Глава 8. Разрыв.

— Хватит.

— Что хватит?

Я пристально смотрю на него. Он опускает глаза.

Это уже начинает раздражать. Его постоянные взгляды, грусть, вечная надутость. Он тратит больше времени на разглядывание меня, чем на уроки. Он не задает мне вопросов, и я уже не знаю, что лучше — рассказать о моем прошлом или терпеть повисшее в воздухе напряжение. Это раздражает настолько, что я уже готов признаться в чем угодно, только бы он перестал так смотреть на меня.

Чтобы он перестал рассматривать меня. Он вечно за мной наблюдает. И постоянные вопросы, которые я вижу в его глазах, приводят меня в ярость. Я не люблю, когда на меня так смотрят. Если он не перестанет, я его убью. Или просто вырежу ему глаза.

— Черт побери, я сказал хватит!

— Я ничего не делаю.

— Насколько я помню, я не вхожу в программу обучения. Если ты хочешь мне что-то сказать, говори сейчас. Но если ты еще хотя бы минуту продолжишь на меня пялиться, я наложу на тебя проклятие. — Я сверкаю глазами. Он сердито прищуривается, но молчит. И не прекращает пялиться на меня.

Я устало вздыхаю. — Что?

— Ты мне все равно не ответишь.

Я хватаюсь за стул, чтобы не взяться за свою палочку. Его обиженный тон окончательно исчерпывает мое терпение. Я и так на грани срыва уже несколько недель. — Что? — рычу я.

— Ты… — он отводит взгляд.

— Что я?

— Убил кого-нибудь… — заканчивает он шепотом. Он не смотрит на меня, как будто боится моего ответа.

— Не будь смешным, — я пытаюсь проглотить желчь, обжигающую горло, и возвращаюсь к куче контрольных, лежащих на столе.

— Вот видишь, я же говорил, что ты не ответишь, — он вздыхает, и я молю о том, чтобы он замолчал. — На что это похоже?

— Гарри.

— Я просто хочу знать.

— Зачем?

— Ты об этом жалеешь?

Я сжимаю зубы и смотрю на него. Я должен жалеть, не так ли? Думаю, что в конце концов человек перестает думать об этом. Но мальчик склонен романтизировать мою жизнь, и считает, что чувство вины все еще преследует меня. Он не поймет, если я скажу, что даже не думаю об этом. У меня есть более серьезные вещи, о которых я жалею, чем смерть нескольких безымянных магглов.

— Нет, — отвечаю я. — Не жалею. Я их не знал, и их жизни ничего для меня не значили. — Я злобно улыбаюсь над его ошеломленным выражением лица.

Он трясет головой. — Нет… я не верю…

Я фыркаю.

— Ты… ты не такой…

— Черствый? Нет. Никто еще не смел обвинять меня в черствости, — усмехаюсь я. — В будущем, Поттер, задавай только те вопросы, ответ на которые ты готов услышать.

Меня охватывает почти забытое ощущение восторженной злобы. Как и всякий раз, когда я разочаровываю чьи-то ожидания. Я уже не помню, когда в последний раз удовлетворял свои садистские наклонности и получал от этого такое удовольствие. Не помню, когда в последний раз он позволял мне делать это с собой.

— Сколько?

— Непосредственно — одного.

— А вообще?

— Не знаю.

— Не знаешь, потому что не помнишь, или потому что их было слишком много?

— Как насчет того, что я не знаю, потому что это не твое дело, и я отказываюсь обсуждать вещи, которые произошли еще до твоего рождения? Теперь, если ты закончил свой допрос, я бы попросил…

— Не волнуйся, — рявкает он, резко поднимаясь со стула. — Я ухожу.

Я смотрю на него. Он смотрит на меня, как будто ждет, что я что-то скажу. Может быть, попрошу его остаться. Его глаза умоляют меня все вернуть. В комнате висит драматическая тишина — такая, которая следует за звуком разбитого стекла. Конечно, если бы это было стекло, я бы восстановил его простым движением палочки. То, что разбилось сейчас, так просто не восстановишь. Я не уверен, стал бы я восстанавливать, даже если бы и мог.

