Читайте также:
|
|
Я открываю глаза и вижу сидящего рядом со мной Чарли.
- Пора тебе просыпаться, - говорит он.
Черт.
- Как ты себя чувствуешь?
- Лучше.
- Это хорошо.
Я сажусь в постели, и Чарли поднимает свой маленький блокнот.
- Ты прочитал его?
Первая мысль в голове – сейчас еще чертовски рано для выяснения отношений с ним.
- Сейчас еще чертовски рано для всего этого, - говорю я вслух.
- Значит, прочитал?
Я рад, что не подключен сегодня к капельнице, потому что это позволяет мне сбежать.
- Мне нужно пописать, - говорю я.
Тут же спускаю ноги на пол и бегу в ванную. Я быстро справляю нужду, но не готов сразу выйти к брату. Я смотрю на свое отражение в зеркале, и мне хочется заехать в него кулаком. Но я понимаю, что все об этом узнают, поэтому вместо этого вызываю у себя рвоту. Сам не знаю, зачем это делаю, и принесет ли мне это облегчение, но ноющая боль в животе и саднящая в горле, вместе со знакомым ощущением пустоты в желудке, каким-то образом успокаивают меня. Я спускаю воду и полощу рот. Вытирая рот бумажным полотенцем, не отрываю взгляда от зеркала. Мое отражение улыбается, и на секунду мне кажется, что я уже Чарли в чем-то победил.
Я открываю дверь ванной и поспешно делаю шаг назад, потому что Чарли стоит прямо передо мной.
- Ты что сейчас делал? - спрашивает он.
- Ничего.
- Ничего? Я слышал тебя! - Он хватает мою левую руку и сжимает ее. - Как ты можешь опять творить с собой такое?
- Я ничего не делаю.
- Делаешь! Но прошло то время, когда я притворялся, что не вижу, чем ты занимаешься. Хватит этого. Ты вредишь себе, я знаю это, и больше не позволю тебе этого делать.
- И как же ты собираешься мне помешать?
- Буду рядом с тобой, как и всегда должен был быть.
Я вырываю руку из его хватки.
- Твое присутствие вряд ли принесет мне магическое исцеление.
- Не будь в этом так уверен! Я живу с тобой! Если мне придется – я с тебя глаз не спущу, но больше этого не допущу.
Оттолкнув его, я иду к кровати. На секунду я останавливаюсь, видя, что на меня смотрит Мэт, а потом дохожу до своей половины палаты и сажусь на постель. Чарли идет следом за мной. Он задергивает шторку и опускается на стул. Через какое-то время он говорит:
- Как мы можем все исправить?
- Никак. Я неисправим, окей?
- Я говорю не только о тебе, а о нас. Как мы можем наладить наши отношения? Как мне добиться того, чтобы ты слушал меня так же, как слушаешь Тома?
- Не знаю. Может быть, это вообще невозможно.
- Это не так. Неужели ты не понимаешь? Ты чувствуешь, что с тобой что-то не так, потому что что-то не так в нашей семье. Разобравшись с этим, мы поможем тебе.
Так у него даже теория есть.
- Все не так просто.
- Почему? Может, у нас получится, если мы попробуем.
- Мы не семья. Мы одни тут с тобой. Где мама? Где папа? Где Кристи? Оглянись! Ты заявляешь, что тебе на меня не плевать, и если это правда, то только тебе и не плевать!
- Зачем ты так говоришь?
- Никто не пришел проведать меня вчера. Даже моя собственная мать не пришла.
- Это нечестно. Мама приходила в первый день, и они все собирались прийти к тебе вчера, но я сказал им, что ты устал, и чтобы они навестили тебя сегодня. Они все придут вечером.
- Ну да, конечно.
- Вот увидишь.
- Хорошо. И что ты скажешь, если они не придут, выдумав какой-нибудь предлог?
- Разве они в прошлый раз не навещали тебя в больнице?
