Уильям Шекспир 5 страница

- Опять гуляешь без стражи? – Раздался в темноте голос. Билл испуганно замер и заметил сидящего у воды Томаса.

- Опять изобьешь меня за это? – С вызовом спросил принц, но голос все равно дрогнул.

- Не буду, если станешь сидеть тихо и не позволять себе болтать лишнего.

- Значит, мне можно остаться?

Том помолчал.

- Можно.

Билл опустился на землю в нескольких шагах от Шакала. Он видел, как поднялись, напрягшись, его плечи, и в темноте будто снова загорелся шрам, прочертивший рваную линию на спине. Молчание тяготило принца, слишком много вопросов требовало ответа, слишком сильным и диким было желание вновь услышать задумчивый низкий голос, словно плотный молочный туман покрывающий собой существо принца, заглянуть хоть на мгновение за завесу из жестокости и черствости и увидеть, что скрывается за ней. Рискуя вновь испытать на себе гнев главаря, Билл осторожно сказал:

- Расскажи мне… - Принц задумался на мгновение, подбирая слова, - … что-нибудь.

- Что же? – Спокойно отозвался Томас.

- Хотя бы, как называется это чудное дерево, под которым мы сидим.

- Ива.

- Ива… - повторил Билл. – У нас нет таких деревьев, как у вас. У нас одни только пальмы… И земля не такая. У нас лишь пустыни, а земли каменистые и сухие. У вас земля влажная и мягкая.

Принц положил ладонь на землю и сжал ее, набирая горсть. Земля была сырой и холодной, оставляла на коже черные пятна. Вновь поднялся ветер, развевая ивовые ветки, и их шелест, при свете дня дружелюбно приветствовавший Билла, ночью казался угрожающим и таинственным.

- Холодно, - сказал Билл, запахивая куртку. – Почему так холодно?

- Потому что скоро зима, - насмешливо ответил Том.

- Ну и что? У нас в это время становится еще жарче.

- А у нас падает снег. Ты когда-нибудь видел снег?

Билл выпрямился, удивленный, что Том спрашивает его о чем-то.

- Нет. Но я слышал, что он белый и холодный. И что, если взять его в руку, он тает и превращается в воду.

- Так и есть.

Шакал поднялся и направился к камышам, намереваясь уйти.

- Постой! – Остановил его Билл, вскакивая на ноги. – Я хочу знать кое-что.

- Что?

- Почему ты отдал мне свою одежду?

- Ты чем-то не доволен?

- Нет, наоборот, очень признателен. Но ты ведь сам говорил, что я раб и поганый аристократ. Зачем же помогать мне? Только не говори, что это для того, чтобы я не заболел и не умер, и ты смог бы выгодно меня продать.

Главарь молчал, слившись во тьме со стеной осоки, и Билл подумал, что тот давно ушел, а он разговаривает с пустотой. Наконец, Том шевельнулся и произнес:

- Какая разница? Все равно эта причина – главная, и она все решает.

- Значит, есть и другие? – С надеждой воскликнул Билл, но ответом ему послужил лишь шорох и хруст камышей, ломающихся под удаляющимися шагами.

Окружающий мир опустился в непроглядную тьму, небо в считанные мгновения заволокли грозные тучи, готовые разразиться злым осенним ливнем. Билл все вглядывался в темноту между гибких, колышущихся на усиливающемся ветру теней, туда, где растаял, как ночное приведение, Томас. Гудящие от напряжения ноги готовы были сами оторваться от земли, тело в едином порыве с душой рвалось догнать оставившего после себя столько вопросов Шакала. Но страх незримыми, но цепкими нитями держал Билла на привязи, давил ему на плечи, будто погружая в черную вязкую землю, как в болото смирения. Безвольные ивовые ветки извивались и крутились в воздухе, как пойманные за хвост змеи, хлестали Билла по спине, опутывали руки, что-то злобно шептали на ухо. Принц опустил голову, не в силах смотреть, как буйное, напуганное воображение заставляет видеть в переплетающихся ветвях переплетающиеся ноги и руки, гнущимися к земле камышами рисует гнущееся тело – его, Абильхана, под настойчивыми, похотливыми руками, под толстыми, увешанными перстнями пальцами, жадно и больно пробирающимися в запретные места…

- Нет! – Билл бросился напролом через осоку вслед за Томом. Встречный порыв, ударивший в лицо с открытого берега, не вышиб из груди удушающего омерзения, возникшего от образов рабского будущего. Будущего, которое кроил ему угрюмый варварский вождь. – Постой! Томас! Остановись!

