Попытки реформ на фоне тридцатилетнего застоя. Крымская катастрофа 1 страница

Кодификация законов. ‑ Секретные комитеты. Поиски решения крестьянского вопроса. П. Д. Киселев и реформа государственных крестьян. ‑ Усиление реакции в правительственной политике. Поражение в Крымской войне.

Николай I придавал большое значение кодификации законов. В начале XIX в. продолжало считаться действующим Соборное Уложение 1649 г., принятое еще при царе Алексее Михайловиче. Изданные после этого многочисленные законы, манифесты, положения, уставы и указы, противоречившие друг другу, так и не были" систематизированы. Царивший в законодательной сфере хаос решено было ликвидировать. Эту задачу должно было решить учрежденное в 1826 г. II отделение С. Е. И. В. канцелярии. В качестве фактического руководителя работы по кодификации законов Николай I избрал М. М. Сперанского, продемонстрировавшего свою лояльность во время следствия и суда над декабристами. Он энергично взялся за дело. В 1830 г. был завершен первый этап кодификации законов и издано «Полное собрание законов Российской империи», состоящее из 45 томов «Первого собрания», включающего в себя все законодательные акты, изданные с 1649 г. по 1825 г. Начата была публикация «Второго собрания», куда вошли законы, изданные при Николае I. В 1832 г. было завершено составление систематического Свода законов. В 15 томах содержалось действующее законодательство, уточненное и усовершенствованное. Так, в 15-м томе Свода законов впервые были выделены общая и особенная части уголовного права, имелись по сравнению с ранее действовавшими законами более четкие формулировки и более точные определения. При составлении 15-го тома впервые в российской практике были сделаны попытки отделить уголовно-правовые нормы от уголовно-процессуальных. В кропотливой работе по составлению «Полного собрания законов" и Свода законов М. М. Сперанский проявил себя как один из наиболее подходящих исполнителей. Внутренний протест Сперанского против крепостничества и сословного неравенства во многом был связан с его недворянским происхождением, и в этом отношении он не был одинок. С другой стороны, при Николае I начинается осознанная борьба против проникновения в ряды дворянства лиц из иных сословий. Предложения такого рода вносились еще в ходе работы Комитета 6 декабря 1826 г., однако не были претворены в жизнь. Укрепляя самодержавие, Николай I стремился консолидировать его важнейшую опору ‑ дворянство. Именно этой цели должны были достигнуть меры, содержавшиеся в манифесте 1831 г. Повышались нормы имущественного ценза, предусмотренного для лиц, имеющих право участвовать

в выборах дворянских представителей на сословные и административные должности. Отныне непосредственно в выборах могли участвовать только те, кто имел в пределах губернии 3 тыс. десятин земли или не менее 100 душ крепостных. Дворяне, владевшие меньшим имуществом, могли выбирать только уполномоченных, а имевшие 5 душ крепостных или менее 150 десятин земли вообще к участию в выборах не допускались. Тем самым возможность активного участия в корпоративной жизни дворянского сословия предоставлялась прежде всего наиболее состоятельной части поместного дворянства. Выделяя именно эту категорию, отдавая в ее руки внутренние дела дворянского сословия, Николай I тем самым усиливал влияние тех элементов дворянства, которые были противниками отмены крепостного права и других реформ.

Для того чтобы закрыть путь в ряды дворянства выходцам из купечества, духовенства, лицам, получившим образование, и вместе с тем чтобы как-то поощрить наиболее активную часть представителей других сословий, ранее имевших возможность получить дворянство, в соответствии с законом 1832 г. было учреждено новое сословие ‑ потомственных и личных «почетных граждан». Потомственными почетными гражданами могли стать дети личных дворян и духовенства, имеющие определенный образовательный ценз, по особому ходатайству – крупные капиталисты, купцы, предприниматели, а также художники и ученые, получившие ученые степени и дипломы. Личное почетное гражданство получали: по рождению ‑ дети священнослужителей, не имевшие установленного образовательного ценза, по особому ходатайству ‑ лица, окончившие высшие учебные заведения, и по выслуге лет обладатели низших служебных чинов. Потомственные и личные почетные граждане освобождались от телесных наказаний и рекрутской повинности.

