Глава 5 – Нижний ящик

Большую часть воскресенья я провожу у себя в комнате, упражняясь, и я совсем ничего не ем, потому что для двух выходных и так уже съел предостаточно. Я только выпиваю витамины и немного воды, поэтому когда встаю на весы и вижу, что похудел на полтора килограмма, на душе сразу же становится легче. Доктор Конли сказал родителям не подпускать меня к весам, потому что я слишком зациклен на своем весе, но так как отцу и матери на меня наплевать, мне все равно разрешили их купить и поставить у себя в комнате. Не понимаю, кого пытался одурачить доктор Конли, ведь весы есть везде. Я взвешиваюсь каждый раз, как прихожу на прием к доктору Томасу, могу сделать это в школьной раздевалке и на больших весах, установленных перед некоторыми магазинами – ненавижу такие, потому что не люблю, когда другие люди видят, какой я жирдяй, хотя это и так понятно при взгляде на меня.

Весы – стимул, побуждающий меня делать упражнения каждый день. Ну, почти каждый день – Том частенько нарушает мой привычный график. Он хочет, чтобы я снова стал уродливым толстяком, но я предпочитаю быть хотя бы в половину менее толстым, чем раньше. Я был бы не против, если бы у меня вообще не было ни капли жира, но он покрывает каждый миллиметр моего тела.

Вечером я разговариваю по телефону с Томом и лгу ему, рассказывая о том, как много сделал домашней работы, потому что он расстроится, если узнает, что я весь день провел за сжиганием калорий. Поговорив с ним, я иду в кухню за водой. В гостиной моя семья смотрит фильм. Никто не предложил мне посмотреть кино вместе с ними, но я не удивлен. Они не любят меня, поэтому и не удосужились пригласить. Каждый из них поворачивается и бросает на меня взгляд. Слава богу, они не делают этого одновременно, потому что я ненавижу, когда они смотрят на меня все вместе – мне и так неловко проходить мимо них, когда они собираются всей семьей. Я чувствую себя виноватым за вторжение к ним, так что поспешно юркаю в кухню и практически бегу с водой обратно в свою комнату. Я выпиваю воду, еще немного упражняюсь и потом ложусь спать.

Я пытаюсь устроиться в кровати так, чтобы порезы на бедре причиняли такую же боль, как и во время упражнений, но добиться этого у меня не получается. Мне трудно заснуть, потому что я сильно нервничаю перед предстоящей встречей с Томом, и в скором времени я для успокоения начинаю расковыривать ранки на бедрах.

Проснувшись утром, я подумываю о том, чтобы пропустить и занятия и встречу с Томом, но жадный до боли и унижений, все-таки встаю и одеваюсь. На шею я надеваю ошейник. Том ненавидит его, а я люблю. Я не часто его ношу, но когда надеваю, то он придает мне сил. Сев за стол, я наношу на ногти свежий слой черного лака. Обычно я останавливаюсь только на черной одежде и черном лаке, но иногда захожу чуть дальше. Сегодня я крашу губы черной помадой, а затем выделяю глаза черной подводкой и черными тенями. Доктор Конли сказал бы, что я пытаюсь спрятаться за своим макияжем. И, скорее всего, он был бы прав, но я не доставлю ему удовольствия признанием этого. Я чувствую себя намного увереннее в полном вооружении из макияжа, одежды и всего прочего. Я бы и на игру Тома так нарядился, если бы не был точно уверен, что это гарантирует мне посещение мусорного бака. Хуже всего ко мне люди относятся именно тогда, когда я выгляжу подобным образом.

Войдя в школу, я тут же слышу обычные издевки. Некоторые насмехаются надо мной прямо в присутствии учителей, но те игнорируют это. Так было всегда. Я как-то слышал разговор двух учительниц о себе, и одна из них сказала: «Этот парень просто ненормальный. Сначала он приходит в таком виде, а потом удивляется, почему все настроены против него. Мне его жаль, некоторые из ребят жестоки, но слушай, одеваясь так, ты сам напрашиваешься на неприятности». Я думал, другая учительница будет более разумной и встанет на мою защиту, но она наоборот согласилась с ней: «Точно. Если бы он был моим сыном, то я бы его даже из дома не выпустила в таком виде. Я слышала, у него еще какие-то проблемы с психикой. Медсестра сказала, его лечили от анорексии. Ты представляешь себе парня, у которого анорексия? Иногда я удивляюсь, зачем родители вообще отпускают его в школу». «Сама поражаюсь этому», - последовал ответ первой.

