Попытки реформ на фоне тридцатилетнего застоя. Крымская катастрофа 9 страница

329 онных учреждений» уж никак не меньше Болгарии. Эта конститу­ция, утвержденная на собрании именитых людей Болгарии, стала одной из наиболее демократичных конституций того времени. Она провозглашала всеобщее избирательное право для мужчин, однопа­латный парламент, существующий при великом князе Болгарском.

Обсуждение в общественных (да и правительственных, в виде пока только частных разговоров) кругах проблемы конституционного уст­ройства для России опять раскололо российское общество на «запад­ников» и «славянофилов», или, точнее, сторонников самобытного пути развития страны. Идее конституции как чуждого природе и ис­тории России заимствования и заурядного подражательства началось противопоставление самобытного варианта государственного устрой­ства, которое виделось его сторонникам в виде модернизированного Земского собора. Ссылки при этом делались на далекое допетровское время, когда якобы власть царя реализовывалась с периодически во­зобновляемой санкции общества и легитировалась Земскими собора­ми, созываемыми время от времени только по чрезвычайным пово­дам. Земские соборы (соборы представителей Земли русской) брали на себя решение наиболее крупных, спорных, принципиальных воп­росов, царь осуществлял текущую политику. Эту линию в 1879г. пы­тался отстаивать, в частности, П. Д. Голохвастов. 10 декабря он об­ратился с письмом к К. П. Победоносцеву, а также с записками, со­держащими критику конституционных убеждений и идею Земского собора. Его письма имели хождение в императорской семье и ее ок­ружении и вызывали — явно критикой конституции — удовольствие у императора и тогдашнего наследника престола¹⁹. Среди лиц, читав­ших сочинения Голохвастова, был и граф И. И. Воронцов-Дашков.

И. И. Воронцов-Дашков, со времени русско-турецкой войны во­шедший в окружение наследника престола, попытался создать умерен­ную программу, в которой были бы учтены интересы самодержавия и поместного дворянства, во всяком случае его верхушки. Вместе с генералом Р. А. Фадеевым, счастливо сочетавшим военные способно­сти с литературными, он подготовил такую программу в форме 12 пи­сем. В одном из них генерал высказывался и о даровании Болгарии конституции. «В то время, когда московский фабрикант, поволжский купец и дельный земец начинают сознавать более или менее ясно наше естественное (курсив мой, — Авт.) направление, Русская импе­рия дает конституцию освобожденной ею Болгарии. По этой консти­туции иностранцы судят теперь о наших политических идеалах. Но есть в ней хоть тень возникающего на наших глазах русского созна­ния? Вместо учреждений, вырастающих без посева на всякой предо­ставленной себе славянской почве — владыки или князя и кратко­срочной скупщины, каждого по своей части, — Болгарии дают ту са­мую конституцию, которую офранцуженные заговорщики 14 декабря 1825 года хотели навязать нашему правительству и от которой, к сча­стью будущих поколений, оно отбилось картечью»²⁰.

В «Письмах» рассматривались принципиальные вопросы о месте России в мире, отвергался путь следования за Западом, но зато ста­вилась и задача при сохранении самобытности все же решиться на обновление самодержавия, потенциальная дееспособность которого

не подвергалась сомнению, но на данный момент признавалась нуж­дающейся в укреплении. Если в сочинении «Чем нам быть?» роль этого общества отводилась реформированному дворянству, пополня­емому за счет наиболее общественно активной части предпринимателей и интеллигентов, то теперь, отказавшись (возможно, под дав­лением прошлой критики) от такой крайне сословной точки зрения, он высказывался за земство как элемент самоуправления, готовый взять на себя управление на местах и участие в возобновляемой де­ятельности Земских соборов в центре²¹

Такого рода сочинения свидетельствовали о том, что в ближай­шем окружении императора шел поиск разных путей модернизации государственного строя.

