ИНТЕРЛЮДИЯ №2

…пока я отдыхаю, вы, наверно, пуститесь шнырять по сети – искать классику.

Кто понравился больше всех? Моцарт? Шопен? Бетховен? Шостакович? А ну-ка, ну-ка – пробьем в Яндексе…

Ух ты! да тут их навалом – успевай только щелкать мышкой... Моцарт, «Ближе к мечте», Бетховен, «Мелодия слез», Шопен, «Весенний вальс (мелодия рая)», Шостакович, прелюдия №5 «Душа»… А названия-то какие! Нутро изнывает от предвкушения...

Так, а ну-ка – включаем… Ах, какая музыка! Не музыка, а бальзам на израненную душу. И все так понятно, доступно… И почему это говорят, что классику трудно понять? Все, теперь никого не буду слушать, кроме Баха. Его пьеса «Как много негатива на земле» меня просто убила…

«Если на клетке слона прочтешь надпись «буйвол», не верь глазам своим» (Козьма Прутков). Вот, скажем, встретите вы в сети текст: Лев Толстой, «Десять правил крутого трейдера». Даже если название вас не смутит (хоть такое и трудно вообразить) – думаю, стоит пробежать глазами пару строк, и будет ясно: это такой же Лев Толстой, как я – Леди Гага. Почему? Да хотя бы потому, что Толстой умер сто лет назад, когда Все Это нормальным людям и в кошмарах не кошмарилось.

В литературном отсеке нашего мозга есть более-менее оформленные исторические полочки, по которым разложены представления о языке и стиле. Скажем, фраза «исполать тебе, мать-сыра земля» ну никак не может принадлежать Пауло Коэльо. А Некрасов вряд ли мог сочинить что-нибудь о Пути Воина, о Карме и Третьем Глазе.

А вот музыкальный отсек нуждается, скажем так, в некотором дооборудовании. Ведь музыканту прелюдия Шостаковича «Душа» режет глаз так же, как вам – роман Пушкина «Секс в пасти дракона».

Думаю, вы остались в некотором недоумении.

- А что плохого в «Душе»? Почему Шостакович не мог написать пьесу с таким названием? Ведь музыка – это и есть песнь души… А тот вальс Шопена – сами говорили, что он похож на осень. Почему не может быть «Весеннего вальса»? Что такого ужасного в «Мелодии слез»? Тем более, что Бетховену пришлось столько страдать...

У всех этих названий есть нечто общее. Заметили? «Душа», «мечта», «рай»… Слезы, розы и морозы.

Это называется «банальностью», а то и «пошлостью».

Ученые именуют это по-своему – «китчем». Китч – это такие образы и приемы, которые действуют на людей сильней всего, и потому используются чаще других. Так часто, что уже давно затерлись до дыр. Замечали – если слишком часто смотреть, как тонет Титаник, то в пятьдесят седьмой раз уже не так страшно, как в первый?..

Из китча сделана поп-культура. Академическая культура может использовать его, чтобы посмеяться, чтобы стать «ближе к народу», чтобы… Короче говоря, как бы она его ни использовала – она не делает это напрямую. Она знает, что китч – это китч. А когда не знает, когда рубит китч в лоб, как правду-матку, – тогда это плохая культура. Плохой текст, плохая картина, плохая музыка¹.

__________________________

¹А вот в поп-культуре это не значит, что она плохая. У китча есть негативый полюс – банальность; но есть и позитивный – всеобщность. Китч – это то, что понятно всем, то, что всех объединяет. Китч выражает самое общее, что есть между людьми. Это самое общее как раз-то и умеет воплощать бит-музыка (а классика не умеет).

Композиторы-классики брезгуют такими названиями. Они хотят, чтобы заголовок как можно тоньше и точнее подчеркнул смысл музыки, – а здесь на слушателя вываливаются целые кучи протухших смыслов… Недаром затейники, придумавшие эту игру – «присобачь классика к попсе» – не используют оригинальные названия бит-композиций, а придумывают свои, «душевные».

К чему все это? Зачем к бит-музыке шить классические фамилии, да потом и пускать гулять по сети?

Честно говоря, я и сам не знаю. Может, это какие-то диверсанты, которых в детстве мучили гаммами, мстят проклятой музыкалке? Но скорей всего люди просто хотят попиарить любимые композиции почтенными фамилиями. «Бетховен», «Шостакович» – звучит же? Дело за малым – придумать название, которое сразу шарахнет в болевую точку. Такой густопсовый китч ведь и в бит-музыке нечасто встретишь…

Главное ее отличие от классики вы знаете: в классике нет бита. Ни реального, ни подразумеваемого. Классика почти никогда не пользуется электронными тембрами (вы ведь сможете отличить синтезатор от скрипки?). Классическая пьеса, наконец, всегда имеет какую-нибудь музыкальную форму – в отличие от попсовых повторов в духе «намылить, смыть, повторить».

Остерегайтесь подделок! Даже состряпанных с благими намерениями.

***

Чтобы оборудовать наш музыкальный отсек такими же полочками, какие уже висят в литературном, нам нужно разобраться, какую музыку в какое время писали. На каких музыкальных языках говорили, во что верили, что ценили.

(Напоминаю: я – не более, чем болтун. Все это вы можете узнать только из самой музыки, – а я лишь даю вам азимуты, чтобы вы не заблудились.)

Мы уже многое знаем о классике:

- знаем, что она рассказывает истории;

- знаем, как она это делает: с помощью событий, которые нужно не проворонить – иначе потеряем нить;

- знаем, что истории эти рассказываются по особым схемам, которые называются музыкальной формой;

- знаем разные типы таких схем. Одни подходят для одних историй, другие для других.

Но главное, что мы теперь знаем о классике – это, наверно, то, что она бывает очень разной.

Раньше, может быть, казалось, что она всегда одинаковая – со строгой миной, в накрахмаленном воротничке, в Большом-Пребольшом Зале какой-нибудь Филармонии, где нельзя и пикнуть... Но, оказывается, она бывает и забавной, и страшной, и волнующей, и радостной, и какой угодно. (Строгой и в воротничке она тоже бывает – но у нее, как и у нас с вами, это не основной костюм.)

Все Это трудно уместить в одно-единственное слово – «классика», правда? Ведь это неправильно – когда всего так много, а слово одно.

Ну как? Разберемся?

***

Дата добавления: 2015-08-13