Морфологические категории и лексико-грамматические разряды 3 страница

12*

17!)

(с нашей точки зрения) собственно лексико-грамматиче-скими разрядами, Л. В. Щерба развивает и конкретизи­рует эти общетеоретические положения. Так, упоминая имена собирательные, он делает важное примечание: «...конечно, не стая, полк, класс, так как их собиратель­ность никак не выражена...».²⁹ Каждый раз Л. В. Щерба подчеркивает грамматическое выявление рассматриваемых им разрядов.³⁰

Среди морфемно нехарактеризованных и непоследова­тельно характеризованных лексико-грамматических раз­рядов можно выделить две разновидности: 1) разряды, имеющие достаточно сильное и ясное формальное (хотя и не морфемное или не всегда морфемное) выражение; 2) разряды, языковое выражение которых является не­достаточно четким, слабым. К первой (сильной) разновид­ности относятся, в частности, разряды качественных и от­носительных прилагательных, переходных и непереход­ных глаголов, направленных и ненаправленных глаголов движения. Ко второй (слабой) разновидности относятся та­кие лексико-грамматические разряды, как нехарактери-зованные способы действия (статальный, реляционный, эволютивный), а из непоследовательно характеризован­ных — общерезультативный; ср. также разряд существи­тельных со значением лица.

Особый тип недостаточно четкого формального выра­жения лексико-грамматического разряда представлен в тех случаях, когда налицо такое грамматическое выявление, которое свойственно не только данному разряду, но и ка­кому-то другому (другим). Так, разряд вещественных су­ществительных, являющийся в своей основе (за исключе­нием существительных с суффиксами -ин-а, -атин-а типа баранина, осетрина, медвежатина и т. п.) морфемно не-характеризованным, находит выявление в воздействии на категорию числа — в несоотносительности соответствую­щих существительных по числу. Однако то же выявление имеют и имена существительные собирательные; известно, что между этими разрядами трудно провести четкую грань.

Подчеркнем, что недостаточную отчетливость, «сла­бость» языкового выражения того или иного лексико-

грамматического разряда (и связанную с этим неопреде­ленность его границ) нельзя смешивать с отсутствием грамматической значимости. Так, разряды глаголов эво-лютивного, статального и реляционного способов дейст­вия, как уже было отмечено, выделяются весьма нечетко и отличаются зыбкостью своих границ. Однако эти разно­видности более широкой группировки непредельных гла­голов (куда входят и морфемно характеризованные спо­собы действия, совместимые лишь с несовершенным ви­дом) обладают высокой степенью грамматической значи­мости. Они не менее существенны для категории вида, чем морфемно характеризованные способы действия. Их влияние на парадигму вида не менее значительно. Вместе с тем, конечно, слабое языковое выражение может совме­щаться и со слабой грамматической значимостью (таков, например, в русском языке разряд личных существитель­ных, о котором речь будет идти ниже).

При оценке грамматической значимости рассматривае­мых разрядов до сих пор мы принимали во внимание лишь их воздействие на соотношение компонентов морфо­логических категорий. Нужно признать, что этот критерий далеко не исчерпывает всех проявлений грамматической значимости лексико-грамматических разрядов. Эта значи­мость выявляется, в частности, в том, что разные разряды обнаруживают различное отношение к частным значениям членов морфологических категорий. Например, А. А. По-тебня, рассматривая одно из значений множественного числа имен существительных — множественное число ги­перболическое в той разновидности, которую он опреде­ляет как «временное, зависящее от настроения говорящего употребление мн. ч.» (ср.: И взбегала она на чердаки на вышние... наводила трубками немецкими... и бросалась с чердака во свои высокие терема; у них тут пошли чаи, кофеи...), отмечает, что в таком употреблении встретился лишь один пример нарицательного существительного со значением лица.³¹ Однако мы сознательно не включаем такие факты в характеристику грамматической значимо­сти лексико-трамматических разрядов, поскольку в этой области трудно провести грань между грамматической значимостью лексико-грамматических разрядов и лексико-

180

²⁹ Щ е р б а Л. В. О частях речи..., с. 70.

³⁰ См. там же, с. 69—70.

³¹ См.: Потебня А. А. Значения множественного числа в русском языке. Воронеж, 1888, с. 9—10,

семантических групп. Для вычленения рассматриваемых разрядов и анализа их воздействия на морфологические категории наиболее показателен именно тот системный парадигматический аспект, который мы принимаем во внимание.

