Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Ю.Д. РУДКИН

Комментарий профессора Александра Бузгалина к указу Президента Российской Федерации N-1400:

(Из книги А Бузгалина и А Колганова «Кровавый октябрь в Москве») Ни Съезд народных депутатов, ни Верховный Совет не препятствовали осуществлению реформ. Более того, все парламентские политические лидеры заявляли о своей приверженности стратегии реформ. И это действительно было так: не было принято ни одного решения, означавшего отказ представительной власти поддержать исполнительную власть в осуществлении реформ. Тот факт, что народные депутаты не ограничивались простым одобрением решений исполнительной власти, а вносили в них определенные коррективы, не может расцениваться как противодействие. Следует подчеркнуть, что депутаты в большинстве случаев просто были лишены возможности отвергать законодательные инициативы, исходящие от исполнительной власти, по причине отсутствия таковых. Подавляющее большинство законодательных актов, обеспечивающих проведение реформ, разрабатывалось и принималось депутатами по их собственной инициативе! Кто же в таком случае тормозил реформы?...

Ссылка Ельцина на результаты апрельского референдума выглядит весьма странной. На референдум был вынесен вопрос о доверии политике Президента и Правительства. Эта политика получила Поддержку 52% избирателей, принявших участие в голосовании. И этот результат Ельцин трактует таким образом, что отныне запрещены всякие сомнения в правильности всех последующих действий Президента и Правительства, а, если кто-либо высказывает иное мнение или даже пытается как-то повлиять на корректировку решений исполнительной власти — тот идет против воли народа. Воля народа, ясно выраженная на референдуме, состояла, однако, еще и в том, что 48% граждан России, принявших участие в голосовании, однозначно отвергли эту политику. И Съезд народных депутатов, и Верховный Совет как органы представительной власти просто не имели права не выражать интересы в том числе и этой части избирателей. И уж, во всяком случае, никакой референдум не предоставлял Ельцину полномочий на отмену Конституции и разгон парламента!

Открытым насилием над всякой логикой выглядит утверждение Ельцина, что выборы в новый парламент нельзя назвать досрочными выборами и тем самым не нарушается решение референдума, отвергнувшего досрочные выборы. Итак, досрочные выборы Съезда народных депутатов и Верховного Совета были бы нарушением референдума, а вот разгон Президентом этих органов представительной власти, принятие им произвольного и одностороннего решения о конструкции и полномочиях нового парламента и назначение выборов в этот новый парламент, оказывается, нисколько не противоречат волеизъявлению народа!

Но хватит говорить о софизмах, которыми наполнен этот указ. Добавлю только, что Ельцин сам неоднократно нарушал положения собственного указа. Он так и не превратил Совет Федерации, состоящий из глав исполнительной и представительной власти субъектов Российской Федерации, в палату Федерального Собрания. Более того, когда стало ясно, что полного одобрения свих произвольных действий на Совете Федерации добиться не удастся, он вообще отказался его созывать. Вместо этого он, также вопреки собственному указу, ликвидировал представительную власть в регионах Российской Федерации и назначил выборы в Совет Федерации одновременное выборами в Государственную Думу. Многократно и произвольно нарушались гарантированные этим Указом права и свободы граждан...

 


Е.В. Гильбо (Собственноручные показания).

День двадцать первое сентября был для меня обычным рабочим днем. Конечно, в этот день, как и всю предыдущую неделю, Белый Дом жил ожиданием государственного переворота, но после марта 1993 года эти периодические ожидания превратились уже в нечто привычное, будничное.

В семь часов я закончил очередной блок доклада по экономической программе и спустился вниз, в кабинет Руцкого. За недостатком места (Руцкой только накануне переворота переехал в Белый Дом из Кремля) приходилось использовать все подручные помещения, и мои сотрудники помещались в комнате отдыха при его кабинете.

Когда я пришел, там еще было спокойное и даже чуточку веселое рабочее настроение. Работа кипела, все были заняты делом. Руцкого в кабинете не было.

Он появился через несколько минут. Дверь, ведущая в его кабинет, открылась, и Руцкой в сопровождении охраны вошел к нам.

— Евгений, — обратился он ко мне, — срочно вызывай машину, отправляй женщин домой. Уже началось — тут все под прицелом. Явно работают мощные РЛС.

Я немного растерялся от неожиданности. Руцкой, осмотрев помещение, решительно вышел. Я направился в приемную вместе с секретаршей.

В восемь часов мы все сидели перед телевизором в приемной и наблюдали длинное и дикое по форме и содержанию выступление бывшего Президента. Бывшего, потому что действующая Конституция предусматривала, что полномочия президента автоматически прекращаются в тот момент, когда они будут использованы для роспуска законно избранных органов власти.

Итак, согласно Конституции, 21 сентября в 20.00 Ельцин перестал быть Президентом России. С этого же момента исполнение обязанностей Президента автоматически же перешло к Руцкому. Для Ельцина оставалось теперь только одно — совершить государственный переворот против законного президента и парламента и стать диктатором.

Он терял от этого очень много. Он терял легитимность своей власти — ту опору, которая делала эту власть прочной. Даже в случае успеха переворота его положение никогда не станет таким прочным, как в ту пору, когда он был законно избранным конституционным Президентом. Да и реального расширения полномочий он получить не мог — они и так были огромны.

Итак, Ельцин сделал совершенно бессмысленный для него лично шаг. Что же за ним последует?

Я вспомнил сделанное год назад предсказание старого астролога о том, что год Петуха не может обойтись без парадов и военных переворотов. Пожалуй, потеряв все конституционные полномочия, Ельцин мог только пойти на вооруженный мятеж, опираясь на коррумпированных, лично преданных чиновников. Положение осложнялось тем, что коррупция в высших сферах достигла невероятных масштабов и слишком многие вынуждены были поставить на темную лошадку диктатуры в надежде покрыть свои преступления.

Итак, следовало ждать штурма парламента верными диктатору силами. В принципе, здание с его извилистыми коридорами, множеством переходов и спецходов, лестниц, лесенок и лифтовых шахт, множеством защищенных от прямого обстрела и хорошо вентилируемых внутренних пространств с рассчитанными на укрытие Правительства РСФСР в случае ядерной войны бункерами позволяло держаться долго и делало его штурм почти безнадежной затеей. Однако и защищать здание пока было некому.

Не найдя себе места в сразу возникшей суматохе, я направился в приемную Председателя Совета Республики Соколова. Председателя еще не было, однако мне сказали, что он уже выехал из дому и направляется в Белый Дом. Я подошел к столу председателя и проверил телефоны спецсвязи. Уже молчали и АТС-1, и АТС-2, и ВЧ, и спецкоммутатор. Городская связь еще работала.

Все было, как в августе 1991-го. Однако это был не 91-й. И не август.

Затем я направился в зал Совета Национальностей, где Хасбулатов провел что-то среднее между собранием депутатов и пресс-конференцией. Он объявил о немедленном созыве сессии Верховного Совета и Съезда народных депутатов России.

Через некоторое время появился Соколов. В его лице была готовность к острой и трудной борьбе. Все понимали, что в той ситуации конфронтации, в которую вогнало страну противостояние Ельцина и Хасбулатова, Соколов с его способностью к поиску компромиссов, дипломатическим тактом и политическим чутьем еще может добиться мирного выхода.

До открытия сессии оставался еще час. Я прошел в приемную Руцкого. К Исполняющему обязанности Президента тянулась длинная вереница людей. Пришел засвидетельствовать свою верность Конституции Генеральный прокурор, толкались в приемной известные политики, депутаты. Ко мне подошел пожать руку депутат от Татарстана Морокин — в прошлом один из лидеров «Демократической России», координатор Фракции «Родина».

Мы перекинулись несколькими словами. Он вспомнил август 1991-го, когда вот также было совершено покушение на Конституцию.

— Что же, — произнес он. — Наконец, Ельцин показал свое истинное лицо. А я останусь там, где демократия.

Вслед за Руцким все, кто был в приемной, направились в зал заседаний Совета Республики. Моим попутчиком оказался председатель НПСР Василий Липицкий. Мы по дороге перебросились несколькими словами. Он поздравил меня со вступлением Руцкого в должность Президента, но в голосе его была настороженность и дурные предчувствия.

Я не стал входить в зал, а поднялся на балкон и выбрал себе самое лучшее для наблюдения место. Верховный Совет на этот раз работал на удивление четко, слаженно и собрано.

Председатель Комитета по конституционному законодательству, доктор юридических наук, профессор Владимир Исаков сделал короткий и четкий доклад с разъяснением сложившейся правовой ситуации. Ельцин утрачивал свои полномочия с 20.00 21-го сентября. Его полномочия до президентских выборов, которые должны были быть назначены в срок не менее трех месяцев, обязан был принять на себя Вице-Президент Александр Руцкой.

Аналогичное разъяснение правовой ситуации содержалось в заключении Конституционного Суда.

Несколько депутатов, в особенности депутат Збронжко, пытались сорвать заседание в своей обычной манере, начав хамский крик от микрофонов. Однако, Исаков разъяснил им, что если они признают Указ бывшего президента правомочным, то должны признать и то, что, согласно ему, уже депутатами не являются и могут не принимать участия в голосовании.

Верховный Совет принял констатирующее ситуацию постановление. Руцкой вышел к трибуне и, положив на Конституцию руку, принес присягу на верность Конституции. Началась короткая эпоха исполнения им своих конституционных обязанностей. Короткая потому, что самой Конституции оставалось жить менее двух недель.

А Лейбов, инженер - 32 года. (Собственноручные показания)

Я не коммунист и не фашист, я не принадлежу ни к одной партии и не отношусь к поклонникам Руцкого или Хасбулатова. К Белому Дому пошел потому, что мне претят разговоры о том, что «у нас никогда не было Конституции» от человека, который клялся на этой самой Конституции, принимая Присягу как Президент. Потому, что опасаюсь диктатуры не со стороны многих сотен депутатов разом, а со стороны вполне конкретной, узкой группы людей, непосредственно стоящих у «кормушки». Тех самых людей, что пришли к власти на волне борьбы с привилегиями, а придя, захапали себе в единоличное владение практически всю государственную собственность. Единственными органами, хоть как-то контролирующими деятельность «приватизаторов», оставались, при всем их несовершенстве, Верховный Совет и Съезд Народных Депутатов. Указ N 1400 устранял этот контроль и открывал дорогу полному мафиозному беспределу.

К Дому Советов я подошел около 10 часов утра 22 сентября. На площади шел митинг, народу было относительно немного, где-то 2 — 3 тысячи. По периметру уже было построено какое-то подобие баррикад. В этот же день я вступил в одну из добровольческих дружин, формировавшихся прямо на площади. Первые два дня мы находились на баррикаде, закрывавшей въезд на площадь между «Горбатым мостом» и Белым Домом. Впоследствии наш отряд перевели к памятнику героям 1905 года, а, в конечном итоге, присоединили к Первому отдельному казачьему батальону, располагавшемуся на «Горбатом мосту». Запомнился один эпизод, случившийся в ночь на 23 сентября. К нашему костру подсели двое мужчин в гражданских куртках, накинутых поверх офицерской формы. В ходе разговора выяснилось, что это офицеры из Тульской воздушно-десантной дивизии. По их словам, они с двумя батальонами, по приказу Ачалова[министр обороны, назначенный Съездом], на бронетехнике подошли к Московской кольцевой автодороге и были готовы с ходу вступать в бой. Однако Ачалов запретил им входить в город, не желая первым применять или демонстрировать силу, вот они и приехали вдвоем, чтобы посмотреть, что здесь происходит. Рассказывали убедительно, с подробностями, вплоть то того, что в каком-то из населенных пунктов, им из окна второго этажа сбросили на броню цветочный горшок.