Принц догнал Тома и схватил его за руку, удерживая на месте. Том выдернул руку, скривившись как от ожога.

- Ну, что тебе нужно? – Надрывно спросил он.

- Прошу, выслушай меня! Мой отец хороший человек, он очень печется о нашем народе, открывает больницы и богадельни, раздает беднякам наделы земли и скот, а дань берет только с тех, кому есть, что дать. И я стараюсь быть похожим на него, я обходителен со слугами, всегда подаю милостыню нищим. За время правления моей семьи, у нашей страны не было ни одной войны!

- Зачем мне все это?

- Затем, что я не такой, каким ты меня считаешь! Может, те, кто встречался тебе раньше, и были подлыми и ничтожными людьми, но я не тот. Поверь, у нас правителями становятся наместники Аллаха на земле, мы не можем грешить и лукавить перед лицом Всевышнего. Он все видит!

Шакал усмехнулся.

- Причем тут ваш бог? Ты так боишься умереть, что пытаешься напугать меня им?

- Речь не о жизни, а о чести! Мы чтим наши честь и достоинство, и попрать их – преступление. Ты хочешь продать меня в наложники – это ли не унижение чести?

- Какое мне дело до твоей чести? А достоинство? Что это такое? Не трать свое красноречие, аристократ, разве мне, неотесанному дикарю, знакомы такие слова?

Билл мотнул головой, удивленно вглядываясь в темный овал лица Тома.

- Я не понимаю…

- Ты ведь считаешь меня нелюдем. Жалким выродком без имени и рода, - прошипел Шакал, и его тело передернула дрожь, заставляя подобраться, как для прыжка.

- Вовсе нет! – Воскликнул Билл. – Я так не думаю, клянусь Аллахом, не думаю! Я же вижу, как ты заботишься обо мне, я знаю, что ты не хочешь мне такой участи, какую прочишь…

- Ты видишь то, что хочешь видеть, ищешь во мне слабость.

- О, Господи, ну, зачем ты так? – Застонал Билл. – Зачем тебе нужна эта жестокая личина, зачем ты притворяешься бессердечным и злым? Неужели ты не страдал? Если бы ты пережил хоть долю того, что я…

- Откуда тебе знать, что я пережил? – Закричал Том, и его крик влился в оглушающий раскат грома. Темное небо в завитках туч прочертил ослепительный зигзаг молнии, осветив перекошенное яростью лицо Тома. Новая вспышка разрезала навес туч, и на землю хлынул ливень.

- Я не знаю! – Билл сжал голову, чувствуя, как его сносит потоком отчаянной горечи, лившейся из глаз Шакала. – Но очень хочу знать! Если бы ты поделился со мной, мы бы нашли способ, как помочь тебе!

- Ты уже это говорил, - устало сказал Том, закрывая глаза. – И я повторюсь – мне не нужна помощь.

Принц внутренне был рад тому, что со всех сторон налетает сильный ветер, и что дрожь волнения, бьющую тело, можно выдать за дрожь от холода.

- Я хочу тебя узнать, - прошептал он немеющими губами. – Я очень хочу тебя узнать…

Том не ответил, лишь нервно качал головой из стороны в сторону.

- Чем я хуже людей, что окружают тебя? – Билл кивнул на берег, где в спешке и суматохе носились варвары, собирая свои нехитрые пожитки и укрывая коней от дождя.

- Ничем. Им также нет дела до меня.

- Но мне есть...

- А тебе-то какое дело?

- Я не могу объяснить… - Билл замялся, отводя взгляд. – Поначалу я, скажу прямо, ненавидел тебя. Но теперь мне кажется, что это все не зря…

- Не надо, - холодно оборвал Том. – Я не верю тебе.