Если бы я был лучше, я бы объяснил ему, что с таким количеством вещей, за которые я должен чувствовать вину, я забываю о некоторых из них, чтобы тяжесть этой вины меня не раздавила. Но так как я не хороший человек, я скорее бы помочился на могилу моей дорогой мамочки, чем стал бы рассказывать ему про свои преступления двадцатилетней давности. Я не объясняю свои поступки. Я не должен.

Он начинает складывать вещи, а я возвращаюсь к контрольным, как будто в этих листках пергамента можно найти ответ на вопрос что же мне делать дальше. Он заканчивает и поворачивается ко мне.
— Ты должен что-нибудь сказать.

В голове проносится слово "прости". К счастью, оно не достигает моих губ. По телу разливается холод, которого я не чувствовал уже очень давно. Как будто я вернулся домой.

— Спокойной ночи, мистер Поттер.

***

— Привет, — он входит в мой кабинет, но стоит у двери, как будто не собирается задерживаться надолго.

— Поттер, — отвечаю я, мельком взглянув на него.

Он вздыхает и говорит, — Слушай, насчет вчерашнего вечера…

— Я бы предпочел обсудить это позже, если вы не возражаете.

— Позже я не приду, — зло отвечает он. Дверь захлопывается. Я удивлено смотрю на него. — Я просто… не думаю, что я смогу…

— Что? Говорить? Может, дать вам перо и пергамент, чтобы вы изложили в письменном виде все, о чем хотели сказать, пока мы оба не состарились?

— Я больше не приду, — коротко говорит он, следя за моей реакцией.

Неожиданная тяжесть в желудке удивляет меня даже сильнее, чем его слова. Я поднимаю бровь и смотрю на него. Когда мне удается перевести дух, я отвечаю, — Прекрасно. Я сообщу об этом директору. Доброго дня.

— Это все, что ты хочешь сказать? — его голос дрожит, и я вижу, как он пытается справиться с собой.

Я усмехаюсь. — Что? Ты ждал, что я упаду на колени и буду умолять тебя о прощении? Пора повзрослеть, глупый мальчишка. Уходи.

Я не знаю, что раздражает меня больше — то, что он не вздрагивает от моих слов, или то, что я сам почти вздрагиваю. Я смотрю на него в упор.

— Я скажу Дамблдору, — отвечает он. — Будет лучше, если я сделаю это сам. — Он поворачивается и открывает дверь. Прежде чем уйти, он шепчет что-то вроде "увидимся".

Я перевожу дыхание и долго смотрю на дверь, ожидая, что он вернется. Он не возвращается.

Тяжесть в животе постепенно ходит. Я достаю свою фляжку, пытаясь не думать о том, что это он мне ее подарил. Бренди смывает с языка слова, которые я должен был ему сказать. Я должен что-то чувствовать — что-то кроме пустоты и странного веселья, охватившего меня.

Он и правда думает, что все кончено.

Я недоверчиво фыркаю и делаю еще глоток.

Я должен быть таким счастливым.

**

Я быстро выхожу из Большого зала. Я знаю, что он пойдет за мной. Я чувствую, как сверлит мой затылок его взгляд из-под очков полумесяцем. Мне почти удается добраться до лестницы, ведущей в темницы, когда он зовет меня.

— Северус.

Черт.

Я не останавливаюсь, а только замедляю шаг. Две недели я избегаю его, вежливо уворачиваюсь от приглашений на чай и стараюсь не сталкиваться с ним в учительской. Я устал убегать. Этот разговор неизбежен.

— Альбус, — говорю я тоном, означающим, что меня нет времени на разговоры. Но он знает, что теперь у меня нет ничего, кроме времени.

— Как ты? — спрашивает он.

— Прекрасно. Почему вы спрашиваете?

Он смеется. — Я всегда спрашиваю.

— Да. Но почему?

Он снова смеется и кладет руку мне на плечо. Я раздражено вздыхаю и поворачиваюсь к нему.

— Альбус…

— Как ты? — он разглядывает меня из-за очков.

Мне удается сдержаться и не закатить глаза. Но мое неуважение сквозит в голосе. — Спасибо, прекрасно. А как вы?

