Секс по-советски

Трудно передать, сколько иронии звучало по поводу слов: "В Советском Союзе

секса нет!" Это стало расхожей фразой, с помощью которой высмеивалось

ханжество, присущее менталитету советского человека, якобы отсутствие каких-

либо сексуальных интересов. Впервые это прозвучало на телемосте "СССР —

США" из уст одной советской участницы той дискуссии.

Неужели эта особа думает, что в Соединенных Штатах кто-то поверит, что все

советские люди готовы клятвенно подтверждать, что молодожены, ложась в

постель, читают вслух труды Маркса, Энгельса и Ленина, что детей производят на

свет по разнарядке, утвержденной парткомом? Как охотно все мы высмеивали эту

женщину.

Между тем, выяснилось, что все совсем не так, что на самом деле она сказала:

"В Советском Союзе секса нет в кино и на телевидении", и это вполне

соответствовало действительности. Несчастную травили, над ней издевались. В

конечном счете, она предъявила серьезные претензии Владимиру Познеру,

который вел телемост. Как мне рассказывали, он был вынужден извиниться за то,

что при монтаже выпали эти слова: "...в кино и на телевидении". Не такой уж

редкий случай для нашего телевещания. Кстати, именно поэтому я предпочитаю

выступления в прямом эфире, а не в записи. Никогда не знаешь, что с твоими

словами сделают на монтажном столике.

В чем был реальный смысл высказывания? Собственно говоря, была озвучена

совершенно справедливая мысль. В Советском Союзе секс отсутствовал как

социо-культурный феномен. Это то, что называется "святая правда". С какой

удивительной легкостью обходилась тема физиологических отношений, не говоря

уж об однополой любви, и литературой, и кино, и телевидением. Об этом не

полагалось говорить вслух. Особенно оберегали от какой-либо информации,

которая могла бы не только пробудить интерес к этому вопросу у подростков, но и

признать, что нечто подобное, "столь неприличное", происходит со знакомыми им

людьми. Да что там секс! Даже в школе нельзя было и заикнуться о любви.

Прав был Антон Семенович Макаренко, который говорил, что педагоги во все

времена не любили любовь. Но он имел в виду главным образом то, что любовь

отвлекала молодежь от цели воспитательного процесса. Однако, здесь речь идет

о другом. Запрещалось и думать о том, что уже 15—17-летние мальчики и

девочки могут испытывать друг к другу половое влечение. Это было не только

предосудительно с точки зрения школы, но и просто недопустимо.

Конечно, читали лекции о любви и дружбе. Старшеклассники слушали их с

огромным интересом, но когда переходили от дружбы (о которой говорили

подробно и с полным знанием дела) к любви, их неизбежно ожидало

разочарование. Да, речь шла о любви к Родине, к маме и папе, к нашей

коммунистической партии, но только по возможности не об интимных

взаимоотношениях между полами. Юношеская любовь трактовалась

исключительно как дружба и полностью отвергала какие-либо интимные

взаимоотношения.

Ханжи от воспитания особенно боялись, что молодые люди увидят где-то

изображения обнаженного мужского или женского тела. Они невольно

уподоблялись анекдотическому персонажу — старой бонне, о которой писал

Ильф. Она боялась выйти на улицу потому, что там мужчины...

−Но они же одеты!

−Да, но под одеждой они голые!

Некий райкомовский деятель с дореволюционным партийным стажем якобы

произносил такие рифмованные слова: "Купальник есть на ей, ну а под ним все

голо. Куда же смотрят комсомол и школа?!"

В 1962 году я опубликовал в "Учительской газете" статью "Педагогическое

табу". Это было первое выступление по поводу ханжеской десексуализации,

процветающей в советской школе. Помню, как негативно отнеслась к этому

педагогическая общественность. Выражали скрытое, а иногда и явное

неудовольствие моим вмешательством в нормально протекающий

воспитательный процесс.

Но на меня это не повлияло. Я напечатал в "Литературной газете" и в той же

"Учительской" статьи "Признавая права возраста" ("УГ"), "Купидон в классе" ("ЛГ") и др.

Идиллические времена, не правда ли? Конечно, ханжество. Конечно, бесполая

педагогика, которая была вполне закономерной стороной педагогического

лицемерия советских времен.

Когда в начале 60-х годов я протестовал против "табуирования" полового

влечения у школьников, против страха упомянуть физиологическую сторону

интимных отношений, я никак не мог предположить, против чего я буду

протестовать через тридцать лет.

