Глава 13. Выздоровление.

*Зелье обжигает мой пищевод, падает обжигающим потоком в желудок и разносится по телу. Я прекращаю дрожать. Я не могу двигаться. Простыни подо мной и одеяло обжигают мою кожу. Если я двинусь… если я даже просто вздохну, я умру. Темная призрачная фигура плывет по комнате и останавливается передо мной. Глядя на меня, ожидая меня. Потом прикасается. Обжигая и раня. Я кричу, и даже крик делает мне больно. Я хочу умереть. Кислота обжигает мой рот, стекая в уже горящий желудок. Голоса визжат мне в ухо. Я переворачиваюсь на бок. Больно. Нельзя двигаться. Нельзя дышать. Я открываю глаза

Это он. Прозрачный. Темный. Просто тень. Мертвый.

— Северус?

Я просыпаюсь и недоуменно слушаю свое дыхание. Потом я вспоминаю, как пришел к нему, когда у меня начал болеть шрам. Но… я ведь уже проснулся, не так ли?

Да. Я помню, как смотрел на него спящего. Лежал у его кровати и просто смотрел на него. Слушал его дыхание. Пытался удержаться и не прикоснуться к нему. Обычная ухмылка на его лице разгладилась во сне. Глаза закрыты, он такой расслабленный… Я хочу поцеловать его…

О, Боже. Я поцеловал его. И у меня был секс. Со Снейпом.

Внезапные воспоминания удивляют меня, и я гадаю, было ли это на самом деле. Я помню ванную. Снейп мокрый и завернутый в полотенце. И он меня целовал. Это я целовал его, но он ответил на поцелуй. Боже, мне это приснилось? Его рот, его язык, его руки на моем теле.

Волдеморт.

Меня пронзают воспоминания. Торт. Портключ. Сижу в темнице. Нет, в каком—то подвале. Пытаюсь достать свою палочку из сумки и зажечь свет. И потом голоса. Я их узнал. Я не мог найти палочку. И было уже слишком поздно.

Я боюсь открыть глаза. Я не хочу знать, где я. Я помню боль. О, Боже, я помню руки, касающиеся меня, терзающие меня. И я хотел этого. Что—то было в торте. Меня отравили. И Волдеморт смотрел, как я катаюсь по полу, и смеялся.

Но я сбежал, правда? Я вспоминаю, как вернулся в Хогвартс. Я дотянулся рукой до своей сумки, боль убивала меня. И я смог вернуться в Хогвартс. Руки. Они меня убивают. И… он умер.

Его призрак смотрел на меня. Я помню его взгляд. Он был здесь. Он умер. Они, наверное, поджидали, когда он аппарировал, и убили. Он все еще здесь? О, Боже. Мне кажется, что я слышу его голос. Я пытаюсь открыть глаза и посмотреть на него. Я слышу собственный стон, потом кто—то зовет меня по имени. Голос Дамблдора. Я открываю глаза и оглядываю комнату, чтобы найти его. Его призрак. Я вижу только Дамблдора, но Снейпа там нет. Я снова закрываю глаза. Если его здесь нет, я не хочу просыпаться. Я не хочу просыпаться никогда.

Я глубоко вздыхаю и пытаюсь уснуть. В горле застревает крик, я хочу проглотить его, но он вырывается наружу. Крик отчаяния. Они убили его. Дамблдор снова зовет меня по имени, но я не хочу, чтобы он был здесь. Я не хочу быть здесь. Я хочу быть с ним. Умереть.

— Гарри, тебе больно?

Его голос. Снейп. Мое сердце замирает, и перехватывает дыхание. Я боюсь открыть глаза. Боюсь, что не увижу его. Боюсь, что увижу. Прозрачный. Призрачный. Мертвый. Я закрываю лицо руками. Я хочу с ним поговорить, но не хочу, чтобы Дамблдор слушал. Я не хочу, чтобы Дамблдор знал.

— Мне так жаль, — шепчу я. Надеясь, что он услышит. Надеясь, что директор не услышит. — Пожалуйста, не оставляйте меня здесь.

***

— Гарри, ты в Хогвартсе.

Дамблдор говорит с ним, как с двухлетним ребенком. Мальчик не реагирует. Он по—прежнему закрывает лицо ладонями и что-то шепчет. Я не слышу слов. До меня вдруг доходит, что ему не больно. Он просто сошел с ума. *Лучше, чем умер*

Я закрываю глаза и прислоняюсь к стене. Глупо было думать, что он выдержит это. Вопреки всему. Значительно более сильные волшебники проходили через меньшие мучения, и получали место в Госпитале Святого Мунго. А я подобно большинству идиотов волшебного мира неосознанно считал, что Гарри Поттер — неуязвимый. Теперь меня оглушает понимание того, что супергерой всего лишь человек.

