Попытки реформ на фоне тридцатилетнего застоя. Крымская катастрофа 8 страница

обстоятельства внутреннего состояния России, складывается впечат­ление, что императору, не определившему для себя отношение к но­вому, необходимому витку дальнейших преобразований и не готово­му к переходу к представительному правлению, такое отвлечение рос­сийского общества на внешнеполитические проблемы и единение с общественным мнением на этой почве было просто необходимо.

К середине 70-х годов власти вынуждены были вернуться к аграр­ному вопросу. Многие проблемы, ранее решавшиеся душевладельцами-помещиками, легли на правительство, например оказание кресть­янам помощи в неурожайные годы. Череда локальных неурожаев, потребовавших забот правительства и общества в деле обеспечения крестьян хлебом, неоднократное рассмотрение в Комитете министров вопроса о предоставлении голодающим крестьянам возможности за­работка на строительстве железных дорог, рост недоимок в податях и платежах, выявление фактов неплатежеспособности крестьян, вынуж­дающей правительство списывать недоимки и даже говорить о неиз­бежности отдельных случаев переселения крестьян на свободные зем­ли — все это стало повседневностью. Добавим ухудшившееся финан­совое положение, симптомом чего стал крах Московского ссудного коммерческого банка, что министр финансов М. X. Рейтерн относил к начавшемуся общеевропейскому экономическому кризису. Тревож­ный разговор с, государственным контролером А. А. Абазой в январе 1876 г. о финансовом положении России заставил министра государ­ственных имуществ П. А. Валуева представить императору простран­ную записку о мерах стабилизации падающего курса рубля. Рейтерн, которому Александр II передал эту записку, представил и свои сооб­ражения, рассматривавшиеся 26 января 1876г. в Комитете финансов, собравшемся у его председателя, вел. кн. Константина Николаевича¹⁵. Помещики жаловались на плохой ход хозяйственных дел и обнища­ние крестьян, в Министерстве юстиции готовились процессы по об­винению молодежи в распространении антиправительственной пропа­ганды. Даже министр внутренних дел А. В. Тимашев, не причастный к конституционным идеям, «ввиду хода дел» считал необходимым «иметь наготове проект в конституционном духе»¹⁶.

Словом, Александр II через 20 лет после воцарения оказался в том же положении, что и в самом начале правления. Исчерпав свой либеральный потенциал уже проведенными реформами, как выясни­лось, оказавшимися недостаточными, отвергнув «аристократический» вариант политики, предложенный Шуваловым, он был поставлен перед выбором, к которому явно оказался не готов. И морально, очевидно, война для него была некоей спасительной соломинкой. Он долго сопротивлялся втягиванию России в войну, надеясь обой­тись дипломатическими действиями, но затем все же склонился к вооруженному вмешательству в конфликт Турции со славянским населением Балканского полуострова. Расхождения во взглядах с наследником престола по данному поводу были всего лишь прояв­лением их принципиальных разногласий. Построенные по западным эталонам реформы отца претили цесаревичу как, впрочем, и пред­ложения, шефа жандармов о проведении последовательно сословной продворянской политики, ориентированной не на старорусский, а на

английский образец. В дальнейшем эти противоречия начинали по мере старения императора становиться все более важными.

Примерно три года (1876—1878) сам император и его семья, муж­ская часть которой почти целиком участвовала в русско-турецкой войне, а также правительство оказались отвлечены событиями на Балканском полуострове. Даже российское общество, поначалу очень сильно занявшееся судьбой сербов и болгар, устав от неожиданно затянувшейся войны, ранее правительства вернулось к внутренним вопросам.

1 Ее деятельность тщательно и непредвзято исследована И. В. Оржеховским в ст.: Комитет «общественного спасения» 1866 г. // Общественно-политическая мысль и классовая борьба в России в XVIII—XIX вв. Горький, 1973. С. 53—68.

2 Подробнее см.: Чернуха В. Г. Борьба в верхах по вопросам внутренней по­литики царизма (середина 70-х годов XIX в.)// ИЗ. М., 1988. Т. 116. С. 161—186.

3 ИА. 1950. Т. 5. С. 341.

4 Голоса из России. Лондон, 1857. Кн. 3. С. 1—113.

5 Чичерин Б. Н. Москва сороковых годов. М., 1991. С. 114.

