Уильям Шекспир 6 страница

- Жди здесь, - сказал Том, возвращая Билла на землю. – Сейчас я решу, куда тебя пристроить.

Бросив кольчугу и меч на пол, он вышел широкими шагами из шатра, оставляя принца наедине со своими мыслями.

«Пристроить… как надоевшую собаку. А я-то, наивный, подумал было, что у себя оставит, руку подаст. И почему не учусь я на своих ошибках? Ждал я, что даст он мне возможность поговорить с ним, а он и оставаться со мной наедине не желает, будто убить я его намереваюсь. Может, я и вправду ошибся, и на самом деле Шакал черен в душе, как сажа. В таком случае нечего мне сидеть и ждать, пока распорядится он мной».

Глубоко вдохнув, Билл преисполнился решимости. Дорогу до Регенсбурга он помнил, верхом он сможет добраться туда к утру. А в городе он пойдет к главе и спросит дорогу на Париж и сопровождение. А взамен… если понадобится… откроет, где искать одного опасного разбойника.

Почувствовав угрызения совести, принц мотнул головой, выбрасывая их прочь. Да, выдавать Шакала он не хотел, и позорно спасаться бегством тоже. Он просто хотел домой, в Дамаск, к отцу.

Осторожно выглянув из-под навеса, Билл оглядел окрестность. Тома нигде не было видно, равно как и других варваров. Выскользнув из шатра, он перебежал к соседней повозке и, скрывшись за ней, стал красться к загону, куда отвели его коня.

В загоне молодой варвар разливал из ведра воду в лохани. Принц, спрятавшись за телегой, долго выжидал, когда парень уйдет, а потом подбежал и перемахнул через ограду. Конь, привыкший к седоку, послушно пошел за Биллом и позволил надеть на себя седло и сбрую. Опасливо оглядываясь, Билл потянул коня из загона, направляясь к лесной дороге, по которой отряд пришел в стойбище.

- Куда это ты собрался?

Принц застыл, как обданный ледяной водой. Медленно повернувшись, он выпустил поводья из рук, глядя на обнаружившего его Шакала. Подлетев к Биллу, Том вцепился пленнику в плечи и несколько раз сильно встряхнул его.

- Я спрашиваю, куда это ты собрался, дрянь?

- Я… - Заплетающимся от страха языком попытался ответить Билл.

- Сбежать решил, падаль?! Сдать меня?!

- Нет! – Вскрикнул Билл, пытаясь перехватить трясущие его руки Тома. Лицо Шакала, изуродованное яростью, было таким ужасным, что принц не выдержал и отвел глаза. Но главарь истолковал это по-своему…

От сильного толчка в грудь Билл повалился навзничь, ударяясь затылком о землю. Том нагнулся и, схватив его за ноги, поволок в шатер, принц беспомощно пытался уцепиться за землю пальцами, срывая ногти и заново обдирая едва зажившую кожу на ладонях. Втащив пленника внутрь, Шакал швырнул его на пол. Билл пролетел через весь шатер, упав в нескольких сантиметрах от угла китайского столика. Ощутив, как земля почти осязаемо дрожит от приближающихся шагов Тома, принц перевернулся на спину и попытался подняться на ноги.

- Прошу тебя, дай мне объяснить!

Удар сапогом в грудь откинул принца обратно на землю, и Билл задохнулся, выкатывая глаза.

- Нечего тут объяснять! Я все понял!

Нависнув над распластанным телом, главарь приподнял его за ворот и сощурился.

- Ловко же ты меня обдурил, - усмехнулся он, с ненавистью гладя в широко распахнутые от боли и шока глаза Билла. – Так умолял меня тебе верить. И я уж бы подумал, что и впрямь кому-то нужен стал… Глупец, какой же я глупец!

Том замахнулся, и принц глухо застонал, когда крепкий кулак главаря ударом заставил его голову дернуться вбок. Острые костяшки ранили нежную кожу, вминая ее до самой кости, но худшую боль приносили не меткие удары, а едкие слова Шакала.