— Кто умер, Гарри? — спрашивает Дамблдор и я закрываю глаза. Старик наклоняется к мальчику. Поттер трясет головой и прячет голову в подушку. Желудок снова подпрыгивает. Итак, он убил Петтигрю. Я даже не знаю, должен ли испытывать облегчение по поводу того, что у него хватает разума чувствовать раскаяние.

Я разрываюсь между жалостью к нему и восхищением. Чтобы наложить смертельное заклинание, волшебник должен быть достаточно сильным. Конечно, большинство волшебников не будут и пытаться. Слишком велико наказание — Азкабан, с окружающей вас темнотой, которая сводит с ума. Даже Пожиратели смерти используют это заклинание лишь в крайнем случае. Есть много других способов убивать, которые не несут таких последствий.

К тому же, если мальчик до сей поры стоял на грани безумия, то сейчас у него вряд ли хватит сил, чтобы восстановиться. Мне вдруг приходит в голову, что мы должны организовать масштабное нападение на Волдеморта и убить этого чертового ублюдка. Я убью его сам. Освобожу мальчика.

Я вдруг чувствую острую необходимость вернуться в холодное спокойствие своих комнат.

Сюда уже мчится Помфри, и неодобрительно смотрит на Директора. — Что случилось, Альбус? — она видит мальчика, рыдающего в подушку. — Гарри, дорогой… Ну, хватит, хватит. Выпей, это поможет, — она дает ему успокаивающее зелье.

Я сдерживаю пренебрежительное фырканье. Сколько они еще будут держать его в таком состоянии, не давая взглянуть в лицо реальности? Это лишь откладывает неизбежное, но не позволяет легче перенести встречу с ним. Мальчик принимает такое решение его проблемы и переворачивается на спину, оказавшись лицом ко мне. Его глаза блестят от слез, веки красные. Он шмыгает носом. Я вижу, как он прищуривается, его лицо напрягается. Наверное, он представляет мертвого Петтигрю. Он глубоко вздыхает и его лицо расслабляется.

— Поппи, вы побудете с ним, пока вернется Сириус?

— Конечно.

Директор поворачивается ко мне и взглядом приглашает следовать за ним. Я выхожу из своего угла, бросив напоследок еще один взгляд на спящего мальчика. Я понимаю. Теперь я ничего не могу для него сделать. Я могу только ждать, пока все его няньки не поймут, что рано или поздно он должен проснуться.

***

Я выпадаю из своего камина, сбрасываю проклятый плащ и сажусь в *это* кресло, вызывая бутылку бренди. Я предлагаю Дамблдору выпить, когда он появляется из камина. Он отказывается. Ну и ладно, мне больше достанется.

— Через два дня будет собрание, Северус. Мы должны пересмотреть вопросы безопасности замка. И до этого времени я должен убрать мальчика из больничного крыла. Его никто не должен видеть. Если ему хорошо с тобой, я думаю, что он может остаться здесь. Пусть он будет там, где чувствует себя уютно.

Я киваю и чувствую почти благодарность за то, что директор все еще доверяет мне. В последний раз я едва не убил мальчика, уж не говоря о том, что я его трахнул — но старикан не должен узнать об этом.

— Мне нужно скрыть твою комнату. Как только он войдет сюда, я наложу специальное заклинание. Если сюда заглянет кто—то еще, он увидит лишь пустую комнату. Таким образом, вас никто не увидит. Но вы оба будете заперты, по крайней мере до тех пор, пока замок не будет достаточно безопасным. Составь, пожалуйста, список вещей.

Алкоголь заставляет меня возражать. Но я киваю и пытаюсь подавить растущий гнев. Мальчик снова становится узником. Как и я.

Он продолжает, — Ты тоже наложишь свое защитное заклинание. Мы разработаем специальную систему связи на случай, если что—то понадобится вам или мне. Думаю, мальчику об этом знать необязательно. Обо всем этом. Чем меньше он знает, тем меньше вероятность, что его обнаружит Волдеморт.

— Вы думаете, Волдеморт может найти его через его сны?

Я вижу, как он тщательно подбирает слова, — Я думаю, что через его связь с мальчиком он сможет определить его местонахождение и другие вещи. Спрятать Гарри невозможно, но можно запутать Волдеморта. Я еще многого не знаю об их связи. Нет прецедента. Но я уверен, что Волдеморт не тронет мальчика, пока тот в замке под моей защитой. Дополнительные меры безопасности нужны только для того, чтобы предотвратить распространение информации через шпионов.

— Как долго мы будем заниматься этим, Албус? — вопрос срывается с моих губ, как проявление подавленной ярости от того, что мальчик растрачивает свою молодость зря.

Он поднимает брови и смотрит на меня. Я отвожу взгляд. — Ты волнуешься, что он не восстановится.

Я фыркаю. — Я боюсь, Албус, что пока мы с вами упираемся, чтобы сохранить ему жизнь, мы тем самым лишаем его этой жизни. Сохраняя его жизнь, мы тем самым перекладываем на него ответственность за необходимость справиться с одним из сильнейших волшебников нашего времени. И что мы получим в том случае, если он справится? Он тоже погибнет. Блестяще.