Принц запнулся и замолчал, изумленно переводя глаза с лица Шакала на его пальцы, едва касающиеся плеча пленника. Тотчас его прошиб озноб, и он присел, обхватывая себя руками.

- Т-ты д-даже н-не дал мне ш-ша-анса… - С трудом проговорил он, утыкаясь лбом в колени.

Том поднял лицо к небу и медленно выдохнул. Позволяя каплям стекать по лицу и шее под одежду, он открывал рот и ловил небесную воду, по-детски наивно представляя, как она падает внутрь, туда, где в центре груди, как в центре земли, горело и жгло адским огнем, где спорил и бесновался груз прожитого, с туго набитой котомкой опыта из обманутых ожиданий и разрушенных надежд, из разочарований и страхов. Приклеившийся намертво к лицу облик угрюмого и молчаливого зверя пророс глубоко в сознание, пустил корни в душу, черные и бугристые, как руки зла.

«Не верь ему, он лжет, он хочет запутать тебя, пустить пыль в глаза, а сам ударит в спину» - бились в голове мысли Шакала, и Томас внимал им.

«Верь ему… верь… посмотри ему в глаза… загляни в себя… ты же устал…» - отвечало что-то еще, новое, неизвестно откуда пришедшее, тонкой красной нитью пульсирующее в сердце.

Том смахнул воду с лица и, подхватив пленника под руками, рывком поднял его на ноги. Билл покачнулся и стал падать, не держась на ослабевших ногах, и Тому пришлось сильно встряхнуть его, чтобы вернуть в чувство. Билл всхлипнул и открыл глаза.

- Томас… - выдохнул он. Шакал сглотнул, с удивлением заметив, что принц пытается обнять его, отстранился и сказал:

- Я должен убедиться, можно ли тебе верить. У тебя еще есть время.

- Я докажу, - уверенно заявил Билл. Том отступил на шаг назад, оглядел пленника, и, зябко ежась от прилипшей к телу одежды, направился в лагерь. Принц опустил глаза, вновь невесомо погружаясь в чувство странной, щемяще-нежной прострации, что находило на него в прожитом дне не раз, когда, глядя в спину Тому, он вспоминал его, нагого, у заводи.

Порт Никомедии был переполнен, как никогда со дня его постройки. Старожилы города не могли припомнить, чтобы когда-либо с одного берега на другой переправлялись за раз столько кораблей. Торговцы и путешественники занимали таверны, бесцельно ошивались по улицам и досадливо бурчали, перемывая косточки тому, ради которого правитель города распорядился на день занять все их корабли. Но вслух никто не возмущался, предпочитая услужливо уступать и склоняться в поклонах. Ведь корабли требовались самому Шахджахану, арабскому халифу, во главе могучего войска направлявшемуся в военный поход на Франкию.

Воины и слуги сновали по пристани, погружая на борта множество сундуков, ящиков с провизией, связок и узлов, загоняли упрямящихся коней и верблюдов. Шахджахан наблюдал за ними из-под навеса, то и дело тяжко вздыхая и качая головой, халифу казалось, что работа продвигается слишком медленно, а он дорожил каждой минутой, ведь они отделяли его от дорогого сына, бедствующего где-то вдали.

Узнав о горе халифа от посла, правитель Византии, его старый друг, тотчас распорядился немедленно открыть все дороги арабскому войску, снабжать в пути водой и едой, и обещал по прибытию в столицу дать в подмогу и своих солдат. Шахджахан мучился в раздумьях. Он не хотел воевать, единственное, к чему он стремился, - отыскать Абильхана. Но если войны не избежать, он должен был быть готов к незамедлительному нападению.

Толстопузый начальник пристани, поправляя съезжающую с потного плеча тунику, гостеприимно распахивал объятия, целовал слюнявыми губами руки халифа и заискивающе лебезил, восхваляя величие и мудрость Шахджахана. Халиф лишь кивал в ответ, отстраненно замечая, как искажается лицо подлизы при виде драгоценных украшений и расшитых золотом одеяний правителя. Раньше его забавляли подобные ситуации, но теперь не осталось сил даже на холодную надменность.

