Сбежавший артист

Жизнь на улицах никогда не бывает легкой; ты всегда должен ждать неожиданности. Я рано это понял. Социальные работники всегда используют слово «беспорядочный», когда говорят о таких как я. Они называют нашу жизнь беспорядочной, потому что она не соответствует их представлениям о нормальности, но для нас она абсолютно нормальна. Так что, когда подошло к концу мое первое лето с Бобом, и началась осень, я не удивился, что жизнь на Ковент-Гарден стала усложняться. Я знал, что она не останется неизменной. Всё в моей жизни менялось.

Боб продолжал оставаться любимцем толпы, особенно туристов. Откуда бы они ни были, они останавливались и разговаривали с ним. Теперь я думаю, что услышал все языки, какие только есть в мире - от африкаанса до валлийского - и выучил, как звучит слово кот на каждом из них. Я узнал чешское «kocka» и русское «кошка», турецкое «kedi» и - мое любимое - китайское «mao». Я очень удивился, узнав, что у их правителя был кот!

Не имело значения, на каком странном или красивом языке они говорили, потому что слова были одними и теми же. Все любили Боба. У нас даже появилась группа «постоянных клиентов» - людей, которые работали в окрестностях и проходили мимо нас вечерами, по пути домой. Некоторые из них всегда останавливались, чтобы поздороваться. А пара из них даже подарила Бобу небольшие подарки.

Но были и другие «местные», которые доставляли нам проблемы.

Во-первых, Стражи Ковента прогоняли меня с Джеймс-Стрит. Я же хотел и дальше играть у метро.

Пару раз Страж подходил ко мне поговорить. Он давил на закон, объясняя, что этот район закреплен за живыми статуями.

То, что в данный момент ни одного из этих артистов поблизости не было, его не волновало. «Вы знаете правила», - повторял он. Я знал. Но еще знал, что правила созданы, чтобы их нарушать. В этом и заключалась жизнь на улицах города. Если бы мы придерживались правил, нас бы здесь не было.

В общем, всякий раз, когда Страж сгонял меня с места, я на пару часов перебирался на другое, а потом тихонько проскальзывал обратно на Джемс-Стрит. Этот риск себя окупал. Я никогда не слышал, чтобы они вызывали полицию лишь потому, что кто-то выступал в неположенном месте.

Кто меня беспокоил куда больше, так это сотрудники метрополитена, которые были категорически против того, чтобы я выступал рядом с их территорией. В частности, у меня пару раз были неприятности с кондукторами. Это началось с неприязненных взглядов и случайных грубых высказываний в мой адрес, когда я расположился напротив стены станции метро. Ко мне с угрожающим видом подошел неприветливый инспектор, крупный потный парень в синей униформе.

- Все в порядке? - спросил я.

- Не совсем. Точнее нет. Лучше проваливай отсюда, иначе... - сказал он.

- Иначе что? - не желал уступать я.

- Увидишь, - отозвался он, надеясь запугать меня. - Я тебя предупредил.

Я знал, что за пределами метрополитена у него нет власти, и он пытается меня просто напугать. Но потом я решил, что возможно умнее будет на какое-то время скрыться из виду.

Поэтому сперва я перешел на Нил-Стрит, недалеко от перекрестка с Лонг Эйкр, довольно близко к станции метро, но достаточно далеко, чтобы его сотрудники меня не заметили. Людей там было намного меньше, чем на Ковент-Гарден. Всякий раз, когда я играл здесь, находился какой-нибудь придурок, который пинал мой рюкзак или пытался напугать Боба. Уверен, ему не нравилось на Нил-Стрит: он сворачивался, поджав под себя лапы, и глаза его превращались в щелочки. Таким способом он говорил: «Мне здесь не нравится».

В общем, через несколько дней мы с Бобом отправились не как обычно к Ковент-Гарден, а, выйдя из автобуса, пошли через Сохо к площади Пикадилли.

Мы не покидали центр Лондона - и Вестминстер - поэтому здесь тоже действовали особые правила. Пикадилли работает аналогично Ковент-Гардену, там тоже есть области, отведенные уличным музыкантам. В тот раз я решил придерживаться правил, и знал, что район на восточной стороне Пикадилли, у дороги, ведущей к Лестер-Сквер, был неплохим местом, отведенным специально для уличных музыкантов. Так что я направился туда.

Придя на место, я расположился в нескольких ярдах от одного из главных выходов из метро Пикадилли, недалеко от музея Рипли «Верьте или не верьте!»[15].