- Искусный лжец…

От удара в живот Билл согнулся пополам, но тут же взвыл, разгибаясь от другого удара, пришедшегося в поясницу.

- Умен оказался, паук… Меня же против меня самого использовал!

Принц слабо защищался, поднимая к разбитому лицу руки, пачкаясь в текущей по подбородку крови. Шакал бил пленника с остервенением, часто попадая по одному и тому же месту ударов, пинал и катал по полу, не переставая оскорблять и унижать принца.

- Чертова мразь, хорошо тебе сейчас? Хорошо? Сейчас вырву тебе ноги, чтобы нечем убежать было! И язык, чтобы нечем было меня выдать!

Захлебываясь собственной кровью, Билл прохрипел:

- П… рости… меня…

Занесенный для очередного удара сбитый в сукровицу кулак замер. Мелькнувшее в красных глазах Тома изумление сменилось еще большей яростью.

- Опять дуришь меня? Думаешь, сжалюсь и отпущу? Ну уж нет, никогда в жизни я больше не куплюсь на сладкие речи и красивые глазки! Лучше убью тебя!

Боль из истерзанного тела вдруг хлынула в центр груди и взорвалась там, сжигая душу в огне и вырываясь слезами и криком.

- Так убей, убей же! Убей и докажи, что ты зверь, потерявший душу! Убей меня и будь проклят! Будь ты проклят!

Взревев, Шакал отбросил от себя Билла, и, встретившись виском с ножкой опрокинутого столика, принц погрузился в непроглядную темноту.

Темнота была наполнена покоем, принесла избавление от боли и страха. Словно плотное черное полотно окутало сознание, услужливо охраняя его от жестокого внешнего мира. Сладостное умиротворение звало остаться в нем навечно, тянуло чем-то вязким в никуда. Но внезапно извне пришел холод, обжигающий, множеством ледяных капель пробирающийся в легкие, выдирающий из небытия. Пелена забрезжила и развеялась, пустив неясный свет светить сквозь сомкнутые веки.

Билл застонал и очнулся. Пережитое тут же навалилось на него неподъемным грузом, отозвавшись во всем теле тянущей и ломящей болью. В голове громко стучало, отчего перед глазами все кружилось, а распухшие от ударов губы отказывались двигаться. Принц замер, не шевелясь, стараясь медленно и глубоко дышать, чувствуя, как текут под одежду тоненькие струйки невесть откуда взявшейся воды.

На голову вновь хлынул холодный поток. Принц дернулся и беспомощно замычал от болезненной судороги, прострелившей насквозь тело. Рядом послышался шорох, и Билл посмотрел в его сторону повлажневшими глазами. Рядом с ним, громко дыша и сопя, возилась безобразная старуха, похожая на ведьму. Седая, с лицом, полностью покрытым глубокими морщинами, и большим крючковатым носом, одетая в грязный широкий балахон, она копошилась в своем подоле и что-то бормотала себе под нос. Билл затаил дыхание, с беспокойством глядя на нее, на ее костлявые руки, ломающие и складывающие в глубокую глиняную плошку какие-то корешки. Старуха выглядела устрашающе, будто выжившая из ума, трясла головой и косилась на Билла бесцветными глазами.

- Кто ты? – Прошептал Билл, почти не шевеля губами. – Что ты хочешь со мной сделать?

Бабка не ответила, даже не оглянулась, продолжая свое нехитрое дело. Принц вздохнул, смаргивая дрожащую на ресницах влагу.

- Это знахарка, - услышал он тихий голос, так плавно влившийся в треск горящих факелов, что был едва различим. – Она готовит отвар, чтобы помочь тебе побыстрее поправиться.

Билл всхлипнул, в телесную боль шершавой нитью вплелась душевная. В памяти возникло лицо Шакала со злым оскалом, обезумевшими от ярости глазами и вздувшимися венами на лбу. И режущий, словно клинок, голос, выкрикивающий оскорбления, бывший сейчас таким спокойным и мирным.