Для находившихся в трудном положении министров, которых Алек­сандр II не уполномочивал на представление принципиальных предло­жений, как того требовал не только обычай, но и закон, пришло вре­мя подготовительных действий, хотя бы в надежде на будущее. В смыс­ле резервов и опыта они находились в гораздо более благоприятном положении, нежели в начале 1860-х. В их распоряжении имелись ос­новательный (списанный с австрийской конституции) проект П. А. Ва­луева, по которому при Государственном совете учреждалась нижняя палата, проект великого князя, более скромный, — создания при Го­сударственном совете двух комиссий, для предварительного обсуждения части дел, затрагивающих интересы дворянства и земства; постановле­ние Комитета министров 1874г., в которое в конце концов — съежив­шись, как шагреневая кожа, — воплотился «конституционный» план Шувалова. К авторам проектов — Валуеву и Константину Николаеви­чу (Шувалов, вышедший в отставку, теперь уже занимал значительно более решительную позицию, считая необходимым провести серьезную реформу, и находил проект Валуева более предпочтительным) присое­динился военный министр. Д; А. Милютин начал готовить свою запис­ку, как и сенатор А. А. Половцов²². Это были программные записки, непременно затрагивавшие и область управления.

Валуев стал в 1879 г. знакомить со своим проектом ближайших коллег. Подготовительная работа была завершена им в декабре 1879 г. разговором с императором, который, как ив 1863 г., разрешил по­ставить проект на обсуждение наряду со старым планом великого князя. Обсуждение состоялось в январе 1880 г. и показало, что ка­бинет министров в этом составе в присутствии императора еще не способен откровенно высказать свои взгляды и заботится о демон­страции своей лояльности принципу неограниченной монархии и готовности действовать в чрезвычайных условиях методами текущей политики. По иронии истории отклонение идеи перехода к предста­вительному правлению, при котором законодательная власть сохра­няется за монархом, а депутатскому корпусу принадлежит лишь пра­во совещательного голоса («выражения мнения»), состоялось неза­долго до очередного покушения на императора.

Итак, политика 1878—1879 гг. строится как ряд откликов на те­кущие события, без попыток со стороны императора придать ей форму целенаправленной программы. Причина в том, что Александр II был просто не способен выработать программу самостоятельно.

Министерские круги в своей среде не находят лидера. Он приходит в феврале 1880г., неожиданно возглавив курс конструктивных дей­ствий, в то время как на него поначалу возлагались вовсе не преоб­разовательные задачи, а всего лишь «усмирение». Однако обстоятель­ства заставили его поступать в соответствии с логикой развития. История появления лидера такова.

С апреля 1879 г. после длительного (с 1867 г.) перерыва начались покушения на императора. 2 апреля 1879 г. в императора стрелял А. К. Соловьев, причем в двух шагах от главной резиденции монар­ха — Зимнего дворца. В этом же году народовольцы²³ начали готовить и подготовили взрыв императорского поезда, который должен был произойти во время одной из поездок Александра И. Все это, вкупе с тяжелым экономическим положением, окончательно подрывало пре­стиж власти, откровенно неспособной ни снять недовольство, ни по­давить его проявления. Взрыв в Зимнем дворце, подготовленный С. Н. Халтуриным, заставил правительство пошевеливаться. Сам факт проникновения террористов в Зимний дворец, основательная подго­товка взрыва были скандальными и пугающими. «Страшный перепо­лох» встретил в Зимнем дворце прибывший туда военный министр²⁴.

8 и 9 февраля 1880 г. Александр II созвал малое совещание мини­стров и наследника престола. Но и там разговор шел об усилении полиции и ускорении судопроизводства. Это не удовлетворяло наслед­ника престола, и он, очевидно, вспомнив 1866 г., когда был призван из политического бездействия самый жесткий из тогдашних государ­ственных деятелей М. Н. Муравьев, предложил по тому же образцу создать чрезвычайную комиссию. На заседании 9 февраля уже при­сутствовал гр. М. Т. Лорис-Меликов, стало быть, выбор был сделан довольно быстро: еще 8 февраля Александр II не был склонен при­бегать к крайним мерам и создавать комиссию, которая бы взяла на себя функции беспомощных ведомств: III отделения, Министерства внутренних дел и генерал-губернаторства. Тут же на заседании было объявлено об упразднении петербургского генерал-губернаторства, введенного менее года тому назад после покушения А. К. Соловьева.