Они смеялись, потягивая сок, а я побежал в туалет. Я плакал, закрывшись в кабинке, и ненавидел себя за эту слабость, потому что получалось, что они добились своего, но я не мог сдержать слез и не мог облегчить боль другим способом. Я благоразумно воздерживаюсь от причинения себе физической боли в школе – боюсь, что потом меня будут мучить кошмары, что кто-то застукает меня. Не знаю, почему это имеет для меня хоть какое-то значение – мне же плевать, что все они думают обо мне, по крайней мере, я твержу себе об этом каждый день. Люди не могут причинить тебе боль, если тебе на них наплевать, но хоть я и стараюсь не дать им задеть своих чувств, им все равно каким-то образом удается ранить меня.

Мне как-то нехорошо, когда я сижу за столом и жду Тома. Через несколько минут он садится рядом со мной и, даже не поприветствовав, перекладывает еду со своей тарелки на мою.

- Ты мог хотя бы поздороваться.

- Привет, Сэм, - улыбается Том.

- Почему ты сел рядом? Мы похожи на геев.

- Мы и есть геи, - отвечает он.

Я закатываю глаза.

- Не обязательно, чтобы об этом узнал весь мир.

Улыбка сходит с его лица.

- Тогда скажи спасибо своей счастливой звезде, что я не поцеловал тебя, хоть и собирался это сделать.

Он встает, обходит стол и садится на свое обычное место напротив меня.

Как бы мне хотелось увидеть со стороны, какими глазами я смотрю на него. Мне не удается побороть растущий в душе восторг – ведь Том собирался поцеловать меня при всех. Он хотел поцеловать меня. Затем я вспоминаю какие чувства испытывал, держась с Томом за руки, и не могу оторвать от него глаз. Он ловит мой взгляд и молча смотрит на меня, пока я не заливаюсь румянцем.

- Что? - спрашиваю я.

- Почему ты так смотришь на меня?

- Ты собирался меня поцеловать?

- Да, но знал, что ты перепугаешься, так что это не стоило того.

- Я перепугаюсь? О чем ты? - строю я из себя невинность.

Он тихо смеется.

- Ты сегодня нацепил всю свою защитную экипировку. Тебя уже что-то до смерти перепугало и почему-то мне кажется, что это был я.

- Ничего я не нацеплял. Это мой стиль, ясно?

- Нет, это ты просто боишься смотреть мне в лицо и пытаешься спрятаться за насколько возможно большим количеством защитных слоев. - Затем он саркастично добавляет: - Особенно радует ошейник.

Я улыбаюсь.

- Ты же знаешь, как я его ненавижу.

- Знаю, - смотрю я в тарелку с едой.

Я беру листья салата и уже собираюсь полить их легкой заправкой, когда Том выхватывает ее у меня из-под носа.

- Поешь сначала нормальной еды, а уж потом жуй свою траву.

- Это салат, а не трава.

- Он зеленый и в форме листьев – значит, трава.

- Мне кажется, у нас был договор насчет обеда. Я ходил на твою игру, помнишь?

- Помню, но я заключил эту сделку с Сэмом – моим лучшим другом, а теперь ты Сэм – мой бойфренд, так что с технической стороны сделка теряет всю свою силу.

- С чего это? Я тот же Сэм, что и раньше.

- То есть, ты не считаешь, что теперь между нами другие отношения?

- Нет. - Я откусываю от сэндвича и кладу его обратно на тарелку. - И ничего мне не говори.

- Не буду.

