Любовь, брак, семья

Куда придешь ты, там весна, Куда посмотришь — лето. Ты топчешь землю, И она благодарит за это.

Из таджикского фольклора

Не может быть маловажным для общества чувство, играющее такую огромную роль для воспроизводства самих людей.

О том, что любовь — социальное явление, что ее характер меняется в зависимости от исторических условий, немало писал Фридрих Энгельс.

Большинство, огромное большинство юношей и девушек в родовом обществе безропотно принимают назначенного им супруга. То же — и во многих классовых обществах. В современной Индии во многих случаях (а до недавнего времени — почти всегда) будущие муж и жена впервые видели друг друга во время одного из обрядов, связанных с бракосочетанием. А на расспросы удивленных европейцев следовал гордый ответ: «Вы сначала любите, потом женитесь, а мы сначала женимся, потом любим». Положение незнакомых прежде супругов облегчает, помогает им действительно полюбить друг друга выработанная в Индии еще в древние времена высокая культура любви — и духовной и физической.

Любовь счастливая, как известно, редко вызывает к жизни гениальные стихи. Мировая поэзия, как уже давно отмечено, гораздо больше внимания уделяет любви несчастной. Но следует ли из этого, что несчастная любовь встречается чаще счастливой? Судить по литературной статистике о статистике реальной опасно.

Предмет особого внимания искусства — случаи чрезвычай

ные, экстремальные, на примере которых можно увидеть широту и разнообразие человеческой натуры. Мы говорим: любят друг друга, как Ромео и Джульетта. Но эти образы влюбленных вошли в жизнь людей только после того, как их воспел на рубеже XVI и XVII столетий Шекспир.

Культура каждого общества — система, части которой достаточно тесно связаны между собой и все-таки обладают некоторой свободой. А один из ключей к каждой конкретной культуре — то, какое место в ней занимает и какое отношение встречает любовь.

Во многих случаях люди узнают радость взаимной любви, не обремененной через меру несчастьями. Написал же Карел Чапек новую концовку для истории «веронских любовников».

У него падре Ипполито, священник, мальчишкой прислуживавший когда-то монаху Лоренцо (тому, что в пьесе Шекспира обвенчал Ромео и Джульетту), рассказывает приезжему англичанину, как было на самом деле.

«На самом деле Ромео бежал в Мантую, а бедняжка Джульетта от горя немножко отравилась. Но между ними ничего не было, кавальере, просто детская привязанность; да что вы хотите, ей и пятнадцати-то не исполнилось...»

Джульетта позже влюбилась в графа Париса (по пьесе — убитого Ромео) и вышла за него замуж.

«Падре Ипполито фыркнул: — Не понимаю, что тут прекрасного, когда двое молодых людей расстаются с жизнью. А я вам скажу — гораздо прекраснее, что Джульетта вышла замуж и родила восьмерых детей, да каких детишек, боже мой — словно картинки!»

==206

В одном мы можем согласиться с приземленным героем Чапека: «Великая любовь? Я думаю, это — когда двое умеют всю свою жизнь... прожить вместе — преданно и верно...»

И при всем разнообразии отношения к любви в истории с этим выводом согласятся и древние римляне, и средневековые иранцы или узбеки, и современные казахи, русские, ирландцы, индийцы, кенийцы.

Любовь бывала и «врагом общества». Вот у аборигенов Австралии, например, строгая система брачных классов четко определяет, кто и на ком может и должен жениться. При этом обычно, поскольку племена малочисленны, выбор невелик, да еще самые привлекательные женщины нередко достаются в качестве вторых или третьих жен лучшим охотникам и воинам, людям зрелым и опытным.

Но любовь иногда не хочет обращать внимание на брачные классы и твердо установленные обычаи. И — юноша с девушкой бегут от родного племени, почти наверняка на смерть, потому что их будут преследовать соплеменники. Да и люди из соседних племен тоже: у них ведь есть сходное деление на брачные классы и для них беглецы, преступившие это деление, тоже страшные злодеи и святотатцы. Суровы законы родового общества, более того, они воспринимаются его членами как естественные, а не навязанные некоей властью со стороны. Нарушить их трудно прежде всего из-за внутренних запретов, сковывающих каждого человека, выросшего в таком обществе. А вот — нарушают!