6 Чернуха В. Г. Создание Общества взаимного поземельного кредита // Мо­нополии и экономическая политика царизма в конце XIX — начале XX в.: Сб. статей. Л., 1987. С. 182-200.

7 ГАРФ. Ф. 722. Оп. 1. Д. 108. Л. 64.

8 Милютин Д. А. Дневник. М., 1947. Т. I. С. 119.

9 Нардова В. А. Городское самоуправление в России в 60-х — начале 90-х годов ХIХ в.: Правительственная политика. Л., 1984. С. 45—50.

10 ПСЗ. Т. 49. № 52983,

11 Зайончковский П. А. Военные реформы 1860—1870-х годов в России. М., 1952.

12 Подробнее см.: Чернуха В. Г. Борьба в правительственных верхах...

13 В. П. Безобразов и «Сборник государственных знаний» / Публ. В. Е. Кель­нера // Книжное дело в России во второй половине ХГХ — начале XX века: Сб. научных трудов. Л., 1986. Вып. 2. С. 150—174.

14 Записка Палена опубликована: Былое. 1907. № 9 (21). С. 268—276.

15 Записка П. А. Валуева: РГИА. Ф. 908. Oп. 1. Д. 161; Куломзин А. Н. и Рей-терн-Нолъкен В. Г. М. X. Рейтерн: Биографический очерк. СПб., 1910. С. 140. Рейтерн писал в феврале 1877 г.: «Кризис банковый переходит на все отрасли промышленности и торговли».

16 Валуев П. А. Дневник министра внутренних дел. М., 1961. Т. 2. С. 392.

Глава 4

ВНУТРЕННИЙ КРИЗИС: 1878-1881 гг.

Проблема завершения реформ. — М. Т. Лорис-Меликов и его про­грамма.

Александр II возвратился в Петербург из действующей армии в декабре 1877г., после того как с захватом Плевны определился успеш­ный для России исход войны. России еще предстояло завершить ее, определить условия мира, статус новосозданных на Балканах государ­ственных образований, отрегулировать неизменно обостряющиеся при всяком изменении границ отношения с европейскими державами и многое другое, и ее ведомства и монарх долго всем этим занимались. И все же появление в столице императора после длительного отсут­ствия означало, что дела внутренние выходят на подобающий им пер­вый план. На время отложенные внутренние проблемы вернулись на повестку дня во всей их неотвратимости, только в условиях значитель­но более сложных и неблагоприятных¹. Существеннейшей чертой об­становки была опустошенная войною казна, войною, потребовавшей больших трат из запасов золотой наличности, чрезвычайных расходов, займов и оставившей после себя дефицит и долги. Расходы России на войну составили 1 млрд руб., что превышало ее годовой бюджет. Все эти финансовые трудности развивались на фоне нарастания кри­зиса в аграрной сфере, дававшей основные поступления в казну По­мещичьи хозяйства в массе своей так и не приспособились к новым, капиталистическим условиям; крестьянские — развивались крайне медленно и болезненно, почти ежегодно испытывая удары локальных неурожаев. К тому же мобилизация в армию более полумиллиона человек и реквизиция лошадей могли лишь обострить положение. Все чаще создаваемые местными властями комиссии по недоимкам в пла­тежах констатировали неплатежеспособность крестьянского хозяйства². Стабилизация финансового положения в стране оказалась неразрыв­но связанной с преобразованием аграрной сферы, что было отмечено в правительственных кругах еще в 1872—1874 гг., в период деятель­ности валуевской сельскохозяйственной комиссии. Однако тогда этот вывод не был переведен в формы многогранной текущей политики. Теперь недовольство деревни приняло, в частности, форму слухов о предстоящем будто бы переделе помещичьих земель и дополнитель­ном наделении ими крестьянства.

Брожение в среде российского крестьянства было опасно для вла­сти не только само по себе, но еще и потому, что являлось одной из причин активизации радикальной части общества — революционных народников, выдвигавших требования социальных и политических преобразований, подкрепляемые угрозами применить насилие.