На улице были сотни туристов, направлявшихся в кинотеатры и театры Вест-Энда. Вскоре я приступил к работе, хоть и был несколько огорчен тем, как быстро здесь ходили люди, и с какой скоростью они спускались в метро. Но, как обычно, некоторые из них, увидев Боба, замедляли шаг, а иные даже останавливались.

Боб немного нервничал, поэтому еще плотнее свернулся вокруг грифа моей гитары. Возможно, его пугало количество людей, ведь мы находились в незнакомом месте. Он чувствовал себя более уверенно, когда мы размещались там, где ему было все знакомо.

Как обычно вокруг толпились туристы со всего мира, изучающие лондонские достопримечательности. В частности, было много туристов из Японии, которые были просто очарованы Бобом. Вскоре я узнал новое слово, обозначавшее кота: «Neko». Все шло хорошо, но в час пик, около шести вечера, толпа стала совсем непроходимой. Именно тогда из музея Рипли вышел парень, одетый в огромный надувной костюм, больше него раза в три, и стал зазывать людей в музей. Я не знал, какое отношение его костюм имел к экспонатам внутри здания. Может, у них там была фигура самого толстого человека в мире? Или самой смешной работы?

Я сразу понял, что Бобу он не понравился. Я ощутил, как кот прижался ко мне, едва увидев его. Он действительно боялся парня и смотрел на него с легким трепетом. Я знал, откуда вышел этот парень. Выглядел он, конечно, полным фриком.

К моему облегчению, скоро Боб успокоился и, казалось, забыл о парне. Пока тот зазывал людей в Рипли, мы игнорировали его. Он работал вполне успешно и держался подальше от нас. Я пел песню Джонни Кэша «Ring of Fire», когда, без особой причины, парень в костюме подошел к нам и потянулся к Бобу, словно решил погладить его. Я не замечал его, пока он не оказался прямо рядом с нами, склонившись в своем нелепом надувном костюме. А когда заметил, было уже слишком поздно.

Боб отреагировал моментально. Он подскочил и рванул в толпу, а поводок потащился за ним следом. Прежде чем я смог среагировать, он убежал в направлении входа в метро.

Вот дерьмо, подумал я. Сердце тяжело бухало в груди. Он убежал. Я потерял его.

Я действовал на инстинктах. Вскочил и кинулся за ним, оставив гитару. Я больше волновался о Бобе, чем об инструменте. Я где угодно мог найти другую гитару.

Я ворвался в море людей. Тут были уставшие офисные работники, спускавшиеся в метро, гуляки, приехавшие в «Вест» провести ночь, и, как всегда, полным-полно туристов. Некоторые из них были с рюкзаками, другие держали в руках карты города, и все казались немного ошарашенными тем, что очутились в центре Лондона. Чтобы добраться до входа в метро, мне предстояло пройти через это море. И конечно, я натолкнулся на пару человек и чуть не сбил с ног одну женщину.

За стеной людей, которая двигалась в моем направлении, ничего нельзя было разглядеть, но когда я наконец-то спустился по лестнице, толпа немного поредела. Людей все равно было много, но, по крайней мере, я мог остановиться и оглядеться. Я присел на корточки и осмотрел все на уровне пола. Пара человек странно на меня посмотрели, но мне было пофиг.

- Боб! Боб, где ты, приятель? - кричал я, понимая, что это бесполезно - так там было шумно.

Нужно было решить, куда идти. К турникетам, ведущим к эскалаторам и электричкам или к другим выходам из метро? Куда пошел Боб? Я подозревал, что он не пошел бы вниз. Мы никогда не спускались туда, и я полагал, что движущийся эскалатор его бы напугал.

Поэтому я пошел к выходу на другой стороне площади Пикадилли.

Через пару минут мне показалось, что я заметил, как у одной из лестниц мелькнул рыжий мех. А потом я увидел поводок, тянувшийся за ним.

- Боб, Боб! - закричал я, снова врываясь в толпу.

Теперь я был от него в тридцати футах, но толпа была настолько плотной, что это расстояние показалось мне милей. Поток людей спускался вниз по лестницам.

- Остановите его, наступите на поводок! - кричал я, заметив мелькнувшую на верху лестницы рыжую шерсть.

Но никто мне не помог, никто не обратил внимания.

Через несколько мгновений поводок исчез, и Боб пропал из виду. Скорее всего, он добрался до дверей, выходивших на Риджент-Стрит, и убежал отсюда.