Недаром же в библейские времена о любви было сказано: «сильна, как смерть».

Но вот вопрос: плохо или хорошо это, что из-за любви нарушают законы, которые, какими бы дикими они нам сегодня ни казались, обеспечивали существование родового общества, защищали его от вырождения (помогая избегать близкородственных браков) и от раздоров из-за женщин?

Дело в том, что законы эти нарушались чрезвычайно редко, потому что редко встречалась любовь, готовая действительно на любые жертвы. А редкие нарушения таких законов, в конечном счете, шли на пользу человеческим коллективам. Никакого развития не знало бы родовое общество, если бы его устойчивость была каменно-неподвижной, если бы его обычаи держали людей под своей властью всегда и при любых обстоятельствах. Чтобы возникли новые социальные условия, старые должны быть подвергнуты сомнению. Нарушение древних норм было предвестником возникновения норм новых.

Как не отметить, кроме того, что любовь не только сеяла раздоры между соседними народами, но и помогала им мириться. Враждующие роды сближались и договаривались о том, что бyдут брать девушек друг у друга в жены. Женщины побежденных народов становились женами победителей. В знак союза государств заключались династические браки (хотя здесь-то о любви чаще всего и речи не было).

Воспетая Шекспиром любовь Дездемоны и Отелло, любовь представителей разных рас, как и любовь людей, принадлежащих к разным религиям и разным социальным слоям, снова и снова утверждала изначальное равенство людей и пред-

==207

вещала будущее укрепление единства человечества.

В наше время один из важных признаков сближения всех наций и национальностей в Советском Союзе — постоянный рост числа смешанных, межнациональных браков. А ведь порой тем, кто их заключает, приходится все-таки преодолевать инерцию старых традиций, рассеивать сомнения родни и пр.

С половым влечением обществу приходилось считаться на всех стадиях развития: оно вводило это влечение в рамки, суживало возможность выбора партнера, ограничивало (скажем, охотничьим межсезоньем или промежутком между установленными церковью постами) время, когда разрешено общение полов. В конечном счете такие ограничения возникают в интересах производства, то есть в практических целях.

Род, универсальная организация для регулирования почти всех областей жизни общества — производственных и религиозных, равно как и бытовых, — был, как правило, экзогамен, то есть браки в его границах (или в границах, объединяющих несколько родов фратрий) запрещались. Конкретные парные семьи оказывались не просто объединениями мужчин и женщин, но союзами представителей двух групп людей, кое в чем по-разному воспитанных, не говоря уже о том обстоятельстве, что в родовом обществе системы воспитания мальчиков и девочек обычно резко отличны. Так что никак нельзя представлять себе первобытную семью лишенной внутренних конфликтов, а ее жизнь — простой и бесхитростной. Подтверждение тому — отчеты этнографов, знакомивших

ся с бытом австралийских аборигенов, индейцев в Южной Америке, папуасов и т. д.

Как чувство социальное, а не только биологическое, половое влечение менялось и преобразовывалось на протяжении всей долгой истории человечества. И во все времена, вероятно, избирательность этого чувства, как бы оно ни менялось, портила жизнь отдельным представителям человеческого рода, но в целом улучшала этот род и украшала жизнь его представителей. Люди могли не понимать, насколько полезно для общества, чтобы конкретные отец и мать любили друг друга и сообща любили и воспитывали своих детей, но история делала сильнее именно те общества, где это было распространенным явлением, где семья возникала на основе любви, пусть не такой еще развитой, какой она стала в дальнейшем.

Только зачатки любви дала нам природа, инстинкт размножения одухотворила культура, и, став любовью, он служит ей и человечеству. Выстраданная человечеством любовь стала одним из мощных рычагов в развитии культуры и поразительным феноменом самой культуры, привлекающим к себе внимание искусства в большей, пожалуй, степени, чем любой другой феномен.

На любви, на чувстве, конечная цель которого — продолжение рода человеческого, особенно ясно видно облагораживающее влияние культуры на человека. Чувство, воспетое Шекспиром, Пушкиным, еще меньше похоже на тупое удовлетворение физиологических потребностей, чем космическая ракета -- на каменный топор.