- Зачем? Сперва чуть не убил меня, теперь выхаживать взялся. – Принц крепко зажмурился, причиняя боль поврежденной каменными кулаками коже, но вернувшееся из недавнего кошмара видение не исчезало. Том промолчал, задумчиво скользя взглядом по ссутуленной спине пленника, а затем поднялся со своего места в углу шатра и вышел прочь.

Он помнил лишь неподвластный приступ злого сумасшествия и мучительное желание убить араба, омыть руки в его теплой крови, но каждый удар приносил ответную боль, словно били его самого. Вид бессознательного, истекающего кровью пленника отрезвил Тома, размыв багряную поволоку перед глазами. И все его существо тотчас наполнилось таким острым чувством вины, что заставило Шакала заметаться по шатру с воем, как зверя в клетке, бессильно царапая грудь и вырывая волосы. Придя в себя, Том приблизился к Биллу и долго стоял над ним, не решаясь прикоснуться, боясь причинить еще больше страданий. Осторожно подняв принца на руки, Том перенес его на шкуры, едва сумев удивиться тому, каким легким был араб, несмотря на высокий рост. Оставив того лежать на боку, чтобы ненароком не захлебнулся собственной кровью, Том вышел из шатра и направился в ближайший такой же «дом», разбудил хозяина тычком в бок, наказав тому позвать старую ведунью, имени которой уже никто не помнил.

В ожидании старухи Том сидел подле Билла, не сводя с него глаз и напряженно вслушиваясь в его слабое редкое дыхание, не замечая, как задерживает свое, замирая над телом. Под головой араба постепенно расплывалось темное пятно от струившейся от носа и губ крови, волосы прилипли к содранной и покрытой сукровицей коже. Шакал медленно сходил с ума, и виной тому был безотчетный страх, не имевший объяснения, что Билл не очнется, и удушающее осознание своей неправоты – пожалуй, впервые в жизни.

Но и сейчас, когда пленник, наконец, открыл глаза и даже заговорил, Тому не стало легче. Он покинул шатер и побрел вдоль стойбища, угрюмо наблюдая, как замедляют шаг и обходят стороной его встречные варвары, а дети, ловя его тяжелый взгляд, куксятся и прячутся за материнские юбки. Как будто все осуждали его за содеянное, как будто сами присутствовали при избиении несчастного араба. Том остановился у наспех сколоченного из необтесанных досок амбара и ударил кулаком во врытый в землю столб, держащий навес. Гнев вытеснил чувство вины и стыда, заставляя раздувать ноздри и сжимать челюсти. Множество вопросов и восклицаний негодования роились в голове, словно личинки в дупле, проедая сознание, как кору дерева. Разве он не защищал свою жизнь и свободу? Ведь араб собирался бежать и сдать его правосудию на расправу. Почему должен он заботиться и обхаживать пленника, кто он – разбойничий главарь или нянька? Не он ли бессердечный головорез и грабитель, наводящий ужас на мирных жителей, называемый исчадием ада? Отчего тогда теряется всякий раз, стоит только арабу взглянуть на него своими большими темными глазами?

Старуха долго мешала свой отвар, монотонно что-то напевая, и ее гнусавый голос успокаивал Билла, вводя его в состояние апатии. Закончив варить, ведунья придвинулась к принцу и, надавив ему на подбородок, влила в открытый рот содержимое миски. Горячий травяной отвар обжег горло, проливаясь на щеки и шею, и Билл закашлялся, морщась от щиплющего язык горького вкуса. Накатила дурнота, мир вокруг закружился и слился в одно пятно. Билл откинулся на шкуры и вновь потерял сознание.

Он метался между сном и явью, то приходя в себя, то погружаясь в черноту, ощущал себя легким, как перышко, а в следующий миг хрипел от тяжести собственного тела, ломающей кости. Зелье проникало в кровь, заставляя ее бурлить и закипать, а потом застывать, и Билла начинало трясти в ознобе. В минуты редкого прояснения он неподвижно лежал и смотрел вверх, думая о том, целебного ли отвара дала ему ведьма или яда.

Иногда, находясь в полудреме, не засыпая, но и не и имея сил поднять свинцовые веки, он чувствовал, как кто-то ходит возле него, садится рядом, поправляет на нем укрывающую шкуру, невесомым прикосновением касается его лица. Принц хотел схватить этого человека за руку, но когда, преодолев слабость, поднимал руку, то хватал лишь воздух.

