Попытки реформ на фоне тридцатилетнего застоя. Крымская катастрофа 7 страница

Поскольку вопрос о цензуре довольно рано был решен определен­но в пользу ее сохранения (Александр II считал, что лучше сохранить цензуру, нежели потом вводить заново), то речь шла о соотношении цензуры предварительной и карательной. Было принято половинча­тое решение. По закону 6 апреля 1865 г., считающемуся законодатель­ным актом реформы, преобразования затрагивали только столичную (московскую и петербургскую) печать. На всей территории России, кроме двух столичных городов, продолжала существовать и действо­вать прежняя цензурная система. Зато в столицах наряду с сохраняв­шейся предварительной цензурой вводилась цензура карательная («последовательная»). Периодические издания были вправе избрать любую из двух цензурных форм: заявить о выводе издания из-под

контроля предварительной цензуры и готовности нести в соответствии с новым законом судебную и административную ответственность за нарушение правил о печати либо остаться под цензурным надзором, при котором ответственность за пропуск в печать материалов лежала на цензоре. Большинство самых известных и распространенных сто­личных изданий немедленно выбрало возможность бесцензурного издания, обрекая себя на самоцензуру. Система карательной цензуры предусматривала преследование нарушителей (а властью были пере­числены не подлежащие появлению в печати темы и принципы вро­де проповеди материализма, атеизма, сословной розни, критики го­сударственного устройства и т. д.) через суд. Однако власть заранее предвидела все неудобство воздействия на печать через суд, который будет искать реальные доказательства нарушений, и потому оставила за Министерством внутренних дел, орудием которого в цензурной политике стало Главное управление по делам печати (как его струк­турное подразделение), право административного преследования. Министр получил право вынесения трех предостережений, за которы­ми следовала временная приостановка издания. Крупноформатные на­учные издания были изъяты из предварительной цензуры⁶³. Цензур­ная система после реформы подверглась дополнительным и многочис­ленным переделкам, причем в сторону ужесточения цензурного режима — администрация расширяла свои права на репрессии по отношению к периодической печати.

Преобразования 1860-х годов затронули почти все области жиз­ни российского общества. Внимательное рассмотрение на первый взгляд разрозненных и случайных перемен обнаруживает их един­ство и даже восхождение к единому плану, обширному и разносто­роннему, целостной реформы. Об этом говорит история церковной реформы, или реформы приходского духовенства⁶⁴. Серия мер, «протяженных во времени, многоступенчатых» и подвергавшихся корректировке, была не чем иным, как церковной реформой осу­ществленной в соответствии с принятой в 1863 г. «программой» действий правительства, разработанной П. А. Валуевым. Ее назна­чением было «улучшение быта» православного духовенства, под которым понимались довольно широкие преобразования в общем духе буржуазных реформ. Во-первых, речь шла о повышении ма­териальной обеспеченности приходского духовенства. К разреше­нию этой задачи власть подошла довольно гибко; не ограничиваясь какой-либо единичной мерой. Для изыскания средств на местах были созданы приходские попечительства. Постоянно увеличива­лись расходы казны на церковь. Хотя ив скромных, размерах, но все же части приютов были нарезаны из казенного земельного фонда участки. Во-вторых, рядом законов духовенство оказалось отчасти выведено из прежней кастовой замкнутости. И в этом смысле большое значение имел закон 26 мая 1869г., освободивший детей православного духовенства от автоматической приписки в духовное сословие. В-третьих, несколькими законами была обнов­лена вся система церковных учебных заведений. Наконец, земская и судебная реформы поставили духовенство в единый круг граж­дан России, имеющих общие права и обязанности⁶⁵.

1 Никитенко А. В. Дневник в трех томах. Л., 1955. Т. 1. С. 419, 421.

