Приручение» пространства и времени

Человек изменял мир, сам не замечая — поначалу во всяком случае,— как это происходило. Каждое поколение на заре «неолитической революции» сравнительно мало прибавляло к тому, что сумели сделать поколения предыдущие, а между тем земля постепенно становилась другой. И человек уже по-иному смотрел на нее. Другими стали для него не только земля, растения и животные на ней, но и сами пространство

==156

и время — важнейшие компоненты его мировосприятия.

Каково пространство для кочевого охотника и собирателя? Сегодня он здесь, завтра — там. Нет долговременных стоянок, поселений, которые выделили бы для него какое-то место как особенно родное, нет поэтому центра, от которого можно отсчитывать расстояние. Есть проверенные (в обжитой уже, конечно, местности) пути, которыми движутся от одной стоянки к другой. Французский археолог А. Леруа-Гуран определил пространство такого первобытного охотника-собирателя как одномерное, линейное, для этого неутомимого искателя пищи существуют маршруты- линии, но нет площадей.

У оседлого земледельца пространство приобретает иной характер. Его деревня оказывается центром, откуда он выходит на полевые работы, на охоту или рыбную ловлю и куда возвращается. Чем ближе к селению, тем лучше он знает местность, чем дальше от селения — тем хуже.

На что похоже пространство земледельца? Да просто на окружность с центром в родной деревне. Именно к тому далекому времени восходит начало традиции представлять планету в виде «круга», из нее выросла логичная для людей того времени геоцентрическая система мира Птолемея. Гелиоцентрическая система, заменившая систему Птолемея, резко изменила представления людей о масштабах мира Размеры наблюдаемой Вселенной росли, и росли с фантастической скоростью. Солнце, которое древние греки сравнивали с полуостровом Пелопоннес, стало сначала больше Земли, а затем достигло в глазах ученых XVII ве-

ка своего истинного размера. Член-корреспондент АН СССР И. С. Шкловский отмечает, что еще в 30-е годы нашего века расстояние до наблюдаемых галактик занижалось астрономами в пятьдесят раз.

Стоит заметить, что все изменения в представлениях о Вселенной, особенно в эпоху Возрождения, были не просто следствием развития науки, давшей новые методы наблюдений Солнца, планет, звезд и галактик. Они теснейшим образом связаны с развитием общества в целом, и прежде всего с изменениями социальными, находившими широкое отражение во всей духовной культуре. Развитие производительных сил приближало конец средневековой феодальной системы. И тесное слияние, даже отождествление с этой системой церкви вело к краху ее господства над духовной культурой.

Каждый удар по феодализму был ударом и по церкви, а каждый удар по насаждавшемуся церковью мировоззрению, в свою очередь, бил и по феодализму.

Устройство Вселенной виделось людям в это время как некое идеализированное повторение устройства общества на Земле, или, говоря иначе, земные порядки воспринимались ими как огрубленное повторение космического строя вещей. Среди звезд и планет для них существовала иерархия, подобная феодальной.

Гелиоцентрическая система мира рушила небесную иерархию, а значит, угрожала вполне реальной земной.

Советский историк М. А. Барг пишет: «Если человек XVI века интересовался тем, какое положение занимает Солнце среди планет, то это вовсе не значит,

==157

что он был «любителем астрономии». Наоборот, мы будем ближе к истине, если допустим, что в большинстве случаев его занимал вопрос другого рода: на чем, например, основано право короля требовать от подданных уплаты налогов и т. п.? Пожалуй, никогда еще мысль о том, что все в мире взаимосвязано, не пользовалась столь всеобщим и чаще всего неосознанным признанием, как в XVI веке».

Так что не только за распространение «ереси» были преданы суду инквизиции Джордано Бруно, Галилео Галилей и многие другие. Изменения в представлениях об устройстве Вселенной воспринимались как требования изменений в обществе, Подобную ситуацию не следует считать уникальной, присущей только европейскому средневековью. Ведь не зря же на протяжении долгих веков во всех цивилизациях вокруг естественнонаучных открытий шла ожесточенная борьба. Все религии так или иначе связывали устройство мира и общества, здоровье и болезни человека, буйство или покой стихий со сверхъестественными силами.