Манифест 1831 г. и закон 1832 г. имели своим последствием то, что дворянская корпорация становилась более замкнутой, а позиции наиболее состоятельных дворян-землевладельцев усиливались. Ряды дворянства продолжали пополняться за счет лиц, выслуживавших высшие военные и гражданские чины, благодаря чему в дворянской среде оставалась влиятельной и даже усилила свое положение при Николае I прослойка служилого дворянства. В значительной части служилое дворянство пополнилось людьми, соответствовавшими духу «николаевских порядков», предусматривавших прежде всего исполнительность и преданность престолу, а отнюдь не инициативу и тем более свободомыслие. Так что и эта часть дворянства не могла служить делу реформирования существующего государственного и социально-экономического устройства России.

В высшем слое российских государственных деятелей сохраняли свои позиции консервативно настроенные министры, такие как А. И. Чернышев и К. В. Нессельроде. Под стать им были и те, кто пополнил их ряды в конце 1830-х ‑ начале 1840-х годов. А. С. Меньшиков, назначенный начальником Главного морского штаба, затеял перестановки в системе Военно-морского ведомства, однако не обеспечил техническое развитие и перевооружение флота. П. А. Клейнмихель, начавший карьеру благодаря Аракчееву, во многом повторял худшие черты своего покровителя. В 1835 г. он был назначен директором Департамента военных поселений, в 1842 г. некоторое время управлял

Военным министерством, а с августа 1842 г. был главноуправляющим путями сообщения и публичными зданиями. В 1844 г. после смерти Бенкендорфа начальником III отделения был назначен А. Ф. Орлов. Современники невысоко оценивали его способности, находили, что он «скорее хороший исполнитель, нежели советник»¹.

Несколько иная атмосфера, чем в большинстве государственных учреждений, была в секретных комитетах, таких, как Комитет 1828 г. (Комитет Куракина), Комитет 1830 г. (Комитет Кочубея). В постоянных спорах, в столкновениях различных группировок, при почти не прекращающемся противостоянии между такими государственными деятелями, как Сперанский и Канкрин, вопрос о реформировании казенной деревни все же продвигался и постепенно привлекал к себе все большее внимание.

Правительство при решении крестьянского вопроса действовало с предельной осторожностью. Умеренный характер носила реформа управления удельными землями, проведенная Л.А. Перовским в1827 г. Попыткой ограничить в законодательном порядке власть помещиков над крестьянами была отмечена реформа аграрных отношений в Придунайских княжествах, проведенная там в 1829–1833 гг. Руководил этой реформой П. Д. Киселев, еще в александровские времена предлагавший проекты решения аграрного вопроса.

Секретный комитет 1835 г., получивший название Комитета для изыскания средств к улучшению состояния крестьян разных званий², должен был рассмотреть возможности смягчения и ликвидации крепостного права, имея в виду все земледельческое население России.

Помимо председателя И.В. Васильчикова (он был и председателем Государственного совета), в Комитет вошли министр юстиции Д. В. Дашков, министр финансов Е. Ф. Канкрин, М. М. Сперанский и П. Д. Киселев. Особое значение придавалось участию Сперанского и Киселева. По мнению Николая I, Киселев приобрел большой опыт, управляя Молдавией и Валахией. Постепенно он стал играть в Комитете 1835 г. главную роль. Начав рассматривать дела применительно ко всему крестьянству, Комитет под влиянием Канкрина, представившего докладные записки по изменениям в управлении казенными крестьянами и казенным имуществом, сосредоточил внимание на положении государственных крестьян. Канкрин предлагал чисто административную реформу. Как отмечает Н. М. Дружинин, по инициативе Сперанского вопрос о государственных крестьянах следовало взять в качестве «отправного пункта» «в разрешении общекрестьянского вопроса», сделать его «могущественным средством в руках государства», которым и «воздействовать на косные и неподатливые слои частных вотчинников»; «центр тяжести в вопросе о государственных крестьянах» Сперанский, в отличие от Канкрина, переносил с создания «новых правительственных инстанций» на хозяйственное и правовое изменение крестьянской жизни³. Комитет проявлял очень большую осторожность, намечая «три основных этапа, или три степени» перевода крестьян «от состояния крепостного до состояния свободы». На первом этапе положение помещичьих крестьян оставалось бы без