2 Аксаков И. С. Соч. СПб., 1903. Т, 5. С. 166. Исследователь деятельности наи­более передового в конце 1850-х годов ведомства — Морского, А. П. Шевырев, пришел к выводу: «Одной из отличительнейших черт деятельности либеральной бюрократии явилась ориентация на европейские образцы» (Русский флот после Крымской войны: либеральная бюрократия и морские реформы. М., 1990. С. 61.).

3 Куломзин А. Н., Рейтерн-Нолькен В. Г. М. X. Рейтерн: Биографический очерк. СПб., 1910. С. 7; Труды комиссии, высочайше учрежденной для пере­смотра системы податей и сборов. СПб., 1869. Т. 16. Гл. 2.

4 См., например, главу «Позиция верхов. Программа и тактика либералов» в кн.: Левин Ш. М. Общественное движение в России в 60—70-е годы XIX века. М., 1958. С. 53—65. См. также работы В. Н. Розенталь, В. А. Твардовской, Е. А. Дудзинской, В. А. Китаева.

5 Голоса из России. Лондон, 1856. Ч. 1. С. 21—22.

6 PC. 1891. Август. С. 276-277.

7 Шевырев А П. Либеральная бюрократия Морского министерства в 1850— 1860-е гг. // Вестник МГУ. 1986. № 3. С. 58.

8 См.: коротких М. Г. Самодержавие и судебная реформа 1864 г. в России. Воронеж, 1989. С. 361.

9 Милютин Д: А. Дневник. М., 1947. Т. 1. С. 121, 182.

10 Там же. С. 151.

11 Шепелев Л. Е. Царизм и буржуазия во второй половине XIX века: Про­блемы торгово-промышленной политики. Л., 1981, С. 71—82.

12 Куломзин А. Н, Рейтерн-Нолькен В. Г. М. X. Рейтерн. СПб., 1910. С. 95.

13 Шевырев А. П. Русский флот после Крымской войны: либеральная бюро­кратия и морские реформы. М., 1990. С. 40—44; Герасимова Ю. И. Из истории русской печати в период революционной ситуации конца 1850-х — начала 1860-х годов. М., 1974. С. 133, № 60; Захарова Л. Г. Самодержавие и отмена крепост­ного права в России: 1856—1861. М., 1984. В.

14 Зайончковский П. А. Кризис самодержавия на рубеже 1870—1880-х годов. М., 1964.

15 Оржеховский И. В. 1) Из истории внутренней политики самодержавия в 60—70-х годах XIX века. Горький, 1974; 2) Комитет общественного спасения 1866 г. // Общественно-политическая мысль и классовая борьба в России в XVIII—ХIХ вв.: Межвузовский сборник. Горький, 1973; 3) Русское правительство и печать во второй половине 60-х годов XIX века.//Там же.

16 Погребинский А. П. 1) Финансовая реформа начала 60-х гг. ХХ века в Рос­сии // ВИ. 1951. № 10. С. 74—88; 2) К истории финансовой политики царизма в 60-х и 70-х годах XIX в. // Советские финансы. 1951. № 9. С. 34—41; 3) Очер­ки истории финансов дореволюционной России. М., 1954. С. 268.

17 Freeze G. L. The Parish Clergy in Nineteenth Century Russia: Crisis, Reform Counter-Reform. Princeton. 1983. P. 248—297.

18 Министерство финансов: 1802-1902. СПб., 1902. Ч. 1, С. 481-482.

19 Хок Стивен. Банковский кризис, крестьянская реформа и выкупная опе­рация в России: 1857—1861 // Великие реформы в России: 1856—1874. М., 1992.С. 96-105.

20 Переписка Императора Александра II с Великим Князем Константином Николаевичем. Дневник Великого Князя Константина Николаевича. 1857—1861. М., 1994. С. 119.

21 PC. 1882. Т. 36. С. 283-288.

22 Подробнее см.: Сажин В. Н. Литературный фонд в годы революционной ситуации // Революционная ситуация в России в 1859—1861 гг.: «Эпоха Черны­шевского», М., 1978.

