Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава 10 - На кончике языка



Читайте также:
  1. Аннотацию на русском и английском языках выполняют либо на одной странице, либо на двух.
  2. Арпоксар помогает людям финского языка
  3. Болезнь языка
  4. В 1893 году австрийский парламент официально утвердил фонетическое письмо для «украинского языка».
  5. В) Слегка прижмите кончик языка к нёбу, сразу же за передними зубами
  6. Всех в Корнеслове Еврейского языка определено слов 2 608
  7. Гипотезы, построенные на анализе детского языка

 

Том забирается ко мне на кровать и ложится рядом. Он целует меня в щеку, обвивает рукой, и я кладу голову ему на грудь. Из-за того, что места на постели мало, мы лежим, тесно прижавшись друг к другу, и я успокаиваюсь, вдыхая запах Тома и чувствуя теплоту его тела. Моя рука начинает невинно поглаживать его грудь, а потом скользит вниз по телу, пока не касается спрятанного за джинсами члена. Я рассеянно провожу ладонью по нему вверх-вниз, и плоть под тканью наливается, но я отмечаю это только краем сознания, не особо обращая внимания на то, что делаю. Это один из тех странных моментов, когда я осознаю происходящее, но не могу себя остановить, потому что разум занят другими мыслями – сейчас я задаюсь вопросом, зачем ко мне приходил мой брат.

Сердцебиение Тома учащается, а я все больше погружаюсь в размышления о брате. Мы с Чарли никогда не были близки. Мы слишком разные с ним. Если бы мы не были братьями, то никогда бы в жизни даже не заговорили друг с другом, потому что для этого не возникло бы повода. Он кажется мне хорошим человеком, но на самом деле я его совершенно не знаю, так что делаю выводы только из того, что слышал о нем или замечал сам. Я семнадцать лет живу с ним по одной крышей и почти совсем не знаю его.

Том судорожно вздыхает, хватает меня за руку и убирает ее от себя. Его прикосновение вырывает меня из моих мыслей.

- Что ты делаешь? - шепчет он.

- А?

- Ты трогаешь меня там, где не следовало бы.

- Прости, - тихо смеюсь я.

- Я бы не останавливал тебя, если бы мы были не здесь, но сюда может кто-нибудь войти и… - он начинает говорить еще тише - … ты же не занимаешься этим в больницах, помнишь?

- Я делал это бездумно.

- Как это, бездумно? Ты уж точно о чем-то думал, трогая меня.

- Я делал это неосознанно, ну, то есть, я вроде понимал, что делаю это, но не мог остановиться.

- Так получается, меня облапывало твое подсознание, потому что осознанно ты бы этого не делал?

Лизнув его шею языком, я шепчу ему в ухо:

- О, я бы с удовольствием сделал это осознанно.

Он мягко отталкивает меня.

- Ты не мог бы не касаться меня несколько минут?

- Почему?

- Я готов взорваться.

Я дую ему в шею, и Том отталкивает меня еще сильнее.

- Я серьезно. Прекрати.

Он встает с кровати и хватает стул. Затем тащит его как можно дальше от меня, пока спинка стула не ударяется о стену, тогда Том садится и несколько секунд раскачивается на нем. Перестав качаться, он смотрит на меня, и наши глаза встречаются.

- Черт, мне нужно в ванную.

Том вскакивает и убегает.

Интересно, что Мэт с его патронатными родителями подумали о промчавшемся мимо них в ванную Томе. Я бы даже заплатил за то, чтобы можно было отодвинуть шторку и посмотреть на выражение их лиц. Том возвращается минут через шесть. У него порозовевшие щеки, и он не поднимает на меня глаз – вместо этого он садится на стул и вперивает взгляд в пол.

- Прости, - извиняется он.

Я не могу сдержать смеха.

- Чем ты там занимался?

- Заканчивал то, что ты начал. - Он все еще не смотрит на меня. - Как ты думаешь, они меня слышали?