В древнем Китае солнечные затмения, землетрясения и прочие стихийные бедствия рассматривались прежде всего как осуждение небом каких-то действий императора. Это мнение было настолько распространенным, что даже повлекло за собой довольно неожиданное следствие. Некоторые составители исторических хроник изменяли даты таких «порочащих» правителей событий, чтобы обелить императоров, с их точки зрения, «хороших» и осрамить «плохих».

Небезынтересно, что тенденция к переносу «центра мира»

все дальше и дальше — от ближнего города к дальнему и священному (например, в раннем средневековье — к Иерусалиму), с Земли на Солнце, с Солнца на центр Галактики и так далее — прослеживается вот уже тысячи лет. А сейчас большинство исследователей мироздания полагают, что во Вселенной вообще нельзя выделить ничего похожего на центр. Ведь еще Галилей в одном из своих сочинений писал: «Можно еще спорить о том, существует ли вообще в природе центр мира, так как... никогда не было доказано, что мир конечен и имеет определенную форму, или же, напротив, что он бесконечен и безграничен».

Но еще важнее, пожалуй, чем изменения взглядов на пространство, те изменения, которые произошли во взглядах на время.

Некоторые ученые полагают, что для мышления первобытного человека был характерен презентизм. Иными словами, он был начисто лишен представлений о прошлом и будущем, живя лишь настоящим. Но в действительности, как это показал советский этнограф Л. А. Файнберг, дело, видимо, обстояло несколько иначе. Естественно, что важнее всего для первобытного человека было настоящее время, и в прошлое и будущее он углублялся недостаточно. Например, время, к которому относили мифические события, воспринималось хотя и лежащим в далеком прошлом, однако не отделенным от настоящего какой-то преградой: оно как бы вторгалось в реальность, воспроизводясь в различных обрядах. Длительность отдельных отрезков времени определялась заполненностью их какими-то конкретными событиями. Время

==158

было «вещным» — не делилось на абстрактные единицы. И, скажем, при определении времени встречи обозначались не дни, а события, связанные с теми или иными явлениями природы («к началу дождей»).

Немалую роль в осмыслении человеком времени сыграл огонь. Не зря его открытие К. Маркс определил как «гигантское, почти неизмеримое по своему значению» (Маркс К Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 430). Любое свое орудие предчеловек мог бросить, скажем, в угол пещеры и забыть о нем, как говорится, до случая. Но огонь надо было «кормить», иначе он мог «умереть». Пламя необходимо поддерживать! Люди это умели очень давно. В пещерах, где обитали синантропы — ископаемые люди, жившие 400 тысячелетий назад, лежит толстенный слой золы, оставленный непрерывно горевшими кострами. Обитателям пещер надо было научиться запасать достаточно топлива, чтобы его хватало, надо было планировать, когда понадобятся новые запасы, рассчитывать, откуда удобнее доставлять дрова. Все это звучит вполне естественно для человека наших дней, нашей цивилизации, но умение запасать, рассчитывать, экономить, планировать далось нелегко, и начало ему положила, по мнению историка и археолога Б. А. Фролова, как раз необходимость поддерживать огонь.

Огонь дисциплинировал, приучал к ответственности, заставлял человека следить за ходом времени, подчинял людей его течению. Немало должно было пройти времени, чтобы полученные при обращении с огнем навыки человек применил в других областях своей дея

тельности, например научился считать.

Сотни тысяч, миллионы лет люди делили между собой добычу. Но это же, замечает Б. А. Фролов, в абстракции — операция раздела целого на части. Сооружение жилищ, изготовление орудий — составление нового целого из частей. Тут исторический опыт человечества охватывает более короткий отрезок общей его эволюции, но уже две, три, а может быть, и четыре сотни тысяч лет назад люди умели это делать.

Третьей важной стороной «предматематического» опыта человечества Б. А. Фролов называет появление симметрии и ритма в орудиях — единообразное повторение сходных элементов в пространстве и времени.

Обработка первых галечных орудий была проста — ударами камня о камень добивались появления острых краев. Прошли сотни тысяч лет, прежде чем появились овальные или миндалевидные рубила с гладкой «пяткой» с одного конца (для упора в ладонь) и острым ребром с другого. Нетрудно видеть, что создатель таких орудий заботился уже не только об удобстве работы, но и о том, чтобы на них было приятно смотреть. Конечно, человек еще не подозревал, что красота орудия сопутствует техническому его совершенству, он еще многого не умел осознавать из того, что уже умел делать.