Педагогический маятник качнулся и застыл на другом полюсе часов времени. В

1996 году в Российской академии образования шла дискуссия о половом

воспитании в школе. Столкнулись две точки зрения. Одна была хорошо знакома

мне — школьникам ничего не надо знать о половой жизни - придет время, сами

разберутся. Другая сторона настаивала на том, что надо быть откровенными и все

рассказать "до конца" уже первоклассникам. С трудом приходилось отыскивать

разумное начало. Да, конечно, половое воспитание необходимо, и это не требует

каких-либо доказательств. Однако как далеко можно и нужно зайти в области

"полового просвещения" школьников? Между тем, в ажиотаже попыток рассказать

мальчикам и девочкам "все до конца" без изъятия даже весьма солидные ученые

мужи не знали удержу. Не буду голословным. Вот на какие вопросы,

разработанные Институтом социологии РАН и Институтом международных

исследований семьи, надо было отвечать, к примеру, семиклассникам:

1) где у женщины находится клитор?

2) что такое эрогенные зоны?

3) наиболее чувствительная в сексуальном плане часть женского тела?

И т.д.

Предлагались варианты ответов. К примеру, на первый вопрос: а) глубоко во

влагалище; б) около шейки матки; в) у входа во влагалище; г) между выходом

уретры и лобковым холмом; д) никто точно не знает; е) я не знаю.

Все-таки остается непонятной цель подобного просвещения тринадцатилетних

подростков. Ну, у девочек проблем нет — сами разберутся. А как будут

практически в этом разбираться мальчики? Что они должны предпринять, чтобы

позорно не признаться — "я не знаю". Вопросы уместны на экзамене по анатомии

в медицинском институте.

Половое просвещение необходимо, это бесспорно. Но в том ли направлении

оно пошло? Не надо бояться говорить о контрацепции, приходить в ужас от слова

"презерватив". Одна из участниц дискуссии яростно протестовала против

ознакомления подростков со способами контрацепции. Принимая во внимание ее

солидный возраст, предполагаю, что она имела в виду презервативы советского

производства, которые, на мой взгляд, если и отличались от галош, то лишь

отсутствием красной байковой подкладки. Однако зачем подталкивать мальчиков

к практическому освоению интимных частей тела одноклассниц? Ханжество в

половом воспитании ни к чему хорошему не вело, но и бескрайнее половое

просвещение вряд ли может способствовать развитию личности школьников.

Разумеется, у меня, тогда президента Российской академии образования, не

было поддержки тем, кто выступал против полового воспитания школьников, и,

конечно, не могло вызвать сочувствие их половое просвещение в подобной

форме. Однако я понимал, что присущая советскому обществу ханжеская

десексуализация неизбежно должна была породить в новых социально-

экономических условиях свою прямую противоположность. Слишком долго была

сжата пружина общественного интереса в этой особой сфере.

В период этих ожесточенных дискуссий в памяти всплывали проявления

советского менталитета в его столкновении с атрибутами сексуальной революции,

которая в 60-е годы бушевала во всех странах Европы. Вот когда закладывался

тот протест против лицемерного морализирования и показной стыдливости,

навязанной нашим соотечественникам, который сейчас приобретает, на мой

взгляд, уж вовсе уродливые формы. Вспомним наши зарубежные командировки.

Легко можно представить себе состояние советского человека, "сшибку",

которую он испытывал, оказавшись, даже мимоходом, в одном из "злачных мест"

Лондона или Парижа: предположим, в кварталах Сохо или на Плас Пигаль.

...Лондон. 1969 год. XIX Международный психологический конгресс. Поздно

вечером члены нашей делегации, посовещавшись, решились на "опасное"

путешествие. Впереди шел профессор Борис Ломов. Помню, за ним увязался

какой-то бродяга, который, оценив массивную фигуру нашего предводителя,

обращался к нему по-русски, титуловав его полковником, и просил пару

шиллингов, очевидно, на "опохмелку".

В кварталах Сохо шли, как путешественники в джунглях, ежеминутно

ожидавшие нападения диких зверей, или как дети в кондитерской лавке,

избегающие смотреть на сладости, выставленные в витринах, — все равно не про

них эти лакомства. Однако мы были в "коллективе",- а "на миру и смерть красна", да и ответственность за прогулки в столь поздний час можно было разделить на

всех ее участников.

