когда речь идет об интеллигенции. Это куда как актуально!

Сделаем одно весьма существенное пояснение. Да, была интеллигенция в

качестве условной группы. Это имело место в 20-30-е гг. В сознании

современников складывался обобщенный образ интеллигента: шляпа, очки,

галстук, может быть, троцкистская бороденка, подает женщинам пальто, ко всем

обращается на «вы». Подходящий типаж для роли меньшевика в кинофильме.

Что же было критериальным признаком для выделения интеллигентов из общей

массы в те годы. Прежде всего, сформировавшийся у них комплекс социальной

неполноценности, который проявлялся в осознании своей второсортности в

сравнении с выходцами из рабочего класса. Происхождение у них могло быть

самое неподходящее. Либо они, либо их родители являлись если не дворянами

или священнослужителями, то имели классный чин. За границей были

родственники (белые эмигранты). Для ВЧК-ОГПУ-НКВД они всегда были

кандидатами на многочисленные вакансии вредителей и саботажников. Их

неохотно принимали в партию, в 20-е гг. им был закрыт доступ в вузы. Вообще,

принадлежность к «гнилой интеллигенции» было своего рода клеймом, которого

приходилось стыдиться, чувствовать себя обиженным судьбой.

Нет ничего удивительного, что преподаватель марксизма-ленинизма не мог

предложить студентам опознавательные признаки «прослойки». Не говорить же

ему о комплексе неполноценности. Впрочем, ему бы это и в голове не пришло.

Итак сегодня нет системообразующего фундаментального

дифференцирующего критерия, который мог бы выделить интеллигенцию как

условную группу. Интеллигентные люди – это реальность, интеллигентность – это

ценность, а интеллигенция как некая социальная общность – фикция, мираж,

фантом.

Один из героев книги Ильфа и Петрова, слесарь-интеллигент Полесов, часто

использовал оборот «при наличии отсутствия». Позаимствуем у него и скажем:

«Такова уж интеллигенция при наличии отсутствия».

И всё-таки, остается открытым вопрос: «Интеллигентные люди. Who is who?»

Разумеется, в обыденной речи мы используем слово «интеллигенция», имея в

виду известную нам реальную группу людей, которых считаем интеллигентными

(не путать с «интеллигенцией» в политическом пиаре!).

Напомню еще раз, интеллигентность - это ценность. Эталоном интеллигентного

человека для меня является академик Дмитрий Сергеевич Лихачев. В

предисловии к его книге «Письма о добром» я писал, что подобно тому, как мы

говорим о «пушкинской эпохе», культуру нашего времени можно маркировать его

именем. Примечательный штрих к характеристике этого человека.

В ту пору я был президентом Российской академии образования и перед общим

собранием позвонил и испросил согласия на избрание его почетным членом

Академии. Помолчав, он спросил, не вытеснит ли его кандидатура кого-либо из

числа будущих почетных академиков. Я успокоил его на этот счет и тогда получил

согласие.

Очевидно, не ограничиваясь конкретным примером, я должен попытаться

объяснить, что имею в виду, говоря об интеллегентных людях, интеллигентности.

Переведу обсуждение проблемы в новую плоскость. Для начала, назову

несколько отличительных свойств человека: «несдержанность», «внушаемость»,

«рассудительность», «тревожность», «угрюмость», «смешливость»,

«флегматичность» - все они органически присущи субъекту и неотделимы от него.

Теперь сравним их с такими качествами личности, как, например,

«высокомерность», «подлость», «деликатность», «чуткость», ну и, конечно,

«интеллигентность». Есть ли различия между этими рядами качеств? Разница -

принципиальная. Одни люди видят в нашем знакомом человеке качества

интеллигентности и чуткости, другие с этим не согласятся. Имея дело с известным

нам человеком, видя его поведение, поступки и манеры, слыша, что и как он

говорит, мы понимаем или предполагаем, что понимаем, какие чувства,

побуждения, привычки, черты характера, стоят за всем этим и заключаем,

интеллигентный ли он человек или нет. При этом ориентируемся на усвоенные

нами культурные и, прежде всего, нравственные ценности.

Являясь итогом оценочных суждений, интеллигентность существует как

феномен восприятия человека человеком. В качестве феномена сознания (или

самосознания) она также реальна, как и само наше сознание.

Однако, всё-таки, нужен ли нам миф о существовании интеллигенции как

особой социальной общности?

Миф не содержит истины, порождает заблуждения, однако разрушение его

может лишить человека чего-то ценного, неповторимо значимого. Признаю, что я

действительно пытался разрушить МИФ, фигурирующий в средствах массовой

информации. Не знаю, пострадают или нет нравственные ориентиры читателей.

Понимаю, что интеллигентному человеку хотелось бы ощущать себя частицей

большого, уважаемого, авторитетного, влиятельного сообщества, где он

чувствовал бы себя защищенным и сильным, где все едины в понимании

социальных причин добра и зла, где каждый может сказать каждому: «Мы с тобой

одной крови. Ты и я». Как это было бы хорошо! Рад бы помочь, да не знаю как.

Дата добавления: 2015-07-20