М. Т. Лорис-Меликов в это время был харьковским генерал-гу­бернатором, назначенным на такую должность для наведения полу­военного порядка. В период русско-турецкой войны на Кавказском театре военных действий он оказался в должности командующего корпусом, фактически главнокомандующего. На Кавказе ситуация складывалась для России значительно лучше, чем на Балканах, и для Александра II и вообще военного руководства это было своего рода моральной поддержкой. Поэтому после окончания войны Лорис-Меликов был возведен в графское достоинство, и, когда начались поиски крупных местных администраторов, был назначен генерал-губернатором группы поволжских губерний — Астраханской, Сара­товской и Самарской. Здесь он отличился энергичными мерами борьбы со вспышкой чумы. После этого был переведен в Харьков.

Назначение боевого генерала на должность главы чрезвычайного учреждения, названного Верховной распорядительной комиссией,

показывало, что на него прежде всего возлагается задача репрессив­но-полицейская - подавление революционных эксцессов. Ситуация в известной мере напоминала 1866г. с его Верховной следственной комиссией. Разница заключалась в том, что на Верховную распоря­дительную комиссию, которая была поставлена над всеми ведомства­ми, занимающимися обеспечением порядка и внутреннего спокой­ствия, не возлагалась задача проведения расследования. Она должна была заняться текущей деятельностью с упором на правоохранитель­ную. Похоже, ни Александр II, ни тем более наследник престола не ожидали от Лорис-Меликова особых реформаторских программ, на­деясь просто обеспечить себе безопасность; Однако события начали разворачиваться ускоренно и совсем в ином направлении.

Лорис-Меликов оказался тем человеком, который исповедовал ши­роко распространенные идеи своего времени. К тому же обстановка этому способствовала. Либеральное общество, уставшее от беспомощ­ности власти, а министры — от отсутствия лидера, явно оживились; Ре­путация Лорис-Меликова позволяла надеяться, что он не пойдет по пути М. Н. Муравьева, и потому пресса восторженно (как последнюю надежду) приняла Лорис-Меликова и его первые же деяния²⁵. Если у него были представления о том, что нужно делать в настоящих усло­виях (что сомнительно), то уж, бесспорно, он заранее был твердо убеж­ден в одном: правительство должно ныне действовать в согласии с об­ществом и идти в русле общественных настроений. Первое, чем Лорис-Меликов отметил свое назначение на пост, было обращение к жителям столицы с призывом объединить усилия в борьбе с противоправитель­ственными выступлениями. И поскольку террор мало кому нравился как средство достижения цели, лояльная часть общества с готовностью откликнулась на призыв главы Верховной распорядительной комиссии, надеясь с его помощью осуществить свои чаяния. По крайней мере, небольшой резерв времени был ему обеспечен.

Лорис-Меликов простоял у кормила государственной власти год и сделал необыкновенно много. За это время он подготовил про­грамму перехода к новому витку продолжения реформ, причем уже в обстановке сотрудничества самодержавной власти с общественны­ми кругами в сфере законодательства. Ему пришлось сначала воз­главлять Верховную распорядительную комиссию, затем, с августа 1880 г., на посту министра внутренних дел распоряжаться розыском членов революционных организаций и создавать собственное рабо­чее окружение, которое бы генерировало идеи и поддерживало его предложения о преобразованиях. Он сознавал, что находится в цейт­ноте, ибо резерв времени властью растрачен. Общество нетерпели­во ждало от него каких-то немедленных позитивных действий, от­сюда — поспешное устранение им с поста министра просвещения Д. А. Толстого, упразднение III отделения, попытки объясниться с печатью и ослабить цензурные путы.