5. Нехарактеризованные лекеико-грам-матические разряды и лек с ико- семантиче­ские группы. Нехарактеризованныелексико-граммати-ческие разряды (особенно разряды, отличающиеся слабым выражением) отчасти перекрещиваются с лексико-семанти-ческими группами. Так, глаголы статального и реляцион­ного способов действия относятся к лексико-семантиче-ским группам глаголов (соответственно) состояния и отношения. Однако пересечение рассматриваемых понятий является лишь частичным. Понятия «лексико-семантиче-ская группа» и «морфемно нехарактеризованный лексико-грамматичеокий разряд» не совпадают. Так, далеко не все глаголы со значением отношения представляют собой ре­ляционный способ действия. Например, к этому способу действия не относятся такие глаголы, как возненавидеть, возыметь, возобладать (это начинательный способ дейст­вия), полюбить, почувствовать (здесь налицо особая раз­новидность начинательного способа действия — значение наступления длительности). Обязательным признаком гла­голов реляционного способа действия (весить, зависеть, знать, значить, иметь, преобладать, принадлежать, содер­жать, соответствовать, стоить и т. п.) является их при­надлежность только к несовершенному виду (видовая несоотносительность).

Другой пример — эволютивпый способ действия.³² Этот ленсико-грамматический разряд охватывает множество са­мых разнообразных лексико-семантических групп (ср. та­кие глаголы, как веселиться, развлекаться, шалить, засе­дать, дежурить, торговать, охотиться, трудиться, гулять, скитаться, странствовать, смеяться, хохотать, плакать, размышлять и т. д.). Следовательно, он не характеризу­ется лексшко-семантической однородностью. С другой сто-

³² Имеется в виду обозначение действия, не предполагающего результата даже в перспективе, но связанного с количественными или качественными изменениями в субъекте или объекте: «... во время действия „что-то происходит", имеет место какое-то движение, развитие или же поступательное перемещение субъекта в пространстве и т. д.» (М а с л о в Ю. С. Глагольный вид в со­временном болгарском литературном языке..., с. 190).

роны, далеко не все глаголы из упомянутых лексико-се-мантичееких групп являются эволютивными; ср., напри­мер, глаголы со значением мыслительного процесса, отно­сящиеся к общерезультативному способу действия: вду­маться — вдумываться, взвесить — взвешивать (перен.) и т. п. Эволютивность неразрывно связана с непредель­ностью, со способностью данного глагола выступать лишь в несовершенном виде.

Для лексиюьсемантической группы совсем не обяза­тельна (хотя и возможна) грамматическая значимость. Что же касается охарактеризованных лексико-граммати-ческих разрядов, то грамматическое выявление, воздей­ствие на ту или иную морфологическую категорию явля­ется их существенным и необходимым признаком. Ср., на­пример, морфемно нехарактеризованные лексико-грамма-тические разряды качественных и относительных прила­гательных, с одной стороны, и разнообразные лексико-семантические группы в рамках как качественных, так и относительных прилагательных (прилагательные цвета, вкуса и т. д.) — с другой.

Итак, характеризованные и нехарактеризованные лексико-грамматичеокие разряды отличаются друг от друга существенными особенностями. Первые пред­ставляют собой словообразовательные группы. Их взаимодействие с морфологическими категориями от­ражает связь морфологической системы в узком смысле с системой словообразовательной. Вторые имеют иной характер языкового выражения. Они перекрещиваются с лексико-еемантическими группами. Несмотря на суще­ственные различия между характеризованными и охарак­теризованными разрядами, мы все же считаем возможным объединить их как разновидности одного более широкого типа языковых группировок. Основанием для такого объединения является присущая обеим разновидностям способность воздействовать на морфологические катего-ррии, общность большинства тех основных признаков, ко­торые характерны для лексико-грамматических разрядов.

Для определенных исследовательских задач признак, различающий характеризованные и нехарактеризованные разряды, может оказаться решающим. Он может послу­жить основой для рассмотрения того, что мы называем охарактеризованными лексико-грамматическими разря­дами, как группировок особого типа, выделяемых помимо

лексико-грамматических разрядов. В этом случае вместо нашего членения «морфологические категории — лексико-грамматические разряды» была бы целесообразна трех­членная классификация, где в качестве третьего члена выступали бы указанные группировки особого типа, для которых потребовалось бы специальное название. Таким образом, общность рассмотренных лексико-грамматиче­ских разрядов является не абсолютной, а относительной, