Глава 16. Цель оправдывает средства.

Взрывной волной выбило окна в библиотеке.

Я сразу понимаю, что это такое и откуда доносятся звуки. Я дипломатично поделился информацией, которую получил от Драко, прекрасно зная, что он рассказал мне только половину того, что знал, что, в свою очередь являлось половиной того, что нам необходимо было знать. Ордену было известно, что должно произойти. Они могли прийти к выводу, что это, скорее всего, случится на выходных, когда можно нанести наибольший ущерб. Выходные в Хогсмиде.

МакГонагалл решила не удерживать студентов в школе. Дамблдор сделал бы то же самое.

Дураки.

Я закрываю книгу, над которой сидел, выхожу из библиотеки и иду в Холл, где ожидаю увидеть испуганную толпу. Я спокоен, как может быть спокоен человек, который уже видел все это. Спокоен и шокирован пониманием того, что все началось снова. Террор. Загадочную смерть маггла можно расценить как совпадение. Появляющийся время от времени в различных местах Знак Мрака может быть шуткой подростков, развлекающихся с заклинаниями, о которых они и понятия не имеют. Или бывших Упивающихся Смертью, ностальгирующих по юности. Люди могут найти логическое объяснение всему, что им угрожает. Но когда это касается их лично, когда их дети в опасности, они начинают требовать экстренных мер.

Эта атака означает, что Волдеморт больше не собирается скрывать свои намерения. Дамблдор ушел, и он считает себя сильнейшим колдуном в мире. Нет причины, чтобы ждать.

Время пришло.

Испуганные детские голоса заполняют холл, все рассуждают о судьбе их старших товарищей. В углу прислонился Гарри Поттер. Я встречаюсь с ним взглядом. Я трясу головой. Он ищущим взглядом обводит толпу Гриффиндорцев.

Его друзей здесь нет.

В холле раздается голос МакГонагалл. — Вы все отправитесь в свои гостиные, там вас встретят ваши деканы. — К счастью, Префекты сегодня дежурят. Я не удивлен, видя среди них Драко. Он быстро проходит мимо меня, ведя за собой вереницу испуганных младшеклассников.

Холл пустеет с поразительной скоростью. Детьми легче управлять, если они напуганы. Феномен, которым я пользуюсь довольно долго. Однако это верно только для тех детей, которые не провели всю свою жизнь в страхе. Те упрямо прижимаются к углам, ожидая, что будет дальше.

— Северус, — голос МакГонагалл выводит меня из моей задумчивости. — Ты не мог бы остаться здесь и дождаться остальных. Мне нужно разобраться с Министерством.

Я смотрю на нее и коротко киваю.

— Поттер, — вздыхает она, пытаясь решить, что с ним делать. — Помоги ему. Ауроры скоро прибудут. — Она исчезает.

Он молча стоит, разглядывая пол перед собой. Я не могу сказать ему, что с его друзьями все будет в порядке. Я не уверен в этом. И мне не хочется думать о том, что будет с ним, если он их потеряет. — Вы будете разбираться с теми, у кого истерика. Отправляйте их к Помфри, — говорю я уверенным тоном. — Остальных в основном нужно отправить в гостиные. Те, кто потерял родственников или близких друзей, соберем в Большом Зале.

Он пристально смотрит на меня. — Вы говорите так, как будто уже делали это раньше, — тихо говорит он.

— Не в качестве учителя.

— Вы знаете, что случилось?

— Могу догадаться. Не нужно быть гением Зельеварения, чтобы знать, что могут сделать определенные вещества, если соединить их. — Я прислоняюсь к стене и пристально смотрю на дверь.

— Ты… ты никогда… — тихо говорит он. — Неважно.

Я резко поворачиваюсь к нему, подняв бровь. Меня раздражает его вопрос, и даже еще сильнее раздражает то, что он его не задал. Несомненно, опасаясь моего ответа. Или того, что он станет причиной новой размолвки. Я должен оставить его в неведении.