Ближайшими сотрудниками Лорис-Меликова стали новый ми­нистр финансов А. А. Абаза, пришедший в Министерство финансов с поста государственного контролера, руководитель Главного управле­ния по делам печати Н. С. Абаза, как и Лорис-Меликов приобретший популярность со времен войны, где он, медик по специальности, за-

333 нимался делами Красного Креста (организации, очень почитавшейся в российском обществе), а потом оказался одним из наиболее способ­ных и либеральных губернаторов. В качестве товарища министра фи­нансов был призван Н. X. Бунге, профессор Киевского университе­та, участник разработки крестьянской реформы 1861 г. Помощником Лорис-Меликова стал товарищ министра М. С. Каханов, а директо­ром канцелярии — А. А. Скальковский. Наиболее близким к Лорис-Меликову органом прессы оказалась самая распространенная петер­бургская газета «Голос», известная своими умеренно либеральными взглядами и постоянной поддержкой курса на продолжение реформ.

Один из спорных вопросов политики Лорис-Меликова состоит в том, пришел ли Лорис-Меликов в петербургскую бюрократическую элиту с убеждением в необходимости конституционных шагов или позже обрел его, исчерпав иные средства, подвергшись воздействию событий и своего окружения, а также поддерживавших его военно­го министра Д. А. Милютина, вел. кн. Константина Николаевича и др. Его отношение к проекту А. А. Ливена о созыве в Петербурге подобия аграрного парламента из чиновников и депутатов от обще­ства (земств и сельскохозяйственных обществ) позволяет уточнить этот вопрос. Это отношение недвусмысленно показывает, что уже в марте 1880 г. Лорис-Меликов понимал необходимость развития на­чал народного представительства, но до времени, он осторожничал, подготавливая для этого условия.

Его программа достаточно известна, ибо «всеподданнейшие» докла­ды, где она излагалась, были опубликованы, а исследователи²⁶ не мог­ли обойти вниманием эту фигуру, случайно вынесенную историей на пик событий и призванную решить накопившиеся в стране проблемы.

В основу программы М. Т. Лорие-Меликова были положены две главные идеи. Первая - сотрудничество с либеральными кругами об­щества, перевод их из оппозиции в лагерь союзников по борьбе с ре­волюционным движением. Самой существенной уступкой, которая должна обеспечить сотрудничество либералов с самодержавием, и фор­мой такого сотрудничества оказывалось общегосударственное предста­вительство, причем свои планы в этом отношении Лорис-Меликов сначала старательно маскировал, а когда раскрыл, то, следуя предшественникам, характеризовал эту меру не как ограничивающую самодер­жавие, но, напротив, как способствующую его укреплению. Вторая — облегчение положения крестьянства целым рядом мер, что должно было ускорить развитие сельского хозяйства и тем самым, создав ус­ловия экономической стабильности, ослабить недовольство деревни, что удержало бы крестьянство от участия в массовом движении.

Основные положения программы М. Т. Лорис-Меликова были им сформулированы вскоре после его назначения во всеподданнейшем докладе от 11 апреля 1880 г.²⁷ Там была высказана традиционная и вовсе не конструктивная (поэтому ей в докладе и не отводилось большого места) мысль о «непоколебимой строгости к злоумышлен­никам». И, поскольку чисто репрессивные меры признавались не­достаточными, уже выдвигалась задача «тесного союза с людьми благомыслящими». Кроме того, постулировался тезис о необходимо­сти доказать, «народу и, образованным слоям» дееспособность само-

