Глава 9. Секреты.

Меня почти тошнит, когда я подхожу к кабинету Дамблдора. Не знаю, почему, но у меня есть предчувствие. Очень нехорошее предчувствие.

Которое подтверждается, как только я вхожу и вижу три стула перед столом. Над спинкой одного из них торчит голова Сириуса. Он поднимается и делает шаг ко мне, но останавливается. Мне даже не нужно смотреть на того, кто сидит во втором кресле. Я чувствую его присутствие. Он не оборачивается.

— Добрый день, Гарри, — приветствует меня Дамблдор с улыбкой. Но его глаза не улыбаются. Я смотрю на Сириуса. Его глаза налиты кровью, а уголок рта подергивается, как будто он улыбается с большим усилием. Мне не нужно смотреть на НЕГО. Я знаю, как он выглядит. Думаю, выражение его лица остается таким же, как и на протяжении последних недель. Холодное. Мертвое.

Если бы он на меня наорал, мне бы не было так плохо. Мне почти хочется, чтобы он на меня рассердился. Ревновал. Даже отомстил. Я могу перенести его ненависть. Я не могу переносить его апатию. Как он смотрит на меня, словно на пустое место. Лучше бы все было по-прежнему. Когда он ненавидел меня, а я думал, что он пытается меня убить. По крайней мере, тогда хоть что-то было.

Только не это.

— Привет, Сириус. Профессор Дамблдор, — говорю я и иду к стулу в центре комнаты. Только тогда я, наконец, вижу его и киваю. — Профессор.

— Мистер Поттер, — отвечает он, не глядя на меня. То есть его взгляд направлен на меня, но он не сфокусирован. Он отворачивается и смотрит на директора. Я сажусь.

Я должен был пойти к нему после того, как он меня поймал. После того, как вошел и увидел…

Я должен был. Я бы объяснил ему, что это был не я, а тот, кем я пытался быть. Что Джереми и Эрик, и Тадеуш и все остальные не были моими любовниками. Они прикасались к мальчику, с которым я даже не знаком.

К тому, которого я не особо люблю.

Я отказываюсь от предложенного чая и уже знаю, о чем сейчас пойдет речь.

— Гарри, мы обсуждали планы на лето и решили, что лучше всего тебе провести первую половину каникул здесь, в Хогвартсе.

Вот оно. Это уже нелепо. Интересно, ему тоже так кажется?

Я смотрю на него, потом на Сириуса. Они не глядят на меня. Я вздыхаю и встречаюсь взглядом с Дамблдором. — Почему? — спрашиваю я, зная, что не получу ответа. Во всяком случае, честного ответа.

Сириус откашливается и смотрит на меня, неловко улыбаясь, — Это только до твоего дня рождения, — говорит он. Голос чуть хрипловат. — Просто чтобы быть уверенным, что ты в безопасности. Я не прощу себе, если с тобой что-то случится. Я все еще не до конца освоился с магией, и не хочу рисковать. — Он смотрит на Снейпа, потом на Дамблдора, потом опускает взгляд.

Он врет.

Я сжимаю губы и киваю.

— То есть, тебя не будет на моем дне рождения, — говорю я, чувствуя тяжесть в груди. Я и не знал, что для меня это так важно. Сделать что-то как настоящий волшебник. С почти нормальной семьей.

— Прости, — тихо отвечает он.

Я заставляю себя улыбнуться. Нет причины устраивать сцен. — Хорошо. Мы отпразднуем потом.

Слова выходят более бодрыми, чем нужно. Внутренне я морщусь от своих бедных актерских способностей. К счастью, Дамблдор начинает говорить, спасая меня.

— Хорошо, Гарри. Если ты не возражаешь, мы сделаем все так же, как в прошлом году. — Он улыбается, глядя на меня поверх очков. Он ждет моей реакции, и я прикладываю усилия, чтобы не показать ее. Я улыбаюсь в ответ, невольно переводя взгляд на НЕГО. Он кратко кивает и встает.

— Если это все… — говорит он, направляясь к двери. Я тоже встаю.

