И Его свидетельство — внутри.

Уиттьер, «Наш Учитель»

В то время, когда схоластический метод терял доверие, а скандалы авиньон­ского двора и папского раскола сотрясали основания веры в церковь, поток чис­того благочестия орошал прирейнские области от Базеля до Кельна и от Кельна до Северного моря. К северу от Альп из монастырей и из рядов мирян звучали голоса, привлекавшие внимание к ценности внутренней религиозной жизни и непосредственного общения Бога с человеческой душой.

Этому религиозному движению недавно было дано имя доминиканской мис­тики, так как большое количество его представителей принадлежало к домини­канскому ордену. А старое название, немецкая мистика, которое предпочтитель­нее, указывает на местность, где проявилось это движение, и на язык, на кото­ром мистики, в большинстве своем, писали. Как и протестантская Реформация, это движение родилось на немецкой почве, но, в отличие от Реформации, оно не распространилось дальше Германии и Нидерландов. Его главными центрами бы­ли Страсбург и Кельн, а ведущими представителями — теоретик Мейстер Экхарт (ум. в 1327), Иоганн Таулер (ум. в 1361), Генрих Сузо (ум. в 1366), Ян ван Рейсбрук (ум. в 1381), Геерт Гроот (ум. в 1384) и Фома Кемпийский (ум. в 1471). Древнее название сообщества этих благочестивых верующих — «друзья Бога». К этой же группе относятся братья общинной жизни, соратники и последователи Гроота, но они, помимо прочего, занимались организацией практической хри­стианской благотворительности. В некоторых местах бегинки и бегарды прояв­ляли тот же дух веры и милосердия. Небольшая книга под названием «Немецкое богословие» и «Подражание Христу» были одними из лучших плодов этого дви­жения. Жерсон и Николай Кузанский также были склонны к мистике, но их нельзя причислять к одной группе с немецкими мистиками. Их мистика была сопутствующим явлением, а не существенной чертой.

Мистики из окрестностей Рейна образовывали группы, которые не были свя­заны никакой формальной организацией. Их объединяла только верность общей религиозной цели.

Их религиозная мысль не всегда однородна в плане выражения, но все пред­ставители движения всерьез пытались достичь чистоты сердца и жизни посред­ством единения души с Богом. Мистика — это ступень христианского роста. Это навык благочестия, в отличие от внешнего и формального исполнения религиоз­ных обрядов. Это религиозный опыт, в отличие от чисто интеллектуального сог­ласия с доктриной. Это сознательная попытка души постичь и принять в себя Бога и Христа, суть которой выражена в словах: «Уже не я живу, но живет во мне Хрдстос». По сути это то, что сегодня некоторые называют «личной верой». Возможно, самое краткое определение мистики и будет самым лучшим. Это лю­ бовь к Богу, разлитая в сердце⁴³². Здесь важную роль играет интуиция, а пути, предлагающиеся для получения религиозного опыта, — это уход от мира, само­очищение, молитва и созерцание.

Не умаляя важности таинств и не споря об авторитете церкви, немецкие ми­стики искали лучшего пути. Они подчеркивали важность таких мест, как «при­ходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никог­ да» {Ин. 6:35), «кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим» {Ин. 14:21} и «кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме» {Ин. 8:12}. Слово «лю­бовь» крайне широко используется в их произведениях. Среди характерных тер­минов, которые часто употреблялись ими, — Abgeschiedenheit (так Экхарт назы­ вал отказ от мира и всего тленного) и Kehr (так Таулер часто называл обраще­ние). Они ставили акцент на рождении свыше и видели в воплощении Христа прообраз проникновения божественного в душу.

Немецкая мистика обладала ярко выраженной индивидуальностью. Иногда ее вожди цитировали «Исповедь» Августина и другие труды — Дионисия Арео- Йагита, Бернара и Фому Аквината, но они не имели обыкновения ссылаться на Человеческие авторитеты, как делали схоласты, которые все свои богословские утверждения подкрепляли цитатами из отцов церкви или высказываниями Ари­стотеля. Это движение выросло на сухой земле в период великой коррупции и раздора в церкви, причем там, где его следовало меньше всего ожидать. Оно появилось на территории вдоль Рейна, где процветали еретические секты. Это был свежий всплеск благочестия, искренний поиск Бога иными путями, отличными от показной набожности, которую культивировали предписания священников и схоластическая диалектика. Мистики вели людей от звяканья и трезвона церковно­го символизма обратно к свежим потокам воды, которая дает вечную жизнь.

Если сравнивать немецкую мистику с мистикой начала средних веков и фран­ цузским квиетизмом XVII века, представленным мадам Гийон, Фенелоном и их предшественником испанцем Мигелем де Молиносом, то все они обладали свое­образием. Вера Бернара проявлялась в страстной и порывистой любви к Иисусу. Мадам Гийон и Фенелон считали целью религии состояние бескорыстной любви, которого достигают в основном через молитву. Бернар же считал, что данная цель недостижима в этом мире.