— Нет, — быстро отвечаю я, не понимая, почему я вообще решил ответить. — Никогда. — Я всегда предпочитал тонкую игру. Я смотрю на дверь.

— Спасибо, — говорит он. Мне не нужно смотреть на него, чтобы увидеть благодарность на его лице. Она сквозит в его голосе, и на мгновение я ненавижу его за это.

— Они идут.

Два волшебника в светло-серой Аурорской форме открывают двери, впуская в Холл дрожащих студентов. Я собираюсь с силами и вспоминаю слова, которые слышал сам много лет назад. — В гостиную. Сохраняйте спокойствие. Если вы кого-то ищете, идите в Большой Зал. — Время от времени я вытаскиваю студента, близкого к обмороку. Один из ассистентов Помфри уводит их.

Залитые слезами лица смотрят на меня, ища успокоения. Я убираю с лица пренебрежительное выражение, но избегаю смотреть им в глаза, иначе я стану жертвой их слез и соплей и даже (я содрогаюсь от этой мысли) объятий.

Как он.

В другой ситуации я бы повеселился над отчаянием, появляющемся в его взгляде, когда студенты выстраиваются к нему в очередь за успокоением. Циничная мысль, но даже трагедия не успокоит бурю подростковых гормонов. В конце концов, давно известно, что после великих трагедий повышается рождаемость. Ничто так не заставляет думать о "спасении во имя того самого, единственного человека", и прочих глупостях, как смерть и разрушение.

— Джинни! — кричит он и освобождается от объятий рыдающей Гриффиндорской третьеклассницы, чтобы пробраться через толпу до встревоженной Уизли. Она бросается ему на шею и рыдает.

Я вспоминаю о такой же сцене, которую видел пару десятков лет назад. До меня доходит, что если бы мальчик был нормальным и достаточно сумасшедшим, чтобы связаться с вечно плодовитой Уизли, его семейный портрет носил бы таинственной сходство со старшим Поттером. Я содрогаюсь от этой мысли.

Он наклоняется, чтобы что-то сказать. Она трясет головой. На его плечи как будто сваливается тяжелый груз. Он утешающе хлопает ее по спине и оправляет ее в Большой Зал. В каком-то оцепенении он продолжает сортировать студентов.

Когда первая волна студентов спадает, он пробирается ко мне, держась на расстоянии. — Возможно, их все еще допрашивают, — говорит он. Он так бледен, как будто сам видел взрыв. — Ауроры… Они все еще расспрашивают людей, — у него перехватывает дыхание, и он не может закончить предложение.

— Ты уверен, что не хочешь подождать в Большом Зале с остальными?

Он упрямо трясет головой и смотрит на двери. Мы оба делаем вдох, когда они снова открываются. Он встает на цыпочки, чтобы разглядеть толпу. Я понимаю, что смотрю на них с таким же волнением, как и он. И молча молю, чтобы судьба была милосердна к мальчику хотя бы на этот раз. Я не уверен, что он переживет смерть этой пары отвратительных зануд после всего, что ему пришлось выстрадать. Во мне вспыхивает радость, когда я вижу голову, которая может принадлежать только Уизли. Стараясь не задумываться о том, что я могу чувствовать что-то кроме отвращения от этого зрелища, я поворачиваюсь, чтобы сказать ему, и вижу его в объятиях долговязого Хаффлпафского шестикурсника. От моего взгляда не ускользает легкое прикосновение губ к щеке. Он неуклюже гладит мальчика по спине и отходит. Он смотрит на меня и виновато краснеет.

Я киваю в направлении его чертовых друзей и занимаюсь остальными студентами.

*****

Я не могу винить его в том, что он не пришел ко мне сегодня вечером. После такого потрясения нужно подтверждение того, что те, кто тебе дороги, все еще живы. Простое физическое присутствие, даже если они и рыдают на твоем плече.

Он со своими друзьями. Оставшиеся две трети ужасного трио. Он с ними. Он не успокаивает дрожащего Хапплпаффского мальчика. Хаффлпаффцев. Потому что после трагедии мы всегда хотим быть рядом с теми, кого любим.