— Еще минутку, Северус. Гарри, можешь идти на обед. Поговорим перед началом каникул.

Убирайся, мы будем говорить о тебе.

— Увидимся позже? — спрашиваю я Сириуса.

— Позже, — отвечает он и неловко хлопает меня по плечу.

Выходя из кабинета, я заставляю себя посмотреть на НЕГО. Я улыбаюсь ему.

Мне кажется, что уголок его рта чуть дернулся в ответ. Остаток вечера я пытаюсь убедить себя, что мне это не почудилось.

***

Я выхожу из кабинета Дамблдора, чувствуя себя на сто пятьдесят фунтов тяжелее, чем когда пришел к нему. За спиной слышны шаги Блэка. У самого входа в Холл шаги затихают, и я слышу тяжелый вздох. Этот звук вытаскивает откуда-то из глубины моей ненависти к нему что-то подозрительно похожее на сострадание. Невольно я оглядываюсь. Он смотрит на меня.

— С тобой все в порядке? — спрашиваю я, и проклинаю себя за это. Пытаясь вспомнить, каково это — услышать ужасную правду о мальчике, я задумываюсь, что бы я почувствовал, если бы уже тогда заботился о нем.

Он тупо кивает, и я не уверен даже, понял ли он вопрос.

Не важно.

Я продолжаю свой путь в темницы, пытаясь защититься его невнятным ответом от вины, готовой навалиться на меня.

— Ты давно знаешь?

Как бы я не мечтал о том, чтобы увидеть Сириуса Блэка несчастным и подавленным, я не готов к этой пустоте в его голосе. И к его беспомощному взгляду, который я вижу, повернувшись. — Достаточно долго, чтобы не обращать на это внимания. — Отвечаю я.

Он снова кивает, и я пытаюсь продолжить свой путь еще раз. Но нога отказывается сделать шаг. Внутренне поежившись, я опять поворачиваюсь.

Я хочу убедить его в том, что его крестник — все еще его крестник, несмотря ни на что. Что мальчик не изменился. Он все еще чертов Гарри Поттер, вечно храбрый и веселый очаровательный юный негодник, каким он всегда и был. Но я не могу сказать ни слова. Вместо этого я смотрю на него с таким же ужасом, что и он на меня.

Через мгновение он спрашивает, — Так вот почему ты ему помогал, да?

— Я помогал ему, потому что это моя работа. Он мой студент, — отвечаю я, не задумываясь. Я не уверен, ложь это или нет.

Он не отвечает, я поворачиваюсь и ухожу. На середине лестницы я снова слышу его шаги. Я иду через холл к лестнице, ведущей в подземелья. До меня доходит, что он все еще идет за мной. Я поворачиваюсь к нему, подняв бровь.

Он останавливается, и я вижу, как на его лице появляется понимание. Он озирается по сторонам, как будто желая убедиться в том, что он действительно идет за мной. Он похож на потерявшегося щенка.

— Я что-то могу для тебя сделать? — Пренебрежение, которое я пытался вложить в свои слова, сдерживается раздражающей меня жалостью к нему.

— Я… — начинает он и оглядывается, как будто ответ на загадку лежит у него за спиной. Глупец. Ответ лежит на дне бутылки виски.

— Пойдем, — вздыхаю я. Не знаю, что заставляет меня помогать этом ублюдку, но я не забуду потом убить в себе это чувство. Когда мы доходим до темниц, мой желудок сжимается от страха, и звуки его шагов вызывают у меня тошноту. Я ненавижу этого человека. Я ненавижу его с того момента, как впервые увидел его самодовольную усмешку за Гриффиндорским столом.

Я вздыхаю, открывая дверь и оборачиваюсь. Он входит, двигаясь медленно, точно лунатик. Я закрываю за ним дверь и иду к своему бару.

— Сюда. — Я даю ему стакан виски. Он берет его двумя руками и смотрит на прозрачную жидкость. Через мгновение он меня благодарит, и я не могу отделаться от мысли, что его признательность глубже, чем того заслуживает стакан виски.

Он садится в *это* кресло. Я поджимаю губы, но молчу и сажусь на стул. И еле сдерживаюсь, чтобы не сползти с него на пол. Похоже, сидеть там было бы удобнее.