Через какое-то время Билл открыл глаза и понял, что может двигаться почти без труда. Тело подчинялось его воле, лишь глухо ныло в тех местах, куда сильнее всего приходились удары. Билл, с подозрением прислушиваясь к своему телу, пошевелил под покрывалом ногами и руками, несколько раз повернул голову из стороны в сторону. Стараясь не напрягаться и сохранять силы, он аккуратно сел и увидел, что был без одежды, облепленный какими-то широкими листьями и обмазанный неприятного вида субстанцией. Брезгливо морщась и сдерживая тошнотные порывы, принц поддел ногтем засохшую корку и сковырнул ее.

- Мерзость… - Произнес он, отбрасывая ее от себя. За пологом, разделяющим половины шатра, послышался шум, и Билл накрылся шкурой, пряча обнаженное тело. Вошла старуха, волоча в скрюченных пальцах затертые тряпки. Она остановилась рядом с Биллом, оглядела его и, повернувшись к пологу, громко и сердито что-то крикнула. Плотный навес обрисовал контуры крепкого мужского тела, и в шатре появилась спина Якоба, тащившего за собой вместительную лохань с водой. Принц улыбнулся, успевший соскучиться по своему доброму другу. Красный и отдувающийся от напряжения варвар выглядел весьма забавно.

- Здравствуй! – Воскликнул Билл. – Как же я рад тебя видеть!

- Уфф… - Якоб вытер лоб внешней стороной кисти. – А я-то как рад! Эх, ты, бедолага… Совсем одного оставить нельзя.

Бородач сел возле Билла, пока ведунья вытряхивала из привязанных к поясу тряпочных мешочков в лохань разные травы. Оглядев принца, он болезненно сморщился.

- За что же он тебя так? – Горько спросил Якоб. – За что изувечил?

Билл промолчал, погрустнев, вспоминая свой опрометчивый поступок.

- Наверное, я заслужил, - проговорил он, подумав. – Я пытался убежать, как только остался один… и он меня поймал.

Якоб всплеснул руками с изумленным возгласом.

- Совсем рассудка лишился, парень? Да что ж это такое? И как не убил тебя Томас совсем за такое самоволие?

Принц обиженно посмотрел на варвара.

- А что мне оставалось? Разве кому-нибудь я нужен здесь? В походе ты меня на поруки взял, а здесь разве смею я тебя от семьи отвлекать?

- Что за глупости? Моя семья тебе рада будет, как своего примем. Сегодня же с Томасом поговорю, заберу тебя к нам. А то убьет до смерти, а я и знать ничего не буду…

Билл покачал головой, благодарно улыбаясь.

- Спасибо тебе, но ты не обязан меня оберегать. Раз уж суждено мне через эти тяготы пройти, пройду сам.

- Калекой ты после этих тягот останешься, - пробурчал Якоб. – Гляди, какой нарыв под глазом всплыл.

Билл осторожно коснулся пальцами липкой и чувствительной кожи под глазом и вздохнул. Старуха подошла к ним и что-то заговорила, указывая на него пальцем.

- Что она говорит?

- Говорит, что тебе искупаться надо, мазь лечебную смыть. Плещись пока, а я пойду Томаса искать. Негоже так с хорошими людьми обращаться.

- Но он и так тебя из отряда выгнал? Еще больше разозлится ведь!

- И пускай! – Варвар махнул рукой и покинул шатер.

Придерживаемый непрерывно бормочущей ведуньей, принц встал и, слегка пошатываясь, перебрался в лохань. Вода была еле теплой, и он ежился и вжимал голову в плечи, когда бабка поливала его из черпака, но вместе с тем чувствовал себя довольным, впервые за долгое время принимая ванну. Обмыв принца, старуха хлопнула его по плечу, и Билл послушно, хоть и с неохотой вылез из лохани.