— Я согласен с тобой, Северус. Это нечестно.

— При всем уважении, Альбус, нечестно — чертовски неточное слово.

— Это его судьба, Северус.

Я усмехаюсь. В самом деле. — Кто это сказал, Албус? Может быть, его судьба была бы другой, если бы он сам ей управлял.

Мой выпад ранит его. Я тут же сожалею о своих словах. Он вздыхает. — Северус, а ты знаешь, почему Волдеморт выбрал сына Джеймса Поттера для своего эксперимента?

Я нелегко признаю свое незнание, поэтому только поднимаю бровь, ожидая его объяснений.

— Волдеморт — последний из живущих наследников Салазара Слитерина.

Да. Все это стало известно, когда Поттер учился во втором классе. Небольшая история с мальчиком по имени Риддл. Еще одна опасная для жизни ситуация, из которой ему чудом удалось выбраться. Когда Джеймс умер, Гарри остался последним в роду Годрика Гриффиндора. Я ругаю себя за то, что не увидел этой связи раньше.

— Выбрав Поттера, Волдеморт гарантировал, что род Гриффиндора прервется, — говорю я. Конечно, учитывая ориентацию мальчика, он прервется в любом случае. Я почти смеюсь над этой мыслью. Но вместо этого я усмехаюсь.

— Точно.

— То есть предполагается, что мальчик будет бороться с наследником Слитерина из-за того, что сам он наследник Гриффиндора? То есть вся эта многолетняя борьба происходит лишь из-за того, кем был его предок? Разве мы не избавились от глупой вражды между факультетами?

Он поднимает бровь. Я молча признаю свое лицемерие и тяжело смотрю на него. Это абсурд. Но так же нелепо, что Волдеморт уже начал эту борьбу.

— Но есть и интересные хитросплетения. Ты же знаешь, когда смертельное проклятие отразилось, часть силы Волдеморта, а точнее, Слитеринской линии, передались мальчику. Магически Гарри является наследником как Слитерина, так и Гриффиндора. Волдеморт понял это. Кровь мальчика течет и в его венах. Фактически они равны.

Равны. Я мог бы рассмеяться над этим, если бы слова не исходили от самого сильного волшебника в Англии. Он и правда сумасшедший. — Албус, я не могу представить шестнадцатилетнего мальчишку, который был бы ровней хотя бы просто хорошему волшебнику, не то что сильнейшему темному колдуну за сотню лет. И позвольте не забывать о такой мелочи, как бессмертие Волдеморта, которое весьма усиливает его перевес.

Его глаза темнеют. Я пью свой бренди.

— Что касается молодости Гарри, ты прав. Но скоро ему будет семнадцать, он растет. А насчет преимуществ бессмертия Волдеморта — так это дело восприятия. Я хочу сказать, что умение любить делает мальчика в два раза сильнее.

Я почти давлюсь. Ага, любовь. Точно. Любовь почему-то не спасла мальчика от смерти в ту ночь.

*Дело восприятия*. Да пошел ты…

Старый дурак посмеивается над моим выражением отвращения. Но насмешка в его глазах тут же сменяется усталостью, которая стала привычной в эти дни. В какой-то момент я задумываюсь, сколько еще сможет выдержать старик. Одной войны с темными силами вполне достаточно для жизни. Он сейчас участвует в третьей. Я обрываю эту мысль. Я не могу представить этот мир без него. Не могу даже заставить себя об этом подумать. Ему я обязан всем.

Он со вздохом встает. — Я начну работать над охраной твоих комнат прямо сейчас. Надеюсь, что мы сможем разместить мальчика здесь уже завтра. Попытайся отдохнуть, Северус. Ты выглядишь ужасно.

Мне хочется ответить, что и сам он выглядит не лучшим образом, но я вижу, что он ждет такого ответа, и молчу. Он уходит через камин. Я наливаю еще стакан бренди, борясь с желанием отхлебнуть прямо из бутылки. Меня закроют на все лето в моих комнатах с малышом Поттером.

Мне вспоминается последний разговор с Поттером. Кажется, что прошла целая вечность. Тут до меня доходит, что каждый раз, когда я пытаюсь выкинуть его из своей жизни, он снова возвращается в нее. Если бы мальчик не был подвергнут мучительной пытке, в которую возможно входило и групповое изнасилование, я бы мог беспокоиться о том, что произойдет, когда мы останемся наедине. Но так как это произошло, он вряд ли захочет, чтобы еще кто-то когда-нибудь к нему прикасался. Я благодарю высшие силы, что я трахнул его первым. По крайней мере, он узнал, на что это похоже, прежде чем был взят силой.

Я закрываю глаза и пытаюсь остановить эти мысли. Я подношу стакан к губам, но вдруг чувствую себя слишком плохо, чтобы пить. Ванна. Потом постель. Меня не волнует, будет ли с ним все в порядке. Меня не волнует, восстановится ли он когда-нибудь от этого. Я выкину его из своей головы до тех пор, пока не смогу забраться в его мысли и вытащить его.