державия, его готовность заботиться о населении. Лорис-Меликов перечислял множество мер, способных успокоить русское общество, указывая при этом, что многие из них уже предложены и разрабо­таны, но погребены в архивах «канцелярий и всякого рода комис­сий». Это важное замечание, свидетельствующее о преемственности его политики. Среди таких назревших и разработанных мер он пред­лагал: «возвышение нравственного уровня духовенства, реформа по­датная, дарование прав раскольникам, пересмотр паспортной систе­мы, облегчение крестьянских переселений в малоземельных губер­ниях; преобразование губернских административных учреждений, установление отношений нанимателей к рабочим, наконец, надле­жащее руководство периодической печатью»²⁸. Действительно, все это были меры, обсуждавшиеся, но отложенные;

Примечательно, что Александр III, в то время наследник, востор­женно отнесся к этой записке, восприняв ее именно как программу и притом как оригинальное сочинение, идеи которого не разделя­ются другими членами правительства. «Теперь, — писал он Лорис-Меликову 12 апреля 1880г., — смело можно идти вперед и спокой­но и настойчиво проводить вашу программу на счастье дорогой ро­дины и несчастье гг. министров, которых, наверное, сильно покоробит эта программа и решение государя»²⁹. Такое отношение наследника объяснялось тем, что программа не касалась сферы го­сударственной власти.

Что же до крестьянской части программы М. Т. Лорис-Мелико­ва, то она в общих чертах сводилась к ослаблению налогового бре­мени и решению земельного вопросу с помощью организации пе­реселений. Проведенная в ноябре 1880г. отмена соляного налога³⁰ входила в его аграрную программу и была первой и почти един­ственной мерой, которую он успел осуществить. Зато целый комп­лекс мер по решению крестьянского вопроса был им провозглашен, начат, но завершен уже его преемником; Кроме упомянутого докла­да программа М. Т Лорис-Меликова была изложена в последующих докладах и записках, в том числе в докладе 11 августа 1880 г. об организации сенаторских ревизий, призванных выяснить экономи­ческое положение в наиболее подверженных крестьянскому броже­нию губерниях и настроения там общества, в его речи отъезжающим сенаторам, записке 20 сентября о политическом положении³¹.

Более того, верный своему убеждению в пользе сотрудничества с общественными кругами, он вскоре после назначения его министром внутренних дел созвал издателей и редакторов крупнейших и самых влиятельных петербургских периодических изданий, чтобы сообщить им о своих планах и намерениях. Позволив деятелям печати рассуж­дать на любые темы, кроме проблемы государственного строя, он объявил, что на ближайшие 5—7 лет его действия будут направле­ны на оживление уже существующих институтов, особенно мест­ных — учреждений местного управления и самоуправления, т. е. на развитие самодеятельности снизу, выяснение с помощью сенаторских ревизий ситуации на местах, наладка четкой работы всего полицей­ского механизма при совместной деятельности полиции и жандарм­ского ведомства, полиции и новых учреждений. Важнейшей состав-

ной частью программы по праву считалась политика в делах печа­ти. Она должна была строиться на новом законе о печати, который должен был быть разработан в специальной комиссии, созданной под председательством П. А. Валуева, и имел целью устранение ад­министративного произвола, вызывавшего наибольшее недовольство, и переход к практике судебного разбирательства.

Сенаторские ревизии должны были подвести власть к разработ­ке, так сказать, пространной редакции его программы, выяснить конкретные ее пункты. Претворить их в законы, а законы — в жизнь с помощью общества. Поэтому, отправив сенаторов в ревизуемые губернии, он принялся за осуществление идеи привлечения депута­тов к законодательному процессу.

Лорис-Меликов пользовался доверием Александра II до последних дней жизни императора, по-видимому, чувствовавшего себя в безопас­ности за спиной боевого и энергичного генерала и доброжелательно вос­принимавшего его. предложения и аргументы. Зато наследник престола по мере расширения деятельности генерала все более в нем разочаровы­вался. Ирония истории заключалась в том, что Лорис-Меликов должен был обосновывать и проводить свою программу дальнейшего продвиже­ния страны к правовому государству с общенациональным представи­тельством, относительно свободной прессой, преследуемой за нарушение закона только по суду, с ликвидированной административной ссылкой и т. п., прибегая при этом к помощи средств самых архаичных, прису­щих феодально-абсолютистским режимам.

