Отец никон - священник на баррикадах

(«Сегодня», 28 октября 1993)

– Где вы сами находились в момент обстрела?

– Сначала я находился в комнате, где и ночевал. Это помещение
директора РТВ «Парламент» Югина. Потом спускался в приемную Хасбулатова, виделся с руководством парламента. Там был радиотелефон. Я
сообщал в Патриархию раза четыре о развитии ситуации. Там же я
обращался к войскам по рации.

– Что вы сказали войскам?

– Я сказал, что в здании огромное количество женщин и детей и
просил прекратить стрельбу. Меня обматерили, назвали попом Гапоном.
Правда, командование слегка пожурило своих, сказало: сохраняйте
корректность. Было сказано: пусть все, кто там есть, выходят с белым
флагом, не пояснив — куда выходить, как выходить. А если я вывожу
людей, я должен точно знать, куда выходить, что в них не будут стрелять,
что все снайперы на крышах предупреждены.

Главное преступление властей в том, что, зная, какое количество людей находится в Белом доме, они начали штурм, не ставя вообще никаких условий, не делая никаких предупреждений, как будто там какая-то банда. Я уж не говорю о том, что не было никакого анализа событий в «Останкино»: кто в кого стрелял, кто первый начал, кто участвовал в нападении... Руцкой на балконе — это еще не весь Верховный Совет и тем более не весь съезд народных депутатов. Как они могут нести ответственность за его высказывания? В «Останкино» пролилась кровь, это недопустимо, это страшно, но зачем надо было пролить в 3 раза больше крови у здания Верховного Совета?»

Н. Гарифулина. РАЗДАВЛЕННЫЕ ИКОНЫ

(«Советская Россия», 18 декабря 1993)

Познакомилась я с отцом Виктором все на той же баррикаде у мэрии 1 октября. Проговорили мы с ним часа полтора — два, потом встретились еще.

Беседовать с отцом Виктором было чрезвычайно интересно. Поражали простая, глубокая мудрость его речений и сила духа. Шел седьмой день его стояния у Дома Советов — в холоде, голоде, а лик его был приветлив и светел.

– Мне бояться нечего, смерть для меня — приобретение, а последней
черты не существует, — поведал он мне, а на вопрос, что же привело его
сюда, ответил:

– Когда я понял, что грозит державе нашей, то, как отец троих детей
и сопастырь Христов, решил: мое место здесь, где возрождается Россия,
российский дух. Я твердо верю в промысел Божий, который не оставит
единый триединый народ, Россию. Конечно, условия здесь самые экстремальные, какие только можно представить. Все может случиться, и
раненые могут быть, и умирающие. Мой долг— исповедать их, принять,
может, запоздалое, но разумное покаяние, облегчить страдания, сказать
напутственное слово...

Так говорил он тогда, и мы не знали, не могли знать, что не пройдет и двух с половиной суток, как он, сраженный пулеметной очередью, упадет на обагренную кровью землю, и в сороковины по убиенным прозвучит напутствие и ему, иерею Виктору...

... Когда утром четвертого октября от мэрии, легко преодолев игрушечную баррикаду, на площадь влетели танки, отец Виктор — наивный и добрый человек! — вышел навстречу им, подняв над головой свое оружие — икону, пытался их остановить.

Крупнокалиберный пулемет прошил его насквозь, а вместе с ним и икону. Когда он упал, убийцы, видимо, для верности проутюжили гусеницами его тело.

Анатолий Набатов, художник

Дата добавления: 2015-07-15