Живя во дворце, принц привык к тому, что его всегда окружали слуги, помогая и принимать ванну, и одеваться, и не стеснялся своей наготы в их присутствии. Но здесь, среди чужого народа, даже рядом с безразличной ко всему старухой он стыдился и прикрывался, краснея, вытираясь всученными ею серыми тряпками. Все было не так, иначе в мире, где мужчины заковывались в доспехи с ног до головы, а женщины ходили с голой грудью.

Том появился в шатре лишь ближе к закату. В полном молчании он прошел мимо Билла к сундуку, даже не взглянув на пленника, и стал перебирать в нем что-то. Билл украдкой смотрел ему в спину, мучаясь мыслями, что не давали ему покоя весь день с того момента, как он проснулся.

«Как мне теперь быть с ним, как вести себя? Стоит презирать и ненавидеть его, ведь он избил и унизил меня, даже не удосужившись выслушать. Я просил у него прощения, не так ли? А арабские халифы не просят прощения, это их молят о снисхождении. Он отверг мою дружбу, стоит ли вновь пытаться наладить отношения?».

Шакал скинул куртку и стянул через голову рубаху, бросив их на сундук. Мысли внезапно спутались в голове, как нитки в клубке, хаотично перемешались.

«О чем я думал только что? Соберись, Абильхан… Помнится, я его проклинал. А есть вообще человек, что не проклинал бы его?».

Том обернулся и пронзил Билла холодным взглядом.

- Возьми себе покрывало и иди спать в угол. Довольно понежился на моей постели.

- Нет, - твердо ответил принц. – Я останусь здесь.

- Вот как? – Главарь сложил руки на груди, и Билл скользнул по ним взглядом. – С чего это ты взял?

- Я еще не оправился от твоих побоев.

Том поджал губы так, что они побелели.

- Хорошо, - процедил он. – Но завтра ты отправишься к Йохану в лачугу. Он там найдет тебе достойное место.

Билл зло выдохнул и стал выбираться из-под шкуры.

- Покрывало возьми.

- Не нужно. – Принц отошел в самый дальний от Шакала угол и сел на пол, обхватив колени руками. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, пока Том не отвел взгляд. Подняв с пола странную палку, похожую на половник, он погасил сначала один, потом второй факел, и шатер погрузился во мрак.

Биллу было холодно и жестко, вдобавок ко всему жалобно заурчало в животе – принц не помнил, когда ел в последний раз. Он согнулся еще сильнее, чтобы унять эти звуки, и устроился на боку. Несмотря на застеленный пол шатра, Билл все равно чувствовал каждый камень, что лежал на земле под настилом.

- Когда ты уже уймешься? – Раздраженно пробурчал Том из темноты. – Хватит там вздыхать и возиться.

- Мне было бы гораздо легче, если бы кто-нибудь дал мне поесть, - ответил Билл.

- Потерпишь до утра.

- Тогда пеняй на себя, стонать и ворочаться я не перестану.

Принц услышал сердитый возглас Тома и шорох шкур и сжался в комок, ожидая, что вот-вот из темноты на него вновь посыплются удары. Но раздался лишь скрежет кремня, и в шатре вновь вспыхнул свет. Главарь вышел, обдав пленника порывом воздуха из откинутого полога.

Билл почти задремал, когда Том вернулся вместе с Якобом. Варвар протянул ему миску с дымящимся бульоном, в котором плавал кусок мяса, посыпанного зеленью. Принц повел носом, втягивая аромат, и нахмурился.

- Что это за мясо? – Спросил он.

- Свежее, можешь не волноваться, - с улыбкой ответил Якоб.

- Я не об этом. Чье оно?

- Какая разница? Ты хотел есть, ешь.

- Это важно. – Билл выжидательно поглядел на бородача

- Свинина, - сказал тот.

Услышав это, Билл поспешно отодвинулся и закрыл нос ладонью.

- Что? Она же свежая.

- Я не буду.

- Почему это?

- Не буду. Убери. Мне нельзя свинину.

- Слушай, ты, неженка арабская, - прошипел Том, теряя терпение. – Ты уже достаточно позлил меня. Долго я еще буду прыгать вокруг тебя? Есть только свинина, и ты будешь ее жрать!

- Томас, прошу тебя…

- Моя вера запрещает мне есть свинину! – Воскликнул Билл.

- Ну и подыхай тогда с голода! – Крикнул Шакал и выбил миску из рук Якоба. Посудина упала на пол и раскололась, бульон выплеснулся на пол, жирными каплями расплываясь на ковре. Принц вскочил на ноги, чувствуя, как страх ползет по позвоночнику, и попятился прочь от главаря, сверлящего его налитыми кровью глазами.

- Забери меня! – Закричал он, бросаясь в руки Якоба. – Забери меня, умоляю!

Испуганно оглядываясь на Тома, варвар вытащил на улицу бьющего в истерике принца, держа ударяющие его в грудь худые руки.

- Тихо, тихо… - Повторял он, не надеясь, что сможет успокоить Билла. – Не плачь, все будет хорошо… все будет хорошо…

Ослабший Билл выскользнул из его рук, бессильно опускаясь на землю.

- Умоляю, помоги мне! – Зарыдал он. – Отведи меня домой! Отведи домой! Клянусь, я дам тебе все, что пожелаешь! Любые богатства! Золото, камни, все, что захочешь! Только помоги!

- Не надо мне золота… - Якоб попытался поднять Билла, обнимающего его ноги. Несдержанные слезы тускло блестели в его бороде.

- Мой отец сделает тебя военачальником… или советником… Твоя семья будет жить в роскоши, только помоги мне вернуться домой… Я так больше не могу!

Тут Билл надрывно взвыл и стал вырывать руки из ладоней варвара. Якоб оглянулся и увидел Тома, идущего к ним из шатра. Старик загородил собой пленника, но Шакал властно отстранил его и, наклонившись к Биллу, с размаху ударил его по лицу раскрытой ладонью. Всхлипнув, принц упал на землю и затих.

- Да что ж ты делаешь-то? – Накинулся на Тома Якоб. – Что ж ты творишь-то, ирод? За что же ты парня калечишь? Что он тебе сделал, что ты его убить хочешь?

- Ирод? Ирод невинных младенцев резал, а я – хитрого араба, плетущего против меня сети.

- Что ты говоришь такое, Томас, какие сети? Это же ангел чистый, неужто тебе его не жаль?

- За что я его жалеть должен, за то, что выдать меня хотел? За то, что тебя склоняет к этому? А ты и ведешься, старый дурак! Уши развесил! Рассказываешь ему про меня байки всякие, печешься… Понравились тебе его посулы золота и власти? А? Вижу, как тебя это манит. Всего лишь надо указать королевским солдатам, где Шакала искать.

- Ты чего, Томас? – Неверяще спросил Якоб. – Чего говоришь? И в мыслях у меня не было выдавать тебя, я ж тебя с малолетства знаю, зачем обижаешь меня? Я ж первый Ангуса поддержал, когда…

- Не надо вспоминать Ангуса. Он-то был вам любимым вождем, надеждой вашей. А я? Кто я вам? Кто я, ответь мне, Якоб?

- И ты наш вождь и надежда, - сказал Якоб, кладя руку на плечо Тома. Шакал скинул руку.

- И зачем ты лжешь мне? Я наелся этой ложью аж до тошноты. Думаешь, я так слеп или опьянен властью своей? Я не вождь вам, а овца на заклание. Идете за мной на любое дело, прикрываясь преданностью и памятью Ангуса, но любой готов связать меня ночью спящего, и сдать, а потом прийти на мою казнь и встать в первый ряд!

Том задохнулся от крика и замолчал, медленно выдыхая. Приблизившись к Якобу вплотную, он тихо проговорил:

- А я ведь жить хочу, понимаешь? Доверять хочу, а некому. Все меня зверем считают, выродком каким или клещом, что кровь сосет из вас. А я человек, Якоб, понимаешь? Я ведь не из земли или конского навоза сделан, а из мяса и костей, как ты и как он. – Том кивнул на поднимающегося с земли Билла. – У меня внутри не вода течет, а кровь. Или ты моей крови не видел?