Мне кажется это безумно смешным, и я так закатываюсь смехом, что начинает болеть живот.

- Перестань ржать. Это твоя вина.

Он сидит с опущенной головой, пока я не прекращаю хохотать. Я хлопаю по кровати и говорю:

- Иди ляг со мной.

- Зачем? Чтобы ты опять начал меня ласкать? - громко спрашивает он.

Я застываю на секунду.

- Шшш! - шиплю я.

- Что, боишься, кто-то услышит?

- Шшш. Молчи!

- Нет, я хочу, чтобы все присутствующие знали, что ты хотел, чтобы я кончил в штаны.

- Том, прости меня. Окей? Прекрати.

- Прекратить что?

- Ну пожалуйста, Том! - умоляю я его заткнуться. Представляю себе, что о нас подумают патронатные родители Мэта.

Том встает и направляется к шторкам.

- Может, я хочу, чтобы они это слышали. Черт, да, может, я хочу, чтобы они это видели. - И он дергает шторку в сторону.

Клянусь, меня чуть инфаркт не хватил. Затем я вижу, что там никого нет. Я не слышал, как они ушли.

Теперь уже Том громко ржет. Он садится на кровать Мэта.

- Они уходили, когда я вышел из ванной. - Он улыбается. - Боже, это было весело.

- Ты пытался меня угробить? Надеюсь, ты понимаешь, что я чуть не отдал концы.

- Да ладно тебе, это было смешно.

- Не было.

В комнату возвращается Мэт, и Том пересаживается на стул. Мэт ложится на кровать и спрашивает:

- Что случилось?

- Он пытался меня угробить, - говорю я.

Мэт смотрит на Тома.

- Прежде чем снова пытаться это сделать подожди, пока его не выпишут из больницы. - Он ухмыляется и скрещивает ноги, а потом спрашивает с фальшивым акцентом: - Чем вы, парни, тут занимались, пока здесь были мистер и миссис Вашингтоны?

- Подслушивали, - отвечает Том.

- Услышали что-нибудь интересное?

- Да не особо. Они показались хорошими людьми.

- Вначале они все такими кажутся. Дай им месяц пожить со мной, и мы увидим, какие они на самом деле.

- Что ты собираешься с ними делать? - спрашиваю я.

- Ничего. Но я понял, что мое обаяние всех очень быстро утомляет.

- И почему меня это не удивляет? - я подчеркиваю вопрос самодовольной улыбкой, чтобы слова не вышли слишком жестокими.

- По крайней мере, у меня есть обаяние Мистер-Смертная-Тоска. Почему бы тебе просто не пристрелить себя и не покончить уже со всем этим?

Не смотря на усилия, я не могу удержать на лице улыбку. Его слова не должны были причинить такую боль. Я смотрю на Мэтью и вижу, что этот засранец украл у меня самодовольную улыбку.

Том пересекает палату и угрожающе предупреждает:

- Не смей с ним так разговаривать!

Мэтью несколько секунд смотрит на него, а потом его улыбка становится менее самодовольной и более искренней.

- Мне бы хотелось иметь такого друга, как ты. - И после короткого неловкого молчания меняет тему: - Надеюсь, что я пробуду в этом доме до восемнадцати лет.

- Тебе осталось всего несколько месяцев, уверен, что так и получится, - говорит Том.

- А потом я буду свободен. Ур-ра! - Выражение лица Мэта вряд ли можно назвать счастливым.

- Может, все будет не так уж плохо, - пытается успокоить его Том.

- Да, может, - тяжко вздыхает Мэт.

Я не очень слежу за продолжением разговора, потому что в голове эхом повторяются слова Мэта. «Мистер-Смертная-Тоска, почему бы тебе просто не пристрелить себя». В итоге мое сознание совсем отключается от разговора, и я возвращаюсь в него только несколько минут спустя, заявляя:

- Я не Мистер-Смертная-Тоска.

