V. О времени и истории

Следующая заслуга экзистенциальных аналитиков – это их подход к проблеме времени. Они поражены тем фактом, что наиболее глубинные человеческие переживания, такие, как тревога, депрессия, радость, связаны больше со временем, а не с пространством. Они просто ставят время в центр психологической картины и изучают его не как аналогичное пространству измерение, а исследуют экзистенциальное значение самого времени для пациента.

Преимущества такого подхода видны в анализе случая, представленного в этом сборнике в статье Минковски³⁸. Приехав в Париж после проведения своих курсов по психиатрии, внимание Минковски привлекло временное измерение, впоследствии разработанное Бергсоном при работе с пациентами³⁹. Занимаясь случаем депрессивного пациента, страдающего шизофренией, Минковски замечает, что пациент не имел связи со временем, каждый его день был одиноким островом без прошлого и будущего, пациент был не способен почувствовать какую-либо надежду или чувство связанности с завтрашним днем. Очевидно, что ужасный бред пациента о грозящей ему расправе во многом был связан с его неспособностью оперировать будущим. Обычно психиатр говорит, что из-за своего бреда пациент не может установить связь с будущим, не может приспособиться ко времени и обстоятельствам. Минковски предлагает как раз обратное. Он спрашивает: "Напротив, разве мы не можем предположить, что более глубинным расстройством является искаженное отношение к будущему, а бред – лишь одно из его проявлений?" Минковски тщательно исследует этот вопрос. Безусловно, клиницисты будут обсуждать применение данного подхода к различным случаям. Однако бесспорно, что подход, предложенный Минковски, проливает свет на эти темные, неисследованные области времени. Он освобождает мысль клинициста от привычных оков, ограничивающих его мышление.

Согласно новому подходу ко времени, вначале мы видим наиболее важную черту существования – существование возникает, то есть оно всегда находится в процессе становления, всегда развивается во времени, его нельзя определить статически⁴⁰. Экзистенциальные терапевты предлагают ввести в психологию понятие бытия вместо "быть", "находиться" или каких-либо еще фиксированных чуждых категорий. Хотя их понятия были разработаны несколько десятилетий назад, очень важно, что современные экспериментальные работы (например, работы Моурера и Лидделла) подтверждают эти выводы. В конце одной из своих самых значительных статей Моурер (Mowrer) утверждает, что время – это измерение, отличающее человеческую личность. "Подчинение времени", то есть способность перевода прошлого в будущее как часть всеобщей причинной зависимости, в которой действуют и реагируют все живые организмы вместе со способностью действовать в свете отдаленного будущего, – это "сущность разума и личности"⁴¹. Лидделл показал, что его овца способна придерживаться ритма (в предчувствии наказания) в течение 15 минут, собаки – в течение получаса. Но человек может переносить события тысячелетней давности из прошлого в настоящее и согласно этим данным управлять своими действиями. Он может проецировать себя в будущее в своем сознании, воображении не только на 15 минут, но на недели, годы, десятилетия. Эта способность – выходить за пределы настоящего момента, видеть свои переживания в далеком прошлом и нескором будущем, действовать и реагировать в этих измерениях, учиться у прошлого и формировать отдаленное будущее – является уникальной характеристикой человеческого существования.

Экзистенциальные терапевты согласны с Бергсоном в том, что "время – это сердце существования". Ошибочно думать о себе преимущественно в пространственных терминах, соответствующих res extensa, будто мы объекты, которые, как какие-то субстанции, можно разместить здесь или там. Из-за этого искажения мы теряем свои подлинные экзистенциальные отношения с собой и другими людьми. Бергсон говорит, что вследствие излишней сосредоточенности на пространственном мышлении "мы редко улавливаем собственную сущность, а следовательно, мы редко бываем свободными"⁴². Когда же мы учитываем время в Аристотелевском смысле, привычном для нашей западной мысли, то время – это то, что подсчитывается в движении в соответствии с тем, что было раньше и будет позже. В описании "часового времени" поражает то, что оно действительно сделано по аналогии с пространством. Лучше всего его можно понять, если думать о нем как о линии блоков или об упорядоченно расположенных точках на часах или календаре. Такой подход ко времени больше всего соответствует Umwelt, где мы рассматриваем человеческое существо как целостность посреди различных условий и детерминирующих сил природного мира, действующих на нее инстинктивных побуждений. Но в Mitwelt, мире личностных отношений и любви, количественное время имеет мало общего со значением происходящего. Например, характер или силу чьей-либо любви нельзя измерить количеством лет, то есть временем знакомства людей. Конечно, верно, что часовое время уместно в Mitwelt, многие люди продают свое время, получают почасовую оплату, их жизнь проходит по расписанию. Мы же говорим, скорее, о внутреннем значении событий. Страус приводит немецкую пословицу: "Счастливые часов не наблюдают". На самом деле самые важные события в психологическом существовании человека "немедленны", они прорываются через привычное равномерное течение времени.