11 Власть и реформы

322 Таким образом, император, а с ним и вся правительственная вер- хушка столкнулись с ситуацией, которую уже пережили четверть века тому назад, в первые годы правления Александра П. Призрак разори­тельной и разрушительной Крымской войны, преследовавший его всю жизнь³, теперь принял реальную форму последствий войны Балканс­кой. Но были и различия в сложившейся обстановке. Тогда на моло­дого императора возлагались надежды. Александр II формально не был ответствен за политику реакции, либеральная часть дворянства готова была наставлять нового монарха и сотрудничать с ним. Единение с передовой частью российского общества казалось залогом успешного преодоления кризиса. Теперь же общество испытывало разочарование в монархе. Зато тогда правительство и общество не имели ни кадров реформаторов, ни преобразовательного опыта; Ныне же все это име­лось. Российское общество оказалось сильно продвинутым вперед по пути гражданского формирования, имело развитую и разнообразную прессу, становившееся на ноги местное (городское и уездно-губернское) самоуправление, передовой суд, многоступенчатую систему образова­ния. Однако надо было заново приступить к преобразованиям, теперь уже, возможно, более определенным, но и более сложным. Между тем монарх был стар, болен, но, что еще существеннее, исчерпал свои ре­форматорские возможности. А жизнь его торопила.

Выстрел В. И. Засулич в петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, прозвучавший в январе 1878 г., через месяц после воз­вращения императора, недвусмысленно свидетельствовал о том, что правительству следует поспешить и с программой, и с ее осуществ­лением. Скандальный для власти процесс над Засулич обнаружил картину такого произвола власти, ее беспомощности, неспособности к диалогу и привычку действовать только методами устрашения в условиях неподконтрольности общественному мнению, что симпа­тии публики, собравшейся не у здания суда, а в самом зале заседа­ния, — публики чиновной, сановной, интеллигентной, великосвет­ской, — оказались на стороне террористки, решившей на насилие власти отвечать насилием. К тому же процесс Засулич показал Алек­сандру II и власти вообще всю силу нового судебного института, в статусе которого была заложена независимость суда и выносящих вердикт присяжных заседателей. Оправдательный приговор Засулич явился поводом для постановки вопроса о действиях правительства на новом этапе политики. 3 апреля Александр II созвал у себя Со­вет министров, в последние годы собиравшийся только по делам чрезвычайным. Обнаружилось, что сам он не способен предложить какую-либо программу, а потому все дело свелось к тому, как вос­препятствовать в дальнейшем повторению в суде эпизодов, по­добных оправданию Засулич. Время на подготовку преобразований, съеденное войной, продолжало растрачиваться.

Признаком правительственного кризиса, дополнявшего кризис и финансовый и социальный, было распространенное в правящих кру­гах недовольство императором и критическая оценка деятельности власти. «Правительственные органы не в состоянии более поддержи­вать порядок», — заявил в апреле 1878 г. прусскому послу Г. Швейницу П.А. Шувалов, посол России в Лондоне⁴, «Совершенная не-

состоятельность, совершенное отсутствие правительствующего пра­вительства», — оценивал тогда же ситуацию П. А. Валуев⁵.

Завершение войны, или, по крайней мере военных действий, выз­вало в 1878 г. перестановки в министерских кругах. Первым был от­правлен в отставку министр юстиции граф К. И. Пален, и поводом к этому послужил все тот же процесс Засулич, поскольку министр не смог обеспечить нужного власти результата. Сменил его человек бо­лее либеральных взглядов — Д. Н. Набоков. Однако в России это министерство не было влиятельным. В июле последовала отставка министра финансов М. X. Рейтерна, давно предрешенная. Он был не согласен с вовлечением России в войну с Турцией, для, него лично означавшей крушение всех его 15-летних усилий по налаживанию российской финансовой системы, и не собирался начинать заново долгое восстановление разрушенного. Его сменил С. А. Грейг, пришед­ший с должности государственного контролера, а ранее, в 1866— 1874 гг., занимавший место товарища министра финансов. Человек че­стный и умный, он все-таки, как считали современники, не подхо­дил для должности главы финансового ведомства в момент, когда нужно было выводить страну из кризиса. Малоинициативного А. Е. Тимашева, годившегося лишь на то, чтобы формально вести дела текущие, в ноябре 1878г. заменил человек, совершенно лишенный ре­форматорской жилки, заурядный исполнитель распоряжений старшего по должности Л. С. Маков, выросший при Валуеве и его канцелярии. Произошла и перемена в руководстве III отделения. Серия террорис­тических акций народников 1878г. коснулась и жандармского ведом­ства — убитого С. М. Кравчинским Н. В. Мезенцева сменил генерал-адъютант А. Р. Дрентельн. Все это не давало надежды на то, что в ми­нистерских кругах сформируется группа, которая возьмется за коренные преобразования. К этому времени вел. кн. Константин Николаевич уже упустил лидерство, новый фактический «премьер» не обнаружился, и правительство Александра II продолжало вести рутинную политику, возможную только в условиях спокойного, некризис­ного состояния. Нужны же были либо немедленное выдвижение про­граммы дальнейшего продолжения реформ, способной увлечь россий­ское общество, либо немедленный переход к жесткому режиму, который следовало использовать для передышки и хотя бы экономи­ческих преобразований. Стареющий император оказался не способен ни на то, ни на другое. На создание института первого министра он идти не хотел, чтобы не делить власть с кем бы то ни было, а пото­му оставался лишь путь разгребания текущих дел.