Я не думаю о том, что случится, если я ошибусь. Я не имею права на ошибку.

***

Я открываю глаза и вижу на стуле темную фигуру, опустившую голову на руки.

— Профессор?

Голова поднимается. — Нет. Это я… Сириус.

Правильно. Снейп же умер. А я нет. Сириус двигает свой стул ближе к моему изголовью. Я вижу на его лице вымученную улыбку. Он берет меня за руку и сжимает. Я пытаюсь не заплакать. Я слабо извиняюсь за то, что принял своего крестного за его злейшего врага. Это могла бы быть смешно… если бы не было так грустно. Снейп умер. А я — мальчик, который выжил.

— Как ты? — спрашивает он.

Безнадега. Тошнота. Одиночество. — Пить хочется.

Он наливает мне стакан воды из кувшина. Я сажусь и пью, но мое горло отказывается глотать. Я выплевываю воду обратно. — Какой сегодня день? — выдавливаю я.

— Утро вторника. Ты здесь уже почти пять дней. Дамблдор сказал, что ты проснулся вчера на пару минут. Так жаль, что меня здесь не было. Чертово невезение, — он слабо улыбается, и я пытаюсь улыбнуться в ответ. Но выходит скорее ухмылка. Я больше не пытаюсь.

— Они нашли тело? — шепчу я, пытаясь снова сделать глоток. Мне это удается. Я смотрю на Сириуса, он выглядит озадаченным. Он морщится, и я задерживаю дыхание, готовясь к его ответу.

— Да… но, Гарри, я не хочу, чтобы ты об этом думал, ладно? Ты просто… постарайся выздороветь… и… Слушай, в конце концов, он это заслужил. Все, что произошло.

Меня как будто придавило к кровати. — Как… — я начинаю дрожать. Неважно, что он ненавидел Снейпа. Никто не заслуживает смерти. — Как ты можешь это говорить? Как ты можешь даже подумать… — слезы капают из глаз. Я хочу ударить его. Сириуса. Своего крестного. Я сжимаю кулаки и падаю обратно в кровать.

— Я… прости, Гарри. Я не…

— Уходи, — шепчу я. Я боюсь, что если скажу это чуть громче, то просто начну орать на него.

— Гарри…

Я снова зарываюсь лицом в подушку. Мне вдруг хочется рассказать ему обо всем, что произошло между мной и его злейшим врагом. Что тот Снейп стал для меня тем, кем не смог стать он. Я хочу сказать ему, как сильно я люблю человека, которого он ненавидит. Я хочу его уничтожить. — Уходи. Пожалуйста.

Я слышу, как он встает и выходит. Я кричу в подушку. Это, кажется, отнимает у меня остатки энергии. Я снова плачу. Я ничего не хочу. Он умер. Как мои родители. Как Хагрид. Как Седрик. Сколько еще умрет из-за меня?

Я вспоминаю слова Волдеморта:

*Гарри Поттер. Должен поблагодарить тебя за возможность найти моего скользкого слитеринского товарища. Я уже боялся, что это невозможно. Но, к счастью, похоже, что он застрял в твоем сердце так же, как и в моем. Не волнуйся, Гарри. Ты снова увидишь свою любовь. Это дело нескольких часов*

Волдеморт знал. Я не знаю, как. Через мои сны. Или видения… Он нашел меня. Нашел Снейпа… Северуса. Его зовут Северус. Звали. Они его убили. Я выжил. Снова.

Я больше не могу плакать. Мне не хватает воздуха. Я пытаюсь не думать о том, как я собираюсь жить без него.

Я переворачиваюсь на спину, вытирая лицо простыней. Я гадаю, где он. Его призрак не был похож на остальные призраки Хогвартса. Он был не прозрачным и бледным, а темным и сумрачным. Я не хочу думать о том, что это могло значить. Я представляю, что он здесь. Надеясь, что он вернется. Я фыркаю, когда понимаю, что хотел бы, чтобы меня преследовал мой профессор Алхимии. Я представляю, как он следует за мной на все занятия, кружа по классу, насмехаясь над всеми. Он был бы страшнее, чем Кровавый Барон. Может быть, он смог бы вести уроки. Как Биннс.

Дверь открывается. Я напрягаюсь. — Гарри? — Дамблдор.

Я открываю глаза. Он запирает дверь, и мне интересно, почему. Я сажусь и вижу, как ко мне приближается размытое бело—красное пятно. Я прищуриваюсь, пытаясь разглядеть его отчетливее и почему—то думаю о том, существуют ли у волшебников окулисты.

Он не смотрит на меня. Он смотрит куда-то мимо. Я поворачиваюсь, чтобы увидеть, куда именно он смотрит.