Более всего меня в эти дни поразило совершенно беспардонное поведение прессы. Я всегда не особо верил пропаганде с телеэкрана, но никогда не задумывался о масштабах лжи. Сейчас же, бывая урывками дома, и сравнивая увиденное мной лично, с тем, что крутили по всем программам телевидения, я понял, что врут они не на 20-30 процентов, как я предполагал, а на все 99. Что только я не узнал о себе и своих товарищах за эти дни... И то, что все мы алкоголики, бандиты, бомжи и проститутки, что мы извели на костры все деревья в окрестностях БД, что нам под студенческие билеты роздали тысячи автоматов и бог знает что еще. Любопытно было смотреть, как «журналисты» собирают свои «доказательства». Один из них, например, привел с собой девицу легкого поведения, усадил ее напротив комсомольского лозунга, заголил ей грудь и начал фотографировать эту сцену. Меня удивило крайне сдержанная реакция окружающих - его даже пальцем не тронули, только попросили убрать аппарат и побыстрее покинуть площадь. Другой пытался сфотографировать «доказательства» пьянства защитников Конституции, разложив для этого вокруг нашего костра, принесенные с собой водочные бутылки. От себя могу заметить, что за все эти дни я видел единственную бутылку водки, которую на глазах у всех разбил о стену командир батальона, случайно найдя в сумке у одного из наших товарищей.

Некоторые репортеры не занимаясь съемкой явно «постановочных» кадров, тем не менее старательно охотились за относительно немногочисленными радикальными горлопанами всех мастей. После редакторской обработки, на экраны телевизоров попадало только то, что устраивало «хозяев» средств массовой информации.

С телеэкранов очень настойчиво вдалбливалось, что у Белого Дома собралось огромное количество «фашистов», которым Руцкой с Хасбулатовым «роздали фашистам тысячи стволов автоматического оружия». Баркашовцы у Белого Дома действительно были, я даже пересчитал их на построении – их было порядка 70 человек. Если они и не все становились в строй, то все равно «тысячи стволов» раздать им было бы затруднительно.

Вообще, могу засвидетельствовать, что оружие получить там могли только люди, вступившие в сформированный Верховным Советом мотострелковый полк, подписавшие соответствующий контракт и поступившие на действительную военную службу. Костяк этого полка составляли военные из «Союза офицеров» Терехова, казачьи формирования и люди, приехавшие из всех «горячих точек». Например, там были вернувшиеся из Сербии добровольцы, приднестровцы, люди из Абхазии, Карабаха, Тираспольского и Рижского ОМОНов. Т.е. это были не дилетанты, а люди, ранее имевшие право на ношение оружия.

Практически все вооруженные люди находились внутри здания Верховного Совета, и на площади или на баррикадах появлялись только в исключительных случаях.

N.N., боец боевой дружины. ДВЕНАДЦАТЬ ДНЕЙ КРИЗИСА «ДЕНЬ ПЕРВЫЙ (ВТОРНИК 21.09)

(Как это было... Приложение к газете «Солидарность» N 23, 1993. Составители: Петр Волков, Любовь Гучкова, Владимир Гурболиков).

...Нахожу своих — дружину «Трудовой России». Стоим в сторонке, кучкой. Задача пока, как обычно, поддерживать порядок. Через некоторое время — первая акция. Выставили пьяного... Площадь Свободной России уже опоясана баррикадами, но сооружения несерьезные, и много открытых мест. Все вместе защищает не больше пограничного шлагбаума.

Группу (около 6 человек) направляют на разведку. Проходим на
Рочдельскую улицу и вниз на Краснопресненскую набережную. Все тихо,
милиции нет. На набережной тоже кучками народ, костры и какие-то
заграждения — курица перешагнет...

Командир отделения требует подойти людям с паспортами. Таких у нас десятка два. У меня тоже есть.

Составляют списки, затем ведут в ДС (Дом Советов). Мы, дружина, должны охранять центральный вход. Снова составляются списки — уже со всеми паспортными данными — на выдачу оружия. Командует полковник, седой, интеллигентный, явно в отставке и «нестроевик». Здесь же группа милиции (внутренняя охрана), вся с автоматами АКСУ, спокойны. Обсуждают свежее постановление об увеличении зарплаты в 1,8 раза. Мы на них косимся. Разговоры: неизвестно еще, куда они станут стрелять. Для отдыха отведен зал на первом этаже. Там уже спят несколько человек. Я брожу по вестибюлю. Какая-то группа (не наши) уже получают автоматы, 8 — 10 штук...