Вместо программы финансовой стабилизации, с нетрадиционным решением проблем дефицитного бюджета (а на 1879 г. было только запланировано 50—70 млн дефицита, на деле оказавшегося большим), в 1878 г. власть создала комиссию по экономии средств, взяла за гра­ницей новый займ, который решал только текущие задачи, и, наконец, выдвинула идею о новых налогах и сборах с крестьянства, которое об­щепризнанно считалось и так переобремененным. Л. С. Маков борол­ся с тревожным настроением деревни и слухами о переделе с помощью циркуляров губернаторам, которые должны были объяснить крестья­нам, что им не следует ждать прирезки помещичьих земель.

И как бывает всегда, когда правительство не справляется со сво­ими задачами, а в стране нарастает беспокойство, за дело берутся непрофессионалы, которые начинают искать пути выхода из кризи­са. В России конца 1870-х годов, когда блистала газетная и журналь­ная публицистика, роль такого исследователя состояния страны и мер экономической, социальной и политической стабилизации бе­рет на себя пресса.

Давление общества на правительство в конце 1870-х годов шло по нарастающей и было чрезвычайно разнообразным. Причем веду­щая роль в этом принадлежала либералам, отчетливо сознававшим неизбежность дальнейших преобразований за счет завершения ранее ими названных, углубления или территориального расширения уже провозглашенных или проведенных. «Вестник Европы» начиная с 1866 г. неизменно пропагандировал либеральную идеологию и при­оритет для России европейского пути создания правового государ­ства⁶. Весьма заметной фигурой в редакции журнала был автор умных и глубокомысленных «Внутренних обозрений», неизменно под­нимающих самые острые проблемы политики, Л. А. Полонский. В 1880г. он начинает издавать газету «Страна». А с 1881 г. и М. М. Стасюлевич начал выпускать газету «Порядок». Вольное эко­номическое общество с 1876г. осуществляет издание «Земского еже­годника», поднимающего проблемы земской деятельности. Тогда же, в 1876г., начали выходить журналы и газеты, завоевавшие призна­ние и читательскую аудиторию, — журнал «Русское богатство» и га­зета «Русское обозрение» Г. К. Градовского (1876—1879 гг.), букваль­но удушенная правительством, «Северный вестник» (1877—1878 гг.) — газета Е. 3. Корша, пытавшегося продолжить дело либерального издания, А. А. Навроцкий в 1879г. стал издавать журнал «Русская речь», особенно внимательный к экономическим и социальным те­мам. Одним из постоянных его авторов был А. Д. Градовский. Поз­же эти ряды пополнили журнал «Русская мысль» (в 1880 г.), В. Ю. Скалон приступил к изданию газеты «Земство», а И. С. Аксаков — к изданию газеты «Русь» (1880г.). Большинство издателей сходилось во мнении о необходимости проведения реформ, хотя относитель­но их перечня, последовательности и методов велась полемика⁷.