- Ну…
- Да или нет? Разве они все не приходили к тебе?
- Приходили.
- Так почему ты думаешь, что в этот раз не придут?
- Я просто подумал…
- Вот в этом-то твоя проблема! Попробуй не думать. Ты все равно всегда думаешь что-то плохое.
- О. - Я не уверен, обижаться мне на это или нет, поэтому с минуту, раздумывая, молчу.
- Веришь ты в это или нет, но мы все тебя любим!
- Ага, я в этом просто уверен.
- Сарказм тут неуместен. - В его голосе слышится разочарование.
- Я знаю. Прости.
- Ничего. Ты тоже прости, что я сорвался на тебя.
- Извинение принято. - Не знаю, что еще ему сказать.
- Ты уже позавтракал? - спрашивает он.
- Да, пару часов назад.
- Ух ты, рано они вас кормят.
- Это же больница. Это их работа.
Чарли бросает взгляд на часы.
- Что ж, мне пора на занятия, вечером я вернусь, хорошо?
- Хорошо.
Он встает, и я впадаю в ступор оттого, что он меня обнимает. Чуть поколебавшись, я тоже обиваю его руками.
- Я вернусь, - шепчет Чарли и крепко сжимает меня в своих объятиях. Затем отстраняется. - Спасибо, что разрешил обнять тебя.
- Не за что.
Чарли уходит, но я совершенно уверен, что увижу его вечером. Неожиданная вера в него пугает меня, и я задумываюсь о том, откуда она взялась. Я же не могу позволить ему выиграть меньше чем за сутки. Он приговорил меня к годам одиночества и страданий, и я не собираюсь об этом забывать. Однако я охотно признаю – мне очень приятно, что Чарли рядом и общается со мной.
Я размышляю о том, что произошло этим утром. Я почувствовал странное удовлетворение, когда, выйдя из ванной, увидел на лице Чарли ярость. Он понял, что я там делал и отреагировал так же, как отреагировал бы Том, и это было приятно. Перед уходом он обнял меня, и я сначала застыл, боясь прикоснуться к нему, но уже через несколько секунд оттаял и принял его искренние объятия.
Некоторое время спустя я начинаю задумываться о его мотивах. В голову закрадывается неприятная мысль: действительно ли он настолько искренен, насколько кажется? Может быть, он начал волноваться обо мне, потому что обеспокоился за себя? Минуты две я обдумываю эту мысль, а потом понимаю, что это просто бред. Может, Чарли был прав, сказав, что мне нужно перестать думать? Я слишком много думаю и пытаюсь разглядеть за поступками брата скрытые намерения, когда мне следовало бы принимать его действия за чистую монету и отзываться на них так же, как я отозвался на его объятие. Он мой брат. Он не должен благодарить меня за то, что я позволил ему себя обнять.
До меня доносится громкий чих.
- Дай Бог тебе здоровья, - говорю я.
- Спасибо, но я не верю в бога.
- Я тоже. - Мы оба смеемся.
- Тогда зачем ты это сказал?
- Затем, что так говорят, когда люди чихают.
- Всегда поражался, почему так говорят.
- Наверное потому, что когда ты чихаешь, твое сердце перестает биться.
- Правда? Не может быть.
- Думаю, что правда.
Шторка отодвигается. Мэт смотрит на меня, улыбаясь.
- Мне надо было взглянуть тебе в лицо, чтобы убедиться, что ты говоришь серьезно.
- Я не шучу. Так сказала мне мама, когда я был маленьким.
- Ну… когда я был маленьким, моя мама сказала, что под моей кроватью живет дьявол, и если я встану посреди ночи, то он схватит меня за лодыжку и утащит в Ад. Думаю, мы оба понимаем, что это ложь.
- Она тебе и правда такое говорила?
- Да. Я верил в это, даже когда меня забрали у нее. К счастью, один из моих патронатных братьев объяснил мне, что она говорила так, потому что не хотела, чтобы моя глупая задница беспокоила ее ночью.