«Отец, зачем они делают вид, что рады нас видеть?».

Шахджахан отошел от толстяка, пряча мокрые глаза. Будь рядом сын, он бы не преминул сказать этому противному типу что-нибудь язвительное и насмешливое. Но Абильхана не было рядом, и халиф не знал, сможет ли он когда-нибудь смириться с этим, если ему не суждено будет найти сына. Сердце упрямо хотело верить в лучшее, но горькие тревожные мысли доводили до исступления.

- А что, если Атхар ошиблась? – Успокаивал он себя, бродя между суетящимися слугами. – Что, если с Абильханом все в порядке, и он спокойно выполняет свою миссию? А я заявлюсь на границе Франкии и тем самым положу начало бессмысленной войне…

И тут же качал головой, отрицая собственные слова. С того света не приходят просто так, мертвые не ошибаются. А любимая жена не лгала ему и при жизни…

Поднявшись на палубу, Шахджахан устроился на носу корабля в ожидании появления другого берега и, успокоенный мерным скольжением по воде, незаметно для себя погрузился в воспоминания. Он помнил, как двадцатилетним мальчишкой, выбегал на мраморные ступеньки дворца навстречу вернувшемуся из поездки в дружественный Египет отцу. Вот отец спускается из своих носилок и подмигивает ему, подводя закутанную, как мумию, будущую жену. Свободными оставались только глубокие черные глаза, пустившие молнию прямо в сердце юному Шахджахану. Обомлевший, он мог только по-рыбьи открывать рот, влюбившийся с первого взгляда в один только гордый взгляд невесты. Шелестя многочисленными тканями, она быстро просеменила мимо и закрылась в своей комнате, и близко не подпустив назначенного ей мужа.

Целых две недели Шахджахан, забыв об учениях и обязанностях, слонялся около запертой двери, умолял и требовал, угрожал и пылко клялся в любви, но египетская красавица оставалась непреклонной, и даже гнев халифа не испугал ее. Отчаявшись добиться ее, Шахджахан вылез в окно соседних покоев и по узкому парапету, держась за рельефные узоры и рискуя сорваться вниз, перелез в комнату к невесте. Узнав об этом, его отец свалился с болезнью сердца, зато изумленная и напуганная египтянка тотчас признала Шахджахана своим мужем и господином. Так прекрасная Атхар стала его женой.

Она была красива, как египетская богиня, с вьющимися смоляными волосами и рядом жемчужных зубов между розовых сочных губ, умна, как сотня ученых мужей, умела читать и писать, ездить верхом и ткать кружева, танцевала, как фурия, пела и играла на лютне. Шахджахан любил Атхар до безумия, забросив других жен, проводил время только с ней. Остальные жены ревновали и завидовали черной завистью, но ничем не могли сравниться с Атхар, хоть и была та с норовом и могла выгнать мужа из спальни, если была чем-то недовольна, – все ей прощалось. Старались ее соперницы, как могли, но внимания мужа добивались редко.

Долго не могла Атхар понести дитя от Шахджахана, и он переживал, ведь хотел, чтобы наследника ему родила именно она. Отчаявшись, она плакала и отправляла мужа к другим женам, но тот и слышать ничего не хотел. Лишь через пять долгих лет их ожидания вознаградились. Шахджахан забросил все дела, целыми днями ухаживая за любимой, сам выбирал для нее лучшие фрукты и мыл ей ноги перед сном. Тяжело носила Атхар, и лекари, опустив голову, советовали халифу и его жене избавиться от ребенка, иначе Атхар не выносит его. Шахджахан в гневе выгонял мудрецов прочь, а сам шел в мечеть и молился Аллаху, не поднимаясь с колен. И Аллах даровал чудо – в день летнего солнцестояния, среди лучших лекарей халифата, под молитвы и заклинания появился Абильхан, сделав Шахджахана самым счастливым человеком на свете.

Халиф очнулся от того, что слуга звал его к столу. Полуденное солнце стояло высоко и пекло голову даже через чалму. Халиф направился вслед за слугой в каюту и сел обедать, все так же погруженный в воспоминания.