С каждой сотней тысяч «каменных» лет все яснее симметрия в орудиях, все очевиднее ритм, который воплощали в камне их создатели.

И вот на каменных плитках и костях съеденных животных появляются параллельные на-

==159

резки, переплетения линий, часто непонятные для нас орнаментальные узоры. Мы не знаем и далеко не всегда можем даже догадываться, какие впечатления реального мира вызвали у наших предков желание передать их в таких орнаментальных композициях. Но несомненно, как писал академик А. П. Окладников, что «их создатель сумел преодолеть инерцию старой косности ума и хаоса ассоциаций. Он навел порядок в бурном хаосе впечатлений. Отобрал то, что для него было существенно, важно, и выразил это в абстрактной форме симметрично расположенных геометрических линий. Ясное взамен неясного и расплывчатого, порядок взамен беспорядка, логика на смену туманным ощущениям и проблескам — таков объективный смысл этого древнейшего образца орнамента».

В таких случаях, полагает Б. А. Фролов, перед нами выступают не что иное, как математические, геометрические структуры. А геометрия — шаг к новому освоению и осмыслению пространства, и этот шаг тесно связан с осмыслением хода времени, временных структур.

По числу 'элементов в орнаментах и графике позднего палеолита получается, что основой ритма служат числа 5, 7, 10, 14. Происхождение пятерки и десятки не вызывает сомнений — количество пальцев на наших руках служит основой десятичного исчисления. Аналогично и происхождение распространенного у ряда народов (например, индейцев Америки) способа исчисления с помощью числа 20 — по количеству пальцев на руках и ногах одного человека.

Наряду с таким направлением развития представлений о счете к далекому палеолитическому прошлому уходит и выделение чисел 3, 6, 9 как оснований для счета. Это направление, по мнению Б. А. Фролова, сопряжено с вертикальной ориентацией деления пространства, начиная с простейшего: верх, середина и низ. Такое первичное деление предполагает возможность последующего деления каждой части еще на 2, 3, с получением чисел 6, 9. Среди позднейших результатов эволюции в этом направлении может быть названо и шестикратное повторение десятки, применявшееся, например, древними насельниками Японии — айнами, а на противоположном конце Азии определившее в конечном итоге основную счетную систему шумеро-вавилонской математики. В том же ряду стоит распространение числа 12, счисление «дюжинами», представляющее собой, видимо, двукратное повторение шестерки. В древности эта система широко использовалась в Риме, в Китае и многих других странах. В Западной Европе, в частности, счет долгое время велся дюжинами, а не десятками. Десятичная система счисления во Франции стала применяться лишь с 1793 года. В Англии же переход на десятичную систему произошел в самое последнее время. «Троичная» система счисления оставила глубокий и, наверное, неизгладимый след в культуре человечества. Свидетельство тому — двенадцать месяцев в году, деление суток на две дюжины часов, шестьдесят минут в каждом часе и столько же секунд в каждой минуте.

А откуда появились числа 7 и 14? И почему они сохраняют «священное» значение чуть ли

К оглавлению

==160

не до наших дней (семидневные недели), почему семерка почитается у индейцев Южной Америки и у маори в Новой Зеландии, как почиталась она у шумеров, древних индейцев и в античных цивилизациях?

По всей видимости эти числа — результат наблюдения древнего человека за небом. 14 дней — половина легко прослеживаемого лунного цикла (месяца), семь дней — четверть этого месяца, очень удобная для счета времени. А внимательный наблюдатель легко мог отличить от неподвижных звезд семь движущихся светил (Солнце, Луна и пять видимых простым глазом планет) нашего неба.

Ежегодно повторяющийся сельскохозяйственный цикл требовал достаточно точного знания времени наступления дождей, разлива рек и тому подобных явлений. Так, по-видимому, появился первый календарь, возникший из потребностей земледелия.

Для нас календарь уже не так связан с природными явлениями. Наши недели не имеют никакого отношения к фазам Луны, если не считать того, что именно в связи с этими фазами они содержат по семь дней. Наши месяцы носят даже свое родовое имя в честь Луны — месяца, но это уже не «лунные месяцы» некоторых древних календарей или существующего и поныне мусульманского календаря.