Миллиарды мыслей крутились у меня в голове, и все как одна плохие.

Что если он выбежит на дорогу у площади Пикадилли?

Что если кто-то увидит его и поймает?

Когда я добрался до выхода и выскочил на улицу, я снова был на грани паники.

По правде говоря, я был готов разрыдаться, потому что решил, что больше никогда его не увижу.

Я знал, что это не моя вина, но чувствовал себя просто ужасно. Почему, черт возьми, я не привязал поводок к рюкзаку или к поясу, чтобы он не смог убежать? Почему я не обратил внимания на его страх, когда он только заметил парня из Рипли и пересел поближе ко мне? Мне было плохо.

Мне снова пришлось выбирать. По какой улице он мог побежать? Он мог свернуть налево к Пикадилли или броситься к огромной махине магазина Tower Records[16]. Я решил снова довериться своим инстинктам и предположил, что он побежал вниз по широкой улице Риджент-Стрит.

Когда я бросился по ней, в надежде что кто-то скажет мне, что видел его, меня просто трясло от страха.

Я понимал, что выгляжу как полнейший псих, потому что люди косились на меня, а некоторые отскакивали с моего пути, словно я был слетевшим с катушек террористом.

К счастью, не все так реагировали.

Через тридцать ярдов я обратился к молодой девушке, которая шла навстречу с пакетом из магазина Apple, что расположен на Оксфорд-Стрит, в которую и упирается Риджент-Стрит. Она, скорее всего, прошла всю улицу, поэтому я спросил, не видела ли она кота.

- Ага, - кивнула она.- Я видела кота, который пробежал по улице. Рыжего. За ним тянулся поводок. Один парень пытался наступить на него, чтобы поймать кота, но кот оказался быстрее.

Первой моей реакцией была радость, и я чуть не расцеловал девушку. Я точно знал, что это Боб, но радость моя быстро сменилась паранойей. Что за парень пытался его поймать? Что он собирался с ним сделать? Не напугал ли он его еще сильнее? Может, он сейчас спрятался где-то, где я никогда его не найду?

Вот такие мысли преследовали меня, пока я бежал по Риджент-Стрит, заглядывая по пути в каждый магазинчик. Большинство продавцов в ужасе смотрели на длинноволосого парня в дверях и отступали на шаг назад. Другие кидали на меня равнодушный взгляд и медленно качали головой. Я знал, о чем они думают. Они думали, что я просто кусок дерьма, который залетел с улицы.

Примерно полдюжины магазинов спустя, мое настроение сменилось отчаянием. Я не знал, как далеко убежал Боб. Казалось, время замедлило свой ход; все происходило в замедленном темпе. Я был близок к тому, чтобы сдаться.

Через сотню ярдов Риджент-Стрит переходила в улицу, уводившую обратно к Пикадилли. Оттуда он мог побежать в любом из десятка направлений: в Мэйфэйр или даже по дороге к Сент-Джеймс и Хеймаркет. Если он убежал так далеко, я никогда его не найду.

Я собирался сдаться и свернуть на боковую улочку, когда решил заглянуть в магазин женской одежды. Там оказалась пара продавцов-консультантов, которые немного растерянно смотрели в сторону задней части магазина.

Они повернулись ко мне, и, едва я сказал «кот», как лица их прояснились.

- Рыжий кот? - спросила одна из них.

- Да, на нем поводок и ошейник.

- Он заскочил сюда, - сказала она, жестом приказывая мне войти и закрыть дверь.

- Поэтому мы и закрыли дверь, - сказала другая. - Мы не хотели, чтоб он сбежал.

- Мы подумали, раз он в ошейнике, кто-то будет его искать.

Они провели меня к открытым шкафам, заполненным разнообразной одеждой. Я заметил цены. Каждый костюм стоил больше, чем я зарабатывал за месяц. И тут в углу последнего шкафа я увидел Боба, свернувшегося в клубок. Время вокруг снова замедлилось, и я задумался, не попытается ли он сбежать и от меня? Может, я ему уже надоел? Может, он не хотел жить так, как предлагал ему я? В общем, когда я подошел ближе, я был готов к тому, что он вскочит и снова убежит.

Но он этого не сделал.

Я едва слышно прошептал: «Эй, Боб, это я», и он прыгнул ко мне на руки.

Все мои опасения, что он хочет от меня избавиться, испарились, когда он громко замурлыкал и потерся об меня.

- Ну и напугал же ты меня, приятель, - сказал я, поглаживая его. - Я думал, что потерял тебя.