— Северус, — говорит он, и мое сердце сжимается. Я смотрю в этом направлении, почти ожидая, что сейчас из стены материализуется темное облако.

Я слышу тяжелый вздох из угла. Призраки не вздыхают, не так ли? Мое сердце колотится в груди. Я вижу, как он снимает мой плащ—невидимку. У меня перехватывает горло, и голова кружится от нахлынувших эмоций.

Непонимание. Облегчение. Радость. Смущение. Любовь. Он жив.

Это слишком много для меня, и я неожиданно снова начинаю плакать.

***

Я ошеломленно наблюдаю, как Блэк покидает комнату. Я чувствую почти симпатию по отношению к нему. И немного гнева на мальчика, который настолько неблагодарен к человеку, спасшему его жизнь, чтобы вышвырнуть его из своей палаты. Конечно, Блэк поступил глупо, сказав так о смерти Петтигрю. Но этот слизняк убил родителей мальчика. Поттер должен бы помнить об этом.

Когда дверь закрывается, он кричит в подушку, потом всхлипывает. Мне одновременно тошно и любопытно, что я стал свидетелем такого проявления чувств. Искренних. Ужасных.

Я должен бы стыдиться мысли о том, насколько мне нравится быть невидимым и просто наблюдать. Я мог бы проводить целые дни так. Но это не должно войти в привычку. Если мальчик когда-нибудь выздоровеет, я верну ему плащ. Плащ-невидимка — опасная вещь для затворника. Особенно для вуайериста.

Он постепенно умолкает, и я думаю, что он снова уснул. Но он поворачивается и я вижу его заплаканное лицо. Зеленые глаза составляют поразительный контраст с красными опухшими веками. Я разрываюсь между желанием успокоить его и бежать скорее к жестким холодным камням своей темницы. Я не делаю ничего. Я просто смотрю на его лицо. Он фыркает, и я размышляю, что могло бы привести его к этому.

— Гарри? — входит Дамблдор и запирает дверь. Он смотрит на меня и кивает. Я отчаянно трясу головой в знак того, что предпочел бы остаться невидимым. Я не могу представить лицо мальчика, когда он узнает, что у его истерики был свидетель. Клянусь, что Поттер может умереть от смущения. Я бы умер.

Как обычно, Дамблдор не обращает внимания на мое отчаяние. — Северус… — он кивает в моем направлении, и я отвечаю ему свирепым взглядом, в который вкладываю всю свою ненависть. Он даже не моргает. Мальчик испуганно смотрит в мою сторону. Я вздыхаю и снимаю плащ.

У мальчика открывается рот. Черт. Ну ладно, согласен, я извращенец. В свою защиту могу сказать лишь то, что мне было запрещено быть видимым. Я делал это только из беспокойства за Поттера. Я не просто подглядывал за ним. Но почему-то мне кажется, что он этого не поймет. Я падаю на стул, подавляя мысль о том, что хотел бы увидеть, как он удовлетворяет себя. Да, я извращенец.

Я слышу рыдания и смотрю на него. О чем, черт побери, он сейчас-то плачет? Я удивляюсь этим слезам. Когда-то они должны прекратиться, рано или поздно.

Лучше рано.

Я убираю отвращение со своего лица и вижу, как он смотрит на меня через прищуренные глаза. Дамблдор откашливается, и я отвожу взгляд.

— Гарри?

Поттер трясет головой и поворачивается к директору. Я немного расслабляюсь.

— Как ты себя чувствуешь?

Он вздыхает и хмурит брови. — Я… — он слабо улыбается и снова смотрит на меня, — — Я думал, что видел вас… в смысле, я вас видел… Думал, что вас видел…

Если бы мальчик когда-либо был способен на связную речь, я бы подумал, что с ним что-то не так. Он кусает губу, и я вдруг вспоминаю, насколько великолепен его рот.

— Вы подумали, что видели меня, — повторяю я.

— Вы там были. Я думал… Мертвый. Но вы не умерли, — он смеется, — Очевидно.

— Простите, что я вас разочаровал, — говорю я.

Он открывает рот для ответа, но Дамблдор перебирает его, — Гарри, если ты себя нормально чувствуешь, боюсь, что я должен задать тебе несколько вопросов.

Нехотя Поттер поворачивается к директору, — Не знаю, сколько я смогу рассказать, профессор. До этого момента я думал, что профессор Снейп стал призраком.

Я фыркаю от ужасной мысли о вечном существовании. И потом гадаю, не похоже ли это на подглядывание из угла под прикрытием плаща-невидимки.

Директор, как я вижу, тоже забавляется этим. — Что вас заставило так подумать?

Поттер морщит нос. — Может быть… Может быть, это был сон. Я подумал… В ту ночь, когда я здесь оказался… — он снова поворачивается ко мне, — Я вас видел. То есть *думал*, что это вы. Странно. Я… — он вздыхает, — Боже, как я рад, что вы живы.

— Это могло быть зелье, Северус? Кажется, он мог тебя видеть. В конце концов, он звал тебя.

Я фыркаю. — Да. Если бы вы не были в бреду в ту ночь, я бы мог снять с вас баллы за такое фамильярное обращение к учителю, — я вижу, как мальчик с ужасом понимает мои слова, и рад, что директор не видит выражение вины на его лице.

Дамблдор смеется, — Думаю, что в данном случае мы не заметим это маленькое нарушение дисциплины, — он делает паузу и говорит очень серьезно, — А теперь, Гарри, я хочу сказать, что сделаю все возможное, чтобы тебя защитить. Но ты должен рассказать мне, что ты знаешь о смерти Питера Петтигрю.

У него открывается рот. — Он… Он мне помог. Спас меня… Я догадывался, что Волдеморт должен… — он вздыхает, и я ожидаю новой истерики. Которая не наступает.

На лице Дамблдора появляется заметное облегчение. Я мысленно вычеркиваю "убийство" из длинного списка вещей, которые этот мальчик сделал слишком рано. Мне вдруг приходит в голову, что если он не убивал Петтигрю, то его истерика была вызвана тем, что он думал, что я умер. Это значит, что он думал, что слова Блэка относились ко мне. Это означает, что он выгнал своего крестного. Из-за меня. Я усмехаюсь от неожиданной теплоты, разлившейся в груди, и с трудом подавляю желание поцеловать глупого мальчишку.

— Гарри, ты не должен беспокоиться об этом, — говорит Дамблдор, и вытягивает меня из моей блаженной радости.

— Так вот о ком говорил Сириус, — размышляет он вслух, — Боже, он, наверно… Я ублюдок, — он на мгновение закрывает лицо руками, потом смотрит на меня. — Почему вы скрывались? — в его голосе звучит гневный оттенок. Дамблдор не дает мне ответить.

— Я попросил Северуса оставаться невидимым. С Сириусом все будет в порядке, я ему объясню. Но сейчас ты мне должен рассказать о своем сне в ту ночь перед твоим похищением.

Он опускает глаза. — Это не был сон, профессор. Это… Ладно, я не уверен. Волдеморт как-то меня нашел. Он сказал, что мы… Волдеморт и я… как-то связаны, я не знаю, как. Он знает про меня… Как будто он правда читает мои мысли, сэр. Он узнал, что профессор Снейп со мной.

— Ты знаешь, как он это узнал?

Я смотрю на Дамблдора, его лицо непроницаемо. Я поворачиваюсь к Поттеру, который молча качает головой. — Он только сказал, что… Я не помню, сэр. Может быть, мой шрам?

Я еле слышно вздыхаю от облегчения. Мальчик ничего не знает. Так лучше для него.

— Хорошо. А что-то еще ты помнишь? Разговор, или что-то еще? Что угодно.

— Не совсем, сэр. Он… их было там несколько. Три Пожирателя смерти. Они были в масках, но там был Червехвост — вы же знаете, у него эта рука… И я не уверен, кажется, там был мистер Малфой, судя по голосу. Другого я не знаю. Волдеморт сказал, что у них что-то вроде вечеринки… Ой… — его глаза расширяются, — Он… странно, он сказал, что собирается отпраздновать свое бессмертие или что-то в этом роде. И сказал, что я ему нужен…

Мальчик смотрит на Дамблдора. — Сэр, когда я там был, я просто с ума сходил. Я имею в виду, я не помню. Многое, — он поджимает губы, и я понимаю, что он помнит гораздо больше, чем говорит.

— Я понимаю, — говорит Дамблдор. Он правда понимает. — Если ты вспомнишь что-то еще, Гарри, ты можешь сказать профессору Снейпу. Боюсь, что вы оба снова должны спрятаться для…

— Нет!

Его отказ по крайней мере удивляет меня. Я внезапно паникую, пытаясь понять, почему он не хочет снова остаться со мной. Он трясет головой. — Нет. Профессор Дамблдор, я… он… Волдеморт нашел меня, сэр, и я не знаю, как. Если он снова это сделает… Я… я не хочу… Он ведь знает, что профессор Снейп был со мной. Я не могу… Пожалуйста… — он опускает голову, как будто боится посмотреть на нас.

Дамблдор печально улыбается над альтруизмом мальчика. Я понимаю, что эта его самоотверженность ничто иное, как попытка сохранить себя. Если все, кто близок ему, погибают от рук Волдеморта, я понимаю, почему он не хочет быть привязан к кому—либо. Я понимаю это. Но не потерплю.

— Я ценю ваше беспокойство о моей жизни, мистер Поттер. Тем не менее, я буду проклят, если позволю вам мучаться от этого в одиночестве. Вы обязательно сделаете какую-нибудь глупость. Я не собираюсь иметь на своей совести вашу смерть.

— И я не хочу иметь вашу на своей совести! — его глаза горят.