28 января 1881 г. Лорис-Меликов представил Александру II про­ект учреждения из представителей ведомств и приглашенных сведу­щих лиц двух подготовительных комиссий: административно-хозяй­ственной и финансовой, а также общей комиссии, в которой долж­ны были рассматриваться документы подготовительных комиссий до внесения их на рассмотрение в Государственный совет.

Предложения М. Т. Лорис-Меликова обсуждались на совещании у Александра II 5 февраля в присутствии наследника престола, вел. кн. Константина Николаевича, а также А. В. Адлерберга, самого М. Т. Лорис-Меликова, С. Н. Урусова, А. А. Абазы, П. А. Валуева и Д. Н. Набокова и были одобрены в принципе. Следующее заседа­ние по проекту Лорис-Меликова состоялось у наследника в Анич-ковом дворце 9 февраля. На него дополнительно был приглашен Д. М. Сольский. Наконец, 13 (14) февраля там же состоялось зак­лючительное обсуждение проекта, после чего был составлен журнал совещания, утвержденный 17 февраля императором³². В ходе обсуж­дения в проект были внесены некоторые поправки, в частности, не было утверждено предложение о введении в состав Государственно­го совета 10—15 представителей от земств и городов³³.

К 1 марта 1881 г. было подготовлено правительственное сообще­ние о созыве в Петербурге временных подготовительных комиссий. Утром 1 марта, обращаясь к великим князьям и наследнику, Алек­сандр II заявил, что им сделан «первый шаг к конституции»³⁴. Тог­да же царь пригласил к себе П. А. Валуева и условился с ним о со­зыве 4 марта Совета министров, чтобы проект-Лорис-Меликова был выслушан там до опубликования.

Весь год «министерства» М. Т. Лорис-Меликова был временем быстрого нарастания болезненного кризиса в правительственных верхах, осложненного морганатическим браком Александра II и к тому же, с одной стороны, его нежеланием сделать крутой: поворот в политике, а с другой — стремлением Лорис-Меликова убедить императора в необходимости оного. Ценой маневрирования, исполь­зования доверия Александра II, давления на него и наследника Лорис-Меликову удалось обеспечить поддержку своему проекту пред­ставительства. Император, подписав предварительный текст извеще­ния о созыве депутатов, как бы сбросил с себя бремя сомнений и отправился в последнюю в своей жизни поездку в Манеж. На пути его уже поджидали бомбометатели. Сложнейший клубок проблем, завязавшихся в эпоху реформ, был — вместе со скипетром и держа­вой — унаследован новым императором.

1 «Петербургская Кассандра» — П. А. Валуев- выразил это ощущение мо­мента в словах: «Государь возвращается. Только и речи о восторженной встре­че... Разве... самодержец возвращается триумфатором? Нужны дальнейшие уси­лия, нужно сознание всех трудностей незавершенного дела». (Дневник 1877— 1884 гг. Пг., 1919. С. 19-20).

2 Подробнее см.: Россия в революционной ситуации на рубеже 1870—1880-х

годов. М., 1983. С. 17-49.

3 Милютин Д. А. Дневник. М., 1949. Т. 2. С. 87 (Запись сделана осенью 1876 г.).

4 Denkwurdigkeiten des Botschafters General V. Schweinitz. Berlin, [1927]. Bd 2.S. 28

5 Валуев П. А. Дневник 1877-1884 гг. С. 26.

6 См.: Кельнер В. Е. Человек своего времени: (М. М. Стасюлевич: Издатель­ское дело и либеральная оппозиция). СПб., 1993.

7 Лапшина Г. С. Русская пореформенная печать 70—80-х годов ХГХ века. М., 1985; Вторая революционная ситуация в России: Отклики на страницах прес­сы. Сб. статей. М., 1981.