23 Подробнее см.: Чернуха В. Г. 1) Политико-экономический комитет Рус­ского географического общества (28 II 1859 — 26 XI 1861) // ВИД. Л., 1989. Т. 20; 2) Деятельность Политико-экономического комитета Русского географи­ческого общества // Там же. Л., 1989. Т. 21.

24 Орешкин В. В. Вольное экономическое общество в России: 1765—1917. М., 1963. С. 196; Кулябко-Корецкий Н. Г. Краткий исторический очерк деятельнос­ти Императорского Вольного экономического общества со времени его осно­вания. СПб., 1897.

25 Тургенев И. С. Соч. В 15-ти томах. М.; Л., 1968. Т. 15. С. 137.

26 Захарова Л. Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России: 1856— 1861. М., 1984. С. 92-178.

27 Отчет по Главному комитету об устройстве сельского состояния за девя­тилетие с 19 февраля 1861 по 19 февраля 1870 г. СПб., 1870. С. 3.

28 ИА. 1961. № 1. С. 77.

29 Там же. С. 80.

30 Подробнее см.: Чернуха В. Г. Программная записка министра внутренних дел П. А. Валуева от 22 сентября 1861 г. // ВИД. Л., 1976. Т. 7. С. 210-220.

31 Подробнее см.: Чернуха В. Г. Конституирование Совета министров (1861 г.) // Там же. Л., 1976. Т. 8. С. 164-184.

32 РА. 1911. Март. С. 381-382. '

33 О них см.: Шепелев Л. Е. Царизм и буржуазия во второй половине XIX века: Проблемы торгово-промышленной политики. С. 48—63.

34 Погребинский А. П. Финансовая реформа начала 60-х гг. ХГХ в. в России // ВИ. 1951. № 10.

35 Судейкин В. Государственный банк. СПб., 1891; Мигулин П. Наша банков­ская политика. СПб., 1901; Государственный банк: 1860—1910. СПб., 1910.

36 См.: Ламанский Е. И. Воспоминания // PC. № 1—5, 9—12. О нем см.: Юргенс Ф. А. Воспоминания об Е. И. Ламанском в связи с деятельностью Госу­дарственного банка. СПб., 1903. ч

37 ПСЗII. Т. 37. Отд. 2. № 38207.

38 Валуев П. А. Дневник министра внутренних дел. М., 1961. Т. 1. С. 242.

39 Блиох И. С. Финансы России XIX столетия. СПб., 1882. Т. 2. С. 94—98.

40 Подробнее см.: Чернуха В. Г. Внутренняя политика царизма с середины 50-х до начала 80-х гг. XIX в. Л., 1978. С. 211-228.

41 ПСЗ. Т. 37. Отд. 1. № 38309.

42 Государственный контроль: 1811—1911. СПб., 1911. С. 101—161.

43 ПСЗ. Т. 35. № 35771.

44 Рождественский С. В. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения: 1802—1902. СПб., 1902. С. 456—457.

45 Федосова Э. П. Бестужевские курсы— первый женский университет в Рос­сии (1878-1918 гг.). М., 1980. С. 44-45.

46 Середонин С. М. Исторический обзор деятельности Комитета министров. СПб., 1902. Т. 3. Ч. 2. С. 30.

47 ПСЗ. Т. 39. № 41068.

48 Там же. Т. 39. № 41046.

46 Середонин С. М. Исторический обзор деятельности Комитета министров. СПб, 1902. Т. 3. Ч. 2. С. 30.

47 ПСЗ. Т. 39, № 41068.

48 Там же. Т. 39. № 41046.

49 Там же. Т. 38. № 39752.

50 Эймонтова Р. Г. Русские университеты на путях реформы: Шестидесятые годы XIX века. М., 1993.

51 ПСЗ. Т. 39. № 40457.