— Гарри, я гарантирую, что ты и профессор Снейп будете в безопасности. Теперь, когда мы знаем, что Волдеморт может вас найти, мы примем соответствующие меры. Вы не покинете Хогвартс, у вас будет все необходимое. Я прошу вас довериться мне.

— Я…— начинает он, но замолкает, — У меня же нет выбора, правда?

— Мне жаль, Гарри, но это единственный способ обеспечить твою безопасность, —Поттер трет лицо руками и невесело фыркает. Директор поднимается со стула. — Я только скажу мадам Помфри, что ты уезжаешь.

— Мне нужно поговорить с Сириусом,— бормочет Поттер.

— Я поговорю с Сириусом сегодня днем. Он отдыхает. Не волнуйся, Гарри, он поймет, — Дамблдор улыбается и выходит. Поттер поднимает голову и смотрит на меня.

— Если что—то случится… если вы умрете… — он трясет головой и откидывается на одеяло. — Я не хочу иметь с этим дело, понимаете? Я… Я не…

— Поттер, заткнись. Я не собираюсь умирать, — гнев в моем голосе звучит правдоподобно. Я знаю, куда он клонит, и не собираюсь разрешать ему дальше сходить с ума. — Я клянусь, что судьба не будет столь милосердна. И если благодаря глупой шутке фортуны я все-таки буду убит, ты прекрасно с этим справишься — ты молодой и сильный.

— Ты ни хрена не понял? — говорит он сквозь зубы. Его щеки краснеют. Я собираюсь огрызнуться, но он продолжает, — Я не хочу быть здесь без тебя. Ты… ты… — он стонет и падает на подушку, закрывая лицо руками.

— Ты эгоистичный маленький ублюдок. Множество людей заботятся о твоем существовании. И что, Поттер, ты покончишь с собой? Вслед за мной? Отличный способ вознаградить твоих родителей, которые за тебя жизни отдали!

— Заткнись, — голос холоден.

— Что—что?

— Ты слышал.

— Да, я слышал. В чем дело, Поттер? Не любишь, когда тебе напоминают о тех, кто пожертвовал собой ради тебя? — я приказываю себе заткнуться, но какая-то часть меня продолжает. Та часть, которая хочет вытащить его из этого отчаяния. Из самообвинений. — Да, ты не желаешь забивать голову ответственностью. Нужно ли напомнить, что только что умер еще один человек, чтобы спасти твою шкуру? — Я знаю, что это полуправда. На самом деле мальчик является лишь жертвой всех тех людей, которые отдали за него жизнь. Перекладывание ответственности. И я сам несправедливо направляю на него свой гнев — гнев по поводу своей беспомощности. Я понимаю, почему он хочет умереть. И часть меня, которая видит груз ответственности, возложенный мной на него, тоже хочет, чтобы он умер.

— Ты ублюдок, — шипит он.

— Точно, — я встаю, закутываюсь в плащ и возвращаюсь в свои комнаты через камин, слыша, как он проклинает меня вдогонку. Я мысленно ругаю себя за то, что напал на него, и собираюсь с силами, чтобы сделать это еще раз.

***

— Гарри?

Я открываю глаза и вижу Дамблдора. Похоже, я уснул. В моем желудке пустота, как будто я не ел лет сто. Глаза закрываются. Я хочу спать.

— Ты готов?

Буду ли когда-нибудь готов? Нет. Я сажусь и спускаю ноги с кровати. Встаю. И тут же падаю обратно, пытаясь унять головокружение. Меня мутит.

— Ты съешь что-нибудь, когда мы отправим тебя в подземелья.

Моя гордость. Мое достоинство. Мое сердце. Смесь вины и стыда с привкусом депрессии. Я не могу ждать. Я снова встаю и Дамблдор берет меня за локоть, поддерживая. Мир вокруг меня сливается в один нечеткий образ. Мне нужны очки. По сравнению со всем, что произошло за неделю, это кажется незначительным, но я не могу ходить вслепую. Это угнетает.

— Сэр? Когда я смогу получить свои очки?

— Ах, да. Боюсь, что только в начале семестра, Гарри. Но я уверен, что профессор Снейп не откажется приготовить для тебя зелье, улучшающее зрение. У вас будет много времени, — посмеивается он.

Я и понятия не имел, что есть такое зелье. Весьма полезно перед игрой. Мысль о квиддиче высасывает из меня остатки энергии. Мне становится совсем тошно. И это пугает — я же люблю квиддич, говорю я себе. Это одна из тех вещей, которые меня успокаивают. Меня снова неудержимо тянет спать, когда я вдруг вспоминаю, что еще меня успокаивает. Или, скорее, кто.

Ублюдок.

Дамблдор заводит меня в пустой класс, кидает в камин щепотку дымолетного порошка. — Комнаты профессора Снейпа, — говорит он с улыбкой. Я вхожу в камин и повторяю его слова. Я спотыкаюсь и только чудом не падаю лицом на пол. Он сидит на своем обычном стуле, я не вижу его лица. Я не говорю ничего, просто сажусь на соседний стул. Я больше не могу стоять. Минутой позже из пламени появляется Дамблдор.