Но его здесь нет.

Я не могу винить его за то, что его здесь нет. Так же, как не могу винить его за то, что он успокаивал подавленного мальчика. Смешно даже думать о том, что может означать это невинное поглаживание по спине или легкое касание губ, говорящие о прежней близости.

Я мысленно ругаю себя, понимая, что скалю зубы на безобидный камин. Я допиваю виски, пытаясь смыть то, что сверлит мой желудок. И проклинаю себя за то, как сжимается мое сердце, когда я слышу, как он появляется из камина.

Он делает несколько шагов и садится ко мне на колени. С тяжелым вздохом он прижимается ко мне. — Есть новости? Сколько потеряно?

— Неофициальная цифра — двадцать три, — отвечаю я, пытаясь убрать ненависть из своего голоса. Он здесь, напоминаю я себе. И я не его хранитель.

Ладно, хранитель. Но…

— Все в порядке?

— Отлично, — говорю я, откашливаясь. — Разве ты не должен быть с друзьями?

— Они спят. Что-то не так? — он поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

Я поджимаю губы и сердито смотрю на него. — А разве непонятно? Трое моих студентов, возможно, мертвы, Поттер. Не говоря уже о тех двадцати, которые весьма неудачно насладились своими выходными. Придется смириться с тем, что я не свечусь от радости. — Я раздражено двигаю коленями, но он прижимает своим задом мои ноги.

Он пристально смотрит на меня так, что я начинаю гадать, не передалось ли ему вместе с магией Дамблдора его способность читать мысли. Я отвожу взгляд, чувствуя себя жалким и глупым.

— Я знаю, — грустно отвечает он. — Мне жаль. — Он откидывает голову мне на плечо. — Я думал, ты на меня сердишься, — он поднимает руку и проводит пальцами по моим волосам.

— Не будь смешным, — ворчу я. — Из-за чего мне на тебя сердиться? — Мне не из-за чего. Вот только как справиться с ревностью и ощущением предательства, поселившимися в моем желудке?

— Ты хочешь прилечь? — мягко спрашивает он.

Мгновение я делаю вид, что не хочу, потом сдаюсь. Что-то в этой кровати кажется мне многообещающим. Клянусь, что это даже сильнее, чем мой винный погребок. Я киваю, и он встает, поднимая меня.

Я иду за ним в спальню, где все приобрело свой первоначальный вид. Не считая бесполезной кровати, задвинутой в угол. Я уже привычно обхожу довольно большую воронку в полу и направляюсь к своей стороне кровати. Он переступает через нее и раздевается.

Ложась рядом с ним, я пытаюсь не думать о том, что это не просто тепло постели согревает и успокаивает меня. Когда я один, здесь меня встречает только беспокойство. Тревога и желание покоя. Я не знаю, сколько раз эта постель выкидывала меня в коридор в поисках транквилизатора, который теперь обнимает меня. Спокойное дыхание, влажное и теплое, согревает мое плечо. Он рассеянно стучит пальцем в такт моему сердцу.

Покой.

Пошел ты к черту, Альбус Дамблдор.

Я закрываю глаза и накрываю его пальцы своей рукой.

— Я люблю тебя, — шепчет он.

Конечно, любишь, — молча отвечаю я. Ты здесь именно для этого.

*****

— Северус.

Я поднимаю глаза и вижу МакГонагалл на пороге своего кабинета. В ее руке зажат кусочек пергамента. Она подходит ко мне, закрывая за собой дверь, кладет пергамент на стол и разглаживает его, чтобы я мог прочитать.

Сын,

Думаю, вместо того, чтобы терять время в Хогсмиде, ты бы мог провести выходные с пользой. Но если тебе нужно туда сходить, не стоит торчать в магазине сладостей или глазеть на ерунду, которую продают у Зонко.

Я пришлю тебе все необходимое для твоих занятий по зельям.

Передавай привет Винсент, Грегори и Томасу.