Наконец, Eigenwelt, мир отношения к себе, самоосознания и проникновения в значение этого события для меня, не имеет практически ничего общего с часовым временем Аристотеля. Сущность самоосознания и инсайта заключается в том, что они "здесь" – мгновенны, немедленны, и момент осознания остается значимым во все времена. Это можно легко увидеть, заметив происходящее в себе в момент инсайта или во время переживания самопостижения. Инсайт происходит вдруг, он "рождается целиком", а не по частям. Человек обнаруживает, что можно час размышлять над инсайтом или искать его следствия – от этого он яснее не станет, более того, в конце размышлений он может стать еще менее понятным, чем в начале.

В результате своих наблюдений экзистенциальные психологи пришли к выводу, что наиболее сильные, глубокие психологические переживания как раз те, которые затрагивают отношение индивида ко времени. Сильная тревога и депрессия стирают время, уничтожают будущее. Или, как предполагает Минковски, расстройство понимания времени, неспособность пациента "иметь" будущее усиливает его тревогу и депрессию. Мы видим тесные связи между расстройством функции времени и невротическими симптомами. Вытеснение и другие процессы, блокирующие сознание, по сути, являются способами, гарантирующими невозможность достижения обычных связей прошлого с будущим. Для индивида удержание определенных аспектов прошлого в настоящем было бы слишком болезненным и небезопасным, поэтому ему приходится удерживать прошлое как чужеродное тело внутри себя, но не как свое. Это скрытое пятое колесо, прорывающееся в невротических симптомах.

Однако некоторые люди считают, что проблема времени имеет особое значение для понимания человеческого существования. Сначала читатель может согласиться с этим, но затем он почувствует, что при попытке понять время не в пространственных категориях, мы сталкиваемся с тайной. Он может разделять растерянность Августина: "Когда никто меня не спрашивает, который час, то я знаю; но когда я отвечаю, я не знаю"⁴³.

Еще один вклад экзистенциальных аналитиков в эту проблему состоит в том, что, поставив время в центр психологической картины, они выдвинули будущее, а не прошлое или настоящее, главным темпоральным модусом человеческих существ. Личность можно понять только на ее пути к будущему. Человек может понять себя, только представляя себя в будущем. Это следует из того факта, что человек – существо всегда развивающееся, всегда стремящееся в будущее. "Я" надо увидеть в его потенциальности. Кьеркегор писал: ""Я", каждый момент его существования, находится в процессе становления, так как "я"... это только та, что должно стать". Экзистенциалисты не подразумевают под этим "отдаленное будущее" или будущее как форму бегства от прошлого или настоящего. Они лишь хотят сказать, что человеческое существо, обладающее самоосознанием и не обессиленное тревогой, невротической скованностью, всегда находится в динамическом процессе самоактуализации, самоисследования, самосозидания и движения в ближайшее будущее.

Они не отвергают прошлого. Экзистенциалисты утверждают, что его можно понять лишь в свете будущего. Прошлое – это территория Umwelt, случайных, природно-исторических, детерминирующих сил, действующих на нас. Но так как мы живем не только в Umwelt, то мы никогда не являемся жертвами автоматического давления прошлого. Детерминирующие события прошлого берут свое значение из настоящего и будущего. Как говорил Фрейд, мы тревожимся, как бы чего не случилось в будущем. Ницше называл "слово из прошлого говорящим оракулом". "Вы можете понять его только как строители будущего, как знающие настоящее". Любое переживание носит исторический характер, но с прошлым нельзя обращаться механистически. Прошлое – это не "сейчас, которое было", не набор отдельных событий, не статичное хранилище воспоминаний или прошлых впечатлений. Прошлое – это область случайностей, где мы принимаем и откуда отбираем события, чтобы восполнить нашу потенциальность, получить удовлетворение и безопасность в ближайшем будущем. Эта зона прошлого, природной истории и, как говорит Бинсвангер, "заброшенности" является той формой, которую стал изучать и исследовать классический психоанализ.