Том с Мэтью смотрят на меня как на полоумного, и Мэтью говорит:

- Конечно, нет, глупый, ты Мистер-Смертная-Тоска-Смотри-На-Вещи-Правильно.

Он вдруг встает, подходит ко мне и начинает махать рукой над моей головой. Я ничего там не вижу, поэтому спрашиваю:

- Что ты делаешь?

- Разгоняю тучи над твоей головой. - Он на секунду замолкает. - И больше никакой тоски. Не сегодня.

Я думаю о том, что он ненормальный, и спрашиваю себя, должен ли я его поблагодарить. Наверное, должен.

- Спасибо, полагаю.

- Рано меня благодарить. Все что я могу сделать – отогнать эти тучи. Но они вернутся. Я не могу заставить их исчезнуть. - Он опускает ладонь мне на лоб. Мы с ним похожи в своем сумасшествии, - думаю я. Должно быть, он улавливает отразившуюся на моем лице мысль. - Смотри, не влюбись в меня, - предупреждает он, и возвращается на свою кровать.

- Я Тома люблю, - поспешно признаюсь я.

- Ты его в сексуальном смысле любишь.

- Не только.

Мэтью пристально рассматривает Тома.

- Ты любишь его, потому что он милый, славный, нежный и…

Том заливается румянцем.

- Ты пытаешься его закадрить? - прерываю я Мэта.

- А я гей? - спрашивает он.

- Не знаю.

- Ну а как думаешь?

- Не удивлюсь, если это так.

Мэтью тычет в меня пальцем и смотрит на Тома.

- Ты слышал это, Том? Твой парень хочет, чтобы я был геем.

- Я этого не говорил, - возражаю я.

- Но ты имел это в виду.

- Ты всегда такой?

- Какой?

- Такой… - я пытаюсь подобрать подходящие слова, чтобы описать Мэтью, но в голову приходит только - … ну, такой, как ты.

- Что за странный вопрос? Естественно, я - это всегда я. Даже когда притворяюсь кем-то другим. Ты - это всегда ты?

- Нет, иногда я притворяюсь изменившей пол девчонкой, - дразню его я.

Мэт начинает хохотать, и я слышу в его смехе искреннее веселье. Я тоже смеюсь, и вскоре Том присоединяется к нам. Кажется, что смех заполняет палату теплыми мыслями и приятными воспоминаниями, и на несколько коротких секунд я чувствую себя по-настоящему счастливым, не думая о том, почему счастлив, и не ожидая возвращения тоски.

Мэтью странный, но чем более странным я его нахожу, тем больше он мне нравится. Он ненормальнее меня, и это почему-то отвлекает меня от мыслей о причинении себе физической боли и избавляет от постоянного страха, который владеет мной целыми днями. Когда Мэтью, извинившись, уходит в ванную, тучи снова сгущаются над моей головой, и на меня обрушивается проливной дождь. В горле застревает комок, мне хочется плакать, и я отчаянно борюсь с собой, сдерживая слезы.

- Ты в порядке? - хватает меня за руку Том.

- Мне вдруг стало так грустно.

- Не грусти. Может быть, нам удастся перевести тебя в другую палату.

- Зачем?

- Из-за Мэтью. Ты разве не хочешь другого соседа?

- Да нет.

- Думаешь, ничего страшного, если вы будете вместе?

- Он не так плох, как я сначала подумал.

- Он плох. Для тебя плохо находиться рядом с ним. Вам нельзя быть в одной палате.

- Чего ты боишься? Что мы объединимся в своей ненормальности и поубиваем друг друга?

- Ну…

- Он чокнутый, и я чокнутый, и мы не должны находиться в одной палате, потому что это закончится тем, что мы что-нибудь вытворим?

- Откуда такие мысли? Я просто подумал, что ты захочешь другого соседа. Ты ведешь себя так, будто Мэтью тебя раздражает.

