Решение прекратить вещание по каналам «останкино» вечером 3 октября принял черномырдин

(отрывок us интервью с руководителем телерадиокомпании «Останкино» Вячеславом Брагиным,» Известия», октябрь 1993)

«...Я не хотел бы спешить с выводами, но в том, как защищали «Останкино», есть очень много странного, подозрительного, а может, и предательского....Я звонил по всем телефонам, пытался пробиться к Ерину, Голушко, Грачеву, а меня их помощники отфутболивали к заместителям. В конце концов я дозвонился только до Ерина. Он сказал: «Не паникуйте, я обстановку контролирую, скоро придет подкрепление».

– С кем еще из правительства вы разговаривали в эту ночь?

– Я разговаривал с Черномырдиным раз пятнадцать-двадцать. Я
разговаривал с Шумейко столько же раз. Я разговаривал и с Филатовым,
и с Красавченко, и с Полтораниным... Я всех членов правительства
обзвонил. И все они только и говорили: «Держись, держись...»...Вы
понимаете, все, словно сговорившись, помогали лишь на словах.

– Это и представляется вам странным, подозрительным, предательским?

– Не только это. Мне рассказывали очевидцы, что милиционеры
давали «зеленую улицу» грузовикам и автобусам, которые неслись на
«Останкино». А я-то по наивности звонил в Министерство внутренних дел:
«Задержите их, перекройте дороги, у вас же ГАИ!»...Между тем
неподалеку от «Останкино» располагается милицейская часть. И ее
начальник, фамилию называть не хочу, мне после рассказывал, что
вечером 3 октября получил приказ увести свое подразделение подальше
от телецентра. Не странно ли это? Не странно ли, что Тульская дивизия
ВДВ, обещанная нам в подмогу, так и не прибыла. У меня было четкое
ощущение, что все нас бросили. Не думаю, что это произошло случайно.
У кого-то, похоже, было желание расквитаться с «Останкино». Я не
только Анпилова и Макашова имею здесь в виду.

– Кого же еще?

– Я боюсь рассуждать на эту тему. Но полагаю, что некая третья сила
— назовем ее так — была заинтересована в штурме телецентра.

...— Вам не кажется, что кому-то очень не хотелось, чтобы осталась видеозапись, особенно панорама, боевых действий у телецентра?

— Мне трудно кого-то подозревать. Но я хотел бы решительно отмести
всякие подозрения от себя. Уже высказываются домыслы, что я, дескать,
выжидал, чья возьмет. Ничего подобного. В ту ночь я дал интервью
«Свободе», «Эху Москвы», в которых четко и прямо заявил о своем
отношении к мятежникам, назвал их преступниками и бандитами.

Нина Карташева, поэтесса.

(«Литературная Россия», 17 декабря 1993)

3 Октября был день рождения Сергея Есенина. В этом году его день начался золотым, легким. Я была приглашена вместе с поэтом Станиславом Куняевым на ТВ в «Останкино» участвовать в прямом эфире Московской программы А.Н. Крутова «Русский дом», который всегда начинался по воскресеньям в 18 часов 50 минут.

В «Останкино» я приехала к 16 час. 45 мин., пораньше. Меня провожал муж. Телецентр был весь обнесен металлическими заграждениями и в проходах стояли военные в пятнистой форме и в касках, вооруженные автоматами. Муж, провожавший меня, поиронизировал на эту тему. Я предъявила пропуск, но симпатичный юноша в каске сказал мне, разглядывая пропуск, что передач никаких не будет и что я могу ехать домой. Я улыбнулась, как на шутку, но он еще раз повторил то же и добавил: «Банда Руцкого в шесть часов будет здесь!»

...Военный юноша убеждал: «Да езжайте вы домой, уже дежурные дикторы уходят, а вы не верите!»...