Полагаю, Тому тяжело удержаться от комментариев по поводу моей еды, потому что разговор о том, как я ем, является важной частью его обеда. Он слишком сильно за меня волнуется, но с другой стороны я люблю его за это, потому что таким образом он показывает мне свою любовь. Я откусываю от сэндвича еще несколько раз, прежде чем кладу его снова на тарелку и принимаюсь за салат. Том ничего не говорит.

- Так что ты собираешься делать сегодня после тренировки? - спрашиваю я.

- Поехать к тебе и провести с тобой несколько часов.

- Окей.

Остаток обеда мы подшучиваем друг над другом, и Том больше не возвращается к разговору о еде, что меня удивляет.

Шесть часов спустя я упражняюсь в своей комнате, когда слышу стук в дверь. Я знаю, что это Том, поэтому поднимаюсь с пола и ложусь на кровать – пусть он думает, что я отдыхал.

- Входи.

Когда он заходит, я замечаю в его руке листок бумаги.

- Он был на твоей двери. - Том протягивает мне листок. - Приятно видеть тебя без макияжа и ошейника. Я люблю твое лицо без всей этой ерунды.

Я закатываю глаза, а потом читаю записку: «Я позвонила доктору Томасу, и мы договорились о встрече в пятницу в 12.30, так что я заберу тебя из школы сама. Мама. P.S. в пять мы идем ужинать в ресторан, если тебе это интересно».

Смяв бумагу в руке, я говорю:

- Я был здесь все это время. Как тебе нравится это? Вместо того, чтобы просто сказать мне об этом, она оставляет на двери записку.

Том садится ко мне на кровать.

- Ты должен сказать ей, что чувствуешь, когда она так поступает.

- Зачем? Чтобы она поняла, что я знаю, как она на самом деле относится ко мне?

- А как она на самом деле относится к тебе?

Он задает этот вопрос прямо точно как доктор Конли.

- Мы не будем об этом говорить.

К счастью, Том знает, что на меня лучше не давить.

- Ладно, я знаю, о чем мы можем поговорить вместо этого.

- О чем?

- Я понимаю, что у нас только-только начались другие отношения, какими бы они там ни были, но ты ведешь себя так, словно мы с тобой все еще просто друзья. Мы сейчас больше чем друзья.

- Я знаю.

- Тогда почему ты отстраняешься от меня, стоит мне приблизиться к тебе хотя бы на миллиметр?

- О чем ты?

- Не веди себя так, будто не понимаешь. Это же совершенно очевидно.

Я и не понимал. Не осознавал, что отстраняюсь от него, пока Том не указал мне на это. Я даже не заметил, как отодвинулся от него на кровати.

- Прости. Я неосознанно это делал.

- Оу, это значит, что ты подсознательно не хочешь, чтобы я находился рядом с тобой?

- Нет, скорее всего, это значит, что ты меня в какой-то степени пугаешь.

- Я пугаю тебя?

- Ты и так прекрасно это знаешь Мистер-Умник-Психоаналитик. Ведь это ты занимался психоанализом, когда я был у тебя в гостях.

- Ничем я не занимался. Я просто разобрался в твоих чувствах, потому что очень хорошо тебя знаю. И сказал тебе об этом. Я всегда обращаю внимание на то, что ты делаешь, что ты говоришь и как ты это говоришь.

- Забыл добавить: и на то, что я ем и как я это ем.

Его губы расплываются в широкую улыбку.

- Мы с тобой не сходимся во взглядах на твое питание, поэтому я стараюсь не поднимать эту тему и даже готов забрать назад те слова, что сказал во время обеда. У нас была сделка, и она еще в силе. И до конца недели я не буду приставать к тебе с этим, потому что я мужчина и отвечаю за свои слова.

- Ты не мужчина, - дразню его я.

Он оттягивает свою футболку вниз на несколько сантиметров.

- Полагаю, это доказывает обратное.

Я пялюсь на обнаженную часть его груди и совершенно ничего не вижу.

- Скажи мне, что я тут должен разглядеть?

Он трет по коже пальцем.

- Смотри сюда. Ты что, не видишь их?