ЛМ

Я долго разглядываю письмо. Первое, что приходит мне в голову — как мог Люциус быть настолько неосторожным, чтобы описать планы нападения в письме? Я поражаюсь неосторожности мальчика, который сразу же не уничтожил письмо. Потом я спрашиваю:

— Где ты это взяла?

— Сегодня ко мне пришел один из старост, — холодно говорит она. — Черт побери, Северус, если это не доказывает вину мальчика…

—

— Кто именно? — спрашиваю я, чувствуя гнев на ребенка, который пошел к МакГонагалл, прежде чем посоветоваться со мной. Как Слитеринец, он должен был подумать.

— Забини, — отвечает она. — Что ты собираешься с этим делать?

Конечно. Мой маленький начинающий Аурор. Тихий, незаметный, пронырливый. Вечные благие намерения. — Где он это взял?

Она нетерпеливо поджимает губы. — Он сказал, что нашел это в книге, которую одолжил. Разве это имеет значение?

Одолжил, и правда. Я долго смотрю на письмо, потом откидываюсь на стуле и перевожу взгляд на разгневанную женщину. — Это косвенные доказательства, Минерва. Этого недостаточно, чтобы обвинить такого могущественного человека, как Люциус. — мой голос спокоен.

Она выпрямляется, расправляя плечи. По лицу идут красные пятна. — Что же, это достаточно убедительно для меня. Мальчик сказал тебе, где будет нападение.

— Его нельзя называть в качестве источника, — я смотрю на нее, показывая всем своим видом, что я не собираюсь этого делать. Она не понимает. Она никогда не поймет. Она никогда не играла в такие игры. Если бы Альбус был здесь…

Но его нет.

— Я пришла сюда в надежде найти твою поддержку. Если я ее не получу, ничто не помешает мне лично сообщить министерству. — Она разворачивается.

— Министерству? Скажи-ка мне, Минерва, и что сделает это сборище некомпетентных политиканов? Они все в кармане у Люциуса, так или иначе. Ты забыла? — я вздыхаю. Это не моя роль. Моя роль — собирать информацию и приносить ее Альбусу, чтобы он мягко и осторожно вселял в них ужас.

Альбус умер.

— Пригласи его к себе в кабинет. И ради Мерлина, дай мне с ним поговорить, — рычу я, поднимаясь и следуя за ней. Она оглядывается и начинает возмущаться. Я прохожу мимо нее прежде чем она успевает что-то сказать.

*****

— Мистер Малфой, — голос МакГонагалл полон пренебрежения. — Пожалуйста, садитесь.

Я слышу как он проходит. Когда он видит меня, он замирает и бледнеет.

— Профессор, — кивает он и садится на соседний стул.

Я поднимаю бровь и выжидаю паузу, заставляя его известись от ожидания, прежде чем показываю ему письмо. Он подозрительно смотрит на пергамент, потом берет его у меня. Когда он узнает письмо, его глаза расширяются. Этого достаточно, чтобы понять, что это не подлог.

Он просматривает пергамент с безразличным выражением лица и возвращает его мне. — Это письмо от моего отца.

Я усмехаюсь. — Да. Запрещающее своему сыну посещать два магазина в Хогсмиде, которые подверглись атаке. Написанное за неделю до нападения. Как удачно. — Он избегает моего взгляда. Если бы у меня был более острый слух, я бы мог услышать, как бегут его мысли, пытаясь придумать объяснение. Я продолжаю. — Вы могли бы оказаться в этих магазинах. Держу пари, что ни мистер Крабб, ни мистер Гойл не были в этот день в Хогсмиде. Редкий случай, чтобы они пропустили такую возможность. Вы не согласны? — мой голос спокоен, но во взгляде горит обвинение. МакГонагалл сидит за своим столом, излучая ненависть.

Он переводит взгляд на нее. — Мой отец считает, что я не должен тратить деньги на ерунду. — Он расправляет плечи. — Я не знаю, ходили ли Крабб и Гойл в "Горшочек с медом". Я был здесь на дежурстве. — Он смотрит на меня, осмеливаясь требовать доказательств. У меня нет доказательств. Но я могу заставить его считать, что есть.