- Сначала так и было, но сейчас он кажется мне забавным.

- Он нуждается в помощи больше, чем…

- Чем кто? Чем я?

- Нет. Чем он хочет это признать. У него куча проблем.

Мэтью выходит из ванной.

- Да, так оно и есть, - соглашается он, ложится на кровать и смотрит на нас.

Том тут же извиняется:

- Прости.

- Да ничего. Не знаю, что ты там про меня говорил, но, должно быть, что-то плохое, раз теперь извиняешься.

- Я просто сказал, что не думаю, что вы должны находиться с Сэмом в одной палате. У вас обоих достаточно своих проблем и, я не уверен, что вы уживетесь.

Мэт несколько секунд неотрывно смотрит на меня.

- Ты, наверное, прав. Он наводит на меня тоску.

- Ты тоже не подарок, - говорю ему я.

- Значит, ты не хочешь быть со мной в одной палате?

- Мне все равно. Я не планирую задерживаться тут.

Мэт с Томом молчат, и я знаю – они думают о том, что я останусь тут на неопределенное время. Я включаю телевизор и начинаю скакать по каналам. Мэт с Томом продолжают молчать, и я одновременно чувствую и неловкость и злость. Мне нужно, чтобы хоть кто-то из них что-нибудь сказал, но они оба безучастно пялятся в телевизор и игнорируют меня. Мне приходит мысль закричать во всю силу своих легких, но я не делаю этого. Я сижу и смотрю новости, пытаясь понять, что меня так расстраивает. Ведь скорее всего Мэт с Томом ничего не говорят просто потому, что не понимают, что я жду от них ответа.

- Сэм.

Я перевожу взгляд на дверь и вижу Чарли.

- Привет, Сэм, - говорит он, подходя поближе.

Мне странно видеть брата и слышать его голос, зная, что он обращается ко мне. Мы редко говорим друг с другом, и меня охватывает чувство неловкости и смятения. Я задаюсь вопросом: зачем он пришел в больницу и заговорил со мной?

- Привет, Чарли.

Чарли из тех парней, которых просто невозможно не заметить. Ростом в 190 см. с короткими светлыми волосами и блестящими синими глазами, с телосложениям нападающего из футбольной команды. Но не его внешность так бросается в глаза, а его поведение. Он входит в комнату так, словно владеет ею, но достаточно добр, чтобы впустить сюда других, да еще и позволить им побыть в своем присутствии. Это не надменность. Во всяком случае, мне никогда так не казалось. Я всегда считал, что дело в исходящей от него энергетике. Ауре. Он просто притягивает к себе людей.

Чарли стоит рядом со мной и не отрывает от меня взгляда. Все о чем я могу думать – как ненавижу его синие глаза, потому что они так похожи на мои. Я первым отвожу взгляд. Том встает:

- Эй, Мэт, ты вроде хотел мне что-то показать?

Мэтью закатывает глаза.

- Я позже тебе покажу.

- Нет, давай сейчас.

- Слушай, сейчас ведь самое интересное начнется. Позже тебе все покажу.

За этим следует молчание – не обычное молчание, а говорящее – у всех есть что сказать, но все при этом молчат. В палату заходит женщина с подносом. Она ставит его передо мной, и я внимательно разглядываю его содержимое. Все мои страхи о возможной калорийности еды рассеиваются, потому что обед настолько диетический, что дальше некуда.

Том поворачивается к Чарли.

- Я пойду помогу Мэтью, - говорит он. - Ты можешь проследить, чтобы Сэм хоть что-нибудь съел?

- Конечно.

- И не позволяй ему просто колупаться в еде.

- Окей.

- Спасибо.

Том уходит на сторону палаты Мэта и задергивает шторку. Я слышу, как он что-то шепчет Мэтью.