Мы молчим. Мне кажется, что он не вполне понимает, где он. Я пытаюсь подавить собственное понимание этого, но безуспешно. Какого черта я его сюда пригласил? Я точно не собираюсь его утешать. Мне это не интересно. Я молча клянусь больше никогда не делать что-то из сострадания. Было время, когда я не должен был в этом клясться.

В тысячный раз я проклинаю мальчика за то, что он разрушил мою жизнь.

— Боже мой, бедный ребенок, — конечно же, когда он заговорил, он тут же ляпнул глупость. Я ничего другого и не ожидал. Я усмехаюсь, но держу язык за зубами.

Честно говоря, услышав о тяжелом положении мальчика, я снова вспомнил о том, как он балансирует на грани жизни и смерти. Блэк только что узнал эту новость. У него есть право быть потрясенным.

— В смысле… черт… — он проводит рукой по лицу и делает большой глоток из своего стакана. Похоже, он совершенно забыл о моем присутствии. Я бы предпочел, чтобы он меня не заметил. Чем меньше я должен буду с ним говорить, тем лучше.

Он трясет головой и пристально смотрит на огонь. — И что я теперь должен делать?

Я раздраженно вздыхаю, и тут же жалею об этом, потому что этим привлекаю его внимание. Он смотрит на меня, и я напрягаюсь. Я почти слышу, как он пытается придумать, как бы сделать так, чтобы все происходящее стало моей виной. Я прищуриваюсь и готовлюсь ответить на его обвинения.

Удивительно, но он ничего не говорит и только еще раз вздыхает. Я не знаю, что раздражает меня сильнее — его глупость или его отчаяние. Я собираю весь свой самоконтроль, чтобы не проклясть его, ставлю свой стакан на столик и прижимаю руки к коленям.

— Думаю, ты должен сделать то же, что и я. Забыть об этом до того момента, пока не понадобится об этом вспомнить, — говорю я, мысленно аплодируя своей стойкости. Это на самом деле удивительно, учитывая обстоятельства.

Он смотрит на меня так долго, что мне начинает казаться, что он отключился. Я уже почти готов ткнуть его чем-нибудь, когда он кивает. — Я ненавижу, что ты узнал об этом раньше, чем я.

— Я и не знал, что мы соревновались. Если тебя это утешит, я могу сказать, что я бы предпочел совсем этого не знать.

— Почему ты? Я имею в виду… почему Дамблдор сказал тебе? — Он правда пытается понять логику Дамблдора. Как будто поступки директора когда-то поддавались логическому объяснению. Я фыркаю.

— Если ты когда-нибудь это поймешь, не забудь сказать мне. Думаю, потому, что ты играл в беглого преступника. — Я усмехаюсь, но чувствую легкую досаду от того, как мало эффекта произвела на него эта усмешка.

— Ты даже никогда его не любил, — добавляет он, глядя на колени.

Я сжимаю губы и вздыхаю. — Ему не нужен был кто-то, кто бы его любил. Те, кто любили его, убивали его. Я его понимал. Этого достаточно.

— Ты его не понимаешь! — кричит он, и меня поражает гнев в его глазах. Не без испуга я понимаю, что не желаю спорить с ним на эту тему. Или на любую другую.

— Отлично, — говорю я, проглатывая отвращение к себе. Так вот на что это похоже — становиться старым.

— Он тебя не любит, — настаивает Блэк.

Я вздыхаю и беру свой стакан. К черту самоконтроль. — Ты абсолютно прав, — говорю я и делаю глоток. Вкус виски горек, как горечь поражения. Он смотрит на меня с подозрением, как будто ждет перепалки.

— Не любит, — повторяет он и ставит стакан на стол.

Я фыркаю и трясу головой.

— Факт остается фактом — когда он наконец узнает о своем положении, он не побежит к тебе, — я рад слышать злость в своем голосе. По крайней мере, я не утратил способности быть жестоким.