Мистики с Рейна, как и все истинные мистики, стремились к непосредствен­ному союзу души с Богом. Они хотели, как Экхарт, утратить собственное бытие, растворившись в океане Божественности, или, как Таулер, нерушимого покоя души, или, как Рейсбрук, всецелого влияния божественной природы на нашу, которое воспламеняет божественной любовью, словно огнем. Стремясь к полноте познания Бога, они оставались практичными. Их тихая вера и размышление не были конечной целью. Они испытывали симпатию к людям и чуть ли не с почи-

^шСм. Inge, Engl. Mystics, p. 37. Этот автор в своем Christian Mysticism (p. 5) определяет мистику. как «попытку реализовать в мысли и чувстве имманентность временного в вечном и вечного ,. довременном». В другом месте ( The Inner Way, pp. xx-xxii) он высказывается проще и понят­ нее. Мистическое богословие — это то знание Бога и божественного, которое исходит не от наблюдения или доводов, а от сознательного опыта. То, как трудно дать определение мистике, видно из определений, которые цитирует Инге ( Christian Mysticism, Appendix А). См. также Deutsch, р. 632 sq.

танием воспринимали повседневные задачи и труд людей. Они приблизились к мысли, что в ревностном устроении повседневных дел и отношений достижим высший религиозный опыт.

С помощью проповедей, составления и распространения религиозных трудов и в первую очередь с помощью личного примера они помогали постигать тайну и мир внутренней жизни. В верховьях Рейна движение проявилось также в заботе о больных и в активной организации школ для обучения молодежи. Эти школы подготовили страну к протестантской Реформации, воспитав людей с широким кругозором и более обширным кругом симпатий, чем могли воспитать средневе­ковые монастыри.

Чтобы понять дух и смысл немецкой мистики, полезно будет сравнить ее со средневековой схоластикой. Это религиозное движение было противоположно богословию схоластов. Экхарт и Таулер были противоположностью Фоме Акви- нату, немецкое богословие — бесконечным аргументам Дунса Скота, а «Подра­жание Христу» — тяжеловесной многословности Альберта Великого. Роджер Бэ­кон испытывал неприязнь к мелочной казуистике схоластов и говорил об этом еще до того, как Экхарт начал свою деятельность в Кельне. Схоластика двигалась по проторенной пыльной дороге, а немецкая мистика следовала уединенными тенистыми тропами. Список догматических максим мистики заменили спокой­ными выражениями сыновней преданности и веры. Спекулятивный элемент еще заметен у Экхарта, но он был нужен ему не для создания правильного учения, а для того, чтобы достичь внутреннего переживания от воздействия Бога на душу. Благочестие для этих людей было не системой тщательно разработанных опреде­лений, а состоянием духовного общения, не сложным построением спекулятив­ной мысли, а простой верой в Бога и хождением Его путями. Они руководствова­лись не логическими процессами, а прозрением веры⁴³³. Луфс справедливо ска­зал, что немецкая мистика прежде всех догм и внешних дел подчеркивает необ­ходимость рождения свыше⁴³⁴.

Хотя немецкие мистические авторы, в отличие от богословов-схоластов, не упоминались ни в актах соборов, ни папами, они представляли, если верить свидетельствам Лютера и Меланхтона, важный этап религиозного развития не­мецкого народа, и Реформация, без сомнений, не случайно возникла на той поч­ве, где мистики жили и писали и где укоренилось их благочестие. Они вечно живы для тех душ, которые продолжают обращаться к трудам вождей этого замечательного благочестивого движения в поисках духовных соратников.

Ведущие особенности мистики XIV — XV веков можно сформулировать сле­дующим образом.

1. Она адресована как клирикам, так и мирянам.

2. Мистики подчеркивали важность обучения и проповеди и, за исключением Сузо, не ставили традиционного акцента на аскетических правилах церкви. Они не советовали умерщвлять плоть. Разница между Петром Дамиани и Таулером очень велика.

3. Они использовали Новый Завет больше, чем Ветхий, и, истолковывая Бо­жьи замыслы, опирались на слова Христа, а не на Песнь песней. В «Немецком

®В силу этого контраста Pfleiderer ( Religionsphilosophie ) исключает немецких мистиков из ис­тории немецкой философии, так как их мысли не имели отчетливого систематического выра­жения. Он, правда, приводит краткую выдержку из Экхарта, но игнорирует Якова Беме.

^Nicoll ( Garden of Nuts, p. 31) говорит: «Мы изучаем мистиков, чтобы учиться у них. Не станем скрывать, что это трудный путь. Мистики — самые индивидуальные из авторов», и т. д.

богословии» практически все цитаты взяты из Нового Завета, а «Подражание Христу» начинается со слов Господа. Экхарт и Таулер ссылались на места Нового Завета, и Рейсбрук основывал все свое учение на Мф. 25:6: «Вот, жених идет, выходите навстречу ему».

4. На место церкви с ее таинствами и священством, считавшимися залогом шюения, мистики ставили самого Христа как посредника между душой и Бо­ гам, и они возвещали доступность Христа для каждого человека.

Дата добавления: 2015-09-06