Чарли подтаскивает к кровати стул и садится рядом со мной. Он смотрит, как я откусываю от печеной курицы маленький кусочек. Смотрит, как я опускаю вилку. Смотрит, как я делаю глоток воды. Смотрит, как я пробую желе. Смотрит, как я опускаю ложку. Он просто сидит и наблюдает за мной, заставляя меня чувствовать себя так, словно я нахожусь под микроскопом. Я молчу так долго, как только могу – минуты три.

Наконец, я открыто спрашиваю его:

- Зачем ты пришел?

- Хотел проведать тебя.

Может, я не так уж много общался с ним, но могу понять, когда он мне врет. Если Чарли пришел посмотреть, как я тут, то это значит, что он волнуется за меня, а мы оба знаем, что это не так. Поэтому я хочу знать, какого черта он делает в моей больничной палате, пялится на меня и лжет, заявляя, что беспокоился обо мне.

- Раньше тебе было на меня наплевать. Тебя мама послала?

- Нет, я сам пришел. Хотел проверить, как тут мой младший брат.

- Зачем?

- Мама сказала, что ты заболел, но что с тобой точно – они не знают. - Он опускает взгляд на мою тарелку. - Твой обед стынет.

- Как будто тебе не все равно, - бормочу я.

Он вытаскивает из кармана маленький блокнот и начинает писать.

- Что ты там пишешь?

- Свои наблюдения.

- Для чего?

- Да ерунда. Кое-какие заметки для своих занятий, вот и все.

- Для каких занятий?

- По психологии.

- Зачем тебе это?

- Я работаю над научной статьей. Это ерунда. - Он убирает ручку с блокнотом в карман.

- Какая ерунда?

- Не волнуйся об этом. Это, действительно, ерунда.

- Ты что, записываешь ерунду?

Он снова вынимает блокнот, что-то записывает, затем закрывает его и говорит:

- Я пишу статью о твоей депрессии.

Чарли сказал это, и я его четко и ясно услышал. Он здесь только потому, что я являюсь объектом его научных исследований. Ему нужно написать статью о депрессии, и я тут как тут, во всей своей красе. Я совсем потерял аппетит.

- Что тебе надо узнать?

- Ты серьезно? Вот так просто?

- Да. Что ты хочешь знать?

- Ну… как ты себя чувствуешь?

- Нормально, наверное. Голова немного болит, но это…

- Не в физическом плане. В душевном.

Хороший вопрос. Такие вопросы я привык слышать от доктора Конли, но когда его задает Чарли, мне кажется, что он заговорил на незнакомом мне языке. Сначала я хочу ему солгать и ответить, что чувствую себя превосходно и никогда еще не чувствовал себя лучше, но потом мне приходит в голову, что он может больше никогда не спросить меня о моих чувствах. Его статья дает мне прекрасную возможность сказать ему о том, что я чувствую в душе, и откровенно высказать все, что накопилось за нашими обычными «привет-пока» разговорами. Он хочет говорить? Я буду с ним говорить.

- Если честно, то на душе у меня дерьмово. Временами я чувствую себя нормально, просто нормально, но никогда не хорошо, не замечательно и не чудесно. Всегда есть что-то, что делает меня несчастным или напоминает мне о том, что я должен страдать, и это что-то всегда в моих мыслях.

- Разве терапия не должна тебе с этим помогать?

- Она и помогает. Немного. Возможно, она помогала бы больше, если бы я больше давал выход чувствам и делился своими мыслями, неуверенностью и другими вещами. - Говоря о других вещах, я подразумеваю свой нож и сигареты, но не могу сказать этого Чарли. Я бросаю на него взгляд и вижу, что он смотрит на меня, но его блокнот все так же закрыт. -Ты разве не должен делать записи?

- Ты хочешь, чтобы я это записывал?

- Да, это же для твоей статьи?

Он открывает блокнот.

- Ты чувствуешь себя так, словно тебе не место в нашей семье?

- Оу.

Он машет руками.

- Я не пытаюсь ранить твоих чувств или сказать, что это действительно так. Я спрашиваю, как ты относишься к нам?

