MLautere, alles Erschaffenen ledige Abgeschiedenheit. Проповедь см. в Biittner, p. 9 sqq.

должна сначала поразмышлять и создать образ Бога, а потом позволить, чтобы Бог ее преобразил⁴⁶⁴.

Зачем же тогда, спросит кто-нибудь, молитва и добрые дела? В вечности Бог видел все молитвы и добрые дела и знал, на какую молитву Он ответит. Ответы на молитвы были даны в вечности. Бог неизменен, Его нельзя тронуть молитвой. Изменяемся мы. Солнце светит и доставляет взору боль или удовольствие в зави­симости от того, больные у человека глаза или здоровые. Солнце не изменяется. Бог правит по-разному в разных людях. В печь помещают разные виды теста, и жар по-разному влияет на них: из одного теста получается пшеничный хлеб, из другого — ржаной.

Экхарт эмфатически настаивает на моральном обязательстве Бога действовать в душе, которая готова принять Его. Бог должен проникнуть в бытие такого человека, как солнце пронизывает своими лучами прозрачный и чистый воздух. Бог был бы виновен в великом преступлении (Gebrechen), если бы не даровал великое благо тому, кого Он находит опустошенным и готовым принять Его. Хри­стос сказал о Закхее, что обязан войти в его дом. Бог приводит душу в такое состоя­ние, и Он обязан вознаградить ее, даровав ей Себя. «Когда я благословен (selig), все пребывает во мне и в Боге; там, где я, там и Бог, и там, где Бог, там и я»⁴⁶⁵.

Экхарт нигде не дает четкого определения оправдания верой, хотя он часто говорит о вере как о небесном даре. С другой стороны, он, похоже, не делает акцента на системе покаяния. Его произведения показывают, что его благочестие сильно отличалось от чисто средневекового. Святая жизнь для него — продукт святого бытия. Надо сначала стать праведником, и только потом совершать пра­ведные поступки. Дела не освящают. Праведная душа освящает производимые ею дела. Пока человек делает добрые дела ради царства небесного, или ради Бога, или ради спасения, или ради какой-нибудь еще внешней причины, он на невер­ном пути. Посты, бдения, аскетизм не удостаивают спасения⁴⁶⁶. Таковы места из произведений мистика, в которых, как может показаться, звучит голос самого Лютера.

Внимание, которое Экхарт уделяет благочестию как состоянию сердца, и пре­небрежение заслугами добрых дел вполне заслуживают папского осуждения, гласившего, что Экхарт отверг учение церкви о покаянии, утверждая, будто не внешние дела делают благим, а расположение души, которое созидает нам пре­бывающий в нас Бог. Иоанн XXII верно распознал направление, в котором дви­галась мысль мистика.

Говоря о Марии и Марфе, Экхарт, похоже, радикальным образом отошел от средневекового учения о высшей ценности чистого созерцания. Со времен Авгу­стина Рахиль и Мария из Вифании считались представительницами созерцатель­ного, высшего образа жизни. В проповеди о Марии немецкий мистик утверждал, что Мария еще только ходила в духовную школу, тогда как Марфа ее уже за­кончила и делала добрые дела, служа Господу. Мария же только училась. Она хотела быть такой же святой, как ее сестра. Лучше кормить голодных и делать другие добрые дела, говорит он, чем иметь духовное зрение Павла и ничего не делать. После вознесения Христа Мария научилась нести служение так же, как Марфа, потому что на нее излился Святой Дух. Тот, кто живет в истинном созер-

^Pfeiffer, И. 484.

^Pfeiffer, pp. 27, 32, 479 sq., 547 sq.

Дата добавления: 2015-09-06