изменений. На втором этапе предполагалось ввести законодательное регулирование крестьянских повинностей в форме точного определения количества и ценности работ. На третьем этапе предполагалось освобождение крестьян с предоставлением личной свободы, но без наделения землей ‑ по образцу реформ, проведенных в 1816‑1818 гг. в прибалтийских губерниях. Ближайшей задачей правительства выдвигалось введение обязательных инвентарей, или «мерной работы», точно определяющей размеры крестьянской барщины и ее денежного эквивалента. Так как казенные крестьяне уже платили точно установленный оброк или исполняли в точных размерах барщину, определенные инвентарями, в дальнейшем предполагалось уравнять положение частновладельческих крестьян с казенными⁴.

В конечном счете комитет сосредоточился на вопросе о государственных крестьянах. Сперанский и Киселев преодолели сопротивление Канкрина, стремившегося ограничить реформу переменами в системе управления государственными крестьянами. 17 февраля1836 г. Николай I в беседе с Киселевым критически отозвался о позиции Канкрина и предложил Киселеву стать его ближайшим помощником, а затем вместе со Сперанским выработать общие принципы реформы. В конце беседы Николай 1 сказал Киселеву: «Ты будешь мой начальник штаба по крестьянской части»⁵.

Деятельность секретного Комитета 1835 г. не пошла дальше составления очередного проекта и имела своим следствием выдвижение П. Д. Киселева на роль лица, призванного стать во главе всех начинаний, связанных с решением крестьянского вопроса. В образованном 29 апреля 1836 г. V отделении С. Е. И. В. канцелярии под руководством Киселева начинается составление проекта положения о новом управлении государственными имуществами и казенными крестьянами. Выделение в качестве первостепенного дела выработки законопроектов, касающихся перемен в положении государственных крестьян, показало, что новое ведомство предполагает начать преобразования с казенной деревни. Это было известным отступлением от планов, готовившихся в секретном Комитете 1835 г., где предусматривалось провести двуединую реформу. Правительство Николая I, по-видимому, старалось на начальном этапе затеянных преобразований не задевать интересов частных землевладельцев.

В 1837‑1841 гг. и в последующие годы много времени и сил правительство тратило на создание сложной системы управления государственными крестьянами. 26 января 1837 г. учреждается Министерство государственных имуществ в составе трех департаментов, канцелярии, совета министра и Ученого комитета. Министром государственных имуществ назначается П. Д. Киселев. Дополнительно учреждается в 1843 г. Лесной департамент и в 1845 г. ‑ Департамент сельского хозяйства. Министерство государственных имуществ стремилось осуществлять систему «попечительства» над крестьянами: увеличить наделы малоземельных селений, организовать планомерное переселение, наладить равномерное оброчное обложение, улучшить агротехнику, построить школы и больницы.

Деятельность Киселева выходила за рамки управления министерством. Он играл главную роль в сугубо секретном Комитете 1839 г., из

конспиративных соображений названного Комитетом о повинностях в казенных имениях Западных губерний. На самом деле Комитету было поручено найти новую форму освобождения крестьян от крепостной зависимости, которая заменила бы порядок, предусмотренный законом о вольных хлебопашцах 1803 г. Такова была первая задача. Вторая сводилась к тому, чтобы введенную в Западных губерниях систему инвентарей, специальных соглашений, регламентирующих взаимоотношения помещиков и крестьян, распространить на все губернии. Киселев представил Николаю I свой проект, являвшийся более радикальным вариантом, чем те, которые считали возможными другие влиятельные члены Комитета. Помимо введения инвентарей он предусматривал предоставление частновладельческим крестьянам права личной свободы, перехода в другие свободные сословия, переселения на другие земли, законной защиты в органах государственного суда. Есть основания полагать, что проект Киселева, одобренный и Николаем I, имел в виду издание закона, носившего обязательный характер. Проект встретил резкую критику со стороны консервативно настроенных членов Комитета. Формальный Глава Комитета кн. И. В. Васильчиков заявил, что император не намерен изменять закон 1803 г. В результате Киселев, как полагает Н.М. Дружинин, «вероятно, по соглашению с царем» пошел на серьезные уступки⁶. Составленный в 1839 г. проект содержал лишь в общей форме идею договора между крестьянином и помещиком. Он-то и лег в основу закона 1842 г.