52 Татищев С. С. Император Александр II: Его жизнь и деятельность. СПб., 1903. Т. 1. С. 500.

53 Валуев П. А. Дневник... Т. L С. 151.

54 Дела и Дни. Пг., 1920. Кн. 1. С. 135.

55 См.: Пирумова Н. М. Земская интеллигенция и ее роль в общественной борьбе до начала XX в. М., 1986.

56 ПСЗ. Т. 39. №41473-41478.

57 Голоса из России. Лондон, 1856. Вып. 1. С. 104—105.

58 Революционная ситуация в России в середине XIX века. М., 1978 С. 115.

59 Голоса из России. Лондон, 1860. Вып. 7. С. 33.

60 Там же. С. 64.

61 Днепров Э. Д. Проект устава морского суда и его роль в подготовке су­дебной реформы (апрель I860 г.) // Революционная ситуация в России в 1859-

1861гг. М.,1970. Т.5. С.57-70.

62 См.:Коротких М.Г. Судебная реформа 1864 года в России. Воронеж,1984; ВиленскийБ.В. Подготовка судебной реформы 20 ноября 1864 г. в России. Са­ратов, 1963.

63 ПСЗ. Т. 40. № 41990.

64 Freeze G L The Parish Clergy in Nineteenth-Century Russia: Crisis, Reform,Counter-Reform. Princeton. 1983.Р.248-297.

65 Римский С.В. Церковная реформа 60-70-х годов ХIХ века // Отечественная история. 1995. № 2.

Глава 3

ЗАМЕДЛЕНИЕ РЕФОРМ.

УСИЛЕНИЕ КОНСЕРВАТИВНОЙ ОППОЗИЦИИ

Покушение Д. В. Каракозова и реформаторский процесс. — Бор

ьба течений в правительственной политике. Программа П. А. Шувалова.

Еще современники отмечали, что мощный поток реформ, точнее законодательных актов, провозглашающих преобразования и излага­ющих их основания, в середине 60-х годов замер. Обычно и совре­менники, и следом за ними историки связывали и связывают это с важнейшим событием — покушением на Александра II, а также с именем человека, пришедшего на высший государственный пост, — шефа жандармов П. А. Шувалова. В этом есть известная доля исти­ны. Но только ее Часть.

Можно с большим основанием предполагать, что сложный и многотрудный реформаторский процесс, длившийся целое десятиле­тие, должен был замедлиться в любом случае. К середине 60-х го­дов был принят целый ряд законов, претворение которых в жизнь на практике требовало значительных усилий. Первоочередные пре­образования—отмена крепостного права, перестройка судебных учреждений и судопроизводства, создание на местах учреждений самоуправления, новые цензурные правила и учреждения — были не только провозглашены, но уже начали осуществляться. Однако со­бытия апреля 1866 г. подтолкнули объективный процесс спада, сме­ны интенсивного законотворчества занятиями текущей политикой.

Покушение Д. В. Каракозова на царя среди бела дня, да еще и на «царя-освободителя», было для России, знавшей лишь дворцовые ин­триги и верхушечные перевороты, явлением необычайным. До сих пор политикой занимались очень немногие, причастные к власти лица. На сей раз российское общество заявило о своем участии в политическом процессе. В связи с покушением страна была взбудоражена, радовалась «чудесному спасению» и сокрушалась, что в условиях новой, некрепо­стнической России оказался возможным столь вызывающий террори­стический акт. Разумеется, покушение на монарха, со времен Уложе­ния Алексея Михайловича рассматривавшееся как самое тяжкое пре­ступление, не могло не вызвать ответной реакции правительства. Немедленно были учреждены Верховная следственная комиссия, воз­главить которую призвали человека с репутацией самого бескомпро­миссного и жесткого деятеля, М. Н. Муравьева, и одновременно — для выяснения причин покушения и предупреждения таких актов в даль­нейшем — другая Комиссия, из министров, под председательством первого чиновника администрации кн. П. П. Гагарина1. Еще до того как стало что-либо известно, а следственная комиссия опубликовала пер­вые результаты своего расследования, российская публика пыталась чисто умозрительно дать ответ относительно причин покушения и лич-