8 Чернуха В. Г. Правительственная политика в отношении печати: 60—70-е

годы ХIХ века. Л., 1989. С. 80-81.

9 Т. 1-2. СПб., 1876.

10 Васильчиков А. О самоуправлении: Сравнительный обзор русских и ино­странных земских и общественных учреждений. 1869—1871. Т. 1—3.

11 СПб., 1877.

12 Подробнее см.: Чернуха В. Г. Крестьянский вопрос в правительственной политике России (60-70-е годы ХIХ в.). Л., 1971. С. 70-122.

13 Волгин И. Последний год Достоевского// Новый мир. 1981. № 10. С. 103.

14 Петров Ф. А. Нелегальные общеземские совещания и съезды конца 70-х — начала 80-х гг. ХIХ в.//ВИ. 1974. № 9. С. 33-44.

15 Петров Ф. А. Из истории общественного движения в период второй ре­волюционной ситуации в России: Революционеры и либералы в конце 1870-х гг. // История СССР. 1981. № 1. С. 144—155. «Настоящего антагонизма.между нами и революционерами нет, вот в чем дело», — объяснял парадоксальность ситуации А. Н. Куломзин (Головин К. Мои воспоминания. СПб., 1908. Т. 1.С. 372).

16 КА. 1931. № 6 (49). С. 127.

17 Подробнее см.: Чернуха В. Г. Правительственная политика в отношении печати: 60-70-е годы ХIХ века. Л., 1989. С. 111-121.

18 Коротких М. X. Россия и конституционное строительство в Болгарии. 1878-1879. Воронеж, 1982.

19 РВ. 1905. Февраль. (Кн. 2). С. 746—750; К. П. Победоносцев и его кор­респонденты: Письма и записки. М.; Пг., 1923. Т. 1. Полутом 1. С. 19.

20 Письма о современном состоянии России: 11 апреля 1879 — 6 апреля 1880 г. 3-е изд. СПб., [1881]. С. 137-138.

21 Ананъич Б. В., Ганелин Р. Ш. Р. А. Фадеев, С. Ю. Витте и идеологические искания охранителей в 1881—1883 гг. // Исследования по социально-политической истории России: Сб. статей памяти Б. А. Романова. Л., 1972. С. 302—303.

22 Зайончковский П. А. Кризис самодержавия на рубеже 1870— 1880-х годов. М., 1964. С. 41, 131-135, 192-207.

23 Особенно отчетливо и точно вопрос о значении фактора радикального крыла революционного движения поставил Н. А. Троицкий. См. его статью: «Народная воля» как фактор второй революционной ситуации в России // Освободительное движение в России: Сб. статей. Саратов, 1981. Вып. 10.

24 Милютин Д. А. Дневник. Т. 3. С. 211.

25 Афанасьев А. П. Столичные либеральные газеты и лорис-меликовcкая диктатура: (начало 80-х годов XIX в.) // Проблемы истории СССР. М., 1973. [Вып. 3].

26 См.: Хейфец М. И. Вторая революционная ситуация в России (конец 70-х — начало 80-х годов XIX века): Кризис правительственной политики. М., 1963; Зайончковский П. А. Кризис самодержавия на рубеже 1870—1880-х годов.

27 Опубликован: Былое, 1918. № 4-5. С. 154-161.

28 Там же. С. 160.

29 КА. 1925. № 1 (8). С. 108.

30 ПСЗП. Т. 54. № 61578.

31 Хейфец М. И. Вторая революционная ситуация в России...; Зайончковский П. А. Кризис самодержавия на рубеже 1870—1880-х годов.

32 См.: Готье Ю. В. Борьба правительственных группировок и манифест 29 апреля 1881 года // ИЗ. М., 1938. № 2. С. 244—247; Зайончковский П. А. Кри­зис самодержавия на рубеже 1870—1880-х годов. С. 292—294.

33 Там же. С. 294.

34 Готье Ю. В. Борьба правительственных группировок... С. 247.

Дата добавления: 2015-07-10