Календарь, которым сегодня пользуются в большинстве стран мира,— солнечный и происходит от календаря римского. Правда, первоначально сами римляне пользовались календарем, в котором год состоял всего-навсего из десяти месяцев и насчитывал только 304 дня. Затем месяцев

стало двенадцать, а дней в году 355. При этом календарь стал лунным, и очередной месяц начинался с первого появления на небе лунного серпа после новолуния. Но солнечный-то год длится около 365 суток! Приходилось вставлять добавочные месяцы каждые два года. Это поручалось жрецам.

В I веке до н. э. Юлий Цезарь с помощью группы александрийских астрономов провел реформу календаря, который стал солнечным; лишь начальная дата счета по нему — 1 января 45 года до н. э.— оказалась связана со старым лунным счетом — это было первое новолуние после зимнего солнцестояния.

Астрономы древнего Ирана учли в своем календаре, что Солнце зимой движется по эклиптике быстрее, а летом медленнее. Потому у них в двенадцатимесячном солнечном календаре шесть первых месяцев года (начинавшегося в марте) имеют по 31 дню, а следующие шесть — по 30 дней.

В мусульманском лунном календаре, принятом во многих странах распространения ислама, каждый год короче солнечного на 10—11 дней, нет потому месяцев летних или весенних, зимних или осенних — любой месяц может прийтись на любое время года. И счет лет ведется со времени переезда (хиджры) пророка Мухаммеда из Мекки в Медину в 622 году.

Еще большую свободу в отношениях со временем демонстрировали древние майя. Помимо солнечного года из 360 дней, к которым добавлялись еще пять, у них был и ритуальный короткий год из 260 дней. При этом оба года делились на месяцы, каждый из которых состоял всего из 20 дней. Была

==161

у них и неделя — но тринадцатидневная.

Расчленив и измерив пространство, человек и время разделил для удобства на равные периоды. Европейцы еще сохранили, следуя примеру шумеров, счет семидневными неделями и месяцами, близкими по продолжительности к лунным. Но римляне разбивали свои месяцы на декады, а майя вообще делили год на отрезки, не имевшие явных природных эталонов.

Европейцы ведут, как известно, летосчисление столетиями. А в ряде стран Восточной и Юго-Восточной Азии действует

Реформы календаря были

прямым следствием развития общества, в первую очередь его производительных сил, а соответственно и общественных отношений.

В средние века, например, время было не только цикличным, но и «семейно-родовым», измеряясь поколениями каждой семьи. Однако уже в позднее средневековье отношение ко времени во многом меняется, особенно в городах. Бюргеры, ремесленники и купцы были заняты делами, уже не связанными так сильно с временами года, как сельскохозяйственные работы. Они гнались за прибылью,

Часть крупного современного телескопа.

календарь с циклами по 60 лет. Каждому году такого цикла присвоено двойное название: одной из пяти «стихий» (дерево, огонь, земля, металл, вода) и одного из следующих 12 животных: мышь, корова, тигр, заяц, дракон, змея, конь, овца, обезьяна, курица, собака и свинья.

которая зависела от времени, затрачиваемого на изготовление товаров и их оборот.

На ратушах средневековых городов стали устанавливать часы. Башенные часы появляются в Европе с XIII века, первые же механические часы были здесь известны по крайней мере на век раньше.

==162

И с тех пор время, измеряемое сначала в часах и минутах, а потом и в более мелких единицах, начинает играть все более важную роль в нашей культуре.

В XIV веке флорентийский писатель Паоло ди Чертальдо рекомендует своим читателям помнить такие истины: «Кто слишком долго спит, теряет время», «Помни, что время упущенное нельзя вернуть».

Все созданное на земле начинает восприниматься как овеществление времени. При капитализме это ощущение времени как срока, отведенного прежде всего для труда и действий, господствует.

течению. Из этого нередко делались выводы о лени, присущей тропическим народам, об их поразительной беспечности...

А дело тут вовсе не в расовых различиях, а в том, что встретились представители двух эпох, двух разных стадий в социальном развитии человечества. И, может быть, именно долгим экономическим отставанием Ирландии объясняется дожившая там до наших дней поговорка: «Когда бог создавал время, он создал его достаточно».

