В начале царствования Александра I

Часть третья

НАЧАЛО КРИЗИСА ИМПЕРИИ.

САМОДЕРЖАВИЕ АЛЕКСАНДРА I И НИКОЛАЯ I

Глава 1

ПЛАНЫ ЛИБЕРАЛЬНЫХ РЕФОРМ

В НАЧАЛЕ ЦАРСТВОВАНИЯ АЛЕКСАНДРА I

Александр I. ‑ Проекты реформ 1801‑1803 гг. ‑ М. М. Сперанский и его реформаторские планы. ‑ «Общее учреждение министерств»1811 г. ‑ Конституция Великого княжества Финляндского. ‑ «Записка Н. М. Карамзина. ‑ «План финансов» 1810 г. Отставка М. М. Сперанского.

В конце XVIII в. Россия оказалась втянутой в экономическую и политическую жизнь Европы на правах деятельного партнера. В начале XIX в. связь России с Западной Европой еще более усилилась, Европейскими делами все чаще приходилось заниматься и стоявшему главе пирамиды власти российскому императору. В Российской империи в начале XIX в. по-прежнему очень большая власть находилась в руках самодержавного монарха. В. О. Ключевский писал в своем дневнике в январе 1911 г.: «Павел, Ал[ександ]р и Николай I владели, а не правили Россией, проводили в ней свой династический, а не государственный интерес, упражняли на ней свою волю, не желая и не умея понять нужд народа, истощили в своих видах его силы и средства, не обновляя и не направляя их к целям народного блага»¹.

Действительно, эгоистические мотивы играли большую роль в действиях российских императоров. Вместе с тем властители не могли не учитывать многочисленные факторы внешней и внутренней политики, порой не укладывающиеся в рамки их личных интересов. Вовлечение России в общеевропейские дела влияло и на внутреннюю жизнь страны. Участие в вооруженных конфликтах, прежде всего наполеоновских войнах, вело к огромным расходам, расшатывало финансовую систему, осложняло и без того тяжелое положение в экономике.

Император российский, воплощая верховную власть внутри страны, одновременно превратился в одну из главных фигур на европейской политической арене. Расширение сферы его деятельности, с одной стороны, начинает отвлекать его внимание от проблем внутренней жизни собственной страны, с другой ‑ заставляет думать о том, в какой степени соотносятся друг с другом экономическая и политическая структура России и стран Европы. Подобного рода размышления вольно или невольно напоминали о необходимости преодолеть экономическую отсталость России и о неизбежности

преобразований в системе государственного управления и социальных отношений. Особую остроту среди других нерешенных проблем приобретал крестьянский вопрос. Важнейшим условием для его решения должна была стать отмена крепостного права, связанная с ликвидацией многочисленных дворянских привилегий.

Насущные проблемы экономической и политической жизни России были предметом заботы как государственных деятелей, так и образованной части русского общества. Проникшие в Россию еще во второй половине XVIII в. идеи эпохи Просвещения способствовали критическому пересмотру сложившейся в России ситуации. Свойственное Екатерине II увлечение идеями Вольтера, Дидро, Монтескье, других западноевропейских мыслителей XVIII в. наложило отпечаток и на формирование взглядов ее старшего внука Александра Павловича.

Будущему императору Александру I, как личности сложной и противоречивой, в исторической литературе уделено большое внимание².

Александр Павлович вырос в непростой обстановке между вечно враждовавшими дворами Екатерины II и ее наследника, а затем императора Павла I. На Александра Павловича оказали большое влияние, с одной стороны, Екатерина II и воспитатель великих князей Фридрих Цезарь Лагарп, с другой ‑ Павел I и А. А. Аракчеев. Екатерина II знакомила внука с идеями эпохи Просвещения. Лагарп, воспитатель Александра и Константина с 1783 г. по 1795 г., особенно ценивший Монтескье, внушал своим воспитанникам идею «истинной монархии», противопоставленной «самовластию», знакомил с историей Французской революций, при этом осуждая тиранию, и даже признавал за угнетенным народом право на вооруженное сопротивление вплоть до убийства тирана.

Юный Александр Павлович нашел себе единомышленников в лице В. П. Кочубея, племянника канцлера А. А. Безбородко, побывавшего в революционной Франции, князя Адама Чарторыйского, уже участвовавшего в политической жизни Польши, а также побывавшего в Англии и знакомого с ее конституционным строем, графа П. А. Строганова, ученика Ж. Ромма, свидетеля и участника революционных событий во Франции, Н. Н. Новосильцева. В конце 1792 г. Кочубей уехал за границу, и друзья создали уже без него оппозиционный кружок. В беседах с друзьями, в переписке с Лагарпом Александр Павлович критически оценивал положение в России, осуждал крепостное право, считал необходимыми преобразования в духе «истинной монархии».

В 1798 г. В. П. Кочубей после встречи с Александром Павловичем по его просьбе обратился к А. А. Безбородко с вопросом, что следует делать для усовершенствования управления в России. А. А. Безбородко передал «молодым друзьям» подготовленную им «Записку для составления законов Российских». В ней предлагалось совершенствовать самодержавие в духе «истинной монархии». Не посягая на крепостное право, Безбородко писал, что положение крестьянства «требует поправления», в частности имел в виду регламентировать крестьянские повинности.

Программа, намеченная Александром Павловичем, выходила за рамки предложений А. А. Безбородко³. В ней, в частности, предлагались меры, в совокупности составлявшие план постепенной отмены крепостного права. Александр Павлович надеялся, что осуществить намерения можно будет с помощью дворянства. Такого рода программа решения крестьянского вопроса в сочетании с рассуждениями о «свободной конституции» и «народном представительстве» могла вселять надежду на то, что, вступив на престол, он поможет России встать на путь коренных преобразований.

В ночь с 11 на 12 марта 1801 г. в Петербурге в Михайловском замке был убит император Павел I. Обстоятельства дворцового переворота лишний раз напоминали об архаичности, с точки зрения образованного европейца, и ненормальности государственного строя в России и царивших в ней нравов. Вступивший на престол Александр I знал о готовящемся заговоре и невольно оказался в сложных отношениях с заговорщиками. Вместе с тем значительная часть дворянства, особенно петербургского, выражала свое одобрение по поводу того, что царствование Павла I, отличавшееся жесткой централизацией и мелочной регламентацией, закончилось.

Как современники, так и историки связывали переворот с именем английского посла Витворта, который через О. А. Жеребцову «завел тайные отношения с ее братом графом Платоном Зубовым, Никитой Паниным и некоторыми другими руководителями назревающего заговора, который и закончился убийством Павла»⁴. Придерживался вышеизложенного предположения и С. Б. Окунь. Вместе с тем он считал, что «заговор против Павла» «объединил не только недовольных его внешней политикой, но и тех, кто стремился к установлению рамок для неограниченной власти монарха, сторонников аристократической конституции»⁵.

Проводить свою политику Александру I было непросто. Дворянство, приветствуя его вступление на престол, в большинстве своем не было готово ни к «отмене рабства», ни к возведению храма «истинной монархии». Что же до сторонников конституции из числа заговорщиков, у них были свои планы. Стремясь усилить свое влияние на молодого императора, П. А. Зубов думал не только об упрочении собственного положения. Подобно своим единомышленникам из среды высшей аристократии он при помощи «конституции» рассчитывал юридически ограничить в известных рамках прерогативы монарха. В кругу петербургских сановников и иностранных дипломатов действия Зубова воспринимались то как намерение ввести «конституцию», то как попытки установить олигархическое правление. Зубов и его окружение невольно выглядели как люди, взявшие на себя инициативу в проведении преобразований, как политики, опередившие императора в подготовке возможных реформ.