— Похоже, ты думаешь, что он побежит к тебе, чтобы успокоиться? — рявкает он. Я мельком задумываюсь, испытывает ли он такое же облегчение от того, что мы вернулись к своим обычным ролям.

— Нет, он придет ко мне, чтобы забыть, — усмехаюсь я и заставляю себя выглядеть уверенно. На самом деле этого не будет. Он. Не. Придет ко мне. Ни для чего.

И я не хочу, чтобы он приходил.

— Это не должен быть ты, — спорит он.

Как будто мне нужно об этом говорить. Конечно, это должен быть не я. Я не просил об этой работе и чувствовал бы себя намного лучше, если бы она не свалилась на мои плечи. Я предпочел бы погрязнуть в многолетней ненависти, чем проводить ночь за ночью, мучаясь от воспоминаний.

Или, вернее, вспоминая. Желудок болезненно сжимается, когда до меня доходит, что все начнется сначала. Что его снова заталкивают в мою жизнь, чтобы начать новый раунд любимой игры Альбуса Дамблдора "Сколько Еще Он Выдержит?".

Я наливаю себе еще стакан и быстро осушаю его. — Ну ладно, мы мило поболтали, Блэк, но я попрошу тебя уйти. Похоже, мне предстоят еще одни ужасные каникулы, когда я вынужден буду делать то, чего делать не обязан. Я хотел бы провести хотя бы немного времени в одиночестве.

— Ты покинул его. Ты не заслуживаешь его расположения.

Смешок вылетает из моего рта прежде, чем я успеваю сдержаться. Расположения? Я его покинул? — Что это ты несешь?

— Почему на самом деле прекратились ваши уроки, Снейп? Он отнимал слишком времени, и тебе было некогда выпить?

Я прищуриваюсь. — Возможно, так оно и было. Или он просто прекратил занятия, чтобы посвящать больше времени сексу, но ты можешь верить во что захочешь. Теперь если ты не возражаешь… — Я открываю дверь и указываю ему на нее.

Он стоит на месте, разглядывая меня, как будто пытается понять, вру я или нет. Потом трясет головой, — Он не говорил мне, что…

— У Гарри Поттера есть секреты? Чудесам нет конца?

— Что ты с ним сделал?

Что я не сделал с ним, вот что я хотел бы ответить. Таким образом, я избавился бы от своего последнего обязательства. Или от всех обязательств. Думаю, я бы сразу получил лекарство от этой ужасной болезни, называемой жизнью. Но мазохист, живущий внутри меня под названием "инстинкт самосохранения", отвечает по-другому. — Не будь идиотом. Он ушел, потому что почувствовал себя достаточно хорошо. Ты должен радоваться. Он во мне не нуждается.

Он скептически смотрит на меня и вздыхает. — Мне нужно поговорить с Ремусом.

— Замечательно. Думаю, что здесь ты его не найдешь. Можешь попробовать в его комнатах, — я усмехаюсь и снова указываю ему на дверь.

К счастью, на этот раз это срабатывает. Он идет к двери, и я уже начинаю надеяться, что он больше ничего не скажет, когда он останавливается. — Он тебе доверяет, Снейп. Мерлин знает, почему, но он доверяет не многим. Просто… просто не дай чему-нибудь случиться с ним. Пожалуйста.

Как трогательно. Как будто у меня есть силы, чтобы спасти его. Как будто хоть у кого-то есть на это силы. Нет. Я не позволю, чтобы ответственность за его жалкую душу вешали мне на шею. Только не снова.

Он выходит и закрывает за собой дверь. Я оглядываю комнату и решаю, что прежде всего нужно переставить мебель. А потом напиться.

Или сначала напиться.

***
— Я рад, что они умерли.

— Кто?

— Лили и Джеймс. Ты представляешь…

— Это не честно, Сириус.

— Это бы их убило.

Я стою за дверью Люпина. Я не собирался подслушивать… но… ладно, я подслушиваю.

— Может, они уже знали, — тихо говорит Люпин.

— Джеймс сказал бы мне.

— Может быть, поэтому они и прятались. Поэтому Волдеморт гонялся за ними. За Гарри.