Ясно, что всерьез готовятся отбиваться. Жутко. Пытаюсь оценить шансы обороняющихся. Они на нуле. За балюстрадой масса мертвых пространств. Выставить группы, чтобы простреливать их и лестницу невозможно. Все как на ладони, и высокие здания вокруг. Сметут снайперским огнем. Сам ДС — хрустальный дворец. Что окна, что двери.

К 11 часам напряжение спадает. Слушаем транзисторы. «Новости». Шумейко заявляет, что ДС находится в состоянии «самоосады». Оружие исчезает. О нас не вспоминают...»

Рабочий С.З. (Собственноручные показания)

21 сентября 1993 г. разговариваю по телефону с товарищем по работе.
Он сказал мне: «Только что выступил Ельцин. Он распускает Верховный
Совет». Попрощались. Едва положил трубку — звонок из районной
организации РКРП. Призыв: срочно к зданию ВС. Было 21.20. Хотел
дождаться «600 секунд», но подумал, что этой передачи по такому случаю
может и не быть. Так что нечего терять время. Оделся потеплее (опыт
пребывания в сложных условиях у меня есть) и поехал. У здания ВС на
площади был примерно в 22.30 (примерно, потому что на такие мероприятия беру с собой только военный билет).

У трибуны слева человек с мегафоном. Записывают в десятки и направляют на баррикады, строительство которых уже в полном разгаре. Меня привели на Горбатый мост. Там я и провел, без преувеличения, лучшие дни моей жизни.

22 сентября был там целый день. 23-го пришел на работу и был строго
предупрежден. Следующие дни проходили по графику:

8 ч 00 м... 17 ч 00 м — работа сдельно слесарем (целый день на ногах У верстака, не присесть);

17ч 00м... 18 ч 00 м — дорога домой;

18ч 00м... 18 ч 30 м — ужин;

18ч 30м... 21 ч 30 м — обморок (сном не назовешь);

21 ч 35 м... 22 ч 00 м — сбор в дорогу;

22ч 00 м... 23 ч 00 м — дорога к Дому Советов;

23ч 00 м... 7 ч 00 м — пребывание на Горбатом мосту;

7ч00м...8ч00м — дорога на работу.

Не поехал единственный раз в ночь с 26 на 27 сентября. Хотел отоспаться. В 3 ч 30 м телефонный звонок: «Там началось». Оделся и попытался добраться на попутных. Не получилось. Пришлось ждать открытия метро. Бежал к месту в большой тревоге. Вижу — стоят! Отлегло. Но 27 сентября вечером уже началась плотная блокада. Не пускали по всему периметру оцепления. Я пробился одним из последних. Торцевая стена стадиона (где ворота и кассы) почему-то не охранялась. Я взобрался на нее, оттуда — на трибуны, а с них — на другую стену и спрыгнул на землю позади второй казачьей баррикады. И остался в блокадном кольце до самого конца.

На позиции находились по 18 — 20 часов. 4 — 6 часов (преимущественно днем) отдыхали в бункере, под спортивным залом. Ели 1 — 2 раза в день на 6-ом этаже здания ВС (вход через подъезд N 20): 2 — 3 бутерброда с колбасой или сыром, блюдечко салата из капусты, стакан клюквенного морса. И все. Находясь в осаде, в постоянном нервном напряжении, под потоками лжи из «Желтого Геббельса» (так мы прозвали БТР с радиовещательной установкой, стоящий перед нашими позициями), лишенные информации извне, никто из нашего отряда не дезертировал, не впал в уныние и панику.

Держались стойко, помогали друг другу. Инженеры, врачи, учителя, элитные рабочие — специалисты, пенсионеры, студенты, домохозяйки... Друзья и соратники. Единомышленники. Знали — уходить нельзя. Понимали — самое большее, что мы сможем — быть затоптанными в рукопашной. Только через наши тела бандиты Ельцина доберутся до депутатов. Ни сам Дом Советов, ни прилегающую территорию с нашими средствами и подготовкой защитить нельзя. Нас держала только решимость стоять до конца. Товарищ заболел воспалением легких. Температура — под 40. И не ушел, несмотря на все наши уговоры.

ЕВ. Гильбо (Собственноручные показания).