Александр I был предельно осторожен и внимателен во взаимоотношениях с участниками событий 11 марта, обретавшими теперь в глазах общества облик реформаторов. Осторожность заставляла его не спешить с опубликованием собственной программы преобразований, до поры до времени не раскрывать свои карты. В известной мере будучи сторонником «истинной монархии», он сам считал возможным вести речь о каких-то шагах, направленных на искоренение деспотического характера самодержавной власти. В этом смысле

он допускал возможность какого-то компромисса с представителями аристократической олигархии.

Самостоятельную политическую группировку составляли бывшие екатерининские вельможи. Они твердо стояли на страже неприкосновенности дворянских привилегий, были противниками отмены крепостного права. Считая себя вправе деятельно участвовать в государственном управлении, в выработке внутриполитического курса правительства, «екатерининские старики» были сторонниками умеренных реформ в системе государственного управления. Именно в их среде распространилось представление о том, что повышение авторитета такого учреждения, как Сенат, будет способствовать усилению влияния вельможной аристократии на деятельность монарха. А также утвердилось сочувственное отношение к идее реформирования Сената.

Одновременно они с беспокойством и недоверием следили за усилением влияния бывших заговорщиков, особенно братьев Зубовых и Палена. Находившийся в английском городе Саутгемптоне и внимательно следивший за событиями в России граф А. Р. Воронцов в те дни писал: «Монарх в их руках. Он не может иметь ни силы воли, ни твердости, чтобы противиться тому, чего хочет эта ужасная клика. Он должен беспрестанно видеть на лицах тех, кто окружает и преследует его, их скрытые мысли, которые они сами ему высказывают: "Мы задушили твоего отца и ты последуешь его примеру, если когда-либо осмелишься сопротивляться нашей воле"». Передавая настроения той части высшего петербургского общества, которая недоброжелательно относилась к П. А. Зубову, посол Пруссии в Петербурге Люзи доносил своему императору, что Александр I «окружен убийцами своего отца и вынужден некоторым образом подчиниться им, или же он настолько слаб, чтобы энергично следовать своей воле»⁶.

Положение Александра I действительно было по меньшей мере щекотливым. Возле него в момент вступления на престол из «молодых друзей» присутствовал один П. А. Строганов. Пришлось идти на сближение с Зубовыми, Паленом, в чем-то уступать им. Впрочем, в дальнейшем Александр I сумел найти, правда на время, известный компромисс в отношениях с этими сильными и опасными политическими партнерами.

В таких условиях невозможно было объявлять о намерении провести отмену крепостного права, даже если бы Александр I и был готов к этому. Нужно было угодить настроению, охватившему большинство, и он открыто осудил деспотизм Павла I и заявил, что обещает править «по законам и по сердцу» бабки своей Екатерины II.

Первые указы и распоряжения Александра I вполне соответствовали духу его заявления о том, что он устранит несправедливости и несуразности, допущенные в царствование Павла I. Начиная с 13 марта последовала серия указов. Первым появился указ об отставке генералов и офицеров, уволенных по суду и без суда. Тем самым эти люди приравнивались к тем, кто увольнялся в отставку в обычном порядке с соответствующим обеспечением. Следом царь издал указ такого же содержания применительно к гражданским чиновникам. Снимались запреты по внешней торговле. Объявлялась амнистия ‑ прежде всего по делам, которые вела Тайная канцелярия, затем по бежавшим за границу. Полиции предписывалось «не выходить из границ своей должности», т. е. не допускать произвола. 22 марта был издан указ о свободном пропуске через границы как из России, так и в Россию. Наконец, I марта отменены запреты на ввоз из-за границы книг и нот, а также на содержание частных типографий. Реакция на все эти указы была одобрительной. Правда, каждое царствование начиналось с подобных действий нового императора, так что указы Александра I ничего из ряда вон выходящего собой не представляли.

Сложнее было сохранить тенденцию к серьезным преобразованиям и подтверждать верность заветам Екатерины II, хотя и это предстояло сделать в некоторых случаях применительно к конкретным обстоятельствам.

25 марта 1801 г. в секретном порядке в соответствии со списком, составленным самим Александром I, в Зимнем дворце был собран тайный совет, представленный 12 высшими сановниками. На заседании присутствовали генерал-прокурор А. А Беклешов, фактический министр юстиции, внутренних дел и отчасти финансов, вице-канцлер А. Б. Куракин, министр коммерции Г. П. Гагарин, вице-президент Адмиралтейств-коллегий Г. Г. Кушелев, государственный казначей А. И. Васильев, вице-президент Военной коллегии И. В. Ламб, петербургский военный генерал-губернатор П. А. Пален, директор почт Д. П. Трощинский. Помимо них, были приглашены Н. И. Салтыков, П. В. Лопухин и братья П. А. и В. А. Зубовы. На заседании были рассмотрены и утверждены проекты нескольких манифестов и указов. Через несколько дней, 2 апреля, в общее собрание Сената прибыл Александр I вместе с генерал-прокурором А. А. Беклешовым. Заняв председательское кресло, Александр I повелел огласить тексты пяти манифестов, проекты которых были рассмотрены на заседании тайного совета 25 марта. Первым огласили манифест, подтверждающий жалованную грамоту дворянству. Александр I торжественно заявил, что убежден «в справедливости, святости и неприкосновенности преимуществ дворянства». В тексте манифеста говорилось, что Александр I «положил во всем следовать по стезям ее (Екатерины II. ‑ Авт.)». В том же духе был выдержан и следующий манифест, подтверждающий жалованную грамоту городам, и Городовое положение. Все это было воспринято сенаторами как подтверждение намерения Александра I следовать заветам Екатерины II. Кроме того, сенаторы уже по своей инициативе составили свод постановлений Павла I, нарушающих дворянские права и преимущества. Доклад был поднесен Александру I и утвержден им 5 мая 1801 г. Несколько позже, 3 июня 1801 г., Александр I утвердил аналогичный доклад о нарушении прав купечества. Помимо вышеназванных манифестов, среди утвержденных 5 мая были манифесты об амнистии, об упразднении Тайной канцелярии и манифест, обращенный к крестьянству. Особое значение имели манифесты об утверждении жалованных грамот дворянству и городам. Это ставило Александра I, еще недавно в кругу единомышленников рассуждавшего об отмене крепостного права, о конституции и народном представительстве, в положение защитника принципов продворянской и крепостнической политики Екатерины II. Заверения Александра I в верности заветам Екатерины II не означали, что молодой император откажется от реформ, цель которых

создание «истинной монархии». Поддержку в начинаниях Александр I мог получить со стороны довольно многих представителей русского общества, ожидающих перемен. Однако сторонники реформ не были объединены. Александру I нелегко было найти достойных помощников, действительно ему преданных и полностью разделяющих его взгляды. Практически не осталось таких людей в непосредственном окружении Александра I, среди его ближайших родственников. Напряженность в семейных отношениях поддерживалась и тем недовольством, которое время от времени проявляла Мария Федоровна, императрица-мать, потрясенная событиями 11 марта, казалось бы, стоящая в стороне от активной политической жизни. Старший из братьев Александра I, великий князь Константин Павлович, юридически являвшийся наследником-цесаревичем, бравировал своим нежеланием заниматься государственными делами. Шеф Конной гвардии, он в июне 1801 г. согласился стать во главе воинской комиссии, но не вмешивался в дела, выходившие за рамки военного ведомства.