Я придвигаюсь ближе, чтобы повнимательней осмотреть его грудь. Мне приходится наклониться и прищуриться, чтобы разглядеть наконец несколько волосков. Я не в силах сдержать смеха. Это слишком забавно. Том отталкивает меня, и я падаю на спину.

- Пожалуйста, скажи мне, что ты говорил не о тех четырех волосинках на своей груди. Пожалуйста, скажи, что это шутка.

Кровать трясется, потому что я уже хохочу.

- Это не смешно. Перестань ржать надо мной.

У него слишком счастливый голос, чтобы я подумал, что ранил его чувства, поэтому я продолжаю хохотать. Том садиться на меня верхом, и мой смех тут же обрывается. Я поднимаю на него взгляд, и в этот момент мне хочется умереть, потому что в его глазах я вижу только счастье и любовь. Не понимаю, как он может так на меня смотреть. У меня вырывается нервный смешок.

- Дай мне знать, когда я буду слишком близко от тебя, - говорит Том.

До меня только через секунду доходит, что он медленно приближает ко мне свое лицо. Я бессознательно облизываю губы.

- Я видел это, - замечает Том.

- А может быть, я хотел, чтобы ты это видел.

- О, правда? Хорошо.

Он останавливается, когда его губы почти касаются моих. Я не успеваю рот открыть для вопроса, когда он объясняет:

- Если хочешь, чтобы мы поцеловались, то должен сделать это сам. - Его дыхание согревает мои губы, но я лежу неподвижно. - Я не шучу.

Я не хочу целовать его. Я повторяю и повторяю себе это, но губы не слушаются – они тянутся к его губам, и когда я касаюсь их, Том накрывает мой рот поцелуем. Сначала он ласкает верхнюю губу, потом нижнюю, а затем нежно проводит по моим губам языком.

- Как бы мне хотелось, чтобы ты видел, какой ты потрясающий, - шепчет Том.

Он выпрямляется и, клянусь, я все еще ощущаю прикосновение его губ. Я закрываю глаза и провожу по своим губам пальцем.

- Сделай так еще раз, - умоляю я, открыв глаза и глядя на Тома.

- Сделать что?

- Ты сам знаешь – то же, что сделал секунду назад.

- Мм…хмм. Может быть, позже вечером, если ты будешь вести себя хорошо. Но сейчас тебе нужно принять душ.

- Ты что-то имеешь против моего мужского аромата? - приподнимаю я бровь и вызывая этим у Тома смех.

- Нет, но думаю, что моих родителей он в восторг не приведет. Мы будем ужинать с ними в «Верде».

- Я сегодня уже достаточно съел.

- Неправда. К тому же, мама сказала, что тебе надо набрать вес, поэтому даже не вздумай со мной спорить.

Колесики в голове начинают вращаться на полную силу.

- Ты поэтому избегал сегодня разговора о еде?

Выражение его лица кричит «виновен», но Том отвечает:

- Возможно.

- Меня иногда тошнит от тебя.

- Знаю, но ты меня любишь за это, - скалится Том.

- Я не люблю тебя.

- Любишь. И ничего не можешь с этим сделать. Передо мной невозможно устоять.

- Правда что ли? Это все равно, что я бы сказал про себя: «Я популярен!»

- Угу. Ладно, неважно. Ты прекрасно знаешь, что это правда. А теперь вставай и иди в душ. Столик заказан на семь.

- А если я не хочу в душ?

- Тогда я раздену тебя, перекину через плечо, отнесу в ванную и заставлю помыться.

- Это настолько серьезно?

- Да, настолько серьезно.

- Ладно, но не рассчитывай, что я буду много есть.

Я поднимаюсь с кровати, хватаю чистую одежду и иду принимать душ.

В душе я продолжаю думать о том, как Том смотрел на меня, о тяжести его тела, когда он сидел на мне верхом, о том, как его губы буквально умоляли о поцелуе. Не выдержав, я мастурбирую. Том зовет меня, когда я уже заканчиваю вытираться:

- Сэм!

- Что?

- Открой дверь.

- Я выйду через минуту.

- Нет, открой сейчас же.