- Но разве тебе не хотелось иногда в туалет?
- Она надевала на меня на ночь памперсы.
Он улыбается, поэтому я принимаю это за шутку.
- Неправда!
- Правда! Откуда бы у меня тогда взялись опрелости в семь лет? - Он смеется, и я смеюсь вместе с ним, хотя это совсем не смешно или по крайней мере не должно быть смешным.
- И что говорил врач, когда видел здорового семилетнего ребенка с опрелостями?
- Меня не водили к врачу.
- Тогда что твоя мама делала?
- У нее были от этой хрени какие-то крема.
- Ух ты!
- Пару раз я обкакал памперс и было отвратительно отмываться на следующее утро.
- Слишком много подробностей!
- Ничего подобного. Мы говорим обо мне и памперсах, и это всего лишь одна из неприятных сторон.
- Тебе не нужно делиться такими вещами с другими.
- Почему?
Потому что это отвратительно.
- Наверное потому что это не очень прилично.
- Кто это такое говорит?
- Не знаю. Культурные люди.
- Но мы же парни, какая к черту культура? Это нормально – быть грубым, ковырять в носу и пердеть. Нас знают такими.
- Может быть. Но я не такой.
- Не такой, - соглашается он. - Ты совершенно не похож на обычного пацана.
Он прав. Я из тех, кто всегда выделяется. Даже когда я пытаюсь быть таким же, как все, то все равно выделяюсь на общем фоне, словно одинокая черная туча на чистом голубом небе. Кроме дома Тома я везде себя чувствую не в своей тарелке. В его доме меня всегда ждут, и я никогда не сомневался в том, что его родители переживают из-за меня. Ирония ситуации вызывает у меня улыбку. Мой внешний вид изолирует меня от мира, в котором есть то, что необходимо мне больше всего. Я хочу, чтобы незнакомые люди подходили и разговаривали со мной, вместо того, чтобы пялиться со стороны. Я хочу, чтобы за слоем косметики и моей черной защитной экипировкой, как называет ее Том, они увидели меня, чтобы они пригляделись ко мне. Я хочу, чтобы кто-нибудь кроме Тома, его родителей и ненормальных типов вроде Мэта, посмотрел на меня и сказал, что я классный.
Вот так я сам поганю себе жизнь. Я сам отталкиваю то, в чем больше всего нуждаюсь. С Томом я делал то же самое. Если бы он не был таким настырным и понимающим, то возможно я бы добился своего и оттолкнул его, но Том слишком хорошо меня знает, поэтому он остался рядом и дал мне время осознать мою ошибку. Мир, однако, не отличается добротой и терпимостью Тома. Миру плевать на меня, и если бы меня не стало, то все бы счастливо продолжали жить дальше, словно меня никогда и не существовало. Все, кроме Тома. Он будет скучать по мне. Будет плакать и проклинать тот день, когда меня потерял. Поэтому-то я и смог признаться, что люблю его. Я полюбил его до того, как он полюбил меня, а узнав о его любви, полюбил его еще сильнее. Том – ходячее олицетворение радости и чувств, одаренный способностью любить и таким состраданием, которое наверное было только у святых. Я же ходячее воплощение всего унылого и запутанного, полный ошибочных выводов и беспричинной злобы, агрессии и страхов, неуверенности в себе и желания выразить свой протест.
Я улыбаюсь самому себе. Как все это притянуто за уши. Нет, я просто ходячее олицетворение жалкого неудачника, вот и все.
- Ты не неудачник, - говорит Мэт.
- А? Я вслух это сказал?
- Нет, но я слышал это громко и отчетливо. Ты не неудачник.
- Да уж.
- У неудачника не может быть парня, звонящего и будящего его на рассвете, чтобы просто сказать «доброе утро», или будущей тещи, приходящей утром и проносящей письмо от бойфренда, которому невыносима мысль, что он проведет девятнадцать часов без тебя.
