Л. Толстой

Отсюда может возникнуть сомнение в приобретении человеком какого-либо смысла, тем более найти его в сугубо духовно-культурных интенциях. И это сомнение оправдано, поскольку человек в ситуации возможностей выбора, представляемых либеральным обществом, попросту воспримет их как навязывание. А это — уже посягательство на ту же свободу. Деньги в этом отношении выступают тем смыслом, который дает свободу возмож­ности выбора. Забота о «падших» чревата последствиями — шариковыми, о чем предупреждал М. Булгаков и что доказала вся предшествующая исто­рия культуры. «Для лакея нет героя», для него есть хозяин. И уж не лучше быть рациональным профессором Преображенским, который как врач делает чудеса, спасает людей, зарабатывая на этом большие деньги, чем пытаться убрать деньги в качестве смысла и «все поделить»? Различные утопические проекты, предлагаемые далеко не всегда совершенным «человеком-спаси­телем» с сомнительными интеллектуальными и творческими способностями, представляющими, как правило, всегда некий «единственно правильный метод или путь», не могут дать того всеобщего смысла, которым являются деньги, одно из самых совершенных изобретений человека.

Кризис идентичности следует понимать не в противопоставлении био­логического и природного начал. Это правомерно, если рассматривать чело­века как гоминида, как формирующегося, несовершенного существа. В ка­честве такового он не является одной из тех универсальных личностей, которых порождала каждая переходная эпоха, и в силу своей ограничен­ности не в состоянии переквалифицироваться, утвердиться, самореализо­ваться и пр. Отсюда вполне закономерна потеря смысла и отрицание этого смысла в деньгах. Следовательно, антропокультурный кризис не в причине существования денег, а в самом человеке, добровольно избравшем (как сво­бодный человек) именно этот смысл — говорить о бессмыслии не только денег, но и самой реальности. Это можно оправдать только с той точки зрения, что ностальгия по некоей духовности, культуре, нравственности является ностальгией по молодости, в которой существовали и были весо­мыми смыслы и идеалы, сегодня отвергаемые. Если идти по этому пути, то нынешнюю бездуховность должны заполнить «Свинарка и пастух»,

«Мальчиш-Кибальчиш», «Менты», примитивные «fantasy» Дж. Толкиена, бессмысленность бреда «Звездные войны», «Супермен» и пр. Но возвраще­ние к такой духовности также бесперспективно и абсурдно, как, например, в угоду мнения некоторых ревнителей национального Возрождения всех одеть в вышитые сорочки. Это то же самое, если вместо «Мерседеса» или «Опеля» пересесть на пролетки или телеги.

Необходимо учитывать процесс постоянной трансформации не только общества, но и человека, смыслов его культурных запросов. «Для адекватного понимания места антропокультурных условий мироотношения, непродук­тивности отрыва процессов индивидуальной самоидентификации от разных форм коллективной идентификации большое методологическое значение имеет осознание принципиальной незавершенности человека, трансцен­дентности человеческого существа, постоянного стремления человека к само­обновлению, с одной стороны, а с другой — осознание тщетности улуч­шения этой человеческой природы, тех или иных ее параметров»³⁸. Без этого не могут быть выяснены смысловые основы именно современности, в их спе­цифическом и неповторимом измерении.

Экзистенциальные рефлексии бытийных смыслов

Смысл человеческого бытия «вплетен» в человеческое существование. Становление и утверждение понятия существования взаимосвязано с тем, что человек из-за своего биоприродного несовершенства, «заброшенности в мир сущего» (помимо своей воли и сознательного решения), постоянно пребывает в ситуации экзистенциальной неопределенности, следовательно, вечного поиска своей бытийной определенности. В отличие от повседневного, обыденного, преходящего сущего, она и есть для человека настоящим, истинным бытием или бытием в истине. Деньги в этой ситуации есть самым надежным способом выхода из повседневности и приобретения всех необходимых компонентов для действительного бытия — власти, образо­вания, комфорта, славы, званий и пр. «Проблема существования человека — проблема уникальная по своей природе; ведь он, можно сказать, выпал из природы, однако все еще пребывает в ней; он отчасти божество, отчасти животное; отчасти бесконечный, отчасти конечный. Необходимость нахо­дить всегда новые решения противоречий своего существования, находить каждый раз новые, высшие формы единства с природой, своими ближ­ними и самим собой, служит источником всех психических сил, которые двигают человеком, всех ее страстей, аффектов и тревог»³⁹. Собственно, это и обусловливает постоянный поиск смысла во всем. А поскольку все — это то, что составляет жизнь каждого конкретного индивида, то это и есть поиск смысла жизни.

Тревога рождает пессимистические суждения о смысле жизни. Философ «мировой скорби» А. Шопенгауэр имел бы все основания перефразировать известный принцип Р. Декарта «мыслю, следовательно, существую». Мыслитель считал, что страдания изначально присущи жизни человека, поскольку он не «благоденствует», а постоянно ведет борьбу с природой, обществом и другими людьми, его окружающими. «Нередко стараемся мы озарить сумрак настоящего расчетом на возможность благоприятных случайностей и измышляем различные несбыточные надежды, каждая из которых чревата разочарованием, не заставляющим себя долго ждать, коль скоро расчет наш разбивается о суровую действительность»⁴⁰. Стихийные силы природы: землетрясения, болезни — наносят человеку громадный ущерб, общество ведет постоянные войны, в которых гибнут тысячи, мил­лионы людей. Но главный источник всех бед, всех серьезных зол, пости­гающих человека, это сам человек: «человек человеку волк». Тем не менее Шопенгауэр приходит к выводу: «Высшим правилом всяческой житейской мудрости я считаю положение, высказанное Аристотелем: «рассудитель­ный стремится к отсутствию страданий, а не к наслаждению», — то есть разумный гонится за тем, что избавляет от страданий, а не за тем, что приятно. Справедливость этого изречения основывается на том, что всякое наслаждение и счастье — отрицательны, негативны, а страдание, напротив, положительно, позитивно»⁴¹. Счастлив тот, кто провел жизнь без чрезмер­ных страданий, как духовных, так и телесных, а не тот, кто сподобился живейших радостей и величайших наслаждений. «Кто измеряет счастье своего жизненного поприща наслаждениями — употребляет ложный масштаб. Наслаждения негативны и останутся негативными; что они осчастливли­вают человека — это мечта, которую лелеет зависть, в наказание себе. Страдания, напротив, ощущаются положительно, и отсутствие их — вот масштаб житейского счастья!»⁴². Получается некий странный смысл, но именно такие рассуждения явились одним из теоретических источников экзистенциализма, поставившего проблему человеческого существования.

Каждый раз смысл становится иным. Расщепляется ли он как дух и плоть, как рассудок и чувственность, как душа и тело, как долг и склонность, противопоставляется ли его бытие и его явление, его деятельность и мышление, то, что он делает, и то, что он полагает делать. Решающее в этом — что он все время должен противопоставлять себя себе. Нет человеческого бытия без расщепления. Но он не мо­жет на этом остановиться. То, как он себя преодолевает, составляет способ его проникновения в себя.

Дата добавления: 2015-08-21