— На дежурстве, точно. Как удачно. Если я правильно помню, в выходные была очередь мисс Пенит, не так ли?

— Она захотела сходить в город, чтобы сделать покупки, и мы с ней поменялись. Это не означает…

— Это ничего не означает. Просто наблюдение. Интересное совпадение, учитывая обстоятельства. Вы знали, что намечается нападение, вы получили письмо от своего отца, запрещающее вам посещать намеченные цели, и вы самоотверженно вызываетесь пропустить поход в город в тот самый день, когда были взорваны двадцать три ваших сверстника.

Он сникает и разглядывает свои руки. — Я не знал, что должно случиться, сэр, — говорит он. Он, вероятно, не знал всех деталей, а те, что знал, решил не распространять из чувства самосохранения. Я знаю эту дилемму. Я ему сочувствую.

— Вы знали достаточно, чтобы сохранить жизни, мистер Малфой. — Вот к чему это сводится. Он знал достаточно. — Факт остается фактом — если мы отдадим это письмо Аурорам, вы и ваш отец будете допрошены. Моих свидетельских показаний будет достаточно, чтобы отправить вас в Азкабан. А допроса под воздействием Веритасерума будет достаточно, чтобы ваш отец заслужил маленький поцелуй. — Он вздрагивает на каждом слове.

Я подавляю тошноту. — Я предлагаю вам выбор, мистер Малфой. Принять наш сторону, добровольно давать информацию и принять защиту, которую может обеспечить вам закон. Или не сделать этого и иметь дело с последствиями. — Я крепко сжимаю подлокотники кресла.

— Мистер Малфой, я советую вам хорошенько подумать, — говорит МакГонагалл. Я смотрю на нее и вижу, как она покраснела, пытаясь совладать с эмоциями. — Вы слишком молоды, чтобы губить свою жизнь.

— Мне нужно время, чтобы подумать, — хрипит он, не глядя на нас.

— Нет…

— Конечно. Мы будем ждать вашего ответа завтра утром.

— Профессор МакГонагалл, — говорю я, пристально глядя на нее. — Я не думаю, что это…

— Профессор Снейп, — отвечает она, прищуриваясь. — Дайте мальчику время.

Я закрываю рот и проклинаю глупую женщину. Первое, что он сделает — предупредит отца. Отец убедит его, что у нас нет надежных доказательств, и мальчик просто пошлет нас к черту.

— Спасибо, мэм, — он поднимается. — Я могу идти?

Она кивает, и он выходит, избегая моего взгляда. Я сдерживаю свой гнев, пока не слышу звук закрывшейся двери. Я встаю и свирепо смотрю на женщину, пытаясь помнить о том, что она старше и ее нельзя оскорблять.

В таком случае, мне нечего сказать.

— Он всего лишь мальчик, Северус, — говорит она, не обращая внимания на мой взгляд.

Я усмехаюсь. — Мальчик. Мальчик, которого час назад ты готова была отдать Дементорам, — я говорю тихо. Если я хоть немного повышу голос, то начну орать.

— Один из нас должен проявить милосердие, — шипит она.

Я фыркаю. — Что может быть более милосердным, чем спасти мальчика, который не может спасти себя сам? Мои методы могут показаться жестоким вам, директор, но они эффективны. И в этом случае цель оправдывает средства. Цель — это все, что имеет значение.

С этим, пока я не сказал чего-то, о чем потом пожалею (возможно, пару слов на латыни), я разворачиваюсь и выхожу, прорычав на прощание "хорошего дня". Он стоит на ступеньках.

— Мистер Малфой, — зову я.

Он замирает и быстро оборачивается.

— Учитывая обстоятельства, я бы попросил вас сегодня вечером не посещать Совятню. — У меня сжимается желудок, когда я вижу, что его глаза наполнены слезами. Он морщится от отвращения и убегает в Холл.

Я бессильно прислоняюсь к стене, повторяя себе, что цель оправдывает средства.

Дата добавления: 2015-07-07