Реформа государственной деревни обстоятельно изучена в исторической литературе, прежде всего в двухтомной монографии Н. М. Дружинина. Отмечается, что она не оправдала возлагаемых на нее надежд. Крестьяне были недовольны мелочной опекой, над ними установленной. Не удалось ликвидировать и малоземелье. Более того, во многих местах ощущался поистине земельный голод. Вместе с тем реформа Киселева имела и положительные результаты. После ее проведения был приостановлен захват казенных земель помещиками, в арендных имениях была уничтожена барщина, начало распространяться подворно-индивидуальное землевладение, зажиточные крестьяне стали получать помощь от агрономов и пользоваться мелким кредитом. Как стремление продолжить поиски решения крестьянской проблемы можно рассматривать создание секретного Комитета 1840 г. На нем предметом обсуждения стал давно поднимавшийся вопрос о необходимости постепенно упразднить разряд дворовых. Не только подавляющее большинство членов Комитета, но и большая часть помещиков сходились во мнении, что необходимо если не уничтожить вообще разряд дворовых, то уж, во всяком случае, резко сократить их численность. Вопрос о том, как поступить с дворовыми, перекочевал из Комитета 1840 г. в секретный Комитет 1844 г., и в результате были подготовлены три закона. Два из них датированы 12 июня 1844 г. Первый давал право помещикам за определенный выкуп (он мог измеряться в денежном эквиваленте или в выполненной работе) отпускать на волю своих дворовых. Второй закон разрешал владельцам заложенных имений отпускать своих дворовых, не спрашивая на это разрешения кредитных учреждений⁷. В 1847 г. был издан третий закон, по которому

крепостные крестьяне имений, продававшихся за долги с публичного торга, получали право выкупать себя за собственный счет, обретая таким путем личную свободу и право собственности на землю⁸.

Пока секретные комитеты 1840 и 1844 гг. занимались подготовкой и составлением этих законов, со стороны помещиков стали раздаваться протесты по поводу проекта, находившегося в центре внимания секретного Комитета 1839 г. Хотя проект предусматривал сохранение собственности на землю в руках помещиков и казны, он стал предметом нареканий в дворянской среде. Чтобы не усиливать недовольство дворян, правительство пошло на уступку в виде указа об «обязанных крестьянах», изданного 2 апреля 1842 г. В соответствии с этим указом помещики получали право заключать со своими крестьянами договоры на условиях, при которых помещики сохраняли принадлежащее им право вотчинной собственности на землю, а крестьяне получали от помещиков участки земли в пользование за условленные повинности. За помещиком также оставались функции вотчинной полиции и суда. Указ не имел серьезных практических последствий. Из 10 млн душ крепостных лишь24 тыс. заключили с помещиками договоры. Указ 2 апреля 1842 г. скорее имел значение как показатель непоследовательности и нерешительности правительства, самого Николая I и его «штаба» в деле разрешения давно назревших проблем по «крестьянской части».

В секретных Комитетах 1846 и 1848 гг. председательствовал наследник вел. кн. Александр Николаевич. При его участии обсуждался проект, представленный министром внутренних дел Д. А. Перовским. Осторожные предложения Л. А. Перовского по сохранению помещичьей собственности, избежанию безземельного освобождения крестьян, регламентировали их положение, были признаны несвоевременными.

Если при рассмотрении крестьянского вопроса возникало много затруднений, в сфере экономических преобразований правительство действовало более успешно. Так было с упорядочением финансовой системы России. Е. Ф. Канкрин в 1839 г. ввел в качестве основы денежного обращения серебряный рубль. Он был приравнен к 3 руб. 50 к. ассигнациями. Были выпущены новые кредитные билеты и изъяты из обращения ассигнации прежнего образца. Тем самым была проведена финансовая реформа, в основе которой лежали идеи, выдвинутые еще М. М. Сперанским. Была достигнута стабилизация российских финансов.