Психолог Ю. Емельянов констатирует:

==208

«Брачные отношения родителей и их отношение к детям оказываются ведущими первичными факторами дальнейшей эмоциональной жизни человека и даже его потомков».

Современной господствующей форме брака — моногамной семье предшествовали (и соседствовали с ней) другие формы. Как показали, в частности, раскопки последних лет, парная семья появилась десятки тысяч лет назад. В длинных домах, сооружавшихся тогдашними обитателями Южной Европы, уже были давно предусмотрены внутренние «жилые ячейки», которыми явно пользовались отдельные семьи, а ядром каждой из них была пара: мужчина и женщина; такая семья была, впрочем, относительно недолговечной. Знал мир и многоженство, до сих пор сохраняющееся у некоторых африканских и азиатских народов, и многомужество, удерживающееся до сих пор кое-где в Непале и у отдельных индийских племен.

Когда-то сам вопрос, вступать ли в брак, ни перед кем не вставал. В обществе доклассовом, родовом, мужчина-холостяк или незамужняя женщина — явление совершенно экстраординарное.

Да и откуда там взяться незамужним женщинам? Девушки, как правило, с раннего детства предназначены в жены конкретным мужчинам или, во всяком случае, представителям конкретной группы мужчин. Едва достигнув зрелости или принятого возраста замужества, они вступают в брак, повинуясь воле обычая, нередко выражающейся в форме желания родителей или старейшин. Бывает, что у девушки есть право выбора между теми мужчинами, кото

рые имеют на нее право по брачным нормам, но уж отложить этот выбор она не может.

Мужчин, как правило, в каждом племени меньше, чем женщин, — ведь мужчины, как воины и охотники, чаще погибают. Что же, проблема решается просто: некоторые мужчины имеют двух и даже больше жен. Женщина не должна остаться без мужа, ибо именно она призвана создать семью и быть хранительницей домашнего очага.

А теперь обратите внимание вот на какое обстоятельство.

За кого бы ни выходила девушка, на ком бы ни женился мужчина в первобытном обществе, возможных супругов отличали друг от друга возраст, здоровье, внешний облик, характер и прочие личные качества, но не их функции в обществе (разве что мужем становился шаман). Занятия и обязанности у всех мужчин, как и у всех женщин, были одни и те же.

В общине люди оказываются взаимозаменяемыми. Энгельс писал: «Как ни импозантно выглядят в наших глазах люди этой эпохи (первобытной.— Ю. Б., Р. П.), они неотличимы друг от друга...» {Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 99).

Отсутствие возможности выбора или резкое ограничение в выборе спутника жизни — только одно из проявлений того обстоятельства, что в родовом обществе человек фактически лишен реальной возможности выбрать себе собственный жизненный путь. Дорога жизни для него предопределена до деталей.

У крестьян в феодальной или полуфеодальной стране выбор пути, разумеется, гораздо шире. Но постольку поскольку крестьянин хочет оставаться крестьянином, он должен выбрать себе жену, годную для выполнения

==209

соответствующих хозяйственных обязанностей, и круг забот у нее будет в общем один и тот же, за кого бы она ни вышла замуж, разве что муж станет богатеем или, наоборот, скатится в батраки.

Невелика возможность выбора брачного партнера и в стране с кастовым делением общества: круг допустимых спутников жизни опять-таки резко ограничен, и характер существования в одной семье не слишком резко будет отличаться от образа жизни в другой.

Так что недаром во многих обществах исторически брак и любовь оказывались словно бы и не связанными между собой.

Древнегреческие поэты посвящали, как правило, свои стихи не собственным женам, даже не невестам, а воспевали гетер.

В Западной Европе расцвет культа романтической любви пришелся на средневековье. Воспевалась большей частью любовь платоническая, и обращена она была часто к заведомо недоступной жене соседа-рыцаря, а то и крупного феодала.