Под его взглядом я чувствую себя, как провинившийся ребенок.

— Что случилось? — спрашивает он почти обвиняюще. Я обдумываю возможность поиграть в дурачка, но вряд ли он на это купится.

— Ничего не случилось. Ему больше не нужны дополнительные уроки.

— Он так и сказал. Я ему тоже не поверил. Что случилось? — снова спрашивает он.

Я усмехаюсь. — Любовная ссора. — Я снова пытаюсь уйти. Он преследует меня.

— Надеюсь, ничего серьезного.

Я смотрю на него. Он улыбается.

— Он шестнадцатилетний мальчик, который наконец-то решил, что глупо проводить молодость взаперти с человеком, который тебя презирает. Он достоин аплодисментов за первое в жизни мудрое решение. Которое вполне может стать последним.

Он хмурится, и до меня доходит, что я только что сказал.

Итак, я бесчувственный. Прокляните меня.

Он молча идет за мной, и воздух звенит от ожидания. — Он так решил, — снова говорю я. — И он это обдумал. Он больше во мне не нуждается, а я буду рад вернуться к нормальной жизни.

Глупая мысль.

Стоп.

— Возможно, ты прав, — говорит он после паузы. — Ты и так дал ему больше, чем я мог от тебя ожидать, Северус. И если Гарри хочет прекратить занятия, мы должны признать это успехом. Похоже, он держит себя в руках.

Слишком хорошо. Я не знаю, обижаться или нет на то, что его, похоже, не расстроил наш разрыв. Я разрываюсь между желанием хорошенько отшлепать маленького негодяя и странной гордостью за то, что он так хорошо справляется с собой. Он выглядит почти нормальным. Даже иногда смеется с друзьями, как будто ничего не изменилось. Как будто его жизнь не перевернулась с ног на голову. Если бы не то, что он не может встречаться со мной взглядом, можно было бы подумать, что прошлого года просто не было.

Я его презираю.

— Ну что же, Альбус. Если вам больше ничего не нужно, меня ждут новые жертвы среди студентов, — я усмехаюсь, и он смеется.

Он хлопает меня по спине, — Мальчик всегда хорошо врал. — Говорит он.

Я удивленно поворачиваюсь и вижу его удаляющуюся спину. Похоже, он хочет успокоить меня, как будто думает, что я жалею о том, что мальчик ушел. Мне пришлось заботиться о мальчике, потому что он не смог сделать этого сам. И даже если мы с мальчиком стали гораздо ближе, чем мог предположить Дамблдор, я все равно привязан к Поттеру не сильнее, чем к своей работе. И то, и другое только сводит меня в могилу, и углубляет язву в моем желудке. Избавившись от одной из своих проблем, я должен только радоваться.

В конце концов, никто же не плачет по вырезанной опухоли.

С такими мыслями я иду в свой кабинет, где собираюсь зажечь камин и выпить стаканчик за свое освобождение. А потом еще один. И так до тех пор, пока сам в это не поверю.

***

— Профессор Снейп?

От его голоса у меня по спине бегут мурашки. Я пытаюсь не зарычать на него.

— Вы отработаете взыскание с мистером Филчем.

— Он сказал, что ничего об этом не знает, — отвечает он почти с тем же отвращением в голосе, что и я.

— Чушь, я… — до меня вдруг доходит, что я забыл уведомить Филча.

— Ты пьяный, — продолжает он. — И чертовски плохо выглядишь.

— Двадцать баллов с Гриффиндора, мистер Поттер. Не забывайте, кто я.

— Снова то же самое, да? Ты ублюдок. — Он закрывает дверь, проходит и садится на стул перед моим столом.

Я точно знаю, что у меня больше нет сил, которые могли бы его остановить. Но если я намерен продолжать играть роль его учителя, это не должно сойти ему с рук. Хотелось бы так думать.

— Вы пришли, чтобы меня оскорблять и терять баллы, или есть еще какая-то причина?

— Мое взыскание, — невинно отвечает он.

— Я освобождаю вас от него. Уходите.