Его сын был как две капли воды похож на свою мать. Стая нянек и учителей не могли догнать проворного мальчишку, путаясь в своих одеждах, они ковыляли за убегающим принцем, но в итоге им приходилось лишь слушать удаляющийся топот детских ножек. Абильхан мог вбежать в тронный зал во время серьезного совета и спрятаться за троном отца, а то и вовсе вскарабкаться ему на колени. Мог влезть на пальму, растущую в саду дворца и довольно взирать сверху на столпившихся вокруг дерева растерянных наседок. Слушался маленький принц только родителей, по первому зову бежал к столу или в кровать. Шахджахан часто брал его в свои поездки и водил сына, показывая ему дома, площади и земли. Абильхан был очень любопытным, стремился везде заглянуть, все потрогать, со всеми поговорить. Единственный способ удержать его рядом - положить ладонь на вихрастую черноволосую голову и неспешным голосом рассказывать обо всем, что встречалось на пути. Возвращаясь домой, принц бежал к матери и, засыпая у нее под боком, пересказывал ей услышанные от отца истории.

Но правду говорят мудрецы, что счастье не может быть вечным, и семью Шахджахана постигло горе. Едва принцу исполнилось десять, Атхар неожиданно захворала и сгорела за два дня. Халиф в это время находился с визитом в Басре, и узнал о несчастье от срочного гонца. Бросив все, он вернулся домой, где его встретил брат аль-Мамун, поведавший, что, приехав в гости к племяннику, обнаружил Атхар в бессознательстве и бреду. Аль-Мамун тотчас вызвал лучших врачей, но ни один не помог женщине.

Потеряв жену, Шахджахан нашел утешение в сыне и сблизился с братом, который не отходил ни на шаг от халифа, поддерживая его. Но халиф с недовольством замечал, что Абильхан не признает дядю, старается спрятаться и придумывает разные отговорки, чтобы не видеться с ним. И халиф задался целью однажды помирить двух самых дорогих ему людей.

Но потерял еще и сына.

Сойдя на берег, Шахджахан отдал приказ держать курс на дворец византийского царя. Оседлав своего скакуна, он выпрямился и обвел взглядом вечернюю пристань. Переправы ждала лишь небольшая группа всадников, и, приглядевшись к ним, халиф задрожал, чувствуя, как внутри все закипает.

Посланные воины в мгновение ока окружили всадников и пригнали их к халифу. Бледного как смерть Хакима стащили с коня и швырнули на землю перед правителем.

- А ну, объясни мне, мерзкая крыса, что ты делаешь здесь и где мой сын? – Угрожающе спросил Шахджахан.

- Не губите, господин! – Взмолился визирь, ползая на коленях возле коня халифа.

- Где мой сын? – Вскричал Шахджахан. – Где он?

- Ради Аллаха, о мой господин… не велите казнить… он в плену…

- Что?! – Халиф покачнулся, теряя опору, и слуги едва успели подхватить его, чтобы тот не упал с лошади. – Как?.. Кто посмел взять принца в плен? Неужели это вероломные франки?

- Нет, господин, варвары! Варвары! Они перехватили нас на подходе во Франкию!

Халиф рассвирепел и, перегнувшись, схватил визиря за ворот.

- Как ты, пес, мог допустить это? Лучшие воины Сирии отправились с вами, как, отвечай?! Как вы посмели оставить его? Слуги! Отрубить ему голову!

- Нет! – Несколько слуг подошли к Хакиму и подняли его с земли. Хаким задергался, суча ногами в воздухе. – Клянусь вам, халиф, это не моя вина! Дикарей было слишком много! Что я мог сделать?

- А где остальные? Они тоже в плену?

- Нет, господин, они отправились к Людовику за помощью. А я к вам, чтобы доложить! Умоляю, не казните! Я помню место, где все случилось, я могу указать вам…

- Довольно, - сказал Шахджахан. – Мы сию же секунду выдвигаемся в путь, и ты нас поведешь.

- О, милосерднейший… - Хаким снова упал на колени и принялся целовать сапог халифа. – Простите меня, жалкого труса…

Халиф дернул ногой, отбрасывая визиря.