Я поднял взгляд и увидел продавцов, которые стояли рядом. Одна из них утирала глаза, чтобы не заплакать.

- Я так рада, что вы его нашли, - произнесла она. - По его виду ясно, что о нем заботились. Мы даже не знали, что будем с ним делать, если хозяин не найдется до закрытия.

Она подошла ближе и погладила Боба. Мы поболтали еще пару минут, а потом они заперли кассу и стали готовить магазин к закрытию.

- Пока, Боб, - попрощались они, когда мы отправились обратно на Пикадилли, где как всегда была толпа. Боб снова сидел у меня на плечах.

Когда я добрался до Рипли, то с удивлением увидел, что моя гитара на месте. Может, за ней присматривал охранник у дверей? Или, возможно, кто-то из добровольной дружины[17] приглядел за ней. Как раз в этот момент недалеко проходил мобильный отряд полиции. Члены полиции и добровольных дружин обожали Боба. Я не знал, кем был тот добрый самаритянин, и, если честно, мне было пофиг. Я был слишком счастлив, что мы с Бобом снова вместе.

Не теряя времени, я собрал вещи, потому что близилась ночь. Мы мало заработали в тот день, но меня это совсем не волновало. Я заглянул в бакалейный магазин и потратил большую часть бывших у меня денег на карабин для пояса, который прицепил себе на пояс, а потом к поводку Боба. Я хотел быть уверен, что больше такое не повторится. В автобусе, вместо того, чтобы, как обычно, устроиться на соседнем сидении, Боб залез мне на колени. Может это и странно, но иногда я понимаю, о чем думает Боб. Тогда был как раз такой случай. Мы были вместе, и никто из нас не хотел это менять.

Глава 10

Санта Лапус

Первое время после происшествия на Пикадилли мы с Бобом цеплялись друг за друга, как двое выживших после кораблекрушения за плот.

Этот инцидент сильно потряс нас обоих.

Это заставило меня серьезно задуматься о нашей дружбе. Какое-то время я продолжал думать, не был ли его побег сигналом, что он хочет уйти от меня. В глубине души я понимал, что если он захочет уйти на улицу - или откуда он там пришел - я, в конечном итоге, ничего не смогу и не буду делать, чтобы остановить его.

Я думал, что нужно будет сделать, если он даст мне знать, что хочет уйти. Если такое произойдет, я решил поймать его, прежде чем он сбежит, и отнести в RSPCA или Приют для собак и кошек в Баттерси[18], у которых были хорошие питомники. Я не хотел становиться тюремщиком Боба. Он стал для меня слишком хорошим другом, чтобы я лишал его свободы. Он этого не заслужил.

К счастью, до этого не дошло.

Пару раз после происшествия он отказывался выходить со мной из дома. Когда я утром брал шлейку, он прятался за диваном или под столом, показывая, что не готов. И я оставлял его дома. Но в основном он был счастлив выходить на улицу ежедневно. Характер его слегка изменился, он стал более внимательным ко мне и, странным образом, более уверенным.

Несмотря на то, что произошло на площади Пикадилли, толпа его не пугала, как иногда было раньше. Может это потому, что я цеплял поводок к поясу и крепко держал его всякий раз, когда выводил Боба. Честно говоря, я думаю, с тех пор он стал мне ближе. Наша связь подверглась испытанию - и выдержала. У меня сложилось впечатление, что теперь он хотел остаться со мной сильнее, чем раньше.

Конечно, все было не так уж просто. Когда работаешь на улицах Лондона, всегда приходится ждать угрозу. Через пару недель после происшествия на Пикадилли, мы стояли на Ковент-Гарден, когда увидели труппу уличных артистов на гигантских ходулях. Это было представление в старо-французском стиле, и у них были по-настоящему яркие и жутковатые лица.

Когда Боб увидел их, возвышавшихся над нашими головами, он едва не впал в панику. Он тесно прижался ко мне. Я пытался сосредоточиться на пении, но мне пришлось прерваться, когда Боб плюхнул хвост на гриф гитары.

- Перестань Боб, - сказал я, извинившись перед парой туристов, которые остановились меня послушать.

Разумеется, они решили, что это часть представления, и рассмеялись. Если бы я мог легко заставить Боба сделать то, что я хочу…

Когда артисты на ходулях ушли, все изменилось. Боб расслабился и немного отодвинулся от меня. Словно он знал, что я его защищу, и я был рад оправдать его доверие.

