Знаки и значения

Итак, образ, картину, или, употребляя современный термин, модель окружающего мира, создавали, строили, рисовали люди, едва успев стать людьми.

Материалом для этой модели служили и служат знаки, которыми мы обозначаем все важные для нас явления в огромной вселенной и в себе самих. Человек — единственное существо, моделирующее мир с помощью знаковых систем. Знаки — это и символы таблицы Менделеева, и музыкальные ноты, и буквы алфавита; наши имена, отчества и фамилии — тоже знаки, как каждое слово в любом человеческом языке; впрочем, и язык — это не что иное, как система знаков...

Словом, знаки «внешне» выражают «внутреннее», скрытое содержание явлений объективной реальности — их значение. Последнее не открывается сразу, с первого взгляда, оно постигается разумом, эстетическим чувством, нравственной интуицией. Поэтому в любой организованной человеческой группе реакция людей на внешние символы не прямая, а опосредованная культурой. Ведь в каждой культуре те или иные явления имеют свои значения.

Весьма наглядную иллюстрацию этого положения дает С. А. Арутюнов, отмечая, в частности, что когда говорят друг с другом два человека одной этнической культуры, например немец с немцем, то любое простейшее бытовое указание типа «пойди на кухню и приготовь себе завтрак» дополняется в сознании самой обстановкой кухни, теми или другими предметами утвари, набором продуктов, которые сами по себе несут информацию, понятную

8 Ю. В. Бромлей, Р. Г. Подольный

в контексте данной культуры, содержат в себе программу деятельности более широкую, чем та, что была заключена в речевой форме. Для человека другой культуры, например эскимоса или эвенка, эта информация будет отсутствовать, даже если общий смысл речевого указания ему ясен. И наоборот, эвенк-охотник, входящий в безлюдную таежную избушку, понимает информацию, оставленную его предшественниками в виде предметов культуры, тогда как тот же немец в подобной ситуации может оказаться совершенно беспомощным.

Знаки, выражающие значения явлений, могут иметь либо условный, либо реальный характер (например, местные особенности одежды). Условные знаки, в свою очередь, делятся на неспециальные и специальные. Роль неспециального знака может сыграть, скажем, отдельное дерево, специальные знаки — жесты, знаки уличного движения, знаки различия, ритуалы и т. п. Весьма своеобразные условные знаки — маски. Они воистину многолики, выполняя у разных народов далеко не одинаковые функции: от устрашения до развлечения.

Важнейшие условные знаки человеческой культуры — слова. Предметы и явления отнюдь не всегда подчиняются воле человека и поддаются свободному манипулированию ими. А слова — знаки, которыми мы их обозначаем, подчиняются нашей воле, соединяясь в смысловые цепочки — фразы. Со знаками, со значениями, которые им придаются, орудовать гораздо легче, чем с самими явлениями.

Язык — главная из знаковых систем человека, важнейшее средство человеческого обще-

==113

ния. Маркс определил язык как непосредственную действительность мысли. С помощью слов можно передать с высокой точностью многие другие знаковые системы (пример такой точной передачи — изложение правил уличного движения и объяснение дорожных знаков). Мы можем описать симфонию или статую, картину или кинофильм — значит, даже в сфере искусства возможно моделирование словами, хотя и приблизительное.

Язык — универсальный материал, который используется людьми при «изготовлении» модели мира. Художник, правда, моделирует явления мира еще и красками, музыкант — нотами, ученый — символами, принятыми в его науке или даже придуманными им самим. Но все они, будучи людьми, вооружены прежде всего знаками универсального кода — языка.

С древнейших времен человек стал приписывать именам людей и названиям предметов магическое, волшебное значение. У многих народов в прошлом человек имел несколько имен, в том числе такое, которое не произносилось: оно и считалось подлинным, настоящим. Запретным считалось в некоторых религиях (у тибетцев, у древних иудеев) «настоящее» имя бога.

По-видимому, люди полагали, что знание имени чего-либо или кого-либо уже дает определенную власть над носителем этого имени. Недаром же, согласно Библии, первое, что сделал Адам после того, как был сотворен, это дал имена всему, что его окружало.

И любая культура любого народа опирается, подобно мифическому Адаму, на раздачу «имен» всем предметам и явлениям мира.