- Предупреждаю тебя, если с моим сыном случилась беда, если хоть один волос упадет с его головы… я расправлюсь со всеми вам без промедления, придумаю вам такую казнь, какая и в самом страшном кошмаре не приснится! И ваши трупы будут гнить вдали от дома, пожираемые червями, а души гореть в адском пламени!

Хаким втянул голову в плечи. «Аль-Мамун будет страшно разозлен», - подумал он.

Утро после ночного ливня было недобрым. Ветра не было, но от промозглого влажного воздуха, забирающегося за ворот одежды, все равно пробирал озноб, а в ушах гудело и ныло. Дорога была полностью размыта дождем и стояла в воде, потеряв свои очертания, и лишь глубокие отметины колес и комья мокрой земли по бокам от них свидетельствовали об ее местонахождении. Над землей вновь стлался почти непроницаемый туман, и принц подумал о том, что за все время его пребывания во Франкии, днем ни разу не было солнечно и ясно. Биллу хотелось спать, унылая погода влияла на его состояние, превращая энергичного и бодрого юношу в вялого и медлительного.

- У вас никогда не бывает солнца? – Спросил Билл едущего как всегда рядом Якоба.

- Почему же? Бывает. Просто осень такая выдалась, дождливая, пасмурная. А скоро зима, по всем приметам студеная…

- Вы и зимой так же переезжаете от места к месту? – Ужаснулся принц.

- От погоды зависит. В ясный день едем, в метель стоим. Иногда вьюга так разыграется, что приходится пережидать несколько дней, пока утихнет.

- И чем же вы питаетесь в такие дни? А спите прямо на морозе?

- Нет, ты что, так и замерзнуть недолго. Зимой мы вместе со стойбищем передвигаемся, мясо едим, молоко, спим в шатрах и кибитках, с женами под боком.

- А где же сейчас ваше стойбище?

- Прямо за Регенсбургом, полдня пути. Городок небольшой, тихий, вот там пока и оставили. Скоро уже, увидишь, как мы живем…

Билл вздохнул, переставая донимать старика вопросами. А вопросов было немерено, и все настойчиво требовали ответа. Что ждет его в стойбище варваров? Где он будет жить? Что будет делать? Как к нему будут относиться? Якоб сказал, что там их ждут семьи, жены. Значит, у него больше не будет времени, чтобы оберегать принца. Кто тогда будет заботиться о нем?

Билл вытянул голову и нашел взглядом Тома. Ответы предстоит искать у него. Принц закрыл глаза, мысленно возвращаясь в прошедшую ночь. Шакал дал ему шанс завоевать доверие, доказать, что Билл достоин быть отпущенным на волю, а не проданным в рабство или убитым. Но будет ли у Билла время, чтобы воспользоваться этим шансом? А вдруг у Тома тоже есть жена, и ему будет не до пленника?.. Принц с удивлением почувствовал неприятный укол в груди при этой мысли. Ведь Шакал, невзирая на всю нелюдимость и грубость, был молодым и красивым мужчиной, более того – предводителем своего крошечного обособленного государства. И вполне мог иметь жену.

- Как будто мне есть до этого дело, - пробурчал Билл себе под нос, злясь из-за все усиливающегося беспокойства.

- Чего говоришь? – Переспросил Якоб.

- Ничего, - поспешно отозвался Билл. – Это я просто так, сам с собой.

- А-а, ну, смотри, парень, сам с собой – это не по-мужски. – Варвар затрясся в седле от беззвучного смеха, поглядывая на растерянного принца.

- Что? – Непонимающе отозвался тот.

- Э-э-э… Да не бери в голову, мал еще. Вот, кстати, доехали уже до города, - перевел тему Якоб.