В 1830–1840-е годы последовало издание законов, касающихся промышленности, торговли, городского самоуправления. Были приняты первые в России законы о труде: 24 мая 1835 г. ‑ определявший правила приема и увольнения работника, его взаимоотношения с хозяином; 7 августа 1845 г. ‑ запрещавший использовать детский труд в ночное время. Закон 1835 г. не разрешал помещикам отзывать крепостных до истечения срока договора с фабрикантом и был мерой, защищавшей интересы предпринимателя. Продворянский характер носило «Положение об общественном управлении С.-Петербургом», утвержденное 13 февраля 1846 г. Такое «Положение» было в виде опыта введено только в столице. Призванное заменить устаревшее Городовое положение («Жалованную грамоту городам»1785 г.), новое «Положение» не соответствовало потребностям наиболее

активной части горожан, занимающихся торговой и промышленной деятельностью. Насущной потребностью было устранение сословных ограничений, а «Положение» 1846 г. их усугубляло. Все горожане подразделялись на пять сословий. В первое «высшее сословие» попадали потомственные дворяне, во второе «высшее сословие» ‑ личные дворяне и почетные граждане. Купцы, до этого наряду с мещанами державшие в своих руках городское самоуправление, оказывались лишь в третьем «высшем сословии». В четвертое и пятое сословия попадали мещане и ремесленники. Новые правила выборов и ряд других пунктов «Положения» 1846 г. обеспечивали усиление влияния дворян в городской жизни и подчинение городского управления коронным властям. «Положение» 1846 г. вызвало протесты купечества, но отменено не было.

В начале 1830-х годов в борьбе против «разрушительных понятий», т.е. революционных идей, наряду с III отделением С. Е. И. В.канцелярии все деятельнее участвует и Министерство народного просвещения. С. С. Уваров, президент Академии наук и товарищ министра просвещения, назначенный в марте 1833 г. министром, взял на себя труд с большей точностью сформулировать основные положения официальной доктрины. Его рассуждения на этот счет были изложены в «Отчете о ревизии Московского университета» (18ЗЗ г.) и «Отчете о 10-летней службе». (1843 г.). Он провозглашал"начала, составляющие отличительный характер России и ей исключительно принадлежащие»: 1) преданность православию; 2) «народность», понимаемую как «единение царя с народом». Предложенная Уваровым теория вошла в историю как теория официальной народности, кратко представленная триадой: православие, самодержавие, народнрсть⁹. Ю. Б. Соловьев обратил внимание на то, что Уваров «пустил в ход эту триаду» в первом же циркуляре, изданном им по вступлении в должность министра¹⁰. Вместе с тем Уваров, человек умный и образованный, в борьбе против «либеральных и мистических идей»¹¹ не был столь прямолинеен, как служащие III отделения. В статье Ю. Б. Соловьева отмечается, что Уваров, стараясь поставить на службу официальной идеологии «лучшие умы», считал нужным реформировать систему высшего образования, в частности гарантировать профессуре «содержание, достаточное для вполне обеспеченного существования»¹². Стоит отметить, что Уваров, упоминая о необходимости вернуться к старым формам государственного управления, таким как вече и земские соборы, в известной мере имел в виду возможность создания своего рода сословно-представительных учреждений. В этом смысле и на деятельность Уварова, насаждавшего официальную идеологию, наложила отпечаток противоречивая николаевская внутренняя политика, проводники которой стремились к проведению жесткого курса и одновременно осознавали (кто в большей, кто в меньшей мере) необходимость реформ. В еще большей степени идея реформирования нашла отражение в общественной мысли. Во многом обращенные в прошлое, признававшие незыблемость не только монархии, но и самодержавия, славянофилы

вместе с тем призывали следовать давней традиции, когда якобы имело место сотрудничество Государства и Земли, Царя и Земскихсоборов¹³. Еще на ранних этапах славянофильского движения некоторые его представители вели речь о необходимости отмены крепостного права¹⁴. В еще большей степени реформаторские настроения были представлены во взглядах западников ‑ Т Н. Грановского, К. Д. Кавелина, Б. Н. Чичерина. Все более радикальными становились воззрения левого крыла западников ‑ В. Г. Белинского и А. И. Герцена.