На этом специально останавливает свое внимание историк

Чем больше всего восхищались в XVIII—XIX веках иные европейские путешественники на островах Океании? Пожалуй, беззаботным отношением аборигенов ко времени, тому, что местные жители его не рассчитывают, словно не ощущают себя подвластными его грозному

А. Я. Гуревич, разбирая проблему «Востока» и «Запада».

По его мнению, страны, которые подходят под эти понятия, отличаются друг от друга, в частности, отношением ко времени. В японской культуре, например, время воспринимается как циклический процесс: Исследовательское судно «Академик Сергей Королев».

==163

история, в традиционном представлении, снова и снова возвращается «на круги своя», бесконечно повторяя в этом круговороте одни и те же ряды событий.

Для «Запада» же, напротив, характерно сегодня представление о развитии во времени, о направленности времени, о прогрессе.

Да, дело обстоит именно так. Но это «западное представление» — само по себе дитя не «Запада», а последних веков его истории. А в прошлом было по-другому.

«Даже в культуре европейских народов,— пишет А. Гуревич,— давно и безвозвратно ушедших от подобного («японского») осознания времени и мыслящих его исключительно векторно, еще можно найти рудименты такой «незападной» его трактовки. Возьмите хотя бы слова, обозначающие время: английское tide — «время», «сезон», но и «прилив и отлив моря»; английское year, немецкое jahr — «год» восходят к древнескандинавскому ar— «время», «год», «урожай», то есть нелинейное, все вновь возобновляющееся природное время».

Можно добавить еще, что наше «время» возводят к древнеславянскому «вьртемя», отражавшему то же представление о круговороте, о возвращении к началу.

А вот разбор другого, в последние столетия вполне реального различия между традиционной культурой Востока и культурой Запада. Японские художники если и писали портреты, то не стремились к передаче индивидуальных особенностей лица. Но нельзя забывать, что так же в принципе поступали и средневековые ху

дожники, которые, «изображая человеческие лица, искали в них не неповторимого, «необщего выражения», а чего-то совсем иного, не подверженного ходу времени. В обоих случаях мы имеем дело, разумеется, не с «неумением» мастеров, а со специфическими художественными задачами...».

Словом, в том, что современные различия между культурами Запада и Востока кажутся такими большими, виновато не пространство, а время. Это не значит, что в средние века европейская культура и культура Востока были чрезвычайно похожи, просто, когда изучаешь чужую культуру, надо максимально отчетливо представлять себе свою, причем взятую не в какую-то одну эпоху, а в процессе исторического развития.

Словом, чтобы понять чужую культуру, надо глубже осознать самих себя, свою собственную культуру и ее историю.

Действительно, нередко к чисто национальной или даже «региональной» (Восток, Запад, Юг, Север) специфике сводят культурные явления, почти неизбежно появляющиеся у каждого народа в любой части земли на определенной стадии общественного развития. Но это общее положение, пожалуй, стоит и дополнить. В одних странах такие «стадиальные приобретения» довольно быстро исчезают с переходом на следующую ступень общественного развития, в других же явно задерживаются на более долгое время, пусть и преобразуясь.

Взять хоть то же «восточное» восприятие времени как циклического процесса. Оно возникает еще в первобытном обществе, но законченную форму обретает на ранних этапах феодализма.

==164

В Европе такое представление исчезает (или почти исчезает) еще до начала капитализма, в эпоху Ренессанса, то есть в пору высокого развития феодализма.

Почему же оно в большой степени сохранилось на Востоке даже при капитализме?

Видимо, это связано с тем, что в значительной части Азии феодальная стадия общественного развития не только позже, чем в Европе, закончилась, но и раньше началась.

В Западной Европе начало феодализма датируют примерно эпохой крушения Римской империи. В Индии и Китае, как полагают многие исследователи, феодальные отношения развиваются еще до начала нашей эры.

В итоге культурные явления, специфически порождаемые феодализмом или сопутствующие ему, в Южной и Восточной Азии существовали гораздо более долгое время и куда глубже внедрились в культуру. Процесс их отрицания, изживания также продолжается там значительно дольше, чем на Западе.

Время, однако, течет, и представления о нем продолжают изменяться. Так, с появлением теории относительности А. Эйнштейна возникло и новое соотнесение пространства и времени.

00.htm - glava30

Дата добавления: 2015-07-17