Философ Э. В. Соколов пишет: «Культура находит яркие, запоминающиеся имена, позволяющие воссоздавать в воображении образы отсутствующих предметов, перечислять и сочетать их в любой последовательности; создает разветвленную систему значений, с помощью которой можно отличить друг от друга, отдифференцировать тончайшие оттенки в переживаниях и явлениях видимого мира, вырабатывать сложную иерархию оценок, в которой сконцентрирован опыт многих поколений. Обозначая и оценивая явления, человек упорядочивает, осмысляет, истолковывает мир и свое бытие в нем, получает возможность ориентироваться в мире. Дать имя предмету — значит сделать первый шаг на пути к его познанию. Название закрепляет место предмета в опыте, позволяет узнавать его при встрече».

Язык, по Марксу, практическое сознание, существующее «для меня» лишь благодаря тому, что оно существует и для других людей.

Академик Н. И. Конрад пишет: «Действительность может осознаваться в языке понятий, образов и символов. Язык понятий — орудие науки, язык образов — художественной литературы, язык символов — мифа. Но так только тогда, когда мы имеем в виду, так сказать, «чистые» формы мышления понятиями, образами и символами, формы, которые на деле не существуют. Художественное словесное творчество не может обойтись без языка понятий и символов; без образа немыслим миф; что же касается символа, то он присутствует не только в художественной литературе, особенно в поэзии, но и в науке, принимая, разумеется, свою особую,

==114

специфическую для данной области познания форму — математического знака, химической формулы и т. д.».

Только благодаря языку возможно само существование культуры. Не будем здесь вдаваться в издавна волнующую — в одинаковой степени антропологов и лингвистов — проблему происхождения языка. Достаточно сказать, что есть специалисты, по мнению которых не умел или почти не умел говорить даже неандерталец, живший двести — сорок тысяч лет назад; другие же ученые считают, что предки человека начали говорить уже многие сотни тысяч лет назад. Как нам кажется, тут аргументы исторические сильнее чисто биологических: пусть даже у неандертальца, судя по внутренней поверхности его черепа, были относительно слабо развиты речевые центры мозга, но зато к эпохе неандертальца уже многие сотни тысяч лет люди строили жилища, по крайней мере триста тысяч лет занимались загонной охотой и т. п. Для всего этого необходима была высокая степень организованности; и неясно, что могло ее обеспечить, если речи еще не существовало.

На земном шаре великое множество языков, и каждый из них чем-то да отличается от других. Отчего нередко возникают сложности при переводе с одного языка на другой? В частности, оттого, что не все слова одного языка имеют точный эквивалент в другом, не говоря уже о том, что в любом языке многие слова могут употребляться в разных значениях. Но это — частность, хоть и очень важная. Не менее показательны различия между языками, касающиеся их структуры; эти различия огромны.

Есть среди языков такие, в которых по сорок с лишним падежей, например в некоторых кавказских. Есть и такие, где каждое слово не может быть более чем односложным. И такие, где каждое предложение, по существу, оказывается одним единственным словом, очень сложным и длинным, но все-таки одним.

В языке индейцев нутка (о-в Ванкувер) все слова больше походят на наши глаголы, а у индейцев винту (Калифорния) глаголы различаются по «степени достоверности»: когда речь идет о событии, известном с чужих слов, то употребляется один глагол, когда же говорит очевидец, то для обозначения того же действия употребляется другой глагол.

В гавайском языке — всего семь согласных звуков, в языке саамов их пятьдесят три. В японском языке ударный слог отличается от безударного не по силе, как в русском, а по высоте тона. У каждого многосложного японского слова своя мелодия. Немало на свете языков, где каждый гласный имеет свой тон, свою высоту.

Советский лингвист А. А. Леонтьев пишет по этому поводу: «Есть ученые, которые считают, что так было когда-то во всех языках и только потом многие из них потеряли свою музыкальность. Но очень, очень многие ее сохранили: китайский, вьетнамский, многие другие в Юго-Восточной Азии, большая часть языков Африки, индейские языки Центральной Америки... Музыкальный тон может отличать не только разные слова, но и разные грамматические формы».

Есть множество возможных путей осознания действительности, и велико число способов,

==115

которыми можно выразить это осознание в языке.

И вот встает вопрос: насколько схоже думают люди, которые говорят на разных языках?

Один из эпитетов, употреблявшихся легендарным Гомером, в последние два столетия пользуется исключительным вниманием ученых и популяризаторов науки. Певец подвигов Ахилла и Одиссея назвал самое синее в мире море — Эгейское — винноцветным. А вино, виноградное вино, которое пили греки, было скорее всего зеленоватым. А синий цвет в «Илиаде» и «Одиссее» вообще ни разу не помянут. Не встречается он и на страницах Библии.