По окончании заседания Верховного Совета я отправился в приемную Председателя Совета Республики. Мне необходимо было переговорить с Соколовым.

Я понимал, что теперь главным препятствием к бескровному решению ситуации является Хасбулатов. Человек, доведший своей конфронтационной политикой дело до крайности и виновный в сложившейся ситуации немногим менее, чем Ельцин, был теперь для сторонников законности и Конституции жерновом на шее, тянущим ко дну всю российскую государственность. Фигура Хасбулатова, ненавистная обывателю, ставшая средоточием ненависти и изредка поддерживаемая только в качестве оппозиции Ельцину, была самым уязвимым местом в нашей позиции. На борьбу с «доктором чеченского права» Ельцин без проблем мог мобилизовать ненавидящую чеченцев московскую милицию, сыграть на разжигании национальной розни. Да и политическое лицо Хасбулатова было уже весьма одиозным.

Понимал ли это Хасбулатов? Несомненно. В то же время не было никакой надежды, что он готов будет пожертвовать своими амбициями ради спасения конституционного строя. Необходимо было освободить его от должности решением съезда. Иначе база поддержки законности и демократии со стороны населения резко сужалась.

С этими мыслями я появился у Соколова. В приемной толпился народ, а за окном были видны толпы подтягивающихся людей. Там были люди разные. Я видел мелькавшие в толпе лица активистов московских демократических митингов и тусовок, рядом с ними — убежденных стариков-коммунистов и бородатых, задумчивых марксистов, социал-демократов, крикливых "патриотов" и просто молчаливых сосредоточенных граждан.

Здесь были горячие сторонники возрождения обновленного единства разодранной на части страны, скандировавшие «Советский Союз!». Здесь были молчаливые герои августа 1991, были и красные флаги, которые больше не вызывали у меня отторжения.

Это разношерстное собрание объединяло одно — верность конституции, желание видеть Россию правовым государством, желание встать на пути диктатуры и наступающего вялотекущего компрадорского фашизма. Роковой шаг Ельцина открывал дорогу для формирования широкой антифашистской коалиции, широкого национального согласия всех сил, желающих видеть свою страну не полем раздоров, а подлинно демократическим и процветающим государством.

Не воспользоваться этим шансом было нельзя. Борьба против диктатуры должна была стать базой для формирования широкого народного Фронта за возрождение демократии в России, за проведение подлинно радикальных, отвечающих интересам России, а не МВФ, экономических реформ.

У Соколова я нашел полное понимание своей позиции. Он понимал и необходимость поддержки Руцкого, и неизбежность избавления от Хасбулатова, и необходимость превращения борьбы против диктатуры в борьбу за возрождение России. От исхода кризиса зависела судьба надежд на создание правового государства, на стабильность, на экономическое возрождение.

После беседы с Соколовым я прошел к себе в кабинет, захватив по дороге главного специалиста по финансовой реформе Комиссии Совета) Республики по экономической реформе Юровицкого. Заняв оба компьютера, мы немедленно начали подготовку Указов Исполняющего Обязанности Президента по экономической реформе.

В здании все ждали штурма. Мой телефон не смолкал, ко мне заходили один за другим сотрудники, все обсуждали варианты поведения на случай штурма.

Из моего, расположенного на 14 этаже, кабинета, как с дозорной башни, видны были набережные Москвы-реки, светящееся огнями окон здание гостиницы «Украина», последний отрезок Нового Арбата, перспектива Кутузовского проспекта, далекие башни Университета и огни Крылатских холмов. Никакого подозрительного движения, ничего похожего на подготовку штурма.

Чего ожидал Ельцин? Что законная власть испугается и разойдется! сама, предоставив самозваному диктатору растоптать законность и править Россией по своему произволу? Мне это было непонятно. Однако, я должен был делать свою прямую работу. И я ее делал.

Эта работа продолжалась до утра. Утром я оставил пачку подготовленных проектов начальнику секретариата Исполняющего обязанности Президента. Никаких особых событий до вечера не ожидалось. Все улеглись спать. У меня в кабинете спать было негде, и я решил перед новой бессонной ночью отоспаться дома, в Крылатском.