- Видел, Томас, - виновато пробасил варвар, отводя глаза.

- Почему же ты тогда меня иродом называешь? Я так же за свою жизнь борюсь, как и араб этот. Да вот только отчего-то в его царском праве на жизнь никто не усомнился никогда. А мне, шакалу, места на белом свете нет, раз даже собственная мать мною побрезговала, в сточную канаву кинула.

Том горько усмехнулся и взглянул на Билла, оглядел его мокрое и испачканное в пыли лицо. Тот стоял, держась за руку старика, а в глазах мутной влажной пеленой стояла боль, молящая об избавлении. Но Шакал отвернулся от этих глаз, не желая больше верить им.

- Как же так, дедушка? – Внезапно во время рассказа воскликнула одна маленькая девочка. – Ты обещал рассказать нам историю о любви, но где же она? Злой варвар только делает принцу больно, разве же это любовь? Мне жалко Абильхана!

Девочка зашмыгала носом, собираясь заплакать. Ахмед сочувственно покачал головой и сказал:

- Дитя мое, любовь рождается в муках, подобно человеческому ребенку, и взращивается непрестанным трудом, как редкий цветок. И чем больше человек трудится над ней в поте лица, тем слаще будут ее плоды.

- А мне жаль Томаса, - заявил самый рослый мальчишка. – Он такой храбрый и сильный, но совсем один и несчастлив.

- И это понятно, мой мальчик. Свое счастье надо заслужить, выстрадать. Аллах всевидящ, и за любую боль он воздает сполна, лишь надо вовремя углядеть свое счастье и не бояться ухватить его.

- Я не побоюсь! – Гордо воскликнул мальчишка.

- А ну замолкни, - шикнула на него его старшая сестра, стоящая позади, молодая девушка на выданье. – Так что же там дальше, дед Ахмед? Скорее же расскажи, что с принцем!

Старик улыбнулся нетерпеливости девушки и продолжил:

- Сказал Шакал эти недобрые слова, махнул рукой и ушел прочь. Хотел было Якоб пойти за ним, но не смог оставить Абильхана одного, тем более что держался тот за варвара, как за последнюю соломинку. Ничего не оставалось Якобу, как увести принца к себе домой, в тесную повозку, снятую с колес и поставленную на землю. Привел он Абильхана, постелил ему у стены и уложил спать. Билл свернулся калачиком и забылся тревожным сном…

И потянулись ночи, беспросветные, безлунные, дни, унылые и серые. Зарядили дожди, превращающие мшистую лесную землю в болото, пружинящее под ногами. Завыл ветер, плутающий между деревьев, сбрасывая с засыхающих веток пожухлые листья. Протяжно скрипела и хлопала дверь лачуги, нагоняя холоду в маленькое пространство. Билл открывал глаза и видел перед собой занозистые влажные доски повозки. Он не вздрагивал от налетающих и бьющих в спину порывов ветра, скорее отрешенно понимая, чем чувствуя, - холодно. Но сворачиваться и кутаться в покрывало не было желания и сил, да Билл бы и не согрелся, внутри него все замерзло.

Целыми днями принц пребывал в состоянии полудремы-полуяви, медленно теряя уходящую сквозь половицы в землю жизнь и забывая, кто он есть. Сверкающие на солнце белоснежным мрамором башни и стены родного Дамаска, оранжевые жгущие пески, вид из окна спальни, украшенной фресками из драгоценных камней – все это казалось далеким сном, пришедшим откуда-то из глубин сознания, или прекрасной сказкой, никогда не бывшей на самом деле, туманным призраком прошлого. А в настоящем была лишь полутьма продуваемой коробки из отсыревшего дерева, и Билл лежал в ней, не двигаясь, как в склепе.