В первые месяцы и годы царствования Александра I его вероятными сотрудниками в проведении реформ могли стать высшие государственные деятели, объединенные в совещательном органе, близком к императору. Таким органом мог стать созданный Александром I Непременный (Постоянный, Государственный) совет. Как было сказано в указе, вместо давно уже бездействующего Совета при высочайшем дворе учреждался «на особенных правилах», «составленный из лиц, суверенностью нашей и общей почетный „Совет непременный"»⁷. В состав его вошли 12 сановников, участников заседания 25 марта 1801 г. Новый совет должен был рассматривать государственные дела и постановления, быть законосовещательным учреждением, заниматься упорядочением законодательства, для чего имел право создавать кодификационные комиссии. Первое время в Совете большим влиянием пользовались П. А. Зубов и П. А. Пален. Когда в апреле 1801 г. в Совет были введены П. В, Завадовский и А. Р. Воронцов, это было воспринято как ослабление позиций Зубовых⁸. Александр 1, создав Непременный совет, казалось бы, продемонстрировал готовность к преобразованиям и установлению известного контроля над верховной властью. Но этого не случилось.

Созданный для рассмотрения новых законов, а в будущем и для подготовки реформ, Непременный совет в начале своей деятельности был занят дебатами вокруг внешнеполитических проблем, таких, как русско-английские отношения (обсуждались с 30 марта 1801 г.) и присоединение Грузии (обсуждалось с 11 апреля до сентября 1801 г.). Свое окончательное решение по этим вопросам, изложенное в манифестах, Александр I принял под давлением большинства Совета.

Реформаторские начинания Александра I были осложнены политическими интригами, которые особенно активно вели П. А. Зубов и его сторонники. «Молодые друзья» еще не собрались вместе. Строганов, находившийся в Петербурге, в апреле 1801 г. начал беседовать с Александром I о возможных реформах, причем настойчиво советовал готовить реформы в строгой тайне. Александр I согласился со Строгановым, программа которого предусматривала сначала преобразование администрации, а уже после этого ‑ составление конституции. Основные положения программы' были сформулированы в записках

«Опыт изложения системы, которой надо следовать в реформе управления империей», «Генеральный план работы с императором над реформой», «О состоянии нашей конституции» и др. Имелось в виду обеспечить права граждан, прежде всего «свободы и непоколебимости прав собственности», понимаемых в духе идей эпохи Просвещения, уже нашедших свое воплощение в американской конституции и французской «Декларации прав человека и гражданина».

Еще до того, как в Петербург съехались все «молодые друзья», Александр I поручил генерал-прокурору А. А. Беклешову подготовить записку о непродаже людей без земли, выписку из законов и два проекта указа. 6 мая они были вынесены на рассмотрение Непременного совета. Предложенный Александром I проект указа имел важное значение. Хотя формально он предусматривал лишь ликвидацию злоупотреблений со стороны помещиков и сопровождался ссылкой на законодательство XVII В. («Соборное уложение» 1649 г.), по существу предполагалось регламентировать отношения между помещиком и крепостным крестьянином. Такого рода регламентация должна была наложить запрет на продажу крестьян без земли. Последняя мера служила еще и ограничению роста числа дворовых людей. Непременный совет отклонил проект. Александр I представил Совету новый вариант проекта и сам явился на заседание 16 мая. Заседание прошло очень бурно (говорили, что такого не было со времен Петра I), и в результате проект вновь был отклонен. Не получил поддержки этот проект со стороны Строганова и после некоторых колебаний присоединившегося к нему Кочубея.

Нежелание членов Непременного совета одобрить законопроект, призванный положить начало постепенному движению к освобождению самого многочисленного сословия, было зловещим предзнаменованием того, что и другие попытки, предпринятые в этом направлении, обречены на неудачу.

Обсуждение проектов реформ проходило на фоне политических интриг. Различные группировки отстаивали свои интересы. Александру I приходилось лавировать. 20 июня 1801 г. он встретился на даче Строганова с «молодыми друзьями». С 24 июня начались заседания Негласного комитета, в состав которого вошли Строганов, Чарторыйский, Новосильцев, Кочубей. Не имея определенной регламентации в работе, Негласный комитет действовал в духе программы Строганова, который вместе с коллегами предполагал составить «картину действительного положения вещей». В дальнейшем же, по выражению Новосильцева, предстояло осуществить реформу администрации, завершив все преобразования конституцией, «устроенной согласно истинному духу науки»⁹.

Горячие дебаты завязались вокруг проекта реформы Сената. Они длились с апреля 1801 г. до сентября 1802 г. ‑ в самом Сенате, в Непременном совете, в Негласном комитете. Начались они после демарша Г. Р. Державина, за спиной которого стоял П. А. Зубов, против генерал-прокурора Беклешова. По поручению Александра I Д. П. Трощинский при помощи М. М. Сперанского составил записку «О причинах уничтожения Сената». 5 июня 1801 г. Александр I издал указ, в котором Сенат был назван верховным местом правосудия и исполнения законов¹⁰. Сенаторам же предписывалось не ограничиваться

перечнем нарушений прав Сената, а представить соображения о том, каковы должны быть права и обязанности Сената. В противовес предложению Завадовского, в своем докладе отводившего Сенату роль верховного правительства, представляющего и исполнительную, и судебную власть, члены которого назначались императором, Державин выдвинул идею выборного учреждения, независимого от произвола верховной власти. А. Р. Воронцов говорил о Сенате как о конституционном учреждении, правда, в очень неопределенной форме. Среди последующих проектов выделялись проекты Г. Р. Державина и П. А. Зубова. Проект П. А. Зубова стал объектом критики со стороны членов Негласного комитета, которые предостерегали Александра I от угрозы ограничения его прерогатив самодержца. Подобную ситуацию, считали они, можно допустить лишь в далеком будущем.

П. А. Зубов был не только инициатором реформирования Сената, а представил и проект решения крестьянского вопроса. Содержание проекта импонировало Александру I и вызывало опасения у членов Негласного комитета¹¹. Проект П. А. Зубова предусматривал важные антикрепостнические акции, прежде всего запрещение продажи крестьян без земли и свободный выкуп их на волю.

Обнародование проекта преобразования Сената и манифеста о запрещении продавать крестьян без земли должно было быть приурочено к моменту коронации Александра I. К этому же сроку готовился еще один важный документ, который, пожалуй, следовало поставить на первое место: «Грамота Российскому народу»¹². Большое участие в подготовке «Грамоты» принял А. Р. Воронцов¹³.

Над «Грамотой» работали В. П. Кочубей, Н. Н. Новосильцев, сам Александр I. Окончательный текст причудливо сочетал, казалось бы, противоположные по духу заявления. С одной стороны, как и в первых манифестах Александра I, подтверждались привилегии дворянства (в «Грамоте» даже в несколько расширенном виде), с другой стороны, в ней были необычные для официальных документов тех лет обращенные ко всем российским подданным обещания пользоваться «невозбранно свободою мысли, веры иди исповедания, богослужения, слова и речи, письма и деяния».