— Они не знали. Они не могли знать… — голос Сириуса затихает, и я слышу его вздох. — Я же его крестный, черт побери. Я имел право знать.

— Они не знали, что тебе можно доверять, Сириус. Они не знали, кому можно доверять.

— Не они. Дамблдор. Он должен был мне сказать. У меня же больше прав, чем у Снейпа.

— Ты же не собираешься начать все заново. Единственный, кто имеет право знать — это Гарри.

Тут я выхожу из-за угла. — Знать что? — Они ошеломленно смотрят на меня. Я встречаюсь взглядом с Люпином, и он отводит глаза, качая головой. — Что? — настаиваю я. — Сириус? — Сириус тоже не смотрит на меня. — Профессор?

— Прости Гарри, но это вопрос не ко мне, — отвечает Люпин.

— Точно, — говорю я. — А к кому?

Я жду, пока они что—нибудь ответят. Прикажут мне убираться. Или скажут правду. Неважно. Что бы это ни было — это именно то, почему Сириус вел себя вчера так странно. Причина, по которой я не смогу провести лето дома.

Через некоторое время я понимаю, что мне никто ничего не ответит. Я вылетаю из комнаты. Кто-то из них произносит мое имя, но я слишком зол, чтобы обратить на это внимание.

Спустя шесть лет со дня моего дебюта в волшебном мире окружающие все еще знают обо мне больше, чем я сам. Через шесть лет это порядком надоело. Чтобы узнать хоть что-то, мне приходится сталкиваться со смертью. Если бы люди просто рассказали мне, что они знают, это сохранило бы всем кучу сил.

Я поворачиваю к темницам, к его кабинету. К единственному человеку здесь, который не беспокоится о том, чтобы не причинить мне боли. Мне приходит в голову, что он также не дает мне никакой информации, но я надеюсь, что его садистские наклонности одержат победу над стремлением к уединению. Черт, в последний раз это сработало.

Проблема с долгими прогулками состоит в том, что ты успеваешь задуматься о том, куда идешь. И меньше всего мне нужно было думать о том, что значит встретиться с ним. Когда я поворачиваю в последний коридор перед темницами, я уже не так уверен. Меня ведет вперед только дерзкое любопытство. Отчаянная смелость покинула меня еще где-то в холле.

Стоя перед его дверью, я представляю, как войду к нему. Я войду, крича. Требуя ответов. Не дав появиться неловкости. Мы же должны избавиться от этого, правда? От неловкости. Пустоты.

Я войду и задам вопросы. На которые он не ответит.

Я войду…

Черт.

***

Обычно в последний день семестра я счастлив, потом что знаю, что завтра в это же время замок избавится от назойливого присутствия студентов. Стены замолчат, и я тоже. Даже в течение последних двух лет, когда я проводил с ним конец лета, у меня было время, чтобы подготовиться.

Я не помню, чтобы в моей жизни был хоть один день, которого я боялся бы так же, как завтрашнего.

Конечно, я должен был это предвидеть. В моей жизни все было слишком гладко. И как только я подумал, что наконец-то избавился от этого негодяя, все мои ожидания свободных каникул рухнули. К черту Дамблдора. К черту Волдеморта.

И в задницу Гарри Поттера.

Или нет.

Скорее нет.

Отбросив мысль о том, что завтра наступит уже через несколько часов, я сосредоточиваюсь на проверке ТРИТОНов. Вскоре меня прерывает звук распахнувшейся двери. Я вижу его — покрасневшего и запыхавшегося. Прежде чем я успеваю что-то сказать, он прищуривается и выпаливает, — Что вы знаете, чего не знаю я?

Я поднимаю бровь и усмехаюсь. — Не могли бы вы уточнить, мистер Поттер? Или мы будем обсуждать эту тему все последующие три недели?

Несмотря на то, что он сильно покраснел, он глядит на меня с яростью. — Секрет. То, что знают обо мне все, кроме меня. У меня есть право знать.

Я гадаю, о чем это он. Единственное, о чем он может говорить, это секрет, о котором он даже не должен догадываться. Я точно ему не рассказывал. Дамблдор тоже.

Остается только один человек.

— Ваш крестный — идиот.