- К твоему сведению это не было любовным письмом.
- А чем это тогда было?
- Он просто написал, что жалеет, что не может снова провести со мной день и что придет как только сможет.
- И что он так сильно тебя любит, что его убивает мысль о том, чтобы провести весь день без тебя, и что он с нетерпением ждет, когда сможет страстно тебя поцеловать.
- Ты прочитал письмо, пока я спал?
- Может быть.
- Это значит «да»?
- Я отказываюсь давать показания.
- Показания отказываются давать в том случае, если ответ подтвердит твою виновность. Значит, ты читал.
- Нет, это значит, что я не могу ни подтвердить, ни отрицать того, что пока ты спал, я прочитал твое письмо.
- Ты не можешь ни подтвердить, ни отрицать этого, потому что подтверждением признаешь свою вину, которую все равно и так уже признал, так что говори, как есть, и дело с концом.
- Ты считаешь меня виноватым, но это не означает того, что я на самом деле виноват. Может быть, Чарли прочитал письмо вслух, ожидая, когда ты проснешься.
- Он бы не сделал такого.
- Мне казалось, что ты не так уж хорошо знаешь своего брата.
- Я знаю, что такого бы он не сделал.
- Уверен?
Его вопрос заставляет меня задуматься. Ведь он может говорить правду. Вполне возможно, что Чарли прочил письмо вслух.
- Расслабься. Ты прав! Он не делал этого. Я прочитал письмо, пока ты спал. Ну не смог удержаться. Хотя Чарли тоже его прочитал, только про себя. Твой братец любит совать нос в чужие дела. Слышал бы ты, какие вопросы он задавал мне о вас с Томом.
- Какие?
Мэт не успевает ответить, потому что звонит мой телефон.
У Тома обеденный перерыв, и он звонит поздороваться со мной и спросить, как у меня дела. Я рассказываю ему, что утром мне сделали несколько тестов и что к полудню должны уже быть готовы результаты, но врач будет делать обход больных только вечером. Том радуется тому, что, возможно, меня скоро выпишут, и приходит в восторг, когда я говорю ему о приходе Чарли, о нашем с ним разговоре и о том, что перед уходом он меня обнял. Том хвалит меня, говоря, что я иду в правильном направлении семимильными шагами, и у меня не хватает духу сказать ему, что мне пришлось вызвать у себя рвоту, чтобы взять себя в руки перед разговором с Чарли.
Как только я нажимаю на отбой, Мэт спрашивает:
- Том?
- Да. - На секунду я замолкаю, а потом продолжаю: - Не говори ему о том, что случилось в ванной, когда здесь был Чарли.
- Ты о том, что блевал в туалете, потому что тебе было настолько не по себе из-за брата?
- Да, об этом.
- Ладно. Считай, я заклеил себе рот суперклеем.
- Спасибо.
Следующие несколько часов мы с ним болтаем, смотрим телевизор и дремлем. Примерно в 3.30 в палату заходит Том с букетом маргариток. Вручив мне букет, он целует меня в лоб и говорит:
- Я соскучился.
- Ты принес ему маргаритки? - спрашивает Мэт.
Том подмигивает мне и оборачивается.
- Мэт, нам с Сэмом нужно поговорить кое о чем наедине.
Он задергивает шторку, и я кладу цветы на кровать. Я целый день ждал, когда Том улыбнется мне так, как сейчас. Он так близок ко мне. Все что я хочу – протянуть к нему руку и коснуться его, но он меня опережает. Обхватив ладонью мой затылок, он притягивает меня к себе и наклоняется, чтобы поцеловать. В том как он набрасывается на меня с поцелуем нет ни ласки ни нежности. Том толкается языком в мой рот, и его рука скользит ввверх по моему бедру. Наконец он отрывается от моих губ, чтобы я мог вздохнуть.
- По этому я тоже соскучился, - шепчет он.