Обездвиженное тело, не получавшее пищи, слушалось все хуже, голодные спазмы крутили живот, но принц не подчинялся им. Доски стенки слились в одно полотно, дрожащее, словно зыбь на воде. Билл подносил к глазам посиневшую руку и бездумно смотрел на линии, исчертившие тонкую ладонь. Округлая линия жизни, огибающая большой палец была отчетливой и глубокой, но, чуть отступая от ее начала, была перечеркнута едва заметным коротким шрамом. Биллу понадобилось немало времени, чтобы собрать воедино обрывки пустых мыслей и вспомнить, откуда он появился. Кажется, когда-то давно, в детстве, он упал и поранил ладонь о стекло… А может, этого не было, и он сам себе это сейчас придумал… Но шрам был, он делил его жизнь на две половины. До и после плена. До – такая маленькая, но яркая и любимая половина. И после – бесконечно долгая, тянущаяся до самого конца ладони, равнодушной резьбой говорящая о том, что дальше будет только ночь, беспросветная, безлунная.

- Совсем заледенел…

Билл почувствовал, что больше не спит, но открывать глаза не стал. Большая шершавая ладонь гладила его по голове.

- Замерзший птенец… Пора выручать, Агнесс, погибнет дитя.

- Помнится, когда приволок, говорил, что неприятностей мальчишка не доставит, - недовольно ответил женский голос. – А он, мало того, что полхибары занял, так еще и помирать у нас собрался.

- Агнесс, не будь жестокой. Плохо человеку, не видишь? Выходим его, поправится, будет нам помогать по хозяйству. Вот увидишь, никаких неприятностей…

- Как же, никаких. На то его Шакал и трепал, что сам его боится. Знаешь ведь, что про арабское племя говорят – все они, арабы эти, колдуны и чернокнижники.

- Глупости говоришь, обычные люди арабы, и Билл простой мальчишка, как все мальчишки в нашем стойбище.

- Дурень старый, глаза-то разуй! Коли Шакал так его ненавидит, зачем покрывать взялся? С отряда вышвырнули, теперь будешь сидеть и кряхтеть. Выгони ты этого араба взашей, пусть его вождь наш недоделанный до конца загрызет. А будешь защищать – и мы с тобой в лесу останемся, на сучьях висеть.

- Откуда в тебе столько зла, Агнесс?

- Не зло это, шкуры наши я сберечь хочу. Эх, не слушаете вы, мужики пустоголовые, жен своих. Говорила ж я, не будет нам счастья с этим чертом лесным, одни беды. Не подбирай то, что другой выбросил. Ангус жену свою уморил и дитя сатанинское пригрел.

- Что говоришь такое, дура? – Повысил голос Якоб. – Есть у тебя ум или нет?

- Давай, давай, громче ори, пусть еще арабский колдун очухается. А то, что дура – то правда, дурою была, коли пошла за тебя, родную деревню оставила. Застудилася вся в походах, малютку своего так и не родила. Дубина ты, Якоб, тьфу на тебя…

Сердитое ворчание и удаляющиеся шаги стихли. Теплая ладонь снова легла Биллу на голову.

- Давай, просыпайся, парень, открывай глаза. Не заставляй старину Якоба будить тебя силой.

Принц с трудом приоткрыл глаза. Варвар с тревогой прислушался к слабому дыханию, из бекровных губ едва вырывался сизый хвостик пара. Вскочив, Якоб засуетился, пытаясь плотнее закрыть покосившуюся дверь и пододвигая ближе к Биллу самодельную горелку – угольный костер в прокопченном тазу. Якоб повернул Билла на спину и легко встряхнул за плечи, голова принца запрокинулась.

- Будем тебя к жизни возвращать. Ты уж меня прости, не знахарь я, во всех делах этих не смыслю ничего. Как мог, так и лечил, да толку никакого вот. В шкуры оборачивал, ноги растирал. Ведунью эту звал на подмогу, да, видно, совсем старая чокнулась, не пошла. Бормочет все чего-то… я не разобрал, понял только, что не может она тебе помочь, и что я не помогу. Будто только тот, кто тебя ранил, излечить может. Но оставлять тебя помирать – лучше уж самому…

Варвар говорил без передышки, видя, что Билл еле заметно, дрожанием ресниц, но откликается на его басовитый голос. Аромат куриного супа поднимался от висящего на двух толстых прутьях над огнем котелка, постепенно вытесняя запах сырости и болезни.

Дата добавления: 2015-07-08