В периодической печати этого времени преобладали либеральные издания «Московские ведомости» заметно теряли свое влияние, «Гражданин» его и раньше не имел, а «Новое время» А. С. Суворина сообразовывалось с общественными настроениями. В либеральной печати речь шла о необходимости быстрого проведения многих пре­образований, например, развития цензурной реформы, до тех пор да­вавшей администрации слишком большие возможности для пресле­дования печати по собственному усмотрению. В обстоятельствах, ког­да печатное слово могло стать альтернативой учащавшимся случаям террористических акций, отстаивание прессой своих прав на свободу выражалось чаще всего в требовании судебного разбирательства в слу­чаях, когда администрация сочтет, что пресса нарушила закон. Осо­бенно много занималась проблемой свободы печати, понимаемой в этом смысле, редакция. «Вестника Европы», дачи почти вся пресса громко обсуждала эту Тему⁸.Но на первый план все же выходили две

другие программы — аграрная и конституционная, вечные для Рос­сии нового времени. Аграрная программа к концу 1870-х годов была уже настолько хорошо разработана, что законодателям оставалось только облечь ее в форму нормативных документов.

Неудовлетворительное состояние сельского хозяйства было для общества и власти очевидно, и время простой констатации факта и публицистических восклицаний по этому поводу прошло. Пять томов «трудов» Сельскохозяйственной комиссии послужили материалом для многих последующих серьезных исследований, среди которых в пер­вую очередь нужно назвать работу А. И. Васильчикова «Землевладе­ние и земледелие в России и других европейских государствах»⁹. При этом кн. Васильчиков, общественный деятель, земец, литератор, по­стоянно и основательно выступал со статьями о. сельском хозяйстве в разных его аспектах и в защиту земского самоуправления¹⁰, а пото­му за его работами общество внимательно следило. Затронув в своей аграрной работе множество проблем, Васильчиков выделил основной предмет спора: какова главная болезнь крестьянского хозяйства малый ли надел, не обеспечивающий потребностей крестьянина, или переобремененность его платежами. Васильчиков настаивал на диаг­нозе: обременительность платежей. Его работе оппонировала позже вышедшая книга Ю. Э. Янсона «Опыт статистического исследования о крестьянских наделах и платежах»¹¹. Написанная известным эконо­мистом и статистиком работа основывалась на всех к тому времени появившихся данных, которые могли быть подвергнуты статистиче­ской обработке. Книга Янсона, при всей ее научной серьезности, с интересом читалась в высших кругах российской бюрократии. Как бы ни относились к очередности причин, рецепты лечения этих болез­ней (малоземелье или переобремененность налогами и платежами) были известны. Недостаточность крестьянского надела в условиях России могла быть восполнена двумя основными способами: органи­зованным переселением земледельцев на свободные казенные земли и (или) предоставлением им кредита на покупку земли. Эти средства, в конце 1870-х годов особенно часто называвшиеся, не были секре­том и для правительства. Еще в 1869г. им была учреждена особая межведомственная комиссия под председательством А. М. Дондукова-Корсакова для разработки проекта правил переселений, однако в то время власть не решилась оформить законодательно это право крестьян. В огромной стране с многочисленным крестьянским насе­лением особенно велика была опасность массового неуправляемого переселенческого движения, тем более что в конце 1860-х годов власть столкнулась с самовольным переселением небольшой группы эстон­ских крестьян и испугалась этого. Переселенческий проект был отло­жен до лучших времен. Другим рецептом считалась организация кре­дита, вопрос о котором постоянно поднимался в обществе. Вполне понимая его значение, правительство тем не менее уклонялось от принятия на себя организации для крестьян казенного кредита, ибо хронически испытывало финансовые трудности и потому ориентиро­валось на то, что дело «вывезут» учреждения частного кредита.

То же можно сказать, и о налогообложении крестьянства, к которо­му прибавились выкупные платежи. То, что вся налоговая система Рос-

326 сии нуждалась в реформировании, было признано еще в 1859г., когда при Министерстве финансов была учреждена Податная комиссия с целью представить проекты новых систем налогов. Комиссия пыталась разрешить более чем сложную задачу: не вовлекая в круг налогоплательщиков поместное дворянство, как считалось, пострадавшее от реформы, не уменьшая общей суммы причитающихся налогов, сделать систему налогов более эффективной. Дело могло свестись и свелось к частностям. Упразднить или хотя бы сократить прежнее налогообложе­ние власти не удавалось, наоборот, налоги незначительно возрастали, и в итоге шел процесс нарастания недоимок у крестьян. Правительство отвечало на него созданием комиссий, изучающих на месте положение крестьянских хозяйств, причины недоимочности, а также и предостав­ляющих льготы (главным образом рассрочки недоимки, перенос сро­ков уплаты платежей на более удобное время и т. п.)¹².