Оппозиционность либеральных кругов была своеобразной по сравнению со взглядами, распространенными в тайных обществах в царствование Александра I. Сторонники нарождающегося либерализма в своей программе реформ не посягали на самодержавие, не требовали конституции. Их целью была такая реформа, чтобы при наличии самодержавия в России были бы установлены начала правового государства, реформирована система суда и судопроизводства, обеспечены права личности. Безусловным было требование отмены крепостного права. К концу 1840-х годов либеральное течение в России только намечало свою' программу. Оно складывалось независимо от реформаторских исканий, которые все же продолжались в правительственных кругах, но были скрыты в тиши секретных комитетов.

Трудно сказать, возможно ли было сближение между сторонниками реформ в либеральном лагере России с правящими кругами, вернее с той частью правительственных сфер, где сознавали необходимость преобразований. Во всяком случае революционные события 1849 г. в Европе этому безусловно воспрепятствовали. Как известно, реакция Николая I на революционные события на Западе приняла крайние формы. Он готов был к открытой интервенции в 1848 г., а в 1849 г. царские войска приняли участие в подавлении революции в Венгрии. Резкий поворот в сторону реакции означал отказ от курса реформ. Николай I демонстрировал свою приверженность к архаической системе самодержавия, главной опоре дворянства. На встрече с депутацией петербургского дворянства 21 марта 1848 г. он заявил, что гарантия «спокойствия» и «порядка» в России ‑ в единстве дворянства с императорской властью. Опровергая слухи о будто бы произнесенных им словах об освобождении крестьян как нелепые и безрассудные мысли и намерения», император заметил, что дворянское землевладение является «вещью святой» и неприкосновенной.

Свидетельством поворота к прямой реакции было дело петрашевцев, арестованных в апреле и осужденных в декабре 1849 г. В нем переплелись отголоски сложных явлений, имевших место как в функционировании государственного аппарата, так и в общественной жизни. М. В. Буташевич-Петрашевский пал жертвой полицейской провокации, связанной с соперничеством между III отделением и Министерством внутренних дел. Само по себе сползание этих карательных ведомств на путь провокаций было симптомом серьезного кризиса в системе государственных учреждений. Дело петрашевцев, по которому были осуждены люди самых различных взглядов, стало и свидетельством того, что в радикальную среду проникают идеи утопического социализма, а в ряды революционно настроенных элементов вливаются люди недворянского происхождения. Распространение

социалистических идей в способной к революционной борьбе среде постепенно приведет к резкому размежеванию между революционным и либеральным лагерями в России. Пока же правительство подавляло все проявления оппозиционности. В числе обвинений в адрес петрашевцев чуть ли не самым главным было утверждение, будто на «пятницах» у Буташевича-Петрашевского читали письмо В. Г. Белинского к Н. В. Гоголю. Отгороженное от критики, не считавшееся с общественным мнением правительство Николая I постепенно утрачивало способность к реальной оценке событий, что привело к серьезнейшим ошибкам во внешней политике. Так, Россия оказалась втянутой в войну не только с Турцией, но также с Англией и Францией.

В январе 1853 г. Николай I отправил в Константинополь «чрезвычайное посольство» во главе с А. С. Меншиковым, чтобы «навести страх» на Турцию. При этом он рассчитывал на поддержку Австрии и Пруссии и на нейтралитет Англии. Миссия Меншикова провалилась, Англия не только не заняла нейтральную позицию, но убеждала турецкое правительство ни в чем не уступать России. Вступление русских войск в дунайские княжества лишь обострило обстановку. Чувствуя поддержку Англии, Турция потребовала вывода русских войск и, не получив ответа, начала военные действия. 20 октября (1 ноября) 1853 г. Россия официально объявила войну Турции. 18 (30) ноября 1853 г. эскадра Черноморского флота под командованием адмирала П. С. Нахимова уничтожила турецкий флот в Синопской гавани.