— Я думаю, что ты специально не сказал Филчу. Потому что ты по мне соскучился. — Он улыбается. Меня охватывает ярость от его наглости. Или от попытки быть очаровательным… неважно, от чего.

— Пятьдесят баллов, мистер Поттер. Если мне придется попросить вас выйти еще раз, вы получите взыскание на все оставшееся до конца семестра время. И уверяю вас, что на этот раз я об этом не забуду. — Я рад, что мне удается довести свою речь до конца, потому что слишком много сил отнимает необходимость выдерживать его взгляд. Я прищуриваюсь. Через минуту до меня доходит, что он еще не ушел, и, судя по поведению, не собирается.

— Черт побери, Гарри, что ты хочешь? — вздыхаю я, оставив попытки играть роль учителя. Я сажусь на стул, закрываю глаза и кладу голову на руки. Потом я буду проклинать себя за слабость, но сейчас я ничего не могу с собой поделать. Он молчит, и я открываю глаза. Он странно смотрит на меня.

— Я больше на тебя не сержусь, — мягко говорит он.

Я недоверчиво фыркаю. — Ах, какое счастье. Теперь я могу жить спокойно.

— Я просто… от этого не легче, ты же знаешь. Я понимаю, что ты не любишь разговоры о том, что случилось, но… ладно, Волдеморт трахнул всю мою жизнь. И… — он делает глубокий вдох, вспоминая заранее заготовленную речь. Он смотрит на меня и тут же отводит взгляд. — Мне нужно понять. Я хочу знать, почему ты стал одним из них, и почему ты от них ушел. Может быть, ты скажешь, что это не важно, но это важно. Для меня.

Он стряхивает несуществующую соринку со своей мантии. Он выглядит таким несчастным, каким должен выглядеть, как я думал все это время. Как будто упала маска самодовольного балбеса, которую он носил весь месяц, открыв лицо несчастного подавленного мальчика. Мне тут же хочется сказать что-то, чтобы успокоить его.

Потом я вспоминаю, что меня это не волнует. Я не желаю это обсуждать. Я уже открываю рот, чтобы сообщить ему об этом, но он перебивает меня.

— Ты знал, что он собирается убить моих родителей?

Прежде чем я успеваю послать его к черту, он встает и трясет головой, — Прости. Неважно… Спокойной ночи, Севе… профессор Снейп.

От скорости, с которой он меняет темы, у меня кружится голова. Или это от бренди? Неважно. Я закрываю глаза, чтобы остановить вращение мира. Он что-то говорит, но я не слышу слов. Я открываю глаза и вижу, как он пристально глядит на меня.

Он ждет ответа. — Спокойной ночи, мистер Поттер.

Он сердито поджимает губы. Похоже, ответ неверный. — Это были мои родители. Раз ты не отрицаешь, то я буду считать, что ты знал. Или еще хуже. — Я не мог разглядеть выражение его лица, но в голосе явно слышится обвинение.

В миллионный раз проклиная себя, я отвечаю ему. Не знаю почему. Может быть, я предпочитаю делать то, что ненавижу? Не глядя на него, я отвечаю, — Я знал. Я пытался это остановить. Ваш отец не… — послушал бы, почти говорю я. Мне пришло в голову, что он послушал. Но не должен был.

От этого у меня сводит живот. Я закрываю рот, чтобы не вернуть наружу свой обед. Какая-то часть мозга говорит мне, что я не мог знать, что это Петтигрю, а не Блэк. Но ведь это я пришел к нему. Я убедил его в том, что Блэк ненадежен. Я показал ему Метку. Никогда не забуду отвращение на его лице. Предательство. Недоверие. Высокомерие.

— Северус?

— Хм? — отвечаю я и понимаю, что замолчал на полуслове.

— С тобой все в порядке? — Он подходит ко мне и убирает волосы с моего лица. Они упрямо падают обратно.

— Уходи, — я встаю и отталкиваю его. Мне приходится ухватиться за стол, чтобы устоять на ногах.

— Северус…

— Я в порядке, Поттер. Убирайся к черту, — отвечаю я с твердостью в голосе, которая должна бы порадовать меня.