Когда пришло Рождество 2007 года, подошел к концу и первый год нашей совместной жизни, которая постепенно вошла в определенный ритм. Каждое утро я вставал и видел, что Боб терпеливо ждет на кухне, когда его накормят. Он съедал свой завтрак, а потом приступал к тщательному умыванию, вылизывая лапки и мордочку. Так как он по-прежнему игнорировал лоток, я выводил его на улицу, в сад. А иногда выпускал одного - и он без проблем спускался вниз, а потом возвращался домой. А потом я собирал рюкзак, брал гитару и ехал в город.

Рождественские дни только наступали, а толпа на Ковент-Гарден стала практически непроходимой. Боб получал угощение и небольшие подарки, которые люди стали дарить ему с самых первых дней Рождества.

Первый он получил от женщины средних лет, которая работала в офисе недалеко от Джеймс-Стрит и регулярно останавливалась, чтобы поболтать с нами. Много лет назад у нее тоже был рыжий кот, и она говорила, что Боб напоминает ей его.

Как-то вечером она подошла к нам, широко улыбаясь, а в руках у нее был небольшой пакет из зоомагазина.

- Надеюсь, вы не возражаете. Я купила Бобу маленький подарок, - сказала она.

- Конечно, нет, - кивнул я.

- Он небольшой, - пояснила она, вытаскивая небольшую игрушечную мышку. - Внутри нее кошачья мята, - улыбнулась она. - Но не слишком много, не волнуйтесь.

Мне стало немного неловко. Кошачья мята вызывает у кошек привыкание. Я читал, что если они привыкают к ней, она сводит их с ума. Я, отчаянно пытавшийся избавиться от собственной привычки, понимал, как это плохо. Я не хотел, чтобы у Боба тоже появилась зависимость.

Но женщина была такой милой, что я не мог ее разочаровать. Она немного постояла рядом, наблюдая, как Боб возится с игрушечной мышью.

Когда погода ухудшилась, люди стали дарить Бобу более практичные подарки.

Однажды к нам, улыбаясь, подошла другая женщина, похожая на русскую.

- Надеюсь, вы не будете против. Погода ухудшается, и я подумала, что нужно связать для Боба что-нибудь тепленькое, - сказала она, доставая из сумочки красивый вязаный шарф светло-голубого цвета.

- Вау, - по-настоящему ошеломленно выдавил я. - Здорово!

Я сразу обернул его вокруг шеи Боба. Он очень ему шел, и кот выглядел потрясающе. Женщина была на седьмом небе от счастья. Через неделю-две она снова пришла к нам, на этот раз с голубой вязаной жилеткой. Я не больно-то разбираюсь в моде, как некоторые, но даже я мог сказать, что Боб выглядел в ней поразительно. Вскоре к нам выстроилась очередь из желающих сфотографировать его. Я не мог не воспользоваться шансом и стал брать за это деньги.

С тех пор еще человек шесть, по меньшей мере, - женщин, конечно, - подарили Бобу вязаную одежду.

Одна женщина вышила имя Боба на маленьком шарфе, который сама для него связала. Я даже подумал однажды, что Боб мог стать моделью. Он регулярно демонстрировал на себе новенькую одежду, которую вязали для него добрые люди. У слова «подиум»[19] появилось новое значение.

Это лишний раз подчеркивало то, что я знал уже давно: не один я чувствовал глубокую привязанность к Бобу. Казалось, он способен подружиться с каждым, кого встречал на пути. Хотел бы и я обладать такой способностью. Я никогда не мог так же легко находить общий язык с людьми.

Но никто не любил Боба сильнее моей бывшей девушки, Беллы. Мы были близкими друзьями - друзья из нас получились куда лучше, чем пара - и она частенько заскакивала к нам в гости. В основном она приходила, чтобы поболтать со мной, но я был уверен, что она была рада повидать и Боба.

Эти двое часами могли играть на диване. Думаю, Боб был о ней очень высокого мнения.

За три недели до Рождества она пришла к нам с полиэтиленовым пакетом, на лице у нее была широкая ухмылка.

- Что это ты притащила? - спросил я, чувствуя, что она что-то замышляет.

- Это не для тебя, а для Боба, - ответила она, показав мне язык.

Боб как всегда сидел под батареей, но, едва услышав свое имя, оживился.

- Боб, иди сюда, у меня для тебя сюрприз, - сказала Белла, шлепая пакет на диван. Подбежавший Боб сунул голову в пакет, любопытствуя, что внутри.