Несмотря на противоречивость, «Грамота» в случае ее обнародования в момент коронации могла стать историческим документом, закладывающим основы для постепенного формирования системы власти в России, при которой соблюдались бы права личности. Одновременное оглашение манифеста, намечавшего первые мероприятия на пути облегчения положения крепостных крестьян, также могло служить первым шагом в деле постепенной отмены крепостного права. Трудно сказать, насколько жизнеспособным могло быть такое учреждение, как представленный в проекте преобразованный Сенат. Тем не менее хотя бы некоторое упорядочение положения самодержца также могло послужить усовершенствованию системы управления государством.

Однако после торжественной церемонии коронации Александра I, состоявшейся 15 сентября 1801 г. в Кремле, в оглашенном по этому случаю манифесте, в перечне дарованных народу милостей, самыми существенными были освобождение от рекрутского набора в текущем году и от уплаты в 1802 г. 25 копеек подушного оклада¹⁴.

Изданный также 15 сентября 1801 г. именной указ Сенату предусматривал учреждение комиссии для пересмотра прежних уголовных дел¹⁵. В наставлении этой комиссии, последовавшем 23 сентября, осуждался произвол в судах. Александр I, подтверждая свои самодержавные нрава, одновременно провозглашал, что будет управлять только по законам. Такого рода заверения имели либеральный оттенок и были выдержаны в духе «истинной монархии». Однако все это даже в малой степени не соответствовало тем нововведениям, какие предполагалось обнародовать к моменту коронации Александра 1. «Грамота», кстати сказать, долгие годы упоминавшаяся главным образом в связи с причастностью к ее составлению А. Н. Радищева, и другие коронационные проекты остались как эпизод неосуществленных либеральных исканий. В 1801‑1803 гг. еще продолжались дебаты в Негласном комитете, но вопросы внешней политики вытесняли там внутриполитические проблемы. Тем временем Александр I укрепил свое положение. В июне 1801 г. был удален П. А. Пален, в октябре ‑ Н. П. Панин, в январе 1802г. ‑ П. А. Зубов, потерял свое влияние и В. А. Зубов.

Несколько указов как бы подводили итоги бурным спорам. По предложению Н. С. Мордвинова был принят указ 12 декабря 1801 г., разрешавший купцам, мещанам и казенным поселянам покупать земли, не населенные крестьянами¹⁶. 8 сентября 1802 г. последовал указ о правах Сената. Он признавался «верховным органом» империи, но его полномочия ограничивались властью государя. Какую-то возможность расширения прав Сената содержало данное ему право входить с представлениями к императору по поводу тех указов, которые он считал несогласованными с прочими узаконениями или сопряженными «с большими неудобствами при исполнении». В тот же день, 8 сентября 1802 г., Александр I подписал манифест «Об учреждении министерств»¹⁷. Согласно манифесту, содержавшему общие положения, учреждалось 8 министерств. Создавался и Комитет министров, но функции его не были точно определены. Министерство сухопутных сил возглавил С. К. Вязмитинов. Его аппаратом первое время была военная коллегия. Вскоре была создана временная канцелярия министра, преобразованная в департамент. Были приняты меры по упорядочению деятельности военной коллегии. Министерство внутренних дел оказалось под началом В. П. Кочубея, назначенного министром, и П. А. Строганова, ставшего товарищем министра. Министром морских сил стал Н. С. Мордвинов. В этом министерстве, как и в Министерстве сухопутных сил, Началось отладка работы перестраиваемого аппарата прежней коллегии. Министерство иностранных дел было поручено опытному дипломату А. Р. Воронцову. Министром финансов назначили старого и больного А. И. Васильева, до этого бывшего государственным казначеем. Практически дела вел Д. А. Гурьев, ставший товарищем Министра. Иногда привлекался и Г. Р. Державин, назначенный министром юстиции. Министром коммерции стал Н. П. Румянцев, министром народного просвещения ‑ П. В. Завадовский.

Как видим, на министерские посты были назначены в основном государственные деятели старшего поколения. «Молодые друзья», кроме Кочубея, были представлены как товарищи министров: Н. Н. Новосильцев ‑ в

министерстве юстиции, а А. Чарторыйский ‑ в министерстве иностранных дел. Вскоре ушли в отставку Мордвинов, Державин, Воронцов, Морское ведомство возглавил адмирал П. В. Чичагов, Министерство иностранных дел ‑ А. Чарторыйский. Деятельность министерств налаживалась не сразу. Либеральный курс, как это ни парадоксально, в наибольшей мере проявился в Министерстве народного просвещения, во главе которого стоял П. В. Завадовский, по отзывам современников, человек «бездарный и ленивый». Всю работу брал на себя товарищ министра М. Н. Муравьев, имевший к тому же дельного помощника в лице В. Н. Каразина. 24 января 1803 г. было принято новое положение об устройстве учебных заведений (они разделялись на четыре разряда: приходские, уездные, губернские, или гимназии, и университеты). К трем уже существовавшим университетам (в Москве, Вильно и Дерпте) было решено открыть еще три: в Казани, Харькове и Петербурге. (В Петербурге был открыт в 1816 г. Педагогический институт, в том же году переименованный в Главный педагогический институт, а 8 февраля 1819 г. ‑ в С.-Петербургский университет.)

В 1804 г. впервые был издан цензурный устав, предусматривающий предварительную цензуру. Это был первый опыт регламентации цензуры. В начале царствования Александра I в отношении властей к печати имела место известная снисходительность. Были изданы книги, посвященные экономическим проблемам. По распоряжению министра финансов на казенные средства был издан русский перевод труда Адама Смита «О богатстве народа» и изложение системы его взглядов, которое также появилось в «Санкт-петербургском журнале», издававшемся Министерством внутренних дел. Наряду с официальным отделом там был раздел, в котором печатались труды Адама Смита, Иеремии Бентама и других ученых¹⁸. С одобрения Александра I была издана книга де Лольма «Конституция Англии или состояние английского правления сравнительно с республиканскою формою и с другими европейскими монархиями». Англофильский дух, переплетавшийся с конституционными симпатиями, свойственный многим сторонникам реформ, консерваторы встречали с недовольством. Тем не менее реформаторская тенденция не угасала.

Обращение графа С. П. Румянцева к правительству в ноябре 1802 г. с просьбой о разрешении отпустить принадлежавших ему крепостных на волю, наделив их землей, послужило поводом вернуться к рассмотрению крестьянского вопроса. 20 февраля 1803 г. последовал «Указ о вольных хлебопашцах», разрешавший помещикам по их желанию отпускать крестьян на волю¹⁹. Крестьянин же при этом должен был внести выкуп, определенный помещиком. Издание указа не обязывало, а скорее призывало помещиков освобождать крестьян. Помещики не очень-то следовали этому призыву ‑ за все царствование Александра I в соответствии с этим указом состоялась 161 сделка и было освобождено 47 153 душ крестьян²⁰. Указ 20 февраля 1803 г. был менее радикален по сравнению с обсуждавшимися проектами решения крестьянского вопроса. Вместе с тем ‑ и на это стали больше обращать внимание в новейшей исторической литературе ‑ он намечал направление правительственной политики в крестьянском вопросе и, что особенно важно, утверждал идею освобождения крестьян за выкуп²¹. В его издании можно видеть также первую

попытку правительства отойти от жесткого курса на сохранение крепостничества, объективно связанную с признанием возможности буржуазного развития сельского хозяйства в начале ХIХ в.²²

Несомненно важным фактором, помешавшим реформам в начале IX в., было отрицательное отношение к ним подавляющего большинства дворянства. Вместе с тем представляется, что Александр I отступал от своих реформаторских начинаний еще и потому, что предполагаемые преобразования могли подорвать устои самодержавной власти, вторая должна была оставаться незыблемой и в рамках «истинной монархии». Свою твердость как самодержец он продемонстрировал в 1803 г., когда Сенат, пользуясь «правом представления», обратился к императору, протестуя против указа о сроке службы дворян, не дослужившихся до унтер-офицерского чина, как указа, противоречащего Жалованной грамоте дворянству. В ответ на этот демарш Н. Н. Новосильцевым был подготовлен, а 21 марта 1803 г. Александром I подписи указ, гласивший, что доклад Военной коллегии не нарушал Жалованную грамоту, поскольку право представления не распространяется на новые и вновь подтвержденные указы²³. Разрешив таким образом «сенатский инцидент», Александр I показал, что он на деле не признает принципа ответственности министров. После указа 21 марта тех, кто надеялся, что Сенат еще сможет превратиться в избранное дворянами высшее учреждение, исполняющее законосовещательные функции и надзор за высшей властью, постигло разочарование.