— Ну хорошо. Северус, я надеюсь, у вас есть здесь все необходимое, — в его интонациях слышна насмешка.

— Это же не на все лето, Альбус, — горько говорит Снейп.

— Нет. Все, что необходимо, вы можете заказывать на кухне. Все ваши заказы будут перерегистрированы, так что никто не узнает, кто их сделал. Северус, Гарри понадобится зелье для зрения, если у вас будет время, — я размышляю о том, как на него влияет этот почти высмеивающий оттенок Дамблдора. Я представляю, на что похоже его лицо. Глаза сверкают, губы сжаты в тонкую линию.

Нет, мне нет дела до того, как он выглядит. Он ублюдок. Бессердечный и ненавистный ублюдок.

— В ваших комнатах установлена дополнительная кровать. Северус, если будет нужно что—то еще, вы знаете, как со мной связаться. Гарри, если тебе что-то понадобится, скажи профессору Снейпу. Твои вещи уже здесь.

Снейп фыркает и мне хочется чем-нибудь в него бросить. Может быть, даже наложить проклятие. Но палочка в моей сумке, а я ее не вижу. Я не смогу видеть, пока он не приготовит это чертово зелье. Будь я проклят, если я попрошу его о помощи. Когда-либо еще.

— Ну, если больше ничего, то я пойду.

— Сэр, скажите Сириусу, что я прошу прощения. Я не должен был этого делать, вне зависимости от того, что он там сказал, — в один день я потерял Снейпа, Сириуса, и каким-то образом, квиддич. Я мечтаю о кровати, которую упомянул Дамблдор. Как называется противоположность бессонницы?

— Не волнуйся, Гарри. Я с ним поговорю. Постарайся хорошо отдохнуть, ладно?

Я киваю и подавляю горький смех. Хорошо отдохнуть, ага. Очень весело — быть запертым в комнате с человеком, который обожает сыпать соль на раны. Человеком, который все еще разговаривает со мной, как с одиннадцатилетним ребенком, хотя мы…

Нет. Я не буду думать об этом.

Я слышу, как он уходит в камин. В груди образуется противная пустота. Я не хочу быть наедине с ним. Только не так. Почему Дамблдор не закрыл меня в темнице, где я не должен был бы разговаривать со Снейпом? Где никто бы не погиб из—за меня. Он сказал, что я не ценю то, что они отдали жизни за меня. Он должен понять, что я с удовольствием отдал бы свою, чтобы вернуть их. Чертовски трудно чувствовать одновременно благодарность и вину. Но он этого не понимает. Никто не понимает.

Мой гнев по отношению к нему улетучивается. Я чувствую разочарование. Это моя ошибка — я думал, что он отличается от других. Он прав. Я должен чувствовать благодарность. И я ненавижу себя за то, что не чувствую.

— Ты должен поесть, — говорит он, поднимаясь.

— Я не хочу. Я лучше лягу.

— Отлично. Голодным.

— Спасибо, я пойду, — отвечаю я сердито, затем пытаюсь быстро уйти в спальню. К несчастью, драматизм моего жеста теряется, когда я полуслепой и слабый бреду прочь. Я чувствую, как он смотрит на меня. Он смеется. Если бы был Бог, он бы сейчас его убил. Голова кружится, и я сажусь на пол, обхватив голову руками и мечтая о смерти.

Я слышу, как он подходит ко мне и приседает за спиной. Он дает мне бутерброд.

— Ешь, невыносимый ты упрямец. Я не дам тебе умереть в своей комнате, — ощущение его близости грозит вызвать во мне новую бурю эмоций. Я подавляю их и беру у него бутерброд. Я слегка касаюсь его руки, и теряю последние крохи самообладания.

Я роняю бутерброд и кидаюсь ему на шею. От неожиданности он падает, и я обнимаю его, не заботясь о том, шокировал я его или нет. Все переживания последних дней — как меня похитили, пытали, как я думал, что он умер, потом понял, что ошибся — все это захватывает меня, заставляя задыхаться от эмоций. Я цепляюсь за него, и момент кажется вечностью. Потом я немного успокаиваюсь, чувствуя, как его руки обнимают меня. — Не покидай меня никогда, — шепчу я, уткнувшись в его шею, и лишь смутно понимаю, что говорю это вслух.

Он неуклюже гладит меня оп спине и фыркает, — Ты так говоришь, как будто у меня есть выбор, — он вздыхает и опускает голову. Я ослабляю свои объятья, но не выпускаю его. Я не могу. Я впервые чувствую человеческое тепло с тех пор, как все это случилось. Я мечтаю, чтобы время остановилось, и я навсегда мог бы остаться вот так рядом с ним. В безопасности.

— Глупый мальчишка, — бормочет он, — Я к тебе привязался.

Конец II части.

Дата добавления: 2015-07-07