При всей важности аграрной проблемы (а теперь, в конце 1870-х, она стала еще и проблемой поддержки помещичьего хозяйства) на пер­вый план все же выступила другая, для самодержавия более опасная, так называемая «конституционная». Дело в том, что все разговоры о необходимости принятия конституции, где бы они ни велись, в обще­ственных или бюрократических (и это было уже гораздо серьезнее) кругах, подразумевали обычно вовсе не конституцию в строгом смыс­ле слова. Имелось в виду всего лишь представительство интересов раз­личных общественных групп в Государственном совете или особом уч­реждении, причем с правом совещательного голоса. При всей возрос­шей смелости российской печати сама конституционная идея, в таком ограниченном смысле понимаемая, формулировалась весьма нечетко — как мысль о необходимости привлечения общества к участию в зако­нодательном процессе и о возможности общественного контроля над властями. Усиленное выдвижение идеи общенационального представи­тельства мотивировалось демонстрируемой правительством неспособно­стью справиться с кризисными экономическими и социально-полити­ческими явлениями. Сотрудничество же власти и общества должно было обеспечить и принятие программы, и осуществление нового курса 1 преобразований. Предварительное условие начала преобразования — создание нового законодательного механизма, который сможет обеспе­чить соответствующую задачам времени основу. При всей строгости цензуры в том, что касалось темы государственного устройства и тем более создания представительных учреждений, суждения печати, обыч­но вуалируемые, но тем не менее всем понятные, были распростране­ны уже в 1878г. В августе 1878 г.? после убийства Н. В. Мезенцева, редактор «Гражданина» В. Ф. Пуцыкович писал Ф. М. Достоевскому, своему предшественнику по редактированию этой газеты: «От статей, печатающихся во всех (курсив мой. — Авт.) газетах об убийстве Ме­зенцева, мне делается тошно!.. Я понял все статьи так: если Вы хоти­те, чтобы мы помогли Вам, т. е. правительству... то дайте русскому на­роду... конституцию!!! Вот голос печати»¹³.

Другим каналом общественного давления на правительство в кон­ституционном направлении была деятельность земских собраний. Созданное законом 1864г. вместо конституционных преобразований местное самоуправление, формально бессословное, сразу заговорило

327.

о расширении прав вплоть до созыва общероссийского земства и, встретив решительный отпор самодержавия, не оставило своих пла­нов, но на некоторое время вынуждено было их отложить, занявшись местными делами. Однако на рубеже 70—80-х годов земцы активизи­ровали свою деятельность, начав с разговоров о вызове земских де­путатов в столицу от имени всего обладающего избирательными пра­вами населения России. Началась земская адресная кампания. Пре­небрегая запретами, земские деятели (главным образом председатели управ), пользуясь удобными случаями (например, промышленными выставками и т. п.), съезжались на встречи для выработки общей по­зиции¹⁴. Таким образом, власть столкнулась с лояльной оппозицией, готовой поддержать ее в борьбе с революционным движением и в деле экономико-социальных преобразований, но в качестве независимого и серьезного партнера. Неуступчивость власти заставляла либералов рассматривать революционеров как возможных союзников¹⁵.

Первые признаки начавшегося общественного подъема, пришед­шиеся на 1878—1879 гг., правительство встретило традиционными для него приемами реагирования не на существо дела и его причи­ну, а на событие: каждый факт заявления в печати конституцион­ных требований или хотя бы постановки в общей форме вопроса о новом курсе политики вызывал репрессии против газеты или-жур­нала. За выступлениями земств следовали поиски правительством виновных и наказание гласных, осмелившихся вторгаться в сферу монарших прерогатив. Террористические же акты (они с 1879 г. ока­зались направленными уже непосредственно против императора) своим неизбежным следствием имели только усиленную розыскную деятельность и расправу с участниками. Максимум активности, на который оказалось способно правительство, — учреждение всякого рода следовавших одно за другим особых совещаний, имевших це­лью выяснить причины «социального» движения и предложить меры борьбы с ним. Последние, разумеется, сводились к мерам усиления полицейской власти и власти вообще и проектам учреждения вре­менных генерал-губернаторов, эквивалентного введению в местах на­пряженности режима чрезвычайного положения. На борьбу с идея­ми правительство бросало полицейский аппарат.