ности покушавшегося. Первое, что приходило в голову — это либо не­примиримый польский националист, либо бывший душевладелец, воз­мущенный отнятием у него собственности, хотя и «крещеной». Ясно, что создание таких комиссий провоцировало некоторую политическую паузу до окончания их деятельности. Тому же способствовали и пере­становки в правительственных кругах. Как только выяснилось, что покушавшийся — бывший студент Казанского, а затем Московского университета, в отставку был отправлен министр народного просвеще­ния А. В. Головнин, ближайший сотрудник вел. кн. Константина Ни­колаевича. Естественно, его должен был сменить деятель, который бы сумел «обуздать» студенческое своеволие. Им оказался гр. Д. А. Толстой, представитель уходящего времени. Петербургский генерал-губернатор А, А. Суворов и шеф жандармов В. А. Долгоруков должны были уйти как не предотвратившие покушения. А это были люди умеренные, ней­тральные, не склонные к жестокости. Вместо разменявшего седьмой десяток Долгорукова во главе политической полиции был поставлен че­ловек молодой, не достигший еще и сорока, граф П. А. Шувалов. По­чти на десятилетие он оказался заметной государственной фигурой.

Петр Андреевич Шувалов — человек, принадлежавший к известной аристократической фамилии, обладатель графского титула, — имел все, чтобы сделать большую государственную карьеру, ибо именно из такой среды и рекрутировалась в первой половине XIX в., а отчасти и во время Александра II, правительственная верхушка. Он окончил Паже­ский корпус, после чего избрал военную стезю — столичный конно­гвардейский полк, привилепфованный, постоянно бывавший при дво­ре. Его отец был обер-гофмаршалом высочайшего двора. В 1856 г. Алек­сандр II произвел Шувалова во флигель-адъютанты. Во второй половине 50-х годов Шувалов, как человек способный и энергичный, был поставлен во главе петербургской исполнительной полиции, что­бы поднять ее репутацию. К креслу главы тайной полиции, о котором не мечтал, он Шел последовательно, готовясь скорее к посту министра внутренних дел.. В 1861 г. на короткое время стал товарищем шефа жандармов, но после сентябрьских студенческих беспорядков покинул должность, оставаясь в свите и выполняя всякого рода поручения. Последняя его должность (1864—1865 гг.) — прибалтийский генерал-губернатор. Итак, в критическую минуту российской истории на самый ключевой в тот момент пост пришел деятель, выражавший точку зре­ния аристократической верхушки. Нужно сказать, что специфичность момента, его возможности и риск были осознаны многими².

Либералы, связавшие свои усилия и имена с преобразованиями предшествующего десятилетия, понимали возможность того, что тер­рористический акт будет истолкован императором или преподнесен ему его окружением как доказательство ошибочности избранного кур­са на либеральные преобразования. Записка К. Д. Кавелина, подан­ная через военного министра Д. А. Милютина Александру II, должна была убедить императора, что избранный им путь единственно вер­ный и что нельзя менять курс реформ под давлением своекорыстной дворянской оппозиций. Предлагая свою программу борьбы с нигилиз-

мом в сфере духовной и ученой, Кавелин заключал: «Необходимо избегать всякой действительной уступки этой оппозиции, следуя не­уклонно избранному Вашим императорским величеством пути благо­детельных преобразований и одинакового беспристрастия ко всем со­словиям русского народа»³. К. Д. Кавелин был прекрасно осведомлен о том, что расчеты дворянства на поворот в политике в этот момент оживились, и оказалось, что Шувалов стал лидером и защитником его интересов в политике. Речь шла не о дворянстве вообще, а о верхушке российского дворянства, получившей среди современников номина­цию «аристократическая партия», «партия русского лордства», «пэры», «олигархи». Это была группа титулованного, богатого и влиятельного дворянства, наиболее близко соприкасавшегося с императором, кото­рый, однако, дистанцировался от этой группы в связи с позицией, занятой ею во время крестьянской реформы. Российская дворянская верхушка наиболее реально претендовала на независимость, полити­ческие права и участие в управлении.