Из тумана словно сама собой проявилась деревянная крепостная стена с парой невысоких башен по бокам от запертых ворот. Отряд остановился подле стены, и от него отделилась пара воинов, подъехавших к калитке, вырезанной в воротах. Главарь оглядел своих всадников и несколько раз громко ударил в нее. Через некоторое время дверь отворилась, и из нее показался стражник в плаще, с которым Том вступил в переговоры. Ожидая, пока кончится разговор, и отряд сможет проехать через город, варвары нетерпеливо постукивали пальцами по коленям, мяли в руках поводья и обменивались короткими фразами. Билл поднял голову, разглядывая стену первого встретившегося ему франкийского города, и отметил, что по сравнению даже с самым маленьким арабским городом укрепления Регенсбурга кажутся лишь детской постройкой. Не найдя ничего интересного, принц посмотрел на ворота. Стражник, кривясь и воровато оглядываясь за дверь, принимал из рук Тома какой-то мешок. Затем он скрылся, и через мгновение послышался лязг отодвигаемых засовов, и одна створка ворот приоткрылась. Отряд устремился в город, проходя через ворота по одному.

До этого арабский принц считал, что в диком краю франков его уже ничем нельзя удивить, но город поразил его. Отец, наставляя его в путь, рассказывал, что во франкийских городах мощеные дороги и высокие каменные дома с резными фасадами, зеленые сады с цветами и фонтанами и невероятной красоты замки, поднимающие к небу шпили. Но копыта варварских коней месили все ту же непролазную грязь, что и в степи, а с двух сторон дороги ютились покосившиеся хибары в пару этажей из почерневшего от сырости дерева. Кое-где вокруг домов торчал из земли кривой частокол, за которым прямо во дворе бродили коровы и, к благочестивому ужасу принца, свиньи. Куры и прочая домашняя птица через дыры в заборах выходили прямо на дорогу под копыта коням и колеса телег. На улицах в такую рань было почти безлюдно, но Билл был уверен, что и в разгар дня здесь было также серо и тихо. Изредка навстречу отряду ковыляли грязные деды и старухи с клюками, в одном дворе в корыте полоскала белье худая изможденная женщина в платье с закатанными до локтя рукавами. Жители долго смотрели вслед варварам, и Биллу становилось не по себе от их тяжелого и пристального взгляда.

- Есть хочешь? – Голос Якоба прозвучал так неожиданно и резко, что Билл подпрыгнул в седле.

- Х-хочу, - ответил он, заикаясь.

- Сейчас. – Якоб остановился, спешился и направился к одному дому. – Жди меня здесь. Потом догоним своих.

Принц покосился в сторону постепенно отходящего отряда. Воцарилась звенящая тишина, и в ней мрачно и пугающе звучали крики летающих над городом ворон и тоскливое мычание коров. Сзади послышалось позвякивание сбруи и фырканье лошади. Билл обернулся и увидел Тома.

- Я думал, ты во главе отряда, - сказал Билл, удивленно глядя на него. Шакал объехал пленника и натянул поводья, вынуждая коня встать.

- Был, сейчас нет. Что ты здесь делаешь?

- Якоб хочет купить еды.

Том кивнул и, приложив кулак ко рту, зевнул.

- Отлично. Только место вы выбрали не самое удачное. Видишь вон тот особняк в конце улицы? – Главарь махнул рукой в сторону широкого побеленного дома, сильно отличающегося от остальных в городе. – Это дом местного главы. А рядом казарма с его солдатами. И они могут в любой момент выйти и схватить нас, если мы покажемся им подозрительными. А мы покажемся таковыми, будь уверен.

Принц побледнел, тревожно поглядывая в сторону казармы.

- Тебя-то, может, они и отпустят, - продолжал Том, усмехаясь при виде испуга пленника. – А меня, как только узнают мое имя, тут же препроводят в Париж на аудиенцию к Людовику. И местный глава получит награду, а я в лучшем случае буду брошен в темницу до конца своих дней.

- А в худшем? – Полушепотом спросил Билл, не уверенный, что хочет знать ответ.

- Меня казнят, - безучастно пожал плечами Шакал, словно речь шла не о нем. Сердце принца ухнуло куда-то вниз, и он завертелся в седле, отчаянно желая, чтобы Якоб вернулся поскорее.

Билл уже был готов спрыгнуть с коня и бежать искать варвара, как тот сам вышел из дома, неся в руках сверток и кувшин.

- Вот, парное молоко и свежий хлеб, - сказал он, косясь на главаря. – Поешь пока, до стойбища только вечером доберемся.