Ряд государственных деятелей (П. А. Валуев, Д. А. Милютин, вел. кн. Константин Николаевич, А. А. Половцов, А. М. Горчаков) по­нимали всю неэффективность дискредитировавших себя рутинных мер. Однако, не имея на то монаршей санкции, не только не пред­принимали, но и не предлагали позитивных мер, зная в конце кон­цов, что все они непременно связаны с одной — реформой государ­ственного строя. Александр II же долго не был готов отрешиться от привычных приемов властвования. Еще 30 сентября 1878 г. товарищ шефа жандармов генерал-лейтенант Н. Д. Силиверстов объяснял ему: для успешного противодействия «преступным замыслам» революци­онеров необходимо, чтобы те ведомства, которые за это ответствен­ны и контролируют полицию (имелись в виду Министерства внут­ренних дел, юстиции и III отделение), выполняли «указания» импе­ратора «совершенно единомысленно»¹⁶. Но для этого должен существовать «кабинет», правительство, формируемое не случайны-

328 ми высочайшими повелениями, а исходя из партийного признака, на основе парламентского большинства. Император же к идее «ка­бинета» относился еще более жестко, чем к идее парламента, и от­вергал самую возможность формирования министерского корпуса иначе, чем по его собственному усмотрению, в котором мотивы лич­ной преданности и отсутствия амбиций играли важную роль.

В перечне средств тогдашнего арсенала власти стоит упомянуть, что правительство все же не прямо, а завуалированно попыталось вести пропаганду официальной идеологии, объясняться с обществом. Однако оно даже не решилось признать, что вступает в диалог с под­данными, которые так лояльно этого ждали, а организовало два офи­циоза, якобы издаваемых частными лицами. Это были газеты «Берег» и «Отголоски». «Берег» был негласно учрежден Министерством внут­ренних дел, призвавшим для ведения дела и для официального пред­ставления публике литератора П. П. Цитовича. Его пропаганда была примитивна и сводилась к оправданию проводимой правительством политики. Дольше продержалась газета более гибкая —" «Отголоски». Ее учредил П. А. Валуев в бытность его министром государственных имуществ. Газета выходила в Петербурге в 1879—1881 гг. Ее номиналь­ным издателем был К. К. Ретгер, официальным редактором Е. П. Карнович, а неофициальным — сам П. А. Валуев¹⁷.

И все же с 1879г. в правительственных кругах начинается под­спудное движение в пользу реформ, которые должны были начать­ся с какой-то конституционной меры. Дополнительным толчком для размышления российских государственных деятелей на эту тему был факт разработки российскими бюрократическими кругами проекта конституции для новосозданного на Балканах Великого княжества Болгарского, управлявшегося, до определения его статуса, россий­ской администрацией. Начало истории, подготовки именно Россией конституции для Болгарии восходит к Сан-Стефанскому предвари­тельному договору, предусматривавшему будущее конституционное устройство Болгарии, и российская администрация во главе с кня­зем А. М. Дондуковым-Корсаковым привлекла юристов для подго­товки проекта конституции, которая бы точно определила структу­ру государственной власти Болгарии и права ее населения. Подго­товка проекта прошла две стадии, когда составленный на. месте, в Болгарии, проект был привезен в конце 1878 г. в Петербург и здесь Началась разработка второй его редакции, с привлечением экспер­тов, в том числе профессора Петербургского университета А. Д. Градовского, разработка, осуществлявшаяся при II отделении особым совещанием под председательством С. Н. Урусова¹⁸. Сам факт составления конституции для Болгарии — а довольно широкий состав уча­стников, естественно, привел к тому, что событие это стало широко известно и в общественных кругах, убежденных в необходимости модернизации российского государственного строя, — вызвал еще большее негодование. Обсуждение этого деяния как вызывающего по крайней мере удивление российских подданных выплеснулось и на страницы печати, и в гостиные общественных деятелей. В ходившей несколько позже по рукам записке земцев «О внутреннем состоянии России» выражалось мнение, что Россия «созрела для конституци-

Дата добавления: 2015-07-10