— Севе…

Я бросаю на него взгляд, и он замолкает и отводит глаза. — Просто скажи мне.

— Нет.

— Почему?

— По нескольким причинам. Из которых не последняя заключается в том, что я не хочу. — Я возвращаюсь к контрольным на столе. Я. Не. Хочу. Не могу представить, чего на свете я не хочу больше.

— Это не честно. У меня, черт побери, есть право знать.

— Ты абсолютно прав, — голос пугает меня, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть старика у двери. Думаю, что обалдевшее лицо Поттера смотрится великолепно, но он повернулся к директору, и я его не вижу. Мне хочется рассмеяться.

Но я не смеюсь.

— Профессор Дамблдор, я…

Дамблдор останавливает его извинения взмахом руки. Думаю, я не должен чувствовать разочарование. Хотя если бы я так выругался, я заслужил бы укоризненный взгляд директора.

— Садись, Гарри, — говорит он. Поттер смотрит на меня, а я на директора, не без примеси паники.

Я встаю. — Если не возражаете, я вас оставлю, — говорю я, собирая контрольные со стола в попытке убежать от предстоящей тяжелой и эмоциональной сцены.

— Ты можешь остаться, Северус, — говорит Дамблдор, закрывая дверь.

— Нет, Альбус, мне бы не хотелось.

— Сядь.

Я бросаю бумаги и сажусь, бросив взгляд на старого зануду. Я решаю отбросить все приличия и закрыть голову руками прямо сейчас. Хотя я знаю, что аппарировать на территории Хогвартса невозможно, я все же собираюсь попробовать.

— Профессор Люпин сказал мне, что ты подслушал один разговор между ним и Сириусом. Это несколько удивительно, потому что подразумевалось, что профессор Люпин не знаком с сутью вопроса. — Я стискиваю зубы, и чувствую, как он улыбается. Он должен быть в ярости. — Тебе будет приятно узнать, Гарри, что профессор Люпин много говорил в защиту твоего права на знания.

Люпин придурок. Поттер имеет право на жизнь в блаженстве неведения. А теперь, благодаря тем, кто так сильно о нем заботится, у него не будет даже этого.

И кому придется иметь дело с последствиями в течение следующих недель?

Я мысленно вношу самоубийство в свой список дел на сегодня.

— Некоторые вещи, Гарри, держатся в секрете ради твоей безопасности, потому что ты еще не готов воспринять их. Знание может быть большим грузом, если мы не знаем, как им распорядиться.

— При всем уважении, сэр, для меня самой большой проблемой является то, что от меня что-то скрывают, — говорит Поттер с тщательно скрываемым раздражением. Я смотрю на него с легким удивлением.

Дамблдор улыбается. — Может быть, ты и прав. Но я все еще уверен, что некоторые секреты лучше держать в тайне до тех пор, пока действительно не возникнет необходимости их раскрыть.

— Но вы сказали Сириусу.

— Я сказал Сириусу, чтобы уберечь его от ужасной ошибки.

— Какой ошибки?

— Я не могу тебе сказать, — отвечает Дамблдор. Поттер вздыхает.

Мне становится легче, когда я понимаю, что Дамблдор ничего ему не расскажет. И чем дольше он не знает, тем более вероятно, что я не буду иметь дело с последствиями.

— Я не мог тебе сказать, потому что ты не поймешь, что это было бы ошибкой.

Поттер падает на стул, надувшись. Я не могу винить его. Я сам часто чувствую себя так же во время бесед с Дамблдором. Я смотрю на директора, который погрузился в созерцательную тишину.

Поттер нарушает ее. — А когда я буду готов узнать?

Дамблдор поворачивается к мальчику и смотрит на него так, что даже мне хочется заерзать на стуле. Потом он вздыхает. — Ты как-то спрашивал меня, почему Волдеморт хочет твоей смерти.

Поттер кивает. У меня сводит живот от страха.

Он собирается ему сказать.

— Я сказал тебе, что отвечу на этот вопрос, когда почувствую, что ты готов. Правда, Гарри, заключается в том, что ответом на этот вопрос может быть как простое объяснение того, что Волдеморт — ужасный человек, так и сложная лекция с выкладками и диаграммами.