Я оборачиваю полотенце вокруг груди и открываю дверь. Том заходит в ванную, пряча за спиной руки, и я закрываю за ним дверь.

- Ты чего?

- Почему ты больше никогда не переодеваешься при мне?

- Не знаю.

- Я думаю, знаешь.

- Нет. Ты же видел меня в плавках, о чем ты вообще?

- Я не видел тебя полностью обнаженным с тех пор, как ты вернулся из клиники после первого курса лечения.

- Может быть, я стыжусь своего тела.

- Или, может быть, пытаешься что-то от меня скрыть.

Мой мозг переключается в режим паники, и я в страхе думаю: как много он знает, и что самое главное – откуда он это узнал.

- Мне нечего скрывать.

- Хорошо. Тогда сними полотенце.

- Я не собираюсь устраивать тебе тут бесплатный стриптиз только потому, что тебе что-то в голову взбрело. Хоть мы сейчас и больше чем друзья, но мое тело все еще принадлежит мне, - мой голос прерывается, когда я ловлю в зеркале какой-то блеск. Том прослеживает за моим взглядом и делает шаг в сторону.

- Отдай его мне!

- Ты не получишь его, пока не скажешь, зачем он тебе нужен.

Я пытаюсь придумать что-нибудь правдоподобное, но в голову ничего не приходит. Том перестает прятать руки за спиной, и я вижу в них свой кухонный нож и пачку сигарет.

- Для чего, черт возьми, тебе все это нужно? Я знаю, что ты не куришь! Ты считаешь это отвратительным.

Я выхватываю из его рук сигареты и смотрю в пол.

- На самом деле я курю. Просто скрывал это от тебя. Прости.

- Ладно, а нож тебе зачем? Ты им ночью заусенцы отрезаешь?

- Он мне нравится. Я ничего с ним не делаю. На что ты намекаешь?

- Я ни на что не намекаю. Я пытаюсь выяснить, что с тобой происходит.

- Поэтому копаешься в моих ящиках? Почему ты просто меня не спросил?

- Я не копался в них, не строй из себя обиженного. Я хотел спрятать в тумбочке подарок, но когда открыл нижний ящик, увидел это дерьмо. - Том кидает нож в раковину. - Посмотри мне в глаза и скажи, что ничего не делаешь этим ножом.

Я не могу лгать, глядя ему прямо в глаза, поэтому начинаю бормотать что-то в свое оправдание, но почти сразу замолкаю. Не понимаю, с чего он сразу же сделал вывод, что я использую нож не по назначению.

- Почему ты считаешь, что я лгу? - наконец, спрашиваю я.

- Потому что знаю тебя. Ты даже не можешь поднять на меня глаз. А теперь скажи, что ты со всем этим делаешь?

- Не знаю, что ты там себе понапридумывал, но это вещи Чарли.

- О, правда? Хорошо. Тогда почему бы тебе не снять полотенце? Если я не увижу ничего необычного, то извинюсь.

Я пялюсь на его ботинки.

- Перестань дурить. Что ты думаешь, я делаю со всем этим? Уродую себя? Так вот, я не делаю этого! Это вещи Чарли, просто лежат они у меня. Почему ты мне не веришь?

Том срывает с меня полотенце, и я в шоке открываю рот. Я пытаюсь прикрыться руками, но не могу закрыть порезы.

- Зачем ты это сделал?

Он слишком занят разглядыванием внутренних сторон моих бедер, чтобы ответить мне. Я сжимаю ноги, пытаясь скрыть порезы и ожоги. Недавние ранки болят, но эта боль приятна. Том протягивает мне полотенце и с жалостью смотрит на меня.

- Как ты можешь делать это с собой?

- Я ничего не делал, - вырывается у меня, и только потом я понимаю, насколько глупо это звучит.

- Зачем ты причиняешь себе боль?

Я обматываюсь полотенцем и бегу в комнату. Бросившись на кровать, я начинаю плакать в подушку. Мой секрет раскрыт, и первым правду узнал именно тот человек, который никогда не должен был об этом узнать. Я чувствую, как проминается постель, когда Том садится на нее. Он кладет ладонь на мою спину и нежно гладит меня, пока слезы не перестают течь из глаз. Повернув к нему лицо, я говорю:

- Ты никогда не должен был об этом узнать.

