Читайте также:
|
|
Есть поступки, которые раз и навсегда должны определять отношение к
человеку, их совершившему. Никита Сергеевич Хрущев, какие мотивы бы за этим
ни стояли, свершил великое: положил начало развенчанию культа личности
Сталина и выпустил из концентрационных лагерей миллионы ни в чем не
повинных политических заключенных. Это обстоятельство невольно заслоняет
все другие, весьма странные его деяния.
Хрущев с энтузиазмом брался за все новые и новые дела, при этом оказывался
профессионально к ним не пригоден, бросал их и ввязывался в новые
широковещательные кампании. Помню рассказ, который мне довелось услышать
от экс-президента АПН СССР Михаила Ивановича Кондакова.
Хрущев одно время был одержим идеей ограничить обучение в средней школе
семью классами — "стране нужны, прежде всего, высококвалифицированные
рабочие, а им неполной средней достаточно". Как-то он позвонил из Пицунды, где
отдыхал, тогдашнему президенту Академии педагогических наук РСФСР Ивану
Андреевичу Каирову и распорядился, чтобы тот подготовил научно обоснованный
документ, который позволил бы принять соответствующее правительственное
постановление. Каиров вызвал тогда еще молодого научного сотрудника
Кондакова, объяснил ему задачу, поставленную первым лицом государства. При
этом Иван Андреевич добавил: "Напишите пространно, подробно, на языке науки,
но так, чтобы Никита Сергеевич ничего не понял". Все было выполнено и
документ отправлен по высокому адресу.
Через некоторое время последовал разгневанный звонок Хрущева: "Каиров!
Что ты мне написал?! Я два раза прочитал и так ничего не понял: Вы за
сокращение учебы в школе или против?!" Михаил Иванович не привел те слова,
которыми Хрущев в гневе завершил свой начальственный разнос. Боюсь, если бы
он их привел, я все равно не мог бы их напечатать.
Каиров извинился, сказал, что он соберет специальную комиссию, которая
"изучит вопрос" и даст вразумительный ответ. Комиссия, как это и должно было
быть, трудилась полгода. За это время Хрущев забыл о своих поползновениях
"кастрировать" среднюю школу и перешел к новым проектам: перемещению
Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Курск, что, вероятно, привело
бы к полному разрушению старейшего учебного заведения Москвы. Далее
предстояло переселение Министерства сельского хозяйства за город, "поближе к
земле", затем непримиримая борьба с художниками-абстракционистами и
поэтами-формалистами, продвижение кукурузы в северные широты и многое
другое, столь же безотлагательное...
В редакции "Литературной газеты" существовала традиция, три-четыре раза в
год приглашать, как они писали, кого-либо из "видных деятелей науки, литературы
и искусства" с просьбой дать обзор номеров газеты и высказать свои соображения
и критические оценки. Дошла очередь и до меня. Собрание одного коллектива
редакции вел замглавного Удальцов. Главный редактор Александр Чаковский
сидел в первом ряду прямо передо мной. Он, казалось, внимательно слушал, но
во время моего 40-минутного выступления почему-то несколько раз вскакивал,
выходил за дверь и очень скоро возвращался обратно. Когда все кончилось, я не
мог не поинтересоваться у журналистов: "Может, ему было неинтересно то, что я
говорил?". Мне объяснили, что дело не в этом. Такая уж у него манера — никогда
не может долго сидеть на одном месте...
Все это мне вспомнилось, когда мне рассказали об одном примечательном
эпизоде, случившемся в кабинете главного редактора "ЛГ" в 1964 году.
Чаковский собрал писателей, ученых-филологов, учителей для обсуждения
спорных проблем реформы русского правописания, на проведении которой был в
этот период зациклен Первый секретарь ЦК. Главный редактор сидел, подперев
рукой щеку, слушал выступающих. Потом, следуя своей привычке, вскочил и
быстро вышел из кабинета в приемную. Журналистов это не удивило. Впрочем, в
полуоткрытую дверь они увидели, что он о чем-то говорит по телефону. Вскоре он
вернулся в кабинет.
Продолжилась дискуссия, к примеру, как писать слово "огурцы" с буквой "и" или
"ы".
Едва ли не каждое выступление специалистов начиналось сакраментальными
словами: "Как справедливо указывал Никита Сергеевич Хрущев, реформа
российского правописания должна...".
Чаковский спокойно слушал, по крайней мере, еще 40 минут, никого не
перебивая. Затем, остановив очередное славословие какого-то лингвиста, он
вдруг поднялся с места и сказал: "Товарищи, может быть, мы прекратим
обсуждать эту бессмысленную реформу, которую Хрущев придумал для того,
чтобы скрыть свою неграмотность!?".
Вряд ли в каком-либо из театров немая сцена в финале гоголевского
"Ревизора" выглядела бы столь эффектно. Так ничего и не понявшие филологи не
вышли, а буквально выкатились из кабинета.
Дело, разумеется, объяснялось просто. В приемной он по телефону узнал о
том, что Никита Сергеевич Пленумом ЦК отправлен в отставку...
Первого секретаря партии мучил вопрос: как всё-таки писать «огурцы» – через
«и» или через «ы». На вопрос, в каком случае писать «огурцы» через «и», моя 7-
летняя внучка ответила: «В крайнем».
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 125 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Отставной опричник в библиотечном интерьере | | | Ошибка коллекционера с последующими оргвыводами |