При самовластии Николая I, который осаживал даже собствен­ных сыновей и никого не допускал к кормилу власти, претензии олигархов не проявлялись. Но когда воцарился Александр II, в числе других проблем всплыла и эта. Ранее других ее ощутил Б. Н. Чиче­рин, считавший, что олигархическая верхушка много опаснее, чем единовластный монарх, что ее политика будет социально эгоистич­ной, а не общегосударственной. Результатом его опасений стала ста­тья, первоначально возникшая как рукописная записка «Об аристок­ратии, в особенности русской»⁴, в которой он доказывал, что рос­сийская аристократия не имеет права претендовать на особую роль в государстве. Вызвана статья была слухами о том, что новый мо­нарх симпатизирует олигархическим идеям⁵.

Недовольное поместное дворянство, воспринявшее «эмансипацию» как грубое нарушение прав собственности, однако, в условиях преоб­ладания в общественном мнении освободительных симпатий и на­строений, не имевшее возможности прямо защищать свои «крепост­нические» взгляды, отошло после 1861 г. в сторону, разъехалось по поместьям и за границу. Но к середине 60-х годов эта часть дворян­ства понемногу пришла в себя, смогла учредить газету «Весть», на которую давали деньги Н. А. Безобразов и В. П. Орлов-Давыдов, и осознала необходимость консолидации. По свидетельству человека осведомленного, аристократа, но тем не менее не принадлежавшего к этой группе, — кн. А. И. Васильчикова, уже в апреле 1866 г. шли разговоры о создании аристократической партии. Подавляющее боль­шинство ее сторонников в качестве образца видело Англию, где ари­стократия диктовала законы в высшей законодательной палате анг­лийского парламента, а в провинции занимала многие влиятельные должности. Идея создания аристократической партии вылилась в форму весьма своеобразную. В 1866 г. значительная группа помещиков-аристократов, обвинявшая правительство в неоказании поместно­му дворянству в новых условиях финансовой помощи (кредита), со­здала своеобразное ипотечное учреждение — Общество взаимного поземельного кредита. Его назначение было гораздо шире: имелось в виду, что вокруг! него организуется партия российских тори⁶.

316 Эта партия не имела серьезных идеологов, ее позиция сводилась преимущественно к недовольству переменами. Вот ее-то человеком в правительстве и оказался Шувалов. Существуют разные мнения отно­сительно его воздействия на политику. Одни утверждают, что именно он свел ее на путь реакции, другие — что он не смог серьезно пре­рвать прежний курс. Верным представляется скорее второй вариант. Приход Шувалова в III отделение, в 1866 г. получившее особое место в управлении, перемены в составе правительственных деятелей осла­били то крыло министров, где лидером был вел. кн. Константин Николаевич; Он сам оценивал 1866—1874 годы как «восемь лет шуваловского полновластии»⁷, как время усиления в Комитете министров и в Государственном совете позиции оппонентов принципу бессослов­ности, дистанцирования от поместного дворянства, предоставления его на волю судьбы и частной инициативы, к примеру, в деле позе­мельного кредита! Раскол в правительственном лагере обозначился явственнее. Как писал в декабре 1873 г. Д. А. Милютин, «уже теперь в Комитете министров большинство членов действует всегда заодно с гр. Шуваловым, как оркестр по знаку капельмейстера»⁸. На деле расстановка сил в правительстве примерно сбалансировалась. В нем оказалось два центра — вел. кн. Константина Николаевича и Шува­лова, непременно отвергавших предложения противной, стороны. Ко­нечно, это мешало реформаторской деятельности, силы сторон рас­трачивались в бесплодной внутриправительственной борьбе.