Билл благодарно принял еду и, повернувшись к Тому, протянул ему. Тот вопросительно посмотрел на принца, поднимая брови. Билл открыл рот, силясь придумать мотив своему порыву.

- Угощайся, - выпалил он. Руки, держащие кувшин, дрожали, и молоко, пузырясь, омывало горлышко белой пенкой.

- Оставь себе, я не голоден, - задумчиво проговорил Том. – Пора ехать.

Пнув коня в бок сапогом, Шакал двинулся в дорогу, стараясь спокойно проехать мимо дома главы, не привлекая к себе внимания. Билл опустил голову и глядел в белый кружок в горлышке кувшина, ощущая, как греет бок теплый хлеб, завернутый в тряпку. Том вновь проявил великодушие, оставив пленнику всю свежую еду, но отчего-то Биллу было досадно и грустно.

Принц чувствовал себя так, будто кто-то, отняв у него слух в мрачном Регенсбурге, внезапно вернул его, усилив до невозможности остроту. Еще тогда, когда, покинув город, к сумеркам отряд подходил к небольшому поселению, спрятанному в очередном поросшем елями лесу, Билл уловил странный звук, похожий на шум далекого базара. И вскоре, когда впереди едущие и загораживающие взор всадники вдруг припустили вскачь, увидел, что навстречу из поселения к ним бегут непрерывно кричащие дети и плачущие женщины. Истосковавшиеся по семьям варвары спрыгивали на землю, подхватывали на руки сыновей и дочерей, целовали радостных жен и матерей. Вместе они шли к расположившемуся стойбищу, где уже поджидали старики, отъездившие свое, и новорожденные младенцы, гулившие в самодельных колыбелях. Уставшие, но счастливые воины разбредались по своим шатрам и поставленным на землю повозкам, служившим домами, распрягали и отпускали пастись коней, скрывались за дверями и навесами, на какое-то время превращаясь из бесчинствующих и нагоняющих страх дикарей в обычных семьянинов и скотоводов. Билл топтался на месте, провожая варваров взглядом, в растерянности вертя головой по сторонам. Никто, казалось, вовсе не замечал присутствия чужака, поглощенный долгожданным воссоединением семьи. Лишний и забытый, принц краем глаза увидал, как невысокая полная женщина, одновременно бранясь и хваля бога, тащит прочь Якоба, волоча его за рукав, а улыбающийся Якоб покорно идет следом, ведя за собой своего коня. Билл остался один, как никогда раньше ощущая, как кричит внутри душа от боли и тоски по дому.

- Эй, Билл, - окликнул принца Том. – Иди за мной.

Украдкой смахнув проскользнувшую сквозь ресницы слезу, Билл пошел за главарем вглубь поселения, с облегчением отмечая, что он тоже один.

Шатер Шакала был с виду таким же, как и у остальных, но внутри оказался шире, навесами перегороженный на две продольных части. Откинув полог, Том вошел и кивком позвал за собой принца. Первая половина шатра была узкой и заставленной каким-то нехитрым скарбом, а вторая, гораздо шире и свободнее, служила покоями главарю. Зайдя в них вслед за Шакалом, Билл остановился, с интересом разглядывая жилище Тома. Пол был мягким и теплым, выстланный, к большому удивлению Билла, старыми выцветшими коврами. На них стоял низкий столик, расписанный некогда китайскими гравюрами, а теперь потрескавшийся и облезший. В углу, заваленный одеждой и тряпками, стоял сундук наподобие того, что был у принца в сгинувшей в реке повозке. Но не награбленное добро путешественников разных стран привлекло Билла, а большая постель из шкур разных размеров и цветов, брошенных прямо на пол. Добротно выделанные и чистые, они так и манили своей мягкостью и теплом после утомительных дней дороги и сна на голой земле. По бокам от постели горели два привязанных к длинным шестам факела, освещающих весь шатер. И было в этом шатре для принца что-то необъяснимо уютное и родное, в отсветах огня на тканевой стене, колышущейся от налетающего снаружи ветра…

Дата добавления: 2015-07-08