Время близилось к 18 часам. Я хотела пройти в гримерные, но они все уже были закрыты. Не было и гримеров. Я вошла в один из кабинетов редакции с окнами на улицу Королева и у каждого окна увидела солдат с автоматами. Я тоже подошла к окну, мне мягко, но приказали, а не сказали, отойти. Я успела только увидеть, как подошла машина с «бандой». Макашов и человек 30 — 40 вооруженных, приблизительно столько же казаков. А «защитников» было во много раз больше... Свет зажигать уже не разрешали. С улицы уже слышался шум, требования по мегафону прямого эфира.

...Одевались мы в коридоре, уже гремели выстрелы. Военных в касках и с автоматами было так много, что я потеряла ощущение мирного времени. Все женщины и два артиста — мужчины были выведены запасным ходом. Когда мы выходили, в громадном нижнем помещении сидели и стояли человек сто солдат в касках, лица — молодые, простые... Дети! Я тихонько их перекрестила, чтобы все живы остались и сами никого не убили. И два из них СНЯЛИ КАСКИ, когда я крестила их. И один на выходе сказал: «Не думайте, пожалуйста, что нам охота убивать своих!»

Нас выпустили со стороны церкви в Останкино. Шум, боевые крики, стрельба, военные машины, народ с красными флагами...

Пешком мы дошли до метро ВДНХ.* По дороге один из наших мужчин, человек уже весьма зрелого возраста, не выдержал, как конь боевой, который заслышал звук трубы, бросился в бой, услышав крики: «За Родину!»

Свидетельство Е.К., преподавателя, 40 лет и К.А, учащегося 11 класса, 17 лет. («Оппозиция», N 4)

От станции «ВДНХ» в сторону «Останкино» шло очень много совершенно мирных безоружных людей. У технического центра мы оказались, в тот момент, когда машиной уже был пробит проход в стеклянной двери здания.

Переговоры, которые вел генерал Макашов, ни к чему не привели. Вот тогда и прозвучал первый выстрел. Человек, стоявший около стены, стал медленно опускаться на землю, он сказал: «Меня ранило в ногу». Затем была дана команда всем пригнуться. Напротив проделанного прохода стоял человек с гранатометом.

Взрыв оглушил нас, поскольку находились мы всего лишь в нескольких метрах от входа в здание. В эту же минуту автоматной очередью омоновцев, находившихся в здании, уложили собравшихся людей лицом вниз.

Передать ужас происходившего невозможно. Со второго этажа расстреливали лежащих безоружных людей. Потрясение было настолько велико, что люди, пытавшиеся спастись, в которых попадали пули, просто молча падали, оставались лежать на освещенной площадке.

Я не слышала ни одного вскрика, только звуки автоматных очередей. Сына я потеряла. Спасаясь от пуль, мы расползлись в разные стороны. Добравшись до безопасного места, я стала искать его. Я не знала, что он с несколькими ребятами спрятался за машину, стоявшую напротив здания. Выбраться из укрытия они не могли, так как омоновцы простреливали все подходы к машине. Я видела эту машину, я видела этих ребят, я видела, как к ним пытался подъехать автобус, чтобы вывезти их из-под огня, я видела, как расстреляли этот автобус.

Я все это видела, но не знала, что там мой сын. Это незнание, возможно, и спасло меня от смерти. Ребят вывезли на машине «Скорой помощи», которая тоже была обстреляна из автоматов. Через какое-то время сын нашел меня по белой курточке.

С противоположной стороны, с крыши телецентра, омоновцы тоже открыли автоматную стрельбу, так что освещенная площадка оказалась под перекрестным огнем. Стреляли по бегущим, стреляли по тем, кто пытался вынести раненых. Через какое-то время подъехали БТРы и из пулеметов стали обстреливать небольшой лесок, в котором прятались люди, стреляли на уровне человеческого роста.

Раненых не успевали вывозить. После этой ночи прошло уже много дней. Я и мой сын живы. Но у меня до сих пор осталось такое ощущение, что меня там все-таки убили.

Свидетельство П. Шуринова, повар, 17 лет.

Дата добавления: 2015-07-15