Характерно, что именно молодая, еще революционная, бунтующая против сковывающих ее феодальных пут буржуазия провозгласила идеальной взаимную любовь, ведущую к законному браку. Разорвав многие сословные узы и связи, капитализм позволил обществу сделать и здесь очередной важный шаг к освобождению и развитию личности, пусть он сам тут же «вместо цепей крепостных» наложил на нее другие цепи, менее заметные на первый взгляд. Рабочий «сам выбирает», кому продать свои руки, свое единственное достояние, а капиталист сам определяет, куда вложить

свои деньги. В обществе тысячи профессий, тысячи занятий, обычай уже не всесилен,— и меняется семейная мораль. Любовь признается этой моралью весьма важной для брака. Другое дело, что по сути-то буржуазный брак лицемерен, что он слишком сильно связан с так называемыми материальными обязательствами. И эта проблема совсем не второстепенна, недаром для разбора ее нашлось место в «Манифесте Коммунистической партии» Маркса и Энгельса.

Буржуазный брак практически не является равноправным союзом мужчины и женщины. Мужчина в нем — явно господствующая сторона. И даже если в некоторых странах брак юридически признается ныне таковым, то суть дела это меняет мало. Вот что писал о буржуазной семье Ф. Энгельс: «Современная индивидуальная семья основана на явном или замаскированном домашнем рабстве женщины... Муж в настоящее время должен в большинстве случаев добывать деньги, быть кормильцем семьи, по крайней мере в среде имущих классов, и это дает ему господствующее положение, которое ни в каких особых юридических привилегиях не нуждается. Он в семье — буржуа, жена представляет пролетариат» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.21, с.76). Религия такое положение освящала и закрепляла.

Религии и при капитализме охраняют некоторые нормы жизни и догмы, выработанные еще в рабовладельческом и феодальном обществах. Один из очевиднейших примеров этого — борьба в католических странах вокруг законов о разводе. Ведь даже буржуазное

К оглавлению

==210

общество вынуждено признавать необходимость самой возможности развода, и даже оно оказалось из-за этого перед открытым конфликтом с католической церковью.

А какой острой борьбы, в том числе борьбы политической, стоило завоевание для женщин юридических и политических прав! Были отчаянные выступления так называемых феминисток, которые — в Англии, Америке, Швейцарии и многих других странах — устраивали демонстрации, блокировали государственные учреждения и т. п. Но гораздо более важную роль сыграла борьба за права женщин, которую последовательно вели социалисты и коммунисты.

Даже победа социалистической революции в нашей стране, результатом которой было, в частности, законодательное введение полного равенства мужчин и женщин в экономическом, политическом и юридическом отношении, не смогла сразу сделать брак действительно равноправным. Семья остается и при социализме экономической ячейкой, и брак все еще, в числе прочего, экономический союз. По-прежнему обычно на женщине лежит главная тяжесть и домашнего хозяйства, и заботы о воспитании детей. Унаследованы и сохраняются многие старые правила жизни в семье, опять-таки ущемляющие женщину. Известно, что сейчас в великом множестве советских семей именно женщина обладает решающим голосом при решении семейных вопросов, но цена такого положения женщины в семье — несоразмерно большой домашний труд, по большей части в сочетании с трудом для общества.

Еще одно очевидное противоречие, связанное с современным браком: заключается он, как правило, по любви, но важнейшая для общества цель семьи — воспитание детей. Так должна ли с крахом любви рассыпаться и семья, если это ставит под угрозу воспитание ребенка, исполнение экономических обязанностей семьи по отношению к нему?

Поведение человека, разрывающего с появлением новой любви один брак и заключающего второй, наше общество не считает безнравственным, но разве не оценивается как высокоморальное поведение того, кто стремится сохранить семью ради детей, даже жертвуя из-за этого новой любовью?..

И не случайно в моральном кодексе строителя коммунизма особо подчеркивается важность взаимного уважения между супругами, совместной заботы их о воспитании детей.

==211

огромный.опыт общения с природой, знание ее языка, чувство

земли.

Знанию учатся. Умение перенимают. Трудолюбие воспитывают.

И главное время, когда человек учится, перенимает, воспитывается,— детство.

Воспитание! Сложнейшая проблема, вечно новая и самая старая на земле. Как сделать из несмышленыша, тянущегося к материнской груди, достойного члена своей семьи, рода, племени, человечества?

00.htm - glava42

Дата добавления: 2015-07-17