Другое дело — поход в одиночку. Вот здесь советский человек подвергался уже

серьезной "опасности".

Вообще ощущение законопослушного человека тех лет в подобных ситуациях,

мне кажется, точно выражено В. Егоровым в песне "Сохо":

Как-то раз забрел я в Сохо.

И струхнул там не на шутку:

Мы такими в жисть не будем,

Мы мораль блюдем не ту.

Стало мне ужасно плохо —

Там и местному-то жутко,

А простым советским людям

Там совсем невмоготу.

Там на фото что ни девушка —

Будто ей одеться не во что.

Срамоту эту кромешную

Не приемлю же, конечно, я,

Но смотрел ее подолгу я,

Ибо полон чувством долга я

Всем поведать, кто не видели,

Чтоб, как я, возненавидели.

Герой этих стихотворных строк в сем злосчастном месте подвергается натиску

некоей, весьма предприимчивой девицы. На это он реагирует с достоинством,

присущим советскому человеку:

Озарен моральным светом,

Опасаясь жуткой драмы,

Объяснил я ей по-русски

В этот вечер роковой,

Что на белом свете этом,

Окромя жены и мамы

И общественной нагрузки,

Мне не надо никого.

Мне кажутся достаточно показательными эти объяснения, пусть даже и в

шутливой форме, передающие сущность ханжеской де-сексуализации.

Все, что я рассказываю, разумеется, относится к временам, уже далеким.

Сексуальная революция, которая на Западе подошла к своему завершению

несколько лет назад, сейчас добралась и до нас, как это было показано даже

применительно к школьному возрасту.

Сегодня командировочному не надо лететь в Лондон, Париж или Амстердам,

чтобы прогуляться там по "улице Красных фонарей". Достаточно ему выйти под

вечер на Тверскую, чтобы встретить не менее предприимчивую девицу. И

разговор по поводу нравственных проблем и какие-то оправдания не нужны —

увы, "рыночные отношения".

Мне довелось увидеть на экране кинотеатра натуралистический и, на мой

взгляд, омерзительный фильм. Его с экрана представлял профессор-

искусствовед. Он сказал, что, подобно тому, как для художественной литературы

вершиной является "Война и мир" Толстого, в этом же качестве для

кинематографа выступает представляемое произведение. Речь шла о ленте

"Империя чувств"...

Дальше читатель, вероятно, ожидает от меня проклятий по адресу

порнографических фильмов. И ошибется. Предполагаю, что к порнографии этот

шокирующий своим бесстыдством фильм никакого отношения не имеет. В самом

деле, порнография предполагает возбуждение сексуальных эмоций и ощущений.

Возможно, для некоторых людей, нуждающихся в услугах врача-сексопатолога,

этот фильм мог бы раскрыться и в эротическом ключе... Но вряд ли он был

рассчитан на эротизацию массового зрителя — скорее, на эпатаж.

−Так Вы, может быть, защищаете проникновение порнографии на

наш и книжный, и видео рынки?

−Ни в коем случае!

На мой взгляд, существуют три уровня литературной и кинопродукции,

ориентированной в большей или меньшей степени на стимуляцию сексуальных

чувств и впечатлений. Сюда, во-первых, я бы отнес, собственно порнографию. К

примеру, известную поэму Ивана Баркова (которого, кстати, признавали

талантливым человеком многие литераторы на рубеже XVIII—XIX веков). Вряд ли

стоит приводить здесь для пояснения длинный список особых журналов,

видеофильмов и т. п. Далее, используем обозначение "эротика". Здесь задача

создателей практически та же. Однако средства, которые при этом используются,

не являются грубо натуралистическими, акцент приходится на красоту

человеческого тела, многообразие ситуаций интимного общения. Помню, как в

Финляндии мне более двадцати пяти лет назад посоветовали посмотреть фильм

"Эммануэль" с обаятельной актрисой Сильвией Кристель. "Очень откровенная

картина!" — предупредили меня. Я спросил: "Это порнография?" Был ответ: "Что

вы? Что вы? Это эротика!". В те годы эта дифференциация была для меня за

семью печатями. И, наконец, художественная литература, а иногда и фильмы, где

вкраплены эротические сцены. Число примеров бесчисленно, а мера

откровенности этих сцен варьирует в широком диапазоне. Вспомним "По ком

звонит колокол?" Хемингуэя, "Сто лет одиночества" Маркеса. Рискну в этот

контекст поместить цикл рассказов Бунина "Темные аллеи". Для авторов здесь

эротика — не самоцель, ее появление в тексте диктуется исключительно

необходимостью развития сюжета и, в конечном счете, она усиливает

эмоциональное воздействие произведения.