Боль в его глазах злит меня еще больше. Он не имеет права обижаться. Это он решил покончить со всем. И я не позволю ему заставить меня почувствовать вину.

Он глубоко вздыхает и идет к двери, которая громко захлопывается за ним. В тишине я пытаюсь вспомнить о том, что мне все равно, что он обо мне думает. Пытаюсь не думать о том времени, когда он не уходил, если я его выгонял. Воздух сгущается от моей злости и отвращения к себе.

***

Два месяца ушло на то, чтобы привыкнуть жить без него. Можно было подумать, что его никогда и не было, если бы не *это* кресло и фляжка. Они стали такой же частью моего существования, как и моя палочка. Стол исчез, его стул пуст, и мне давно не приходилось очищать простыни от следов наших преступлений. Он растворился в толпе бесцветных дураков, наполняющих школу.

Я… ладно, я никогда не был счастлив, но горечь, наполняющая мою жизнь так много лет, напоминает мне, почему я предпочитаю одиночество.

После полуночи воздух в замке неподвижен. В тех редких случаях, когда я кого-то встречаю в такое время, легкого колебания воздуха достаточно, чтобы определить, где происходит движение. Есть какое-то ощущение силы, когда слышишь только звук своих шагов, отражающийся от каменных стен. Тени слушают тебя, и портреты сонно приоткрывают глаза. Чувствуешь себя властелином мира.

Или просто очень одиноким.

Я уже перестал ждать, что встречусь с ним в Холле или врежусь в его невидимую фигуру под плащом. Я не пользуюсь своей картой, потому что мне все равно, чем он занимается по ночам. Если он бродит по замку, я предоставлю поймать его кому-нибудь другому. Он больше не моя забота. Не моя проблема.

Он больше не мой.

Слава Мерлину за счастливое избавление.

Я умышленно поворачиваю к башне Рэйвенкло, игнорируя гриффиндорскую. Надеюсь, что сонная тишина, царящая в этой части школы, поможет мне поспать хотя бы несколько часов до рассвета. Нет ничего лучше, чем претензия на интеллект, чтобы заставить человека отупеть. От башни Рэйвенкло разит этим.

Чем дальше я иду, тем сильнее меня охватывает беспокойство. Может, лучше сегодня выпить снотворного зелья, хотя я его и ненавижу.

Я уже готов развернуться, когда вдруг чувствую легкое колебание в воздухе. Кто-то наложил заглушающее заклинание. Обычно это означает только одно… Зловеще улыбаясь, я подхожу к двери. Когда я тянусь к дверной ручке, я кожей ощущаю заклинание. Я открываю дверь и вижу что-то вроде кладовки. Вздохнув, я прохожу через пелену заклинания и слышу чье-то частое дыхание. Мне ничего не видно из-за большого шкафа, и я заглядываю за него.

Сначала я не понимаю, кто это. Бледная кожа, темные растрепанные волосы, длинный шрам на спине, синеватый в лунном свете. Только когда я слышу его голос, мой разум выходит из оцепенения. Я резко выдыхаю остатки воздуха из своих легких, делая осторожный шаг назад. Каблук скользит по каменному полу, и от этого скрипа они подпрыгивают. Один сворачивается в углу, другой обалдевшим взглядом смотрит на меня. Даже в этом свете видно, как он покраснел.

— Профессор! Мы…

Мальчик замолкает. Поттеру не приходит в голову прикрыться. Мне не приходит в голову сказать ему что-нибудь. Меня охватывает невыносимое желание развернуться, убежать к себе в комнаты и напиться так, чтобы забыть обо всем. Или хотя бы так, чтобы меня уже ничего не волновало.

Но я должен что-то сказать.

— В свои гостиные. Немедленно, — голос предательски хрипит.

— Да, сэр, — отвечает мальчик из Рэйвенкло. Я свирепо смотрю на него. Они уходят, и я слышу его шепот "он даже не снял баллы. Я думал, что он с нас шкуру сдерет".

— Просто заткнись, — шепчет Поттер в ответ.

Я возвращаюсь к себе, не разбирая дороги.

Дата добавления: 2015-07-07