Возмутительница академического спокойствия

Эту историю, очевидно, надо рассказывать с конца до начала. Я позвонил

писательнице Виктории Токаревой на дачу, где в эти дождливые дни она обитала.

Не я один люблю ее рассказы, фильмы, поставленные по ее сценарию,

-

"Джентльмены удачи", "Мимино", "Шла собака по роялю" и другие. Она прекрасная

новеллистка. Поводом нарушения мною ее творческого уединения был один из ее

рассказов, точнее, маленькая повесть "Первая попытка" Представившись, я

спросил:

- Виктория Самойловна, не правда ли, прототипом героини Вашей повести

Мары Александровой была сотрудница Академии педагогических наук Галина...?

Я не успел назвать фамилию (в моем рассказе она немного изменена).

Писательница меня прервала настороженно и суховато:

-А в чем дело? У Вас ко мне какие-то претензии?

Стало очевидным, что возможная реакция людей, знавших ее героиню Галину

Бельцину в жизни, по мнению самого автора, могла быть весьма негативной. Я

успокоил, сказав, что никаких претензий к ней не имею, что повесть очень мне

нравится и портрет героини психологически достоверен. После этого Токарева

разговаривала со мной спокойно и даже заинтересованно.

Дополняя друг друга, мы восстанавливали реальный, а не пропущенный через

фильтр воображения художника облик женщины, давно ушедшей из жизни, но

сохраненный в нашей памяти.

Викторией Токаревой удивительно точно создан образ "великой

потребительницы" не столько каких-либо вещей, сколько жизней окружающих ее

людей. Проделывала она это так жадно, хищно, безжалостно, но при этом

оставалась существом страдающим, натурой сильной, человеком бесспорно

талантливым

Нет более бессмысленного и пошлого занятия, чем выискивание

несоответствия между хорошо тебе известным лицом, с которым не раз

встречался, и его образом в литературном произведении. Кажется, мне удалось

преодолеть всяческие поползновения уточнять, что муж героини был не врач, а

музыкант, и что ее "начальницу", доктора наук, "злодейке" не удалось выгнать с

работы и оставить для нее единственную возможность найти себя в должности

дворника. Не хочу вторгаться в сферу психологии творчества и пытаться уличить

писателя в отступлениях от "правды жизни".

Новелла или повесть не должны воспроизводить жанровые приметы

милицейского протокола. Виктория Токарева, когда ее принимали в творческий

союз, не клала руку на стопку книг великого пролетарского писателя и не клялась

писать "правду, только правду и ничего, кроме правды". Гиперболизация,

заострение черт — нормальный прием, необходимый для типизации

литературного образа.

Я не сказал Виктории Самойловне о том, что хочу рассказать о прототипе Мары

Александровой. Тогда я еще не знал, стану ли писать о ней. Однако нашел в

своем архиве рукопись Галины Бельциной, и это решило дело.

Как же произошла наша первая встреча? Вернусь на тридцать лет назад.

...В Академии педагогических наук ее не любили, некоторые люто ненавидели,

другие пожимали плечами и подыскивали ярлык пообиднее: "авантюристка",

"хулиганка", "донельзя распущенная особа". Нужно сказать, что эти эпитеты были

не так уж несправедливы — в сонной тиши Академии в 70-е годы, особенно в НИИ

общих проблем воспитания (который в академическом фольклоре именовали

"НИИ общих пробелов воспитания"), Галина Бельцина была особой нон грата. Уж

слишком она была экстравагантна.

…По какому-то делу я зашел в одну из комнат Президиума Академии, где

размещались сотрудники редакционно-издательского совета, в котором я тогда

председательствовал, и заметил сидящую в углу незнакомую молодую женщину с

собачкой на коленях. Она сказала:

- Смотрите-ка! Это Петровский! Знаете, он рецензировал мою брошюру о

коммунистическом воспитании школьников в условиях их досуга. Он написал, что

это дерьмо. Но все равно он мне нравится. Можно я Вас поцелую?

Не дожидаясь ответа от явно оторопевшего рецензента, она вскочила с места,

поставила на стол собачку и громко меня чмокнула в щеку.

Усевшись, она продолжила:

- Я из Сочи вернулась неделю назад. Обучала там мальчиков тому, что хорошо

знаю. В духе коммунистического воспитания. В часы досуга, конечно. Посмотрите,

как ноги загорели. Я прямо как негритянка — Мгновенно юбка взлетела на

запредельную высоту. — Да Вы потрогайте, потрогайте, не бойтесь, кожа-то как

темный атлас...

Сотрудницы сидели, опустив глаза, явно шокированные не только поведением,

но и моим попустительством. Они-то Бельцину хорошо знали — это я видел ее в

первый раз.

Как я потом слышал, Галине ничего не стоило зайти "без доклада" в кабинет

вице-президента. Перед хозяйкой этого кабинета, академиком А.Г. Хрипковой,

буквально трепетала вся Академия. Она ставила перед ней на письменный стол

свою неизменную собачку и требовала погладить ее и приласкать. Но, самое

удивительное, грозная дама терпела и не гнала ее вон.

Гораздо хуже складывались отношения Галины с ее институтскими

руководителями.