Однако далее события стали развиваться неблагоприятно для России. 23 декабря 1853 г. (4 января 1854 г.) англо-французская эскадра вошла в Черное море. Это создавало угрозу для свободного плавания кораблям русского флота. Заключив между собой военно-оборонительный союз, 1 (13) марта 1854 г. Англия и Франция предъявили России ультиматум. Они потребовали вывести русские войска из дунайских княжеств и, не получив ответа, 15 (27) марта объявили войну России. Затем последовала цепь военных и военно-дипломатических неудач России. Неблагоприятные известия из Крыма стали тяжелым ударом для Николая I. Они были, пожалуй, самым убедительным свидетельством краха того направления, которое лежало в основе политики, проводимой им на протяжении царствования. Император не мог не сознавать этого и был явно угнетен известиями с театра военных действий. Это было замечено и его ближайшим окружением. 24 ноября 1854 г. фрейлина А. Ф. Тютчева в своем дневнике сделала следующую запись: "Гатчинский дворец мрачен и безмолвен. У всех вид удрученный, еле-еле смеют друг с другом разговаривать. Вид государя пронизывает сердце. За последнее время он с каждым днем делается все более и более удручен, лицо озабочено, взгляд тусклый. Его красивая и величественная фигура сгорбилась, как бы под бременем забот, тяготеющих над ним. Это дуб, сраженный вихрем, дуб, который никогда не умел гнуться и сумеет только погибнуть среди бури»¹⁵.

Угроза поражения в неблагоразумно развязанной войне привела к резкому росту недовольства в русском обществе. Возмущались даже люди, ранее поддерживавшие правительство. Историк М. П. Погодин написал и распространил «Историко-политические письма», в

которых высказывал свое крайнее беспокойство в связи с положением России¹⁶.

Еще более резкие по тону нападки на правительство раздавались со стороны либеральных деятелей западнического толка. Е. М. Феоктистов, в молодости примыкавший к кружку Т. Н. Грановского, вспоминал, что в дни Крымской войны и Грановский, «и люди, составлявшие его кружок, и те, которые не принадлежали к Этому кружку, были солидарны с ним по своему образу мыслей, оставались более чем равнодушны ко всяким воинственным увлечениям. Конечно, только изверг мог бы радоваться бедствиям России, но Россия была неразрывно связана с императором Николаем, а одна мысль, что Николай выйдет из борьбы победителем, приводила в трепет. Торжество его было бы торжеством системы, которая глубоко оскорбляла все лучшие чувства и помыслы образованных людей и с каждым днем становилась невыносимее. Ненависть к Николаю не имела границ»¹⁷. В январе ‑ феврале 1855 г. Б. Н. Чичерин по совету К. Д. Кавелина написал записку «Восточный вопрос с русской точки зрения», которая сначала ходила по рукам без указания имени автора. В ней он обличал правительство по многим пунктам. Как ложное и лицемерное характеризовалось заявление о том, что Россия ведет «священную войну», направленную на защиту прав единоверцев и христианской церкви. Чичерин замечал, что если осуждать Турцию, то не за магометанство, а за то, что ее политическое устройство ведет к угнетению народов. Далее он напоминал, что «у нас самих все общественное устройство основано на том же начале, тогда как наша же Польша страдает под бременем ненавистного ига»¹⁸.Война показала, продолжал Чичерин, неподготовленность армии, «этой любимой игрушки государя»¹⁹, моральное истощение сил народа, пагубные последствия сохранения крепостного права. Война, писал Чичерин, «окончательно разорвала связь царя с народом»²⁰.

Николай I пребывал в изоляции от общества, но отдельные протесты до него доходили. Так, он прочел некоторые из писем Погодина. В сложившейся ситуации императору приходилось убеждаться в собственных просчетах, но он не хотел их признавать. Получив 14 февраля известие о неудачной попытке овладеть Евпаторией, император обвинял в этом Меншикова, хотя именно сам Николай I был инициатором атаки. В. А. Долгоруков, сменивший в должности военного министра Чернышева, сумел еще более усилить недовольство действиями Меншикова. 15 февраля Николай I продиктовал наследнику текст письма, адресованного Меншикову, с извещением того об отставке. Это было последнее его письмо. Утром 18 февраля Николай 1 умер.

Дата добавления: 2015-07-10