Поттер хмурит брови. Я поднимаю свои. Сколько бы я не прожил, мне никогда не понять этого человека. И я никогда не перестану благоговеть перед его способностью не отвечать на вопрос прямо. Я вздыхаю и откидываюсь на спинку стула. Похоже, это займет некоторое время.

— Причина, по которой на вашу семья напали, Гарри, была в том, что твой отец и ты — последние наследники Годрика Гриффиндора.

Многообещающая пауза перед следующей фразой. Я трачу остатки сил на то, чтобы не засмеяться истерически. Я провожу руками по лицу, чтобы стереть прилипшую улыбку.

— Вот почему? Но это так…

— Нелепо, — завершаю я за него и удостаиваюсь Дамблдоровского взгляда.

— Ага… — ошеломленно говорит Поттер. — Он убил моих родителей, потому что… боже. — Неверие превращается в негодование. — Я имею в виду, я знал, что он сумасшедший, но это…

— Я бы не стал говорить, что он сумасшедший, Гарри. Злой, да. Но не сумасшедший.

Дамблдор поднимается и кивает мне, его глаза самодовольно мерцают над чертовыми очками. Он снова выкрутился. Я поворачиваюсь к Поттеру и вижу, как он пытается переварить полученную информацию.

— Мне пора вернуться к себе, у меня там один важный гость, — говорит он, открывая дверь. — Думаю, твои друзья хотели бы провести с тобой немного времени перед каникулами, Гарри. Северус, — кивает он, затем исчезает, оставляя меня и мальчишку в напряженной тишине, которая, как мне кажется, скоро разрушится.

Как только он разберется в той ерунде, которой его напичкали.

— Они должны были умереть, — говорит он.

— Что?

— Так сказал Сириус. Большой секрет не в том, что я наследник Гриффиндора, правда?

Усмешка прочно поселилась на моем лице. В груди растет странное чувство гордости. Хотя и не могу полностью взять на себя ответственность за цинизм мальчика, проведенные со мной полтора года несомненно научили его многому.

— Ты мне скажешь, что за ошибку мог совершить Сириус?

— Поттер.

— Пожалуйста.

Я вздыхаю. Хорошо, если он хочет запутаться еще сильнее, я не собираюсь препятствовать этому. — Он хотел убить Волдеморта.

— Но почему…

Я прерываю его, подняв бровь. Он поджимает губы.

— Ты мне не скажешь, да?

— Да я скорее проглочу свой язык.

Он закатывает глаза и улыбается. — Ты мог бы просто сказать "нет".

На мгновение атмосфера в комнате становится почти уютной. Но потом, как будто этот уют разбудил какого-то ужасного монстра, воздух сгущается от воспоминаний и слов, которые слишком долго оставались невысказанными.

— Доброго дня, мистер Поттер, — говорю я, не заботясь о том, чтобы посмотреть на него.

Я слышу, как он встает и идет к двери. Наступает тишина, такая долгая, что я мог бы подумать, что он ушел, если бы не чувствовал его присутствие всем телом.

— А ты знал, что я наследник Гриффиндора? — спрашивает он.

— Да, вместе с тысячей людей, которые знали твоего отца и бабушку.

Он кивает. — А почему никто мне не сказал?

— Ты всегда был Мальчиком, Который Выжил, — усмехаюсь я.

Он вздыхает и прислоняется к косяку. Я смотрю на него. Он кажется мне выше, чем я помню. Глупости, я ведь вижу его каждый день. Его лицо потеряло юношескую свежесть, черты заострились. На первый взгляд, он не особо изменился. Это почти не заметно. Как будто он только что освоился с телом, в котором рос семнадцать лет.

Я на мгновение встречаюсь с ним глазами, и тут же перевожу взгляд на свои бумаги. Сердце отчаянно колотится.

— Увидимся завтра, — тихо говорит он. Дверь закрывается за ним.

Я остаюсь в раздумьях о том, как мне пережить сегодняшний вечер.

Дата добавления: 2015-07-07