Том снова сминает мои губы и, убрав ладонь с моего затылка, толкает меня на кровать. Он уже наполовину забрался на меня и спускается с поцелуями вниз по шее, когда у меня вырывается потрясенный стон.
- Я все слышал, - заявляет Мэт. - Вам, парни, надо было просто дать мне на это посмотреть.
- О, Сэм, о боже, Сэм, о Сэм! - стонет Том.
Я хлопаю его по плечу и сталкиваю с себя. Он смеется.
- Прекрати, Том! - кричу я.
Он продолжает ржать, и я тоже не могу не засмеяться вместе с ним. Только я смеюсь от смущения. Том перестает хохотать и молча смотрит на меня, из-за чего мне становится неловко.
- Что?
- А ты делаешь успехи во всех этих поцелуях-объятиях в больнице. - Я краснею, и он целует мое закрытое рубашкой плечо. - Еще один поцелуй, - шепчет он. - Или я снова начну стонать.
Я не могу противиться ему, поэтому позволяю себя поцеловать. Том пытается лечь на меня, но я его отталкиваю.
- Ты сказал один поцелуй.
- Ну, попробовать-то я мог. Нельзя меня в этом винить.
- Можно, - говорит Мэт.
Я подпрыгиваю, потому что совершенно очевидно, что его голос раздался с моей стороны палаты. Ну конечно, он же стоит в изножье моей кровати.
- Мэт, я же сказал, что хочу побыть с Сэмом наедине. Для тебя что, это совершенно ничего не значит? - спрашивает его Том.
- Эм…нет, не особенно. А должно?
Том улыбается, и я знаю, что если бы Мэт был нормальным человеком, то Том бы на него рассердился.
- Это значит, что я хочу соблазнить своего парня без свидетелей.
- О, вот значит как?
- Да.
- То есть, если я попрошу оставить нас с Сэмом наедине, то это значит, что я должен соблазнить твоего парня без свидетелей?
- Нет, я единственный человек, которому предоставлена эта честь.
- А что же мне тогда делать с ним наедине?
Я касаюсь ладонью плеча Тома, чтобы вовремя остановить:
- Не воодушевляй его.
Мэт изображает замешательство.
- Не воодушевлять меня? Что значит не воо...
Я поднимаю руку, прерывая его:
- Передохни, Мэт.
Он закатывает глаза и вздыхает.
- С тобой скучно, Сэм. - Он скрещивает на груди руки. - Буду смотреть телек, пока твоя семья не придет. Может быть, Чарли захочет побыть со мной наедине.
Мэт идет к себе и довольно громко включает телевизор. Я начинаю чувствовать себя виноватым – Мэт мог расстроиться из-за того, что мы хотим уединиться. Он приглушает звук.
- Я не расстроился. Просто не хочу слышать, что у вас там происходит. Наслаждайтесь своим уединением. - И не ожидая ответа снова увеличивает громкость.
- Он хуже тебя, - шепчу я.
- Как это?
- Постоянно читает мои мысли.
Том начинает сильно ржать.
- Я не шутил.
- Я знаю. Я не над этим смеюсь. - Он засовывает руку под свою спину. - Я над этим смеялся. - И достает раздавленные маргаритки. - Какой идиот положил их на кровать? - между смешками спрашивает он.
- А какой идиот катался на них и даже этого не заметил? - Я выхватываю из его руки свои маргаритки.
- Эй, я был увлечен.
- Увлечен настолько, что не заметил, как смял мои цветы?
- Ну что я могу сказать? Вот так ты на меня действуешь.
И Том снова прижимается своими губами к моим. Мы целуемся несколько минут, а затем ему, должно быть, становится жаль Мэта, потому что он завершает поцелуй и предлагает поговорить с ним. Не имею ничего против. Я знаю, Мэт просто притворяется, что не чувствует себя одиноким. Том встает с кровати и отодвигает шторку. Я предлагаю ему сесть на стул – не хочу, чтобы моя семья застала нас в обнимку.