Александр I не порвал, однако, с либеральными тенденциями, особенно во внешней, а отчасти и внутренней политике. Он не оставлял мысли, что проведет реформы, но сделает это властью самодержца, используя верных помощников ‑ послушных исполнителей его воли. Среди тех, кто мог оказаться на месте таких помощников, был М. М. Сперанский.

М. М. Сперанский, в первые дни царствования Александра I состоявший при Д. П. Трощинском, вскоре был привлечен В. П. Кочубеем к подготовке реформы государственного управления, следствием которой стало учреждение министерств. С сентября 1801 г. по просьбе В. П. Кочубея Сперанский состоял при Министерстве внутренних дел, где готовил Отчеты министерства и выполнял другие поручения. В 1803 г. Александр I через министра внутренних дел Кочубея стал поручать Сперанскому готовить ответственные документы, такие как «План общего преобразования судебных и правительственных мест в империи». Историки продолжают спорить, был ли Сперанский лишь исполнителем воли Александра I или излагал в своих проектах собственные взгляды. Вероятно, он был человеком, в высшей степени критически воспринимающим российскую действительность, сознающим необходимость преобразования государственного управления и отмены крепостного права. Идеальным он считал конституционный строй, существовавший в ряде стран Западной Европы. Свой радикализм Сперанский умел сдерживать и составлять проекты в рамках, соответствующих взглядам Александра I. Свидетельство тому подготовленные Сперанским в 1802‑1804 гг. записки, содержавшие

как предложения об усовершенствовании государственных, судебных и других учреждений, так и общие рассуждения об исторической неизбежности перемен в важнейших областях политической и социальной жизни России. Многие соображения, изложенные в записках Сперанского 1802–1804 гг., были направлены на осознание тех шагов, которые следует предпринять, чтобы государство соответствовало понятиям об «истинной монархии» и, что очень важно, чтобы существующий монархический строй соответствовал интересам народа России.

Сперанский излагал свои представления о роли самодержца в законодательной деятельности, старался сопоставить власть и права государя, значение «коренного закона» или «коренных законов» как своего рода «конституции». Известная противоречивость объясняется сложностью, если не невозможностью, сосуществования самодержавного образа правления и наличия «коренного закона», или «конституции», призвание которого ‑ предотвратить возможность превращения самодержавия в деспотию. В одной из ранних записок, «Отрывке о комиссии Уложения» (1802 г.), Сперанский писал, что в России государь «есть законодатель, верховный судия и первый исполнитель своих собственных законов», и продолжал: «...вот что мы называем государственным постановлением, и на сем одном понятии основываем мы все наши суждения о законах». Из сказанного выше Сперанский делал вывод: «Закон есть выражение воли государя, а понятия о конституциях суть порождения новой философии, столь же бесполезные, как и все теории на грезах воображения взращенные и никогда события своего не достигающие». Скептически отозвался Сперанский в этой записке и о взглядах «новых примечателей... Монтескиев, Блакстонов и прочих»²⁴.

Сперанский, перечислив попытки усовершенствовать законодательство, предпринятые при Петре I и Екатерине II, пришел к заключению, что дело это трудное. Немало «недостатков и противоречий» имело место при составлении законов в других странах: «Рим двенадцать веков сряду не имел уложения, и правосудие совершенно зависело от толкования законоискусников», а «немецкая империя, старая Франция, самая Англия, славящаяся своим государственным постановлением и уголовного частию», не имела и доселе еще не имеет порядочного гражданского уложения», в силу чего «так называемый закон неписаный, или закон обычая, приемлется во многих случаях единым средством к решению». Вместе с тем он напоминает, что западноевропейские страны в отличие от России имеют совершенную судебную систему: «Государства сии счастливее нас были формою их суда. У нас почти ее нет, и то, что сим именем называется, есть уродливое произведение подьяческих умов, сотворенное для питания ябеды и зла, бесконечности всех тяжб». Рассуждая о задачах комиссии, на первое место он ставит как «самый нужнейший» проект «о форме суда»²⁵.

В ранних записках Сперанского можно заметить поиски общего направления преобразовательной деятельности. В записке «О постепенности усовершенствования общественного» он настойчиво напоминает, что обязанность монарха ‑ заботиться об интересах народа²⁶.

Столь сложная задача, как проведение реформ, может быть решена властью лишь при определенной поддержке. Такой вывод вытекает из другой записки Сперанского ‑ «О силе общего мнения»

(1802 г.). Поддержку же эту может оказать «общее», «народное» (в нашем понимании ‑ общественное) мнение²⁷. «В государствах, где существует общее мнение о предметах управления, суждения могут быть в видах своих весьма различны, но все они идут к одной цели, к общему добру»²⁸, ‑ писал Сперанский.

Пока Александр I постепенно укреплял свое положение как самодержавный монарх, внешняя политика Наполеона I, направленная на завоевание Францией гегемонии в Европе, привела к вооруженному конфликту, куда оказалась втянутой и Россия. Война 1805‑1807 гг., с участием России в антифранцузской коалиции, принесла Александру I много забот и неприятностей. Поражение под Аустерлицем подорвало авторитет Александра I, претендовавшего на роль полководца. Его попытки переложить вину на М. И. Голенищева-Кутузова, затем невыгодный для России Тильзитский мир лишь усиливали недовольство. Как сообщал баварский посланник, об Александре I говорили, что ему «не следовало бы путаться не в свое дело»²⁹. Нападки на «партию войны», куда входили «молодые друзья», ослабляли их позиции. В июле 1806 г. покинул пост министра иностранных дел Чарторыйский, на время отошли от дел Новосильцев и Кочубей. Возвышение Н. П. Румянцева, ставшего министром иностранных дел, способствовало падению влияния Строганова. Союз императора Александра I и «молодых друзей» распался, и Негласный комитет стал достоянием истории. Совсем на других началах строились отношения с теми, кто приобретал положение его ближайших сотрудников, среди которых кроме Н. П. Румянцева выделялись О. П. Козодавлев, А. К. Разумовский и начинающий играть все более заметную роль М. М. Сперанский.

Александр I продемонстрировал особую симпатию к М. М. Сперанскому, взяв его с собой во время инспекторской поездки в 1-ю армию в октябре 1807 г. Вскоре Сперанский был освобожден от службы в Министерстве внутренних дел, но оставлен «при прочих должностях по званию статс-секретаря».

Присутствие Сперанского при свидании Александра 1 и Наполеона I в Эрфурте, благосклонность к нему со стороны обоих императоров подчеркивали его новое положение. По возвращении из Эрфурта в Россию ему было поручено заняться составлением плана государственного преобразования.

Вскоре Сперанским были приготовлены проекты, завершенные в 1809 г. Главный документ именовался «Введение к Уложению государственных законов»³⁰. К нему примыкали еще три ‑ «Проект Уложения государственных законов Российской империи»³¹, «Краткое начертание государственного образования»³² и «Общее обозрение всех преобразований и распределение их по времени»³³.

Во «Введении к Уложению...» Сперанский довольно прозрачно намекал на необходимость реформ как средства предотвратить возможные потрясения. Он приходил к выводу, «что настоящая система правления несвойственна уже более состоянию общественного духа и что настало время переменить ее и основать новый вещей порядок»³⁴.

Необходимость реформ в России, в частности перемен в ее государственном устройстве, Сперанский доказывал и ссылкой на наличие общих закономерностей в историческом развитии: «Царства земные

имеют свои эпохи величия и упадка, и в каждой эпохе образ правления должен быть соразмерен той степени гражданского образования, на коем стоит государство»³⁵. «Три великие системы», по его мнению, «издревле разделяли политический мир ‑ система республик, система феодальная и система деспотическая»³⁶. Обращаясь к истории европейской, Сперанский утверждал, что «никакое правительство, с духом времени не сообразное, против его все мощного действия устоять не может»³⁷. Правительство России в свете этих рассуждений выглядит именно таким. Сам же «дух времени» на примере Европы показал, что развитие политической жизни предусматривает «переход от феодального правления к республиканскому»³⁸. В рукописи, озаглавленной «Беседы Сперанского с Александром I»³⁹, развивались идеи, сходные с учением Монтескье. Рассматривал Сперанский в этой рукописи и историю России, все царствование династии Романовых. Среди них он выделял Петра Великого и Екатерину II как преобразователей, действовавших во имя прогресса⁴⁰.

Проекты Сперанского задевали сложившуюся в России систему деления общества на сословия. Он еще не решался предложить отмену сословного неравенства, но его проекты предусматривали некоторые перемены в делении на сословия. Согласно его проектам, в России должны существовать три сословия: дворянство, «среднее сословие» (купцы, мещане и государственные крестьяне) и «народ рабочий», состоявший из помещичьих крестьян, рабочих и домашней прислуги⁴¹. Дворянство оставалось наиболее привилегированным сословием. Оно имело не только все «гражданские права», но еще и «особенные права», среди которых «право приобретать недвижимые имения населенные, управляя ими по закону»⁴² и «политические права в выборе и представлении, но не иначе, как на основании собственности». Дворянам было разрешено заниматься «всеми дозволенными законом» «свободными промыслами». Они могли «вступить в купечество и другие звания, не теряя своего состояния»⁴³. Упоминание такого рода права имело определенный смысл, поскольку означало шаг в сторону изменения привычного статуса дворянства как самого привилегированного сословия. Оно указывало на возможность постепенного стирания грани между дворянством, с одной стороны, купцами и предпринимателями ‑ с другой.

Конкретный план реформирования системы государственного управления предусматривал преобразования, следствием которых было бы не только предотвращение деспотических черт в действиях монарха, но и возможность эволюции самодержавной власти в сторону конституционной монархии, монархии буржуазного типа.

В основе предлагавшейся Сперанским реформы системы управления лежал принцип разделения властей. Собственно, в таком подходе, казалось бы, нет ничего принципиально нового. Это же требование фигурировало при обсуждении преобразований в 1801–1802 гг. Но дело в том, насколько решительно и последовательно этот принцип будет, выдержан. Сперанский подчеркивал, что нельзя допускать положения, когда одна власть и составляет закон, и исполняет его. Законодательная, исполнительная и судебная власти разделялись, и каждая должна была действовать посредством отдельных, независимых от других учреждений.

Во «Введении к Уложению государственных законов» последовательно определялись функции каждой ветви власти. Законодательная власть стояла на первом месте. В соответствии с теорией «истинной монархии» она имела первостепенное значение, поскольку подготовленные ею законы должны были не только исполняться всеми подданными империи, но и служить гарантией того, что императорская власть не станет на путь деспотического правления. Во «Введении» так излагалось назначение законодательной власти: «Законодательное сословие должно быть так устроено, чтоб оно не могло совершать своих положений без державной власти, но чтоб мнения его были свободны и выражали бы особою мнение народное»⁴⁴. За этой формулировкой скрывалась попытка сочетать самодержавную форму правления («державную власть») с законодательным органом власти («законодательным сословием»), имеющим возможность не только свободно излагать свои мнения, но и выражать в них «мнение народное».

Решая эту сложную задачу, Сперанский одновременно затронул проблему взаимоотношений власти и народа ‑ проблему, которую уже нельзя было игнорировать. Формула «мнение народное» приобретала ещё и то значение, что самодержавная власть представала не выразительницей интересов какого-то одного сословия, что было на самом деле в России, где господствовало дворянство, а всех сословий, всего народа. В России начала XIX в. это имело особый смысл и могло служить предвестником значительных перемен в государственном устройстве и социальных отношениях. С теоретической точки зрения формула Сперанского вносила определенную ясность в обычно абстрактные слова о том, что российский самодержец в своих поступках исходит не только из того, что промыслом Божиим предопределена его верховная власть, но и из того, что защищает интересы народа.

Реально законодательная власть, по мысли Сперанского, должна была воплотиться в виде Государственной Думы. Без предварительного ее одобрения не мог быть издан ни один закон. Таким образом, мнение Думы, призванной представлять мнение народа, выступало наравне с волей монарха. В этом смысле намечалась тенденция к ограничению самодержавной власти. Государственная Дума наделялась также весьма широкими правами контроля за деятельностью высших органов исполнительной власти. Предусматривалась ответственность министров перед Думой. Это также было существенным нововведением в системе высшего государственного управления, поскольку министры практически были ответственны перед императором, а их подконтрольность Сенату была скорее символической. Государственная Дума наделялась правом делать самостоятельное представление монарху в случае нарушения коренного государственного закона или в случае, если правительство не представит в установленные сроки свои отчеты⁴⁵.

Монарх, сохраняя статус самодержца, мог помимо Государственной Думы объявлять войну, заключать мир, принимать решения в некоторых других чрезвычайных обстоятельствах, связанных с необходимостью «спасения отечества». Монарх имел также право издавать частные указы, уточняющие и разъясняющие действующее законодательство⁴⁶. В планах Сперанского Государственная Дума предстает в виде учреждения, имеющего общие черты с европейскими парламентами.

Сперанский решительно порывает с тенденцией, присущей реформаторским проектам 1801 ‑ 1802 гг., идеей о возвращении былых прав Сенату и противопоставлении именно Сената неограниченной власти монарха.

Государственная Дума должна была стать выборным учреждением. Предусматривались четырехстепенные выборы и имущественный избирательный ценз. Как активное, так и пассивное избирательное право могли иметь обладатели недвижимости. Владельцы движимого имущества получали лишь активное избирательное право. Такой порядок давал преимущество прежде всего помещикам-землевладельцам. Выборные учреждения предусматривались также в волостях, округах и губерниях. Волостные, окружные и губернские думы наделялись правом выносить постановления, придающие общее направление решениям дел местного значения. Подобно европейским парламентам Государственная Дума должна была собираться в установленный срок ‑ один раз в год, в сентябре. Верховная власть могла отсрочить созыв Думы на один год, уволить ее членов, назначить новые выборы⁴⁷.