- Я считаю вас всех идеальными, и мне ужасно хотелось бы иметь хотя бы крупицу вашей идеальности. Я смотрю на вас и думаю: что случилось со мной? Вы все такие нормальные, а я вряд ли вообще когда-то был таким.

- Это из-за того, что мы что-то сделали не так?

- Да. Нет. Может быть. Не совсем. Вы много чего делали, но я не думаю, что вы намеренно хотели причинить мне боль. Просто так получалось. - Слова даются мне с трудом, потому что я признаюсь Чарли в том, в чем еще даже до конца не признался самому себе. Думаю, шок от разговора с братом привел к словесному поносу.

- Ты можешь назвать несколько наших поступков, которые расстроили тебя?

Я пытаюсь взять себя в руки и снова замкнуться в себе.

- Нет.

Чарли делает запись, затем спрашивает:

- Ты винишь нас в своей анорексии?

Я говорю себе не отвечать, но все равно не могу промолчать.

- Как я могу винить в этом вас? Мама каждый вечер готовит ужин. - Я улыбаюсь, но он остается серьезен. - Последняя часть была шуткой. - Он вежливо улыбается и записывает в блокнот что-то еще.

- Так что ты там пишешь?

Он игнорирует мой вопрос и отвечает на него своим:

- Как ты думаешь, мы любим тебя?

Я размышляю над этим, и не знаю, что сказать. Они говорят, что любят меня, но ведут себя так, как будто не любят. Большую часть времени они не обращают на меня внимания. Чарли перефразирует вопрос:

- Ты же знаешь, что мы любим тебя, да?

- Я… эм…

Он протягивает свою руку и касается моей.

- Тебе не надо мне лгать.

Его прикосновение не дает сорваться лжи с кончика языка, и я честно отвечаю:

- Я знаю, что вы любите меня только по вашим словам, но не знаю, так ли оно есть на самом деле.

Я вижу, что обидел его.

- А как ты можешь узнать об этом, когда не даешь нам ни малейшего шанса? Ты давно уже вытолкнул нас из своей жизни и до сих пор ясно даешь нам понять, что не хочешь, чтобы мы были ее частью. Единственный кто важен для тебя – Том.

- Это потому что я чужой в собственном доме.

- Ты сам установил границы, мы лишь их уважаем.

- Зачем ты пришел? - спрашиваю я. Мне не нравится направление, которое принял наш разговор.

- Статья, помнишь? Это же единственная причина, по которой я мог прийти навестить своего брата, когда он лежит в больнице. Я не мог сюда прийти просто из любви к тебе или потому что хотел поговорить с тобой и выяснить, что творится у тебя в душе. Я бы не посмел переступить эту границу, ведь ты можешь решить, что я волнуюсь за тебя, а ты не можешь так рисковать. Ты на самом деле хочешь знать, зачем я пришел?

В голове разрываются сирены самосохранения.

- Уже не хочу. Иди домой. И все будет так же, как было, и как должно быть. Просто сделай вид, что я тебе ничего не говорил. Было глупо рассказывать тебе о своих чувствах. Тебе на меня наплевать! Так было всегда. Ты позволял друзьям глумиться надо мной, когда учился в старших классах, и никогда им ничего не говорил, так что не приходи сюда и не веди себя так, будто тебе есть до меня какое-то дело.

Я вытаскиваю козыри, о наличии которых даже не знал.

- Я не позволял им глумиться над тобой. Как ты думаешь, почему они никогда не делали этого передо мной? Ты думаешь, они боялись Тома? Да мои друзья, таких как Том, с потрохами сжирают.

- Мне все равно. Уходи. Оставь меня в покое и иди пиши свою статью.