Мне рассказывали о таком диалоге в начальственном кабинете:

- Вы же слово "педагогика" произнести не умели. Вы же говорили: "пи-да-ко-ки-

ка". Это я Вас учила слово правильно выговаривать. За что же Вы меня

травите?!".

−Я на Вас в суд подам за оскорбление.

−Вот-вот, этого я и жду. Там-то я скажу, что я о Вас думаю.

Оторопь брала от ее повествований с описанием самых немыслимых авантюр.

Например, о том, как ее, весьма взрослую женщину, по ее настоянию, чуть

было не удочерил "большой человек". В повести Токаревой он фигурирует под

псевдонимом "Мойдодыр". Однако сей престарелый "умывальников начальник и

мочалок командир" не мочалками командовал, а советской наукой руководил. Это

"мероприятие" не удалось, но она не горевала — мало ли у нее было столь же

авантюрных планов.

Расскажу еще об одной встрече с Галиной Бельциной. Однако надо сказать

несколько слов об экстрасенсорике, поскольку дальше об этом пойдет речь.

Надо признаться, что у меня никогда не складывались отношения с

экстрасенсами, парапсихологами, корифеями психотроники и прочей

изотерической братией. Мне хотелось бы позаимствовать ворчание у одного из

персонажей чеховского рассказа "Человек в футляре" дворника Афанасия —

стоявшего у дверей дома и постоянно бормотавшего — "Много уж их нынче

развелось!" И в самом деле, много. Недавно я разговорился с одной милой

девушкой, представившейся психологом из РОВД ближнего Подмосковья. "Какие

задачи вы решаете?" — спросил я.

— С помощью психологических методов я способствую подбору и расстановке

кадров милицейских подразделений.

— Какие методы вы используете?

— Главным образом астрологические. Выясняю год, месяц, день, час и место

рождения. Затем сопоставляю эти данные с расположением звезд.

Я поблагодарил ее за "ценную информацию" и опять вспомнил дворника

Афанасия, который, вероятно, имел дело с городовыми, зачисленными на службу

не столь хитроумным способам. Впрочем, милую девушку я ничем не обидел —

переубеждать ее было бессмысленно.

Вновь вернемся к Галине Бельциной. Долго и настойчиво она добивалась

приглашения побывать у меня дома и познакомиться с моей семьей. Столь же

долго это приглашение откладывалось, но... "сколько веревочке не виться...". Вот

в назначенный час моя машина около ее дома. Безрезультатно жду 15, 20,

наконец, 30 минут. Я теряю терпение и прошу водителя подняться на четвертый

этаж и позвонить в дверь. Он уходит и через некоторое время возвращается

почему-то явно смущенный. На его звонки долго не было ответа. Потом

послышалось шлепанье босых ног, дверь открылась. Пред ним была Галина —

совершенно голая, впрочем, ничуть этим не смущенная.

— Вы, вероятно, от Артура Владимировича? Извините, из-за шума воды в

ванной я не слышала звонка. Через двадцать минут я выйду.

Дверь захлопнулась. Когда мой посланец спускался вниз по лестнице, он в чем-

то уподобился дяде Берлиоза, побывавшего в передней "нехорошей квартиры".

Вот только женщина, открывшая дверь отличалась от булгаковской Геллы

отсутствием маленького кружевного передничка и багрового шрама на шее.

У нас дома, за чаем, она рассказала много интересного. К примеру, о

посещении кабинета председателя Высшей аттестационной комиссии, грозного

для всех соискателей, профессора Кириллова-Угрюмова. Я поинтересовался,

брала ли она с собой свою неизменную спутницу — белую собачку?

— А как же! — кивнула Галина, — она ему очень понравилась. Он даже

предложил мне занять место инспектора в его ведомстве.

Так это было или не так — не знаю — фантазия у нашей гостьи не была в

дефиците.

Узнав в разговоре, что у моей жены невралгические боли, она заявила, что

может с ними легко справиться, поскольку является одной из лучших учениц

замечательной целительницы. Преодолев сопротивление моей жены, Галина

уложила ее на диван и, что-то приговаривая, стала проделывать пассы над, так

называемой, воротниковой зоной. Минут через пять она уверенно сказала, что

пациентке намного лучше и если сеанс повторить через день-два, то о невралгии

и вспоминать больше не придется. Вежливость моей супруги в ответ на эти

утверждения мне показалась несколько излишней. Впрочем, повторный сеанс не

состоялся, поскольку не было первичного исцеления, не было и вторичного

приглашения. В связи с этим я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть

утверждения Бельциной о наличии у нее мощного биополя.

При весьма печальных обстоятельствах, о которых будет сказано ниже, Галина

передала мне рукопись двух рассказов.

— Делайте с ними, что хотите. Можете выбросить, — сказала она по телефону.

Я решился опубликовать их, хотя, конечно, не могу поручиться за

достоверность того, что было ею написано. Первый рассказ был связан с

проблемами экстрасенсорики. По-видимому, героиня рассказа — это та самая

целительница, у которой брала Бельцина уроки воздействия биополем. Хотя,

читая рассказ, приходится задумываться над тем, он ли правдив или правдиво

заявление о ее успешном ученичестве у целительницы. Тут налицо явное

противоречие.

Дата добавления: 2015-07-20