Границы между первым, вторым и третьим, к несчастью, размыты. Почему, "к

несчастью"? Готов пояснить. Как ни удивительно, эти жанровые градации могли в

определенных обстоятельствах обернуться уголовной статьей. Особенно ярко это

обозначилось в эпоху проникновения в семейный быт видеоаппаратуры.

Именно тогда в квартиру моего знакомого в Харькове ворвалась милиция,

реквизировала видеомагнитофон и кассету с "криминальным фильмом". Это, как

мне говорили, была лента "Греческая смоковница". Всякий, кому случилось

позднее увидеть этот фильм у нас на телеэкране, согласится, что его трудно

квалифицировать как порнографический. Между тем, "эксперты" в те времена его

аттестовали как "явную порнографию", и мой знакомый был арестован и получил

"срок".

К чему все эти искусствоведческие изыскания?

Однажды ко мне, как руководителю Академии, обратилось одно из

подразделений "высокой инстанции", стремящейся взять под контроль духовную

жизнь России. Мне прислали проект обращения в высший представительный

орган страны. В проекте предлагалось законодательно ограничить

распространение эротики и порнографии. Меня попросили поставить и свою

подпись под этим документом. Безусловно, моей нравственной позиции вполне

отвечает идея ограничить расширение рынка подобных произведений. Однако

подписать этот документ я отказался. Вот беда! Что в данном случае отнесут к

этому законодательно осужденному жанру, а что — нет? Это будут решать уже

знакомые мне "эксперты". Не читайте "Гавриилиаду" Пушкина вслух. Чревато!

Границы-то, как я уже сказал, размыты...

Да что там эта богохульная поэма! Представьте, перепишу я на компьютере, а

кто-нибудь скопирует с файла известное стихотворение "Вишня" ("Румяной зарею

покрылся восток...") в полном, а не школьно-хрестоматийном варианте".

Или я порекомендую студентам прочитать роман Мэрдок "Черный принц" или

повесть Аксенова "Поиски жанра". Не обвинят ли меня в развращении умов

молодежи? Позволю себе пофантазировать. Нашли у кого-то распечатку с

компьютера и доставили ее "эксперту" на заключение. Цитирую:

Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,

Восторгом чувственным, безумством, исступленьем.

Стенаньем, криками вакханки молодой,

Когда, виясь в моих объятиях змией,

Порывом пылких ласк и язвою лобзаний

Она торопит миг последних содроганий!

О, как милее ты, смиренница моя!

О, как мучительно тобою счастлив я.

Когда, склонялся на долгие моленья,

Ты предаешься мне нежна без упоенья,

Стыдливо — холодна, восторгу моему

Едва ответствуешь, не внемлешь ничему

И оживляешься потом все боле, боле —

И делишь, наконец, мой пламень поневоле!

"Так", — потирая руки, скажет эксперт, в прошлом лектор Общества "Знания", поднаторевший в чтении старшеклассникам лекций о любви и дружбе. "Так, —

повторит он, — откровенная порнография. Откроем энциклопедический словарь.

Там дается точное определение: "Порнография — непристойное описание

половой жизни в литературе...". Стихотворение полностью подпадает под это

определение, и, следовательно, автора следует "посадить" в соответствии с

Уголовным кодексом. Это невозможно? Почему? Ах, это Пушкин написал?! Жаль!

Не ожидал! Ну, а кто это распечатал и, возможно, распространял? Им и

займемся...".

И опять-таки время катится с непозволительной скоростью. Не приведут к

результату запреты. Просто соответствующие кассеты будут стоить дороже, а

Интернет и многоканальное телевидение, где все это воспроизводится, трудно

запретить. И пользователей не изловишь. Так что, опустить руки и делать вид, что

ничего не происходит? Не думаю.