Проект определял полномочия Сената как высшей судебной инстанции. От всех других функций, ранее ему присущих, Сенат освобождался⁴⁸. Его положение становилось более определенным.

Исполнительная власть была представлена в проекте министерствами, губернскими и окружными учреждениями. Особое место отводилось Государственному совету. Он должен был, по мысли Сперанского, объединить действия императора с учреждениями, представлявшими все ветви власти ‑ законодательную, судебную и исполнительную. Члены Государственного совета назначались императором. По замыслу Сперанского, Государственному совету предстояло играть роль верхней палаты парламента, напоминающей Палату лордов в Англии. В Государственном совете предполагалось проводить первоначальное обсуждение важнейших государственных дел⁴⁹.

Учреждение высшего выборного органа, уточнявшего систему власти судебной и упорядочивавшего систему исполнительной власти, внесло бы существенные изменения в государственное устройство России.

Конечно, система, предложенная Сперанским, еще не могла обеспечить существование такой парламентской монархии, какая существовала в Англии. Это касалось прежде всего положения монарха. Проект Сперанского сохранял всю полноту исполнительной власти за императором, который наделялся исключительным правом законодательной инициативы и правом утверждать новые законы. Правда, предлагаемый императором закон должен был поступать для обсуждения в Государственный совет. Император также не имел судебной власти, сохраняя за собой лишь право контроля за исполнением судами существующих законов и за соблюдением одинаковых форм суда⁵⁰.

Важное значение имела предусмотренная проектом ответственность исполнительной власти перед законодательной, что также вносило ограничения в права императора. Именно «несовершенство» министерской реформы 1802 г. предопределило, по мнению Сперанского, «недостаток ответственности», четкой организации и регламентации в деятельности министерств⁵¹.

Сперанский сталкивался с очень сложным противоречием в определении функций императора и его взаимоотношений с органами высшей власти из-за того, что, избрав своим идеалом парламентский строй, одновременно в духе теории «истинной монархии» считал своим долгом сохранить за монархом в России прерогативы самодержца. Вместе с тем широкие полномочия самодержца, казалось бы, создавали дополнительные возможности императору, ставшему на путь реформ. Это рождало надежду на то, что именно император возглавит и будет осуществлять планы преобразования государственного и общественного устройства России.

Пока шла работа над общим планом государственных преобразований, Сперанский добился издания двух подготовленных им указов. Указ 3 апреля 1809 г. касался придворных званий, превращал их лишь в знак отличия⁵². Отменялось введенное при Екатерине II правило, согласно которому придворное звание давало право его обладателю в случае его желания поступить на государственную службу, получить чин, позволявший занимать высшие государственные должности. В то же время лица, не находившиеся на государственной службе, лишались придворных званий. 6 августа 1809 г. был издан указ, согласно которому для получения чина коллежского асессора (VII класс) необходимо было иметь университетское образование или сдать соответствующий экзамен, т. е. вводился образовательный ценз для прохождения службы в гражданском ведомстве⁵³. Указы должны были обеспечить повышение образовательного и соответственно профессионального уровня русского чиновничества, что в свою очередь облегчило бы его участие в проведении реформ. Благое само по себе начинание встречало, однако, недовольство части служилого дворянства, не склонной утруждать себя постижением ученой премудрости да и к перспективе реформ относившейся без энтузиазма.

Тем не менее, пока Александр I сам не отказался от идеи реформ, Сперанский имел возможность завершить работу над своими проектами и готовиться к их осуществлению. К октябрю 1809 г. план государственных преобразований был готов.

1 января 1810 г. высочайшим манифестом был учрежден Государственный совет (путем преобразования Непременного совета), призванный стать высшим органом государственной власти⁵⁴. При нем была создана Государственная канцелярия, а Сперанский назначен первым государственным секретарем с широкими полномочиями. Первое заседание Государственного совета открыл Александр I. Текст речи, которую он произнес, так же как манифест и документ, регламентирующий деятельность Совета, были подготовлены Сперанским.

Могло показаться, что начинают претворяться в жизнь его планы. Однако на деле имели место важные отступления от проектов Сперанского. Государственный совет не стал учреждением, связывающим императора со всеми тремя ветвями власти, а получил статус законосовещательного. В его ведении оказался тот круг вопросов, которые, по плану Сперанского, должны были составить компетенцию Государственной Думы. К тому же члены Совета назначались, а Сперанский подразумевал выборность Думы. Важно, что при Александре I Дума так и не была создана. Государственный совет лишь в начале своей деятельности

имел видимость известной независимости. Постепенно он стал все меньше заниматься рассмотрением и утверждением законов, а больше решением дел финансовых, судебных и административных.

Такого рода отступления от планов Сперанского могли служить предостережением о том, что реформирование государственного управления не будет проведено в том виде, в каком было задумано.

Предложения проектов реформ поступали к Александру I не только от Сперанского. С программой преобразований в 1803‑ 804 гг. и в 1808 г. к Александру I обращался М. М. Философов. В этой программе важное место отводилось крестьянскому вопросу. По мнению Философова, следовало крестьян прикрепить не к помещикам, а к земле, запретить личную торговлю крепостными и отдачу их в рекруты, регламентировать крестьянские повинности, дать гарантии крестьянской собственности. Проект Философова содержал и предложение наделить крестьян землей, которая продавалась бы им в вечное пользование. При этом предусматривалось не только заселить пустопорожние и неосвоенные земли, но и произвести передел помещичьих земель. Вместе с тем Философов стремился лишь смягчить, но не отменить крепостное право, сохранить существовавшую социально-политическую систему⁵⁵.

В 1808 г. Александр I отдал предпочтение проектам Сперанского. В 1810 г. Сперанский почувствовал, что в его планы вносятся ограничения. Тем не менее он оставался на посту государственного секретаря, сохранял широкие полномочия и по-прежнему намеревался провести в жизнь свою программу. В то же время консервативные силы все более открыто выражали свое недовольство по поводу затеянных Сперанским перемен.

В этой обстановке Сперанский постепенно и вместе с тем настойчиво проводил в жизнь план своих преобразований. Противники реформ пока еще не имели поддержки императора. Александр I, всегда уделявший большое внимание военному ведомству, поощрял деятельность военного министерства, стремившегося к техническому оснащению армии, и в первую очередь к перевооружению артиллерии новейшими системами. Функционирование аппарата в Военном министерстве (с 1808 г. такое название получило Министерство военно-сухопутных дел) было налажено лучше, чем в других. Этому способствовала и энергия лиц, поставленных во главе военного ведомства. С 13 января 1808 г. по 1810 г. его возглавлял А. А. Аракчеев, с 1810 г. по 1812 г. Барклай де Толли. Эти очень разные во многих отношениях люди тем не менее каждый по-своему во многом способствовали техническому оснащению и общему переустройству армии.

Александр I все больше внимания и доверия оказывал Аракчееву. Однако, будучи военным министром, тот в основном занимался практическими делами. Сперанскому Аракчеев пока не мешал, и они мирно сосуществовали.