 

Львов Евгений Александрович, 25 лет, рабочий. (Собственноручные показания)

Я, Львов Евгений Александрович, пришел к Белому дому где-то 22 сентября, чтобы посмотреть и разобраться, кто есть кто. Говорил и слушал многих людей, видел, как репортеры (наши и западные) вытаскивали бутылки из-под спиртного, пустые, ставили их перед сидящими y костра пикетчиками и затем снимали получившуюся сценку на видеокамеры.

Это была явная подлость, потому что никакого дебоша и пьянства защитники Конституции себе не позволяли. Однако, для этих людей все средства были хороши, чтобы залепить нас грязью.

Это делалось потому, что обвинить нас было не в чем: не мы совершали переворот, не мы растоптали Конституцию, не мы издевались на избранной народом верховной властью страны — съездом народных депутатов. Мы только пришли защитить остатки законности в нашей стране, добиться восстановления действия Конституции и тем спасти страну от гражданской войны.

Но им очень уж хотелось найти благопристойный повод, чтобы начать нас убивать.

Я слышал различные мнения, суждения о том, что происходит с
Россией, но все выражали одно: «ельциноиды» продали Россию. У меня
было и свое мнение о том, что происходит в нашей стране, моей Родине,
где я родился и рос, где живу, и я стал на сторону оппозиции против
«демократов»..,

Далее — дежурства у баррикады на Горбатом мосту, затем — Штурм.

Павел, 30 лет, рабочий.,

(Собственноручные показания)

Я пришел к Дому Советов 21 сентября, примерно в 10 часов вечера, в это время там было уже несколько тысяч человек, очень возбужденных, все ждали штурма и спешно строили баррикады, подходили еще люди, все действовали без какого-либо руководства, но постороннему могло показаться, что выполняется какой-то заранее подготовленный план.

Баррикады строились сразу со всех сторон здания, готовились бутылки с бензином, создавались отряды добровольцев, но совершенно не было руководства всеми этими действиями со стороны Верховного Совета, по крайней мере я в первую ночь не видел и не слышал никого, кто был бы уполномочен официально организовывать все то, что мы там делали.

К часу ночи и я записался в добровольцы, простоял до семи часов утра, а потом отпросился и пошел на работу.

Так продолжалось шесть ночей, ночь на баррикаде, на Горбатом мосту,

днем на работе, спал часа два-три в сутки. Надо сказать, что пьяных было немного, их старались вывести за баррикады. Кормить бутербродами начали на вторую ночь, появилось какое-то руководство, постепенно улучшалась организация обороны. Менялись начальники, названия подразделений. Кто-то уходил, не выдерживал, но основной костяк оставался, пополняясь все новыми и новыми людьми.

-29 -


Дата добавления: 2015-07-15; просмотров: 83 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ПЕРВЫЙ СНЕГ В МОСКВЕ ПАХНЕТ «ЧЕРЕМУХОЙ» И КРОВЬЮ | ЧАСТЬ 3. ПУЛИ УЖЕ ОТЛИТЫ | ОЦЕНКА ОЧЕВИДЦА | РЕШЕНИЕ ПРЕКРАТИТЬ ВЕЩАНИЕ ПО КАНАЛАМ «ОСТАНКИНО» ВЕЧЕРОМ 3 ОКТЯБРЯ ПРИНЯЛ ЧЕРНОМЫРДИН | Я СПАСАЛ РАНЕНЫХ. | ЛОВУШКА ПРЕЗИДЕНТА, ЛОВУШКА ДЛЯ ПРЕЗИДЕНТА | ЧАСТЬ 6. 4 ОКТЯБРЯ. | ОТЕЦ НИКОН - СВЯЩЕННИК НА БАРРИКАДАХ | РАССТРЕЛЯННЫЕ ЛЮДИ, РАССТРЕЛЯННЫЕ КАРТИНЫ | ЗАЧЕМ СТРЕЛЯЛИ ПО БЕЛОМУ ДОМУ? |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Составители: В.Я. Васильев А.В. Бузгалин А.И. Колганов| ЧАСТЬ 2. ОБСТАНОВКА НАКАЛЯЕТСЯ

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.019 сек.)