Странное время. Странная журналистика.

Итак, я пытался зарабатывать при помощи пера. С этим была связана беготня

по редакциям, надежда получить заказ на статью, на очерк, на сценарий

радиопостановки. Одним словом — добыть денег хоть немного, для того чтобы

можно было пойти в кино или пригласить девушку в кафе-мороженое.

Следует с большим опозданием осмыслить всю опасность этих перемещений

по редакционным коридорам. Так, например, мы с моим другом и соавтором Яшей

Пруписом, в дальнейшем ставшим редактором английского издания журнала

"Новое время", нередко бывали в особняке на Кропоткинской улице, где был

расположен Комитет защиты мира, затем Комитет советской молодежи. Там мы

могли предлагать свои материалы. Это давало определенные деньги, очень

небольшие, но для нас необычайно важные.

Нам повезло. Оказавшись в вестибюле этого особняка, мы не один раз

проходили мимо дверей "Антифашистского еврейского комитета". Конечно, ничто

не мешало нам зайти туда и выяснить, нет ли возможности подработать. Но как-то

так случалось, что мы проходили мимо, поднимались на второй этаж и там, в

молодежном комитете, у нас наладились связи, появилась возможность

приработка. Почему я говорю о серьезной опасности, которой мы подвергались и

которой случайно избежали, не заворачивая в вестибюле в левую часть

особняка? Дело в том, что очень скоро практически весь Антифашистский

еврейский комитет был репрессирован. Это связано с известным "делом врачей", арестом академика-физиолога Лины Соломоновны Штерн, убийством великого

артиста Михоэлса, арестом актеров Еврейского театра. Одним словом, попасть

туда — означало бы оказаться на неофициальном пересыльном пункте в "места

не столь отдаленные".

Журналистика тех времен, конечно, ничего общего с сегодняшней работой в

средствах массовой информации не имеет. Вообще надо просто представить

себе, что газет тогда в обороте было практически не более полдюжины. Можно

было пересчитать по пальцам: "Правда", "Известия", "Комсомольская правда",

"Труд", "Красная звезда", "Советский спорт", "Вечерняя Москва". Сама верстка

этих газет была удивительно серой, скучной, однообразной. Столбец за столбцом,

без рисунков, без свободного размещения текста, без выделения заголовков.

Конечно, не могло идти речи о цветной печати. Иллюстрации помещались, в

лучшем случае, одна на четыре полосы. Ну и, естественно, содержание

тщательно выверялось, дабы не допустить какие-либо идеологические промашки.

Для нас, только пробующих себя в журналистике, центральные издания,

разумеется, были закрыты. Мы не могли и мечтать что-либо в них напечатать, но

оставались многотиражные газеты различных ведомств, вообще газеты, имевшие

достаточно узкий круг читателей. Вот там мы и имели возможность подработать.

Это была, к примеру, газета "На боевом посту" московской милиции, "Боевой

сигнал" — московской пожарной охраны. Особенный интерес для нас

представляла газета "Красный воин", где мы достигли определенных успехов. Вот

в этих изданиях мы и старались прирабатывать. Кроме того, Совинформбюро

готовило радиопередачи на "зарубеж", которые транслировались на русском

языке. Это тоже было если не "золотое дно", то во всяком случае животворящий

источник денежных знаков. Он тонкой струйкой, но пробивался.

Вспоминаю задание, которое мы с моим другом получили примерно за неделю

или за 10 дней до выборов в Верховный Совет СССР.

Заведующий редакцией сказал, что необходим репортаж о выборах на одном

из избирательных участков Сталинского района Москвы. Именно в этом районе

баллотировался в Верховный Совет СССР товарищ Сталин. Мы выразили полную

готовность дать в эфир такой репортаж и спросили, на какой участок нам надо

прибыть в день выборов. Он посмотрел на нас удивленно и сказал: "Зачем вам

прибывать на участок? Вы пишите репортаж сейчас". — "Как сейчас?" Мы были

потрясены. "Но ведь выборы только через 10 дней?!" — "А какое это имеет

значение? Вы напишите сценарий этого репортажа, и мы его используем в день

выборов в передаче для наших зарубежных (как теперь бы сказали,

"русскоязычных") слушателей". Преодолев естественное смущение и боясь

показаться невеждами в журналистской работе, мы согласно кивнули головами и

пошли писать "репортаж". Нам явно предстояло оседлать "машину времени".

К сожалению, в моем архиве не сохранилась копия этого репортажа, поэтому

попытаюсь примерно воспроизвести по памяти, как он прозвучал в эфире.

Начинался он так: "Раннее утро. Мы находимся у закрытых дверей

избирательного участка на Первомайской улице города Москвы. До открытия

участка осталось примерно 30 минут. Между тем около нас довольно большая

толпа. (Шум, возгласы: "Я пришла первая. Почему же они оказались впереди

меня?!") Я задаю вопрос женщине: "Скажите, пожалуйста, когда Вы сюда

пришли?" — "Я пришла около пяти часов утра". — "Так рано? Ведь участок

открывается только в шесть?" — "Я пришла голосовать за товарища Сталина! Я

могла прийти и в четыре, и в три часа ночи, чтобы быть одной из первых". (Опять

шум. Возглас: "Где здесь голосовать за товарища Сталина?" Ответ не ясен, но

совершенно очевидно, что вновь прибывший ищет свое место в этой длинной

очереди). Вот открылись двери избирательного участка. Председатель

избирательной комиссии вежливо приглашает всех зайти. Его слова: "Заходите,

товарищи! У нас тесно, но в тесноте — да не в обиде! Главное, что мы голосуем

сегодня за кандидата в депутаты Верховного Совета СССР Иосифа

Виссарионовича Сталина! Здесь все, кто пришли, кто за него проголосовал, будут

считаться первыми! (Одобрительный гул толпы.) Ну и так далее...

Наверное, для современного читателя подобная фальсификация кажется

дикостью.

Однако, если принять во внимание психологию людей тех времен, то все было

совершенно нормально. Поэтому нас, молодых соавторов, это удивляло не более

2-3 минут, затем мы приняли все как должное. Задавать вопросы: почему ты

поступаешь вопреки всякой логике — не полагалось.

Я вспоминаю, как во время одного из комсомольских собраний в ремесленном

училище, где я тогда работал воспитателем, была принята очень длинная

приветственная телеграмма Великому Вождю народов, Генеральному Секретарю

ЦК ВКП(б) товарищу Сталину. Когда кончилось собрание, я подошел к секретарю

парторганизации и спросил: "Ну, а кто пойдет на телеграф? Ведь уже поздно!"

Она взглянула на меня удивленно и спросила: "Зачем идти на телеграф? — "Ну

как же, мы приняли телеграмму товарищу Сталину, надо же ее передать". Она

посмотрела на меня, как на откровенного идиота и сказала: "Неужели вы не

понимаете?" Но, подумав, что, может быть, мой вопрос является

провокационным, сухо заметила: "Ну, мы пока подошьем текст телеграммы к

протоколу нашего собрания". На этом все дело и закончилось. Я понял, что

допустил глупость.

Дата добавления: 2015-07-20