- Но я люблю тебя. Рано или поздно я бы все равно об этом узнал.

- Я бы предпочел «поздно».

Зарывшись лицом в подушку, я снова плачу. Том продолжает гладить меня, утешая. Я представляю, как он рассказывает об этом моим родителям, которые будут вынуждены сделать вид, что им не плевать на меня и снова потратить кучу денег на мое лечение, и прихожу в ужас. Слезы высыхают при мысли о том, что случится с моей жизнью, если все узнают о моем секрете. Я должен быть уверенным, что Том никому ничего не расскажет. Я вытираю лицо и сажусь на кровати. Мне не хватает духу посмотреть Тому в лицо, поэтому я гляжу прямо перед собой.

- Ты должен пообещать мне, что никому об этом не расскажешь.

Том не отвечает сразу, и я с волнением жду, что он скажет, что не может этого обещать, но вместо этого он говорит:

- При одном условии.

- Каком?

- Ты расскажешь об этом доктору Конли при вашей следующей встрече.

- Я не хочу, чтобы об этом узнал кто-то еще.

- Я никому ничего не скажу, если ты поговоришь с доктором Конли. Может быть, он поможет тебе разобраться с этой проблемой и найти настоящую причину твоей ненависти к самому себе. Совершенно очевидно, что я тебе помочь не могу. Скорее всего, я только все ухудшаю. - Он говорит с надрывом, шмыгая носом, и я понимаю, что он плачет. - Как бы мне хотелось тебе хоть чем-нибудь помочь. Не понимаю. Совсем не понимаю, о чем ты думаешь. Я так сильно тебя люблю, а этого недостаточно. Почему я ничего не могу сделать правильно? Почему не могу спасти тебя? Все, что я хочу – быть с тобой. И все. Просто быть с тобой.

Том подавлен – он считает, что не может помочь мне, и из моих глаз снова текут слезы. Мне невыносима мысль, что он плачет из-за меня, виня себя за мои поступки. Это с моей головой не все в порядке. Это мне нужна помощь. Я обвиваю Тома рукой и притягиваю к себе.

- Ты ни в чем не виноват. Проблема во мне. Я не знаю, почему причиняю себе боль. Ничего не могу с этим поделать, но это не из-за тебя.

- Из-за меня. Ты разве не понимаешь? Это из-за меня ты заболел. До моего приезда в этот город с тобой все было хорошо. Я винил в происходящем тебя, но что если виноват не ты? Что если во всем виноват я? Что если из-за меня ты такой? Может быть, и Исаак был таким из-за меня. Может быть, если бы меня не существовало, Исаак был бы жив. Что со мной не так? Почему я порчу людям жизнь?

- Прекрати! Дело не в тебе. Ты тут не причем. Не вини себя в моих проблемах. Я не был нормальным и до твоего приезда. С тобой мне лучше. Благодаря тебе я чувствую, что хоть кому-то нужен. И в проблемах Исаака ты тоже не виноват. Ты сделал для него все, что мог. Он умер не из-за тебя.

- Я мог его спасти.

- Ты был ребенком. И ничего не мог сделать.

- Я видел, как он страдает. Я должен был хоть как-нибудь ему помочь. Я должен был пойти за ним в тот вечер и проверить, как он.

- Том, ты не виноват в том, что произошло.

Его слезы падают на мою обнаженную кожу, но он утихает. Перестает шмыгать носом и плачет почти беззвучно. Я обнимаю его, и мои собственные слезы высыхают, а мысли концентрируются на теплоте его тела. Я смущаюсь оттого, что почти обнажен, а он слишком близок ко мне, и мне хочется сцеловать его слезы.

Том постепенно успокаивается и перестает плакать. Наконец, он высвобождается из моих рук и удивляет меня, хватая ладонями за лицо и заставляя посмотреть себе в глаза.