Может быть, кто-то помнит ток-шоу «Про это»? Будем откровенны. Я бы не

отнес его к жанру сексуального просвещения. Это скорее половое воспитание с

экрана. Возведение в норму того, что может быть достоянием только двух

участников интимного общения, показ и обсуждение всего этого под

аплодисменты зрителей. Мне известны требования запретить эти ночные

"удовольствия" какой-то части телезрителей. Я не присоединюсь к этим

начинаниям. На мой взгляд, лучшим оружием всегда служит смех. Удачно или

неудачно, но я попытался пародировать, творчество талантливой ведущей Элен

Ханги.

Ток-шоу "Про это" в виртуальной реальности.

Элен: "Сегодня мы будем говорить о любви и (заговорщически-

интригующе)... о сексе!! (Бурные аплодисменты аудитории). Мы с вами уже

познакомились с садизмом, мазохизмом, лесбиянством, педерастией,

онанизмом, бисексуальностью, сексом по Интернету и другими

общечеловеческими проблемами, которые, к сожалению, не входят в программу

не только начальной, но даже и средней школы. Сегодня мы обращаемся к

очередной актуальной теме (волнующая пауза)... СКОТОЛОЖЕСТВУ!! (Овации в

зале).

— Встречаем Романа! (Аплодисменты.) На сцену выходит прыщеватый

юноша лет двадцати пяти и садится в кресло.

Элен: "Расскажите о себе. Все рады с вами познакомится".

Роман: "Я — зоотехник. Работаю в подмосковной сельхозартели.

Образование среднее. Ветеринар. Не женат. Отец — офицер. Матери нет".

Элен, подкупающе-доверительно: "Когда вы впервые вступили в интимный

контакт с предметом вашего интереса?"

Роман: "В нашей семье я один любил домашних животных. Мне тогда,

наверное, было лет восемь. Я как-то раз засунул мою любимую кошечку Бетти

в сапог и..." (Аплодисменты.)

Элен, с понимающим смешком: "Зачем в сапог?"

Роман: "Чтобы не царапалась". (Взрыв рукоплесканий.)

Элен: "Несколько экстравагантно, но идея богатая! Вам удалось достичь

оргазма?"

Роман: "Трудно сказать. В это время в комнату вошел отец и выпорол меня

офицерским ремнем". (Смех аудитории.)

Элен: "Кто ваш сексуальный объект сегодня? Как ее зовут?"

Роман: "Машка. Она здесь". (Оживление в зале.)

Элен, оглядывая аудиторию: "Вы привели ее сюда?"

Роман: "Нет, она за кулисами. Я не привел ее — привез на грузовике. Она бы

просто не дошла. Она как-никак не на один центнер потянет". (Из-за кулис

слышится тоскливое мычание.)

Элен, под грохот аплодисментов: "Провожаем Романа! Прежде чем мы

встретим Оксану с ее любимым догом Рексом, я прошу нашего сексолога дать

необходимые пояснения".

Сексолог, поглаживая щеки: "Прежде всего, обратимся к истории.

Человечество от эпохи собирания плодов и, затем, охоты перешло к периоду

скотоводства. Представляете безрадостную ситуацию: пастух многими

неделями остается наедине с отарой прелестных овечек... Но вас интересует

не история, а психология. Разве вы не обращали внимания на то, что

некоторые женщины отзываются о мужчинах: "Все они козлы, скоты!" А иные

юноши говорят о девушках: "Эти телки!" Так ли велика для них разница между

человеком и животным? Вот вам одно из объяснений зоофилии — того, что

называют скотоложством". (Аплодисменты.)

Элен: "Спасибо, профессор! В следующую субботу мы с вами обсудим

проблемы труположства, педофилии, кровосмешения и многие другие аспекты

эффективного полового воспитания детей, подростков, юношей и даже

пенсионеров, которые с интересом относятся к нашей передаче". (Овация

аудитории смешивается с коровьим мычанием и собачьим лаем за кулисами.)

Элен: "А теперь встречаем Оксану и Рекса!" (Бурные продолжительные

аплодисменты).

Смех смехом, а единственный способ борьбы с проникновением

непристойностей в души людей все-таки, повторю, не запреты и даже не

вышучивание, а общее повышение культуры, позволяющее ориентироваться на

лучшие образцы литературы и искусства, которые по своей эстетической природе

противостоят вульгарному отношению к интимной жизни человека. Короче,

ханженской десексуализации должна противостоять не "сплошная сексуализация"

населения, а гуманистическая, культурная эволюция, на пороге которой мы пока

еще переминаемся с ноги на ногу.

Дата добавления: 2015-07-20