Белла достала пару небольших футболок для животных. На одной был нарисован милый котенок. Вторая же была красной с зеленой отделкой. На ней большими белыми буквами было написано Санта Лапус, а чуть ниже был нарисован большой отпечаток лапы.

- О, это реально круто, да, Боб? - спросил я. - Когда мы будем выступать у Ковента в эти предрождественские дни, мы будем надевать эту великолепную футболку. Людям она наверняка понравится.

Так и было.

Не знаю, был ли это дух Рождества, или людям просто действительно нравился его наряд, но эффект был потрясающим.

- Только посмотрите, это же Санта Лапус! - то и дело доносилось до меня.

Многие останавливались и кидали в мой чехол монетки, а другие хотели что-нибудь подарить Бобу.

Однажды к нам подошла леди на высоченных каблуках и стала ласкать Боба.

- Он потрясающий, - сказала она. - Что бы он хотел получить на Рождество?

- Не знаю, мадам, - отозвался я.

- Ну, а что ему, например, нужно? - продолжала интересоваться она.

- Думаю, ему не помешала бы запасная шлейка. Или что-нибудь тепленькое из одежды на тот случай, если погода станет холоднее. Или пара игрушек. Все дети любят получать игрушки на Рождество.

- Очень хорошо, - сказала она, встала и ушла.

Я быстро забыл об этом, но примерно через час леди вернулась. Она широко улыбалась, а в руках у нее был дорогой вязанный рождественский носок, на котором был изображен кот. Я заглянул внутрь и увидел, что он до верха наполнен всякой всячиной: игрушками, баночками с кормом и всем таким.

- Пообещайте, что не откроете его до праздника, - попросила она. - Положите его под елочку на Рождество.

Мне не хватило смелости сказать ей, что у меня нет денег ни на елку, ни на какие-то украшения для квартиры. Лучшее на что я мог рассчитывать, USB-елочка, которую я подключал к старенькому потрепанному Xbox-у, который недавно приобрел в благотворительном магазине.

Однако вскоре после этого случая я переменил решение. Она была права. На этот раз я должен нормально отметить Рождество. У меня было что праздновать. У меня был Боб.

Долгие годы я вообще не отмечал Рождество, поэтому был к нему равнодушен. Более того, я был одним из тех, кто отчасти боялся этого праздника.

Последние десять лет я отмечал его в ночлежках, где для бездомных устраивали большие рождественские ужины. Всё там было отлично, я даже улыбался. Но это напоминало мне о том, что я потерял: о нормальной жизни и семье. Рождество напоминало мне, что я сам загубил свою жизнь.

Пару раз я отмечал его в одиночестве, пытаясь забыть, что моя семья находится на другом конце земного шара. Ну, большая часть семьи. Пару раз я встречался с отцом. После того, как я год прожил на улице, я позвонил ему, когда появилась такая возможность, и он позвал меня к себе домой, на юг Лондона, но всё прошло так себе. Он не часто вспоминал обо мне, и я не мог его винить. Я не был тем сыном, которым стоило гордиться.

Я был благодарен ему за вкусный обед и неплохие напитки и, главным образом, за компанию. Но, в целом, все прошло не очень, и мы решили не повторять этот опыт.

В этом году все было иначе. В Сочельник я пригласил Беллу выпить. В то Рождество я купил готовую индейку с гарниром. Я не очень умею готовить, тем более плиты у меня все равно нет. А еще я приобрел разные вкусности для Боба, включая его любимую курицу.

В Рождество мы встали довольно рано и вышли прогуляться, чтобы Боб мог сделать свои дела. По дороге мы встретились с семьями из соседних квартир, которые направлялись к родственникам или друзьям. Мы пожелали друг другу счастливого Рождества и обменялись улыбками. Такого у меня давно не было.

Когда мы вернулись домой, я подарил Бобу его рождественский носок. Пару дней назад он уже заметил его и, скорее всего, догадался, что содержимое предназначается именно ему. Я высыпал подарки из носка на диван. Там были лакомства, игрушки, мячики, и всякая мелочевка, набитая кошачьей мятой. Ему всё очень понравилось, и вскоре он с удовольствием играл с новыми игрушками, словно ребенок. Это было просто очаровательно.

В полдень я подогрел наш обед, потом мы все, включая Боба, надели колпаки, мы с Беллой взяли по банке пива и остаток дня и весь вечер просмотрели телек. Это было лучшее Рождество в моей жизни.

Глава 11

Дата добавления: 2015-10-24