Обер-бандит товарищ Троцкий на уроке истории

Недавно я прочитал книгу Александра Пятигорского "Философия одного

переулка". Пятигорский в настоящее время живет за рубежом. Я его не видел

много лет, с тех пор, как мы вместе с его соавтором, Иосифом Гольдиным,

работали над фильмом, который должен был быть посвящен

психотерапевтическим сеансам лечения заикания.

О каком же переулке пишет в своей книге Пятигорский? О том самом

Обыденском, где находилась наша школа. В те годы я не знал Александра, но его

сестра училась со мной в одном классе. В книге упомянут директор школы Булкин.

Это была примечательная личность. Коммунист с большим партийным стажем,

человек очень добрый и потрясающе невежественный. В те времена на

ответственные должности стремились ставить людей, на которых можно было

положиться партийным органам, даже если профессиональная пригодность этих

"выдвиженцев" была более чем сомнительна. Так, бывший партизан стал

директором нашей школы. Все-таки как директор Леонид Артемьевич Булкин был

на своем месте, но, к сожалению, его "выдвинули" и на роль преподавателя

истории, а это была уже беда.

Мы все знали о том, что вышел «Краткий курс истории партии», что там есть

раздел о диалектическом и историческом материализме. Один любознательный

мой одноклассник спросил Булкина: «Что такое материализм?» Учитель истории

задумался, ответа некоторое время не было, а потом он сказал: «Видите ли, когда

человек хорошо покушает, у него хорошее настроение, а когда плохо – плохое. В

этом сущность материализма».

Мы записывали за ним отдельные словечки, которыми он уснащал уроки

истории. Мне запомнились его фразы: "китайские церемоны", "Наполеон так

обратно расставил свои пушки, что противник сдался". Рассказывая о Великой

французской революции, он жирондистов почему-то называл "жандармистами".

Надо сказать, что "жандармисты" ему очень не нравились. Он отождествлял их с

меньшевиками, называл "соглашателями" и "врагами народа". Прямую аналогию с

большевиками, говоря о якобинцах, учитель не подчеркивал, но, очевидно, имел

ее в виду.

Робеспьер ему нравился, однако он почему-то называл его Роспером. Не

помню, чтобы он когда-нибудь упоминал о его казни. Не исключено, что

политические соображения и нежелательные сопоставления блокировали его

исторические изыскания. Уж слишком много современных ему "якобинцев" было

возведено на "эшафот".

Одно из самых удивительных изречений Леонида Артемьевича, которое

запомнили все его ученики, звучало так: "Контрреволюцией руководил обер-

бандит, товарищ Троцкий". Необходимо напомнить, что это было сказано в 1938

году, и даже то обстоятельство, что титул "обер-бандит" предшествовал

обозначению Троцкого как товарища, не могло уберечь историка от возможных

неприятностей. Тогда этим не шутили, но, по-видимому, никто не донес на

директора "куда следует". Его в школе любили и уберегли от неприятностей.

Последний раз я встретил Леонида Артемьевича уже после войны, когда мы,

бывшие школьники, вернувшись с фронтов и из эвакуации, собрались повидаться

друг с другом и нашими учителями. Был там и Булкин. Через некоторое время я

узнал, что он умер. Смерть у него была достойная. Он проводил опрос на уроке.

Выслушав отвечающего ученика, похвалил его и упал со стула, уже больше не

поднявшись... Что называется, умер на педагогическом посту...

Когда мы перешли в 9-й класс, 52-я школа была упразднена, и все учащиеся

перешли в 587-ю школу в Хилковом переулке. Здесь нас застала война, и из этой

школы я ушел в армию.

На занятия я шел проходным двором, сквозь туннель, образованный

хаотическими пристройками к дому, сооруженному в XVIII столетии. Потом,

прочитав книгу Г. Шторма "Потаенный Радищев", я узнал, что это здание

принадлежало знакомой писателя, полковнице Ушаковой. Как предполагал Г.

Шторм, где-то в его недрах, в каком-нибудь тайнике хранятся крамольные

рукописи Радищева, запрятанные им накануне самоубийства.

Дом этот, с чудом сохранившимися старинными цветными стеклами в двух-трех

окнах, стоял против школы. Все вокруг дышало историей. Именно садом школы

(ее тогда, конечно, еще не было) немой Герасим вел свою любимицу Муму к

Москве-реке, где и утопил ее. А шел он из тургеневского особняка, что на

Остоженке, на углу Хилкова переулка. Как мы узнали, настоящее имя дворника,

служившего в доме матери писателя, было не Герасим, а Андрей.

Подозвал нас как-то к окну наш любимый учитель Андрей Павлович Кечкин и

сокрушенно сказал: "Ну, что от вас, ребята, ждать. Знаю, что вы лодыря гоняете.

Это место уж такое роковое. Что называется, "перст судьбы". Он указал на

старинный особняк, фасадом выходивший в школьный сад. Посмеявшись над

нашими недоуменными взглядами и репликами, он объяснил. Особняк этот

некогда принадлежал доктору Лодеру. Курс лечения, который он предлагал

тучным московским барам, включал то, что теперь именуется "бег трусцой".

Впереди бежал доктор, а за ним вереницей пациенты. Москвичи толпились у

решетки сада и хохотали: "Глянь-ка, Лодыря гоняют!". Куда нам, школьникам,

было деваться от такой фатальной участи! Действительно — "заколдованное

место"!

Началась война. Мои соученики очень быстро разлетелись по всем краям

нашей страны: кто на фронт, кто в эвакуацию. Но связи друг с другом так и не

потеряли. Год за годом мы встречались то в наших переулках, то в дальних

районах Москвы, куда многие постепенно переезжали из центра города.

Дата добавления: 2015-07-20