Главной же заботой Сперанского в эти годы было усовершенствование деятельности министерств, еще не получивших четкой организации. Всесторонне определить порядок их работы должно было подготовленное Сперанским и утвержденное 25 июня 1811 г. «Общее учреждение министерств»⁵⁶. Этот закон в мельчайших деталях определял структуру министерств, порядок поступления и прохождения дел, составления отчетов и других документов, обязанности и права должностных лиц (от министров до низших служащих), «степень и пределы власти» министров, их отношения с Государственным советом, Сенатом, судебными учреждениями, с подчиненными министерствам управлениями.

Были определены структура и функции министерств. Широким кругом административно-хозяйственных вопросов должно было заниматься Министерство внутренних дел. Его аппарат составляли канцелярия и четыре департамента: государственного хозяйства и публичных зданий, хозяйственного, мануфактур и внутренней торговли, медицинского. Во главе Министерства стояли сначала В. П. Кочубей (1802-1807), затем А. Б. Куракин (1807‑1810), а с 1810 г. энергичный О. П. Козодавлев, при котором особенное внимание было обращено на содействие в развитии промышленности и торговли.

25 июня 1811 г. было образовано Министерство полиции. От Министерства внутренних дел к нему перешла значительная часть карательных функций. В составе Министерства полиции были Общая и Особенная канцелярия и три департамента: полиции исполнительной, полиции хозяйственной, медицинский. Помимо главной обязанности ‑ пресекать правонарушения и охранять внутреннюю безопасность, министерство ведало административно-полицейским аппаратом, содержанием тюрем, проведением рекрутских наборов, продовольственным делом, общественным призрением. На Особенную канцелярию приходилось осуществление политического сыска, цензуры, расследование различных уголовных дел.

Министерство юстиции ведало всей системой суда и прокуратуры и имело всего один департамент. Министром юстиции с 1803 до 1810 г. был П. В. Лопухин, с 1810 г. ‑ И. И. Дмитриев.

Один департамент был и в Министерстве народного просвещения. Он являлся исполнительным органом, проводившим в жизнь решения Главного управления училищ, игравшего роль коллегии при министре. Главному управлению подчинялись также комитеты: Ученый, Хозяйственный, Училищ взаимного обучения. В сферу деятельности этого министерства входили все высшие, средние и низшие общие учебные заведения, все ученые общества, публичные библиотеки, музеи, академии, Пулковская обсерватория.

В Министерстве финансов в результате реформы, кроме уже существовавших департаментов Камер-коллегии и лесного, были учреждены еще четыре: государственных имуществ, горных и соляных дел, внешней торговли, разных податей и сборов. В ведении первого находились государственная (казенная) деревня и другие виды государственного имущества. В связи с упразднением Министерства коммерции в составе Министерства финансов был образован также Департамент коммерции.

Были также учреждены приравненные по своим правам к министерствам Государственное казначейство, Ревизия государственных счетов (Государственный контроль), Главное управление путей сообщений, преобразованное из Главного управления водяных и сухопутных сообщений, созданного в 1809 г., Главное управление духовных

дел разных исповеданий. Государственный контроль с 1811 по 1823 г. возглавлял Б. Б. Кампенгаузен, Главное управление духовных дел ‑ А. И. Голицын (с 1810 по 1816 г.).

Присоединение Финляндии к России, последовавшее в результате русско-шведской войны, которая началась в ночь с 20 на 21 февраля 1808 г. и завершилась подписанием Фридрихсгамского мира 5 (17) сентября 1809 г., было для русского правительства связано не только с ведением военных действий и дипломатическими маневрами, но и с решением вопроса о статусе Финляндии.

В соответствии с инструкцией правительства комиссия финляндских дел занималась сочинением «Конституции для Финляндии». Инструкция предлагала также подать «мнение» о созыве «земских чинов для взаимного с монархом совещания об общественных делах и пользе народной и для изъявления ему своих желаний и жалоб по части хозяйственного управления и законодательства»⁵⁷. В соответствии с повелением русского правительства от 20 января 1809 г. сословия Финляндии должны были к 10 марта собраться на общий Сейм в городе Борго. К этому времени Комиссией финляндских дел был подготовлен «План общего управления Финляндией». Как полагает Н. В. Минаева, «едва ли можно сомневаться, что автором этого документа был М.М.Сперанский», который при составлении плана «учитывал старое шведское законодательство и требования финской общественности»⁵⁸.

Стараясь щадить национальные чувства финнов, Сперанский в своем проекте формально связывал Великое княжество Финляндское не с Российской империей, а с особой императора. Посредником между императором и Сеймом был Правительственный (Государственный) совет, избиравшийся Сеймом на три года из лиц финской национальности. Великий князь Финляндский обладал законодательной властью, Государственный совет получил исполнительную власть. В первый состав Государственного совета были избраны 19 человек, из которых 9 были дворянами, а 10 принадлежали к прочим сословиям. 1 августа 1809 г. состоялось открытие Государственного совета, а 9 августа была утверждена окончательная редакция его «Регламента». Председателем Государственного совета Александр I назначил М. Д. Барклая де Толли, еще в мае ставшего генерал-губернатором Финляндии и главнокомандующим войсками, в ней расположенными. Такого рода назначение подчеркивало зависимость Финляндии от России, но серьезных протестов со стороны финской оппозиции оно не вызвало, и 30 сентября 1809 г. Барклай де Толли сообщал Сперанскому, что в Финляндии «настроение умов стало более спокойным» в связи с сохранением законов ‑ предмета горячих желаний народа⁵⁹. В марте 1809 г. Александр I участвовал в заседаниях созванного в городе Борго Сейма Финляндии. В обнародованном 15 марта от имени императора «удостоверении финляндской конституции» подтверждалась незыблемость религии, коренных законов, прав и преимуществ, которыми население Финляндии ранее пользовалось⁶⁰. В своей речи при открытии Сейма Александр I называл его- созыв и деятельность «эпохой в политическом состоянии Финляндии»⁶¹.

Принятие конституции в Финляндии было не менее важным событием и для сторонников реформ в России. Она ставила Александра I в качестве великого князя финляндского в совершенно новую юридическую ситуацию, в которой он мог бы оказаться в случае преобразования России в духе «истинной монархии». Поэтому в ходе колебаний, которые проявляло русское правительство в отношении Великого княжества Финляндского, то расширяя, то урезывая степень автономности и права, предоставленные ему конституцией, Сперанский выступал в защиту Финляндии. В марте 1809 г. именно он выдвигает формулу: «Финляндия есть государство, а не губерния»⁶². При заключении Фридрихсгамского договора его ст. 6 признавала для Великого княжества Финляндского установленный в Борго «образ правления», предусматривавший наличие конституции. Это было подтверждено еще раз в манифесте Александра I 15 марта 1810 г., в котором он на французском языке обратился к населению Великого княжества Финляндского со словами: «С тех пор как Провидение вручило нам судьбу Финляндии, мы решились управлять этой страной как свободным народом, пользующимся правами, обеспеченными за ним его Конституциею... Сохранение религии и законов, создание Сейма, учреждение правительствующего Совета среди нации, неприкосновенность судебного и административного порядка суть доказательства, которые должны обеспечить за финской нацией права политического ее существования». Относительная политическая независимость Великого княжества Финляндского подтверждалась и рескриптом Александра I финляндскому генерал-губернатору от 14 сентября 1810 г. В нем, в частности, говорилось: «Намерение мое при устройстве Финляндии состояло в том, чтобы дать народу сему бытие политическое, чтоб он считался не порабощенным Россией, но привязанным к ней собственными его очевидными пользами, для сего сохранены ему не только гражданские, но политические его законы»⁶³.

Дата добавления: 2015-07-10