- Не будь Исааком. Пожалуйста, не становись таким же, как он. Я серьезно говорил, что не переживу, если с тобой что-то случиться. Я лучше умру, чем снова пройду через весь этот ужас. Я не могу тебя потерять, только не так.

Мозги снова включаются, и я вдруг понимаю, почему он так сильно испугался, увидев нож и сигареты. Он сделал вывод, что раз я причиняю себе боль, то, значит, хочу себя убить. Он решил, что я подумываю о самоубийстве, но это не так. Я ненавижу свою жизнь, и если бы Тома не было рядом, то скорее всего, покончил бы с собой, но он же рядом. Я не могу так поступить с ним, потому что знаю, как сильно это ранит его, и знал об этом даже до того, как он рассказал мне об Исааке. А теперь самоубийство кажется мне еще более жестоким и ужасным поступком, который причинит Тому невыносимую боль. Я накрываю его ладонь своей и говорю:

- Я не пытаюсь убить себя.

- Тогда зачем делаешь это с собой? Я каждый день чувствую себя так, словно спасаю тебя от голодной смерти, а теперь буду переживать, думая о том, как ты режешь или обжигаешь себя? Не понимаю, зачем ты делаешь это, если не хочешь умереть? Разве может быть на это другая причина?

- Не знаю. Что-то со мной не так, но что бы это ни было, дело не в тебе. - Я обхватываю его щеку ладонью. - Я не могу объяснить, зачем причиняю себе боль, но могу объяснить, почему хочу жить. - Я замолкаю на секунду. - Я хочу жить ради тебя. Ты единственная причина, по которой я каждое утро просыпаюсь.

Чтобы показать ему всю глубину своих чувств и искренность слов я целую его в губы. Том отвечает мне, и несмотря на то, что поцелуй длится лишь несколько секунд, он переворачивает весь мой мир. Я теперь очень хочу, чтобы мне помогли разобраться с моими проблемами, потому что ради Тома я должен стать лучше. Мы прижимаемся лбами друг к другу и, собрав глаза в кучку, я словно загипнотизированный не отрываю от него взгляда.

- Обещаю, что поговорю об этом завтра с доктором Конли.

- Спасибо.

Том чмокает меня и отстраняется.

- Так… эм… я все еще приглашен на ужин с твоей семьей?

Он бросает взгляд на часы.

- Конечно, но мы уже опаздываем.

- Ничего, лучше ведь поздно, чем никогда.

- Да уж. Но лучше тебе сегодня чего-нибудь поесть.

Я встаю, чтобы сходить в ванную за оставленной там одеждой.

- Не начинай снова, Том.

- Не буду. Я просто хотел сказать, что там слишком дорогая еда, чтобы оставлять ее на тарелке, но ты и сам это знаешь. Ты уже ходил туда с нами.

- Я всегда могу остаться дома, - угрожаю я.

- Ой, да ладно. Мы оба знаем, что тебе до смерти хочется смотаться из дома хотя бы на несколько часов, так почему не провести это время со мной? - Он берет меня за руку. - Ты меня любишь и знаешь это, - поддразнивает меня он.

Я улыбаюсь и тихо смеюсь.

- Да, знаю.

Направляясь к двери, я наступаю на пачку сигарет. Не помню, чтобы я бросал ее на пол. Я демонстративно поднимаю сигареты и кидаю их в мусорку. В ванной я вижу лежащий в раковине нож и беру его в руки. Я не собираюсь делать что-то им. Просто хочу подержать, думая о том, что при желании мог бы им воспользоваться. Но в этот момент мне этого не нужно. Я заворачиваю нож в свою грязную одежду, а сам надеваю новую. Умываю лицо и возвращаюсь в комнату.

- Я буду готов через минуту, - говорит Том. - Мне нужно в туалет и смыть с лица эти глупые слезы.

Когда дверь ванной закрывается, я достаю из мусорки смятую пачку сигарет и разворачиваю из одежды нож. Возвращаю их в нижний ящик тумбочки и накрываю рубашкой. Я еще не готов расстаться с этими механизмами психологической адаптации.

Дата добавления: 2015-07-11