Но исследуя в психоанализе прошлое пациента, мы замечаем два любопытных факта. Во-первых, это явление, которое мы наблюдаем каждый день: пациент несет с собой события прошлого, количественно мало связанные с теми событиями, которые действительно произошли с ним, когда он был ребенком. Он помнит одну вещь, а тысячи других забыл, даже те, которые происходили очень часто, например подъем утром. Альфред Адлер любил говорить, что память – творческий процесс, мы помним события, значимые для нашего стиля жизни, а вся форма памяти – это отражение индивидуального стиля жизни. То, чем человек хочет стать, определяет его воспоминания о том, кем он был. В этом смысле будущее определяет прошлое.

Во-вторых, сможет ли пациент вспомнить значение событий прошлого, зависит от его решения, относящегося к будущему. Каждый терапевт знает, что у пациентов могут быть воспоминания ad interminum, которые никогда не волнуют этих пациентов. Их повествования о памятных событиях монотонны, непоследовательны, скучны. С экзистенциальной точки зрения проблема не в том, что у всех этих пациентов неинтересное, невыразительное прошлое, а в том, что они не могут или не хотят посвятить себя настоящему и будущему. Их прошлое не оживает, потому что с ними ничего не происходит в будущем. Для открытия реальности прошлого необходима некоторая надежда и увлеченность в работе по изменению чего-либо в ближайшем будущем, будь то преодоление тревоги или других болезненных симптомов или интегрирование "я" для развития творческих способностей.

Наш практический вывод из этого анализа заключается в том, что психотерапия не может остановиться на обычных механических доктринах исторического прогресса. Экзистенциальные аналитики очень серьезно относятся к истории⁴⁴, но они выступают против любого избегания ведущих к тревоге вопросов настоящего, против попытки спрятаться от них за детерминизмом прошлого. Они не согласны с тем, что индивидом механически движут исторические силы, неважно, принимают ли эти идеи вид религиозных убеждений о предназначенности или провидении, искаженной марксистской доктрины исторического материализма, различных детерминистических доктрин в психологии или широко распространенной в нашем обществе вере в неизбежный технический прогресс (форму исторического детерминизма). Кьеркегор очень выразительно написал об этом:

"Одно поколение может многому научиться у другого, но ни одно поколение не может усвоить от предыдущего того, что является истинно человеческим... Так, ни одно поколение не может научиться у другого любить, каждое поколение начинает с нуля, его задача ничуть не сокращается по сравнению с предыдущим... В этом отношении каждое поколение начинает примитивно, его задача не отличается от задач всех предыдущих поколений, и оно не добивается большего, за исключением случаев, когда предыдущее поколение уклоняется от решения задачи и занимается самообманом"⁴⁵.

Этот вывод тесно связан с психотерапией, поскольку популярное мнение часто делает из психоанализа и других форм психотерапии новый технический авторитет, который может принять на себя всю тяжесть познания человеческой любви. На самом деле все, что может сделать психотерапия – это помочь человеку устранить препятствия на пути к любви. Она не может любить за него. Она нанесет человеку больший вред, если уменьшит его ответственность и притупит осознанность в этом вопросе.

Последний вклад экзистенциального анализа времени – это понимание процесса инсайта. Кьеркегор использует термин Augenblick, буквально означающий "мигающий глаз". Обычно его переводят как "момент готовности (прегнантности)". Это момент, когда человек в настоящем вдруг постигает значение прошлого или будущего события. Эта прегнантность не чисто интеллектуальный акт. Постижение нового значения всегда представляет возможность и необходимость некоторого личностного решения, изменения гештальта, новую направленность человека к миру и будущему. Большинство людей переживает инсайт как момент наивысшей осознанности. В психологической литературе он описывается как "ага"-переживание. На философском уровне Пауль Тиллих описывает это как момент, когда "вечность касается времени", в связи с чем он разработал понятие Kairos – исполненное время.

Дата добавления: 2015-07-26