Шувалов пришел в состав российского кабинета без программы, предложить которую, особенно на первых порах, был вряд ли спосо­бен, но с набором представлений, свойственных людям его круга. Поданная им сразу после назначения императору всеподданнейшая записка, имевшая видимость программной, отразила в действительно­сти ее отсутствие. Там было несколько общих фраз и самых общих идей, созвучных моменту. Он говорил о необходимости консолидации охранительных сил для противостояния нигилизму. Охранительные силы, по его; мнению, олицетворялись в основном дворянством, ко­торое нужно было «поддержать», впрочем, как и «власть». Из конк­ретных предложений новый шеф жандармов высказал заветную мысль помещиков упразднить Главный комитет об устройстве сельского состояния, с чьей деятельностью поместное дворянство связывало не устраивавшую их политику в аграрном вопросе. Это были самые об­щие положения, которые не мог не разделять император (особенно, разумеется, об укреплении власти, о чем он не уставал повторять).

1866—1874 годы в эпохе «великих реформ» — очень своеобразный период. В это время Шувалов стал неформальным первым министром, возможности которого были, однако, ограничены как волей монар­ха, так и неоднородностью состава министров, часть которых тяготе­ла к либеральному варианту преобразований и шла за вел. кн. Кон­стантином Николаевичем, этот вариант отстаивавшим. Только в на­чале 1870-х годов у шефа жандармов сложился довольно отчетливый план преобразований, долженствовавший сохранить крупное помест­ное дворянство в качестве «политического» сословия России, чье вли­яние в уезде и губернии, а также в общегосударственной политике станет определяющим. Крупные землевладельцы должны были безвы-

борно занять места в земских учреждениях, функции которых в этом случае расширялись, стать мировыми судьями, войти во все (или са­мые важные) местные учреждения, одновременно получив и места в высшем законосовещательном институте — Государственном совете — в качестве представителей дворянских интересов. Шувалов ставил сво­ей задачей упразднение общины или по крайней мере создание ус­ловий для выхода из нее зажиточным крестьянам, которые бы смог­ли взять на себя в крупных размерах арендование помещичьей земли. Он был Сторонником всесословной волости во главе с помещиком. Многое рассматривалось шефом жандармов под углом зрения инте­ресов дворянской верхушки, но эти интересы увязывались им впол­не искренне с интересами монархии и возможностью предотвраще­ния революции, которой будут противостоять организованное как по­литическая сила дворянство и новый класс фермеров.

Влиятельный внешне Шувалов, ведший за собою группу мини­стров, охотно принявших роль ведомых, был совершенно не спосо­бен, взять на себя рутинную работу составления программы. Выдви­жение и продвижение его программы стало осуществляться только когда он взял в помощники назначенного в 1872г. министром го­сударственных имуществ П. А. Валуева. Немедленно учрежденная ими — с благословения монарха, разумеется, — по виду безобидная сельскохозяйственная комиссия (1872—1874 гг.) должна была обес­печить принятие правительственными кругами и осуществление этой программы, составной частью которой было привлечение цензовых элементов к обсуждению в рамках Государственного совета вопро­сов внутренней политики.

Планам Шувалова не суждено было сбыться: император отверг его олигархические поползновения и в реформах, которые с задержками и перерывами все же проводились, поддержал принципы, провозгла­шенные либеральной программой на заре его царствования.