Чарли бросает блокнот на кровать и кричит:

- ДЕЛО СОВСЕМ НЕ В СТАТЬЕ! И никогда не было! Как же у нас все хреново, если мне приходиться выдумывать какую-то гребаную статью, чтобы ты в конце концов поговорил со мной? Ты понимаешь, что сказал мне сегодня больше, чем за всю нашу жизнь? За всю нашу чертову жизнь! И проблема не во мне, а в тебе. Я сбился со счета, сколько раз пытался с тобой заговорить, и однажды я просто поумнел и перестал тратить на это свое время. И все равно, я опять здесь. Я здесь! Я всегда, мать твою, рядом с тобой!

- Нет, не рядом. И никогда не был. НИКОГДА! Ты ненавидишь меня так же, как и вся семья.

- Что? - Чарли смотрит на меня так, словно я неожиданно дал ему под дых. Он молчит, а я жду его ответа. - Ты правда думаешь, что мы тебя ненавидим? - более спокойным тоном спрашивает он.

Я не отвечаю, потому что полностью замкнулся в себе.

- Ты правда так думаешь? - снова спрашивает он.

Я продолжаю молчать.

- Ответь мне! Ты думаешь, что мы тебя ненавидим?

- Да, он так думает, - говорит Том.

Он подходит ко мне и садится на край кровати. Чарли смотрит на него, собираясь что-то сказать, но Том его останавливает:

- Я знаю, что мне не надо вмешиваться, но ты слишком давишь на него. Я знаю его лучше, чем ты, и говорю это не для того, чтобы ткнуть тебя носом в правду, а просто потому, что так оно и есть. Ты не понимаешь, чего ему стоил этот разговор, каково ему было открыться и рассказать тебе о своих чувствах. Он сегодня сделал большой шаг вперед, а ты этого даже не понял. Я рад слышать, что ты его любишь, но, может, тебе стоит вернуться завтра, чтобы продолжить разговор?

- Ты указываешь мне, когда разговаривать с моим собственным братом?

- Это не так. Я говорю тебе, что сейчас не стоит продолжать разговор, и прошу тебя, если ты беспокоишься о Сэме, не давить на него. - Том кладет ладонь мне на ногу. - У него сегодня утром опять был нервный приступ. Мы не знаем, что их вызывает, но спор ему вряд ли пойдет на пользу.

- Он мой брат, и ты знаешь, что он находится в больнице, потому что у него припадки, а я знаю только то, что его лучший друг отвез его в отделение неотложки, потому что с ним что-то не так. Тебе не кажется это диким?

- Кажется, но ничего не изменится в ближайшие несколько минут, так что иди домой и возвращайся завтра. Гарантирую, что он будет здесь.

- Ты этого хочешь, Сэм?

Уставившись на рисунки на покрывале, я киваю. Чарли уходит, не сказав больше ни слова. Как только за ним закрывается дверь, Том забирается на кровать и обвивает меня руками.

- Ты в порядке?

Я ничего не говорю. Сворачиваюсь рядом с ним калачиком и зарываюсь лицом ему в подмышку. Я вздрагиваю, услышав хлопанье в ладоши. Из-за шторки выходит Мэт.

- Ставлю за семейную драму четыре с плюсом. Диалог был паршивеньким, но содержание душевным, и я нашел его довольно эмоциональным.

- Не сейчас, - говорит ему Том.

- Тогда я попозже вернусь. - И Мэт уходит на свою сторону палаты.

Я лежу в объятиях Тома, думая о том, какой он замечательный. Том всегда знает, когда и что мне нужно. Он знал, что я больше не выдержу, пришел мне на помощь и заставил Чарли уйти. Брат не понял, в каких мы с Томом отношениях, потому что если бы было иначе, то он бы понял, почему мы с ним так близки. Том в моей жизни необходимость, а не выбор.

Том засовывает руку под свою ногу и вытаскивает блокнот Чарли. Он пролистывает несколько страниц, потом протягивает его мне.

- Тебе следует прочесть, что он написал.

 


Дата добавления: 2015-07-11; просмотров: 64 | Нарушение авторских прав






mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.035 сек.)