Следующий час мы втроем смотрим телевизор и разговариваем. День проходит замечательно, пока не приходит Чарли. Он входит, и я ожидаю увидеть вместе с ним всю семью.
- Привет, Чарли, - практически кричит Мэт.
- Привет, Мэт.
Мэт спрыгивает с кровати и несется его обнять. Признаюсь, я завидую ему, когда вижу, как они тепло приветствуют друг друга. Чарли обвивает рукой плечи Мэта и говорит:
- Привет, Сэм.
- Привет.
Брат переводит взгляд на Тома и немного хмурится.
- Вижу, ты тоже уже пришел.
- Да, я пришел сразу после… - Том обрывает сам себя.
Совершенно очевидно, что Чарли не интересен его ответ. Том строит мне рожицу, и не заканчивает фразы. Чарли убирает руку с плеч Мэта.
- Как прошел твой день, Сэм?
- Нормально.
- Это хорошо.
- Да, наверное.
- Так и есть.
Затем повисает молчание.
- Слушайте, это так странно, - замечает Мэт. - Кто-нибудь скажите хоть что-нибудь.
- Остальные придут завтра, - говорит Чарли. - Я забыл, что сегодня у Кристи баскетбольная игра.
- Не надо придумывать за них оправдания.
- Нет, Сэм, это не оправдание. Это правда.
- Уверен, они тебе так и сказали, но мы оба знаем настоящую причину.
- Они придут завтра. Обещаю.
У меня возникает сильное желание вскочить с кровати и удариться головой об стену, но я сдерживаюсь. Я выдавливаю из себя фальшивую улыбку, в то время как в душе разбиваю на мелкие кусочки все, что построил сам за весь день. Я идиот. Я не ждал, что они придут, но мне все равно больно оттого, что они не пришли. Я не хотел испытывать этой боли, но она есть, и я не знаю, что делать с охватившими меня эмоциями. Мне нужно найти способ освободиться от этой боли, потому что я слышу, как она кричит во мне, умоляя выпустить ее наружу. Я недостаточно силен, чтобы заставить ее замолчать.
Я говорю, что мне нужно в туалет и, проходя мимо Чарли, вижу, как он искоса смотрит на меня. Я хочу просто закрыться в ванной, побыть в одиночестве и убедиться в том, что лицо не выдает моих истинных чувств. Я вхожу в ванную и закрываю дверь на замок. Смотрю в зеркало и пытаюсь изобразить улыбку, но чем дольше гляжу на себя, тем сильнее крепнет желание сделать что-то с собой, пока наконец оно не затмевает все разумные мысли. Я отпираю дверь, чтобы Чарли мог меня найти. Если бы у меня была ясная голова, то я бы подумал о том, что в палате не только брат, но и Том с Мэтом, и это значит, что они тоже меня найдут.
Мне не очень-то хочется устраивать сцену, но я должен показать ему. Я должен показать брату, что сделала со мной данная им ложная надежда. Я злобно смотрю на человека в зеркале. Ненавижу его. Этот человек был настолько глуп, что поверил Чарли, и я хочу, чтобы этот человек исчез. Я втискиваюсь в маленькое пространство между унитазом и ребром раковины, потому что тут я смогу это сделать под нужным углом. Секунду спустя я бьюсь о зеркало головой. Отодвинувшись, я смотрю в неразбитую часть зеркала, вижу кровавые порезы на лбу, и ко мне возвращается рассудок. Я осознаю, что разбивание головы не было одним из самых умных моих поступков, и еще я осознаю, что Том расстроится.
Чарли первым прибегает и видит меня, стоящего в ванной, со стекающей по лицу кровью. Его взгляд заставляет меня пожалеть, что я ударился не настолько сильно, чтобы потерять сознание.
оставить свою "спасибу"
Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 105 | Нарушение авторских прав