В это («шуваловское») восьмилетие было утверждено Городовое положение 1870г., повсеместно создавшее в России всесословные органы городского общественного управления с широкими задача­ми благоустройства городов и развития их экономики, социального призрения, народного здравия и т. д. Земские учреждения, ранее созданные, оказались тем самым дополнены аналогичным городским самоуправлением. Как и в земских учреждениях, деятельность город­ских собраний и думы была поставлена под «надзор» местной адми­нистрации, получившей право судить о «законности» акций город­ских выборных депутатов. ⁹

1 января 1874г. завершился последний этап военной реформы провозглашением всесословной воинской повинности. «Защита пре­стола в отечестве есть священная обязанность каждого русского под­данного. Мужское население, без различия состояний, подлежит воинской повинности», — говорилось в ст. 1 «Устава о воинской повинности»¹⁰. Утверждение этого Устава и принятие манифеста о всеобщей воинской повинности, подготовленного военным мини­стром Д. А. Милютиным, сопровождалось борьбой в министерской среде и было делом далеко не легким. Сторонники сохранения дво­рянских прав и привилегий пытались сохранить за дворянством осо-

бое место в армии. Была сделана (шефом жандармов вкупе с фельд­маршалом А. И. Барятинским) попытка осуществить консерватив­ный прусский вариант реформы, при котором была бы уменьшена роль военного министра, а «хозяином» армии являлся — как в фео­дальную эпоху — монарх¹¹. Однако в Александре II в этом случае верх взял разумный государственный деятель, пытавшийся прибли­зить русскую армию к наиболее передовым европейским.

Утверждение Александром II милютинского варианта реформы должно было показать Шувалову, что влияние его ограниченно, как и реформаторские возможности. Вскоре после попытки провести че­рез Комитет министров идею политической реформы он был доволь­но бесцеремонно отставлен как раз в то время, когда этим правитель­ственным лидером была осознана необходимость дальнейших преоб­разований. Либеральной частью российского общества отставка шефа жандармов, отправленного послом в Лондон, была воспринята с удов­летворением и надеждой на возвращение правительства на путь ре­форм. Либералы сделали многое, чтобы дискредитировать «аристок­ратическую партию». Во всяком случае книга Р. А. Фадеева «Русское общество в настоящем и будущем. Чем нам быть?», считавшаяся ее программой, подверглась резкой критике как тянущая Россию назад в крепостническое прошлое¹². Естественно было ожидать, что после заминки, нужной для перегруппировки правительственных сил, оцен­ки положения, прежде всего экономического и социального, после­дует выдвижение новой программы продолжения реформ. Создание В. П. Безобразовым, крупным экономистом и одновременно влиятель­ным чиновником, нового издательского предприятия — выпуска еже­годника «Сборник государственных знаний» — как будто говорит о том, что либералы начали готовить российское общество к новому этапу реформ¹³. В правительстве, лишившемся своего лидера, насту­пила неизбежная апатия, непозволительная в тот момент — симпто­мом опасности явилось массовое «хождение в народ» молодежи, на­деявшейся подвигнуть крестьянство на активные действия. Реакцией правительства на это движение и новую угрозу явилась записка ми­нистра юстиции гр. К. И. Палена о социалистической пропаганде, рассматривавшаяся в 1875г. в Комитете министров¹⁴. Это была попыт­ка отдать себе отчет в настроении общества. Ясно было, что по край­ней мере в деревне надо принимать меры по смягчению там эконо­мического и социального напряжения, делающего крестьян потенци­альной благодатной почвой для антиправительственной пропаганды.

Однако несомненно надвигавшаяся необходимость ответа на воп­рос о следующем этапе правительственной политики была отодвину­та событиями внешнеполитическими. Уже с 1875г. на Балканах раз­растается восстание славянских народов против Османской империи.

Разумеется, вступление России в войну с Турцией было вызвано прежде всего причинами внешнеполитическими (и в этом смысле российское правительство отошло от поставленного им в 1856 г. ори­ентира на приоритет внутренних проблем): давней конфронтацией, стремлением упрочить свое положение на Балканах и Черном море, поддержать статус великой державы в условиях неподчинения Турции российскому ультиматуму. Однако когда рассматриваешь тогдашние

Дата добавления: 2015-07-10