Из этого некоторые исследователи сделали вывод, что древние жители Восточного Средиземноморья не различали синего цвета вообще.

Много появилось по данному поводу вполне серьезных рассуждений о том, что способность человека видеть цвета развивается постепенно вместе с прогрессом культуры.

В середине и конце XIX века на основе изучения древнегреческого, древнееврейского языков и санскрита некоторые филологи пришли к выводу, что эти языки чрезвычайно бедны названиями цветов. Затем физиологи предположили, что человек, вероятно, сначала вообще не умел различать цвета спектра, обращая внимание лишь на свет, тень, яркость, и что во времена Гомера у людей еще, по-видимому, не развилось ощущение светло-зеленого, синего, фиолетового цветов, а только красного, желтого и оранжевого. Но уже в конце того же XIX столетия эта гипотеза была достаточно убедительно опровергнута наблюдениями этнографов в Африке, которые изу

чали материальную и духовную культуры народов, находившихся в силу исторических причин на «первобытном» уровне развития, а также более глубоким филологическим анализом некоторых древних памятников письменности.

Опровержению этой идеи может служить и тот факт, что и сегодня в японском и некоторых других языках синий и зеленый цвета обозначаются одним словом. Однако на основании этого никто не станет всерьез утверждать, что японец не отличит синего цвета от зеленого, поскольку такое утверждение очень легко опровергнуть. Англичанин, для которого наши синий и голубой — только оттенки одного цвета — blue, прекрасно отличит, к примеру, голубой автомобиль от синего.

Американский ученый Бенджамен Ли Уорф, разбирая взаимоотношения между языком и мышлением, языком и познанием, языком и поведением человека, пришел к удивительному выводу о том, что в той или иной ситуации люди ведут себя соответственно тому, как они говорят.

Японец, малаец и француз, согласно Уорфу, став свидетелями одних и тех же событий, увидят их по-разному и реагировать на эти события станут тоже неодинаково.

И получилось, что каждый язык выступает как своего рода цветное стекло, которое.налагает на все, что через него видишь, свой оттенок. Но это бы еще ничего — просто добавочный оттенок; язык становится у Уорфа стеклом, глядя через которое, люди, говорящие на разных языках, по-разному воспринимают видимое.

О гипотезе Уорфа много спорили, и мало кто из ученых

==116

принял ее до конца. В том, что она неверна, убедиться нетрудно: нет в английском языке отдельного слова для обозначения голубого цвета, но его легко увидеть на картинах английских художников; и зеленый и синий цвета есть на японских картинах, их не вытеснил некий «зелено-синий» цвет, между тем, «по Уорфу», именно это должно было произойти.

Безусловно, в определенных пределах о культуре народа можно судить по характеру его словарного запаса. Не обязательно быть исследователем-специалистом, чтобы определить: народ, имеющий десяток слов для обозначения разных видов снега, живет в Арктике, а народ, насчитывающий в своем языке сотни названий плодов, — в субтропиках или тропиках. Но если предположить, что эти два народа поменяются своим географическим расположением, в их языки придется включать массу новых слов для обозначения новых предметов, с которыми они ранее не сталкивались.

В прошлом веке ни в одном языке мира не было таких терминов, как протон, нейтрон, позитрон — теперь они есть. Их образовали от древнегреческих слов — могли бы образовать и от каких-нибудь других, не в том суть. Язык готов откликнуться на требование жизни, он все время отражает новые черты реальности.

И в то же время у ученых-лингвистов с давних пор было немало претензий к языку как к знаковой системе! И знаки-то в ней далеко не всегда обозначают одно и то же, и связи между знаками не поддаются строгому учету плюс еще меняются во времени.

Англичане с прискорбием указывают, что такое часто встречающееся в их языке прилагательное, как free, имеет 38, а один из самых употребительных глаголов — take — 69 значений. Грамматических правил английского языка, по словам одного британского филолога, не знает никто. Нам оставалось бы только пожалеть англичан, если бы то же самое, как указывают лингвисты, нельзя было сказать и о русском, как и о любом живом, развивающемся языке, которым пользуются люди разных классов, социальных слоев и прослоек, профессий.

В 30-е годы нашего века крупнейший французский языковед А. Мейе говорил, что французский язык практически еще не изучен и в должной мере изучен никогда не будет. (Как и русский, и японский!)

Но сложность и многообразие языка — вещи неизбежные, так как они отражают и выражают сложность и многообразие человеческого общения.

Язык ведет себя как живое существо, и писатели — вспомним Ломоносова, Тургенева, Беранже, Чуковского — воздают ему хвалу именно как живому существу.

Русский язык, на котором говорили русские мужики, восставшие в XVII веке против царя Василия Шуйского, дворяне, купцы и ремесленники, объединившиеся с крестьянами в ополчение Кузьмы Минина, верно служил и строителям Российской державы во главе с Петром I, вошел в стихи Ломоносова и Пушкина, прозу Карамзина и Толстого.

Да, тот же русский язык, но надо ли доказывать, что он менялся? Язык следовал за жизнью.

==117

Вот несколько строф из стихотворения Ярослава Смелякова «Русский язык»: У бедной твоей колыбели, еще еле слышно сперва, рязанские женщины пели, роняя, как жемчуг, слова. Вы, прадеды наши, в недоле, мукою запудривши лик, на мельнице русской смололи заезжий татарский язык. Вы взяли немецкого малость, хотя бы и больше могли, чтоб им не одним доставалась ученая важность земли.

Контакты между народами, а следовательно, и между языками, заимствование друг у друга материала для новых понятий полезны и даже необходимы, в частности, чтобы не упустить «ученую важность земли».

Следами таких контактов наполнена наша речь.

Разумеется, обмен словами — только деталь проявления того процесса, который можно назвать обменом знаниями. Подлинный перевод с одного конкретного языка на другой становится возможным, когда в каждом из них есть сходные в принципе понятия, символы, образы. Невозможно было перевести Шекспира или Достоевского на упрощенный пиджининглиш,* возникший на островах Тихого океана для конкретных и узких задач простейшего общения, прежде всего в торговле.

Но за последние десятилетия в некоторых районах мира языки такого рода буквально на наших глазах обретают другой статус, становятся национальными языками новых народов, образующихся из недавно разрозненных племен; эти языки стремительно обогащаются новыми понятиями, их словарный запас растет с развитием

общей культуры нового народа; на этих языках выходят в свет газеты, появляется художественная литература, и, видимо, недалеко время, когда на них будут переводить Шекспира и Толстого.

Понадобилось немало времени и усилия тысяч людей, причем отнюдь не только переводчиков, более того, понадобилось изменение самого образа жизни Японии в конце XIX и первой половине XX столетия, чтобы японцы узнали и полюбили классиков западноевропейской и русской литературы. И это, несомненно, способствовало обогащению их духовной культуры.

Для средневековой Европы латынь была международным языком как богословия, так и науки. Поэтому, создавая позже научные трактаты на родном языке, ученые вынуждены были переносить в него массу латинских и греческих терминов. Кстати, эти два «мертвых» языка честно продолжают служить сотням живых языков в качестве резервуара, из которого черпаются современные научные термины. Из них пришли в нашу речь слова «кибернетика» и «хемотрон», «электроника» и «космонавтика» и многие другие. Кто из нас не держал в руках рецепт, написанный врачом по-латыни? В наши дни медики во всем мире широко пользуются латынью.

История знает немало международных языков. Огромную территорию великой Персидской державы середины I тысячелетия до н. э. обслуживал язык торгового народа арамеев. На Дальнем Востоке сходную роль приблизительно в это же время играл вэньянь — язык этнического ядра древнекитайского народа.

==118

В Западной Европе в XVIII— XIX веках латынь в качестве международного языка была оттеснена французским. В XX веке важную роль в общении между народами играют английский и русский языки.

Широкое распространение того или иного языка среди народов, для которых он не является родным, несомненно, способствует сближению культур разных народов, сближению до уровня, при котором возникает общая семантическая, смысловая система — общая в достаточной степени, чтобы обеспечить взаимопонимание при переводе. Именно это обстоятельство имел в виду академик Н. И. Конрад, когда говорил: «Можно сказать, что в наше время огромная часть человечества, во всяком случае его ведущая часть, обладает общим языком».

Мы решили поместить рассказ о языке в разделе о познании мира, потому что язык дает тот материал, из которого строятся человеком модели реальности, потому что в языке закрепляются, с помощью языка распространяются и передаются из поколения в поколение добытые человеком знания.

Язык дал материал и для первой общей картины мира, первой модели, призванной объяснить вселенную. Эту модель называют коротким словом «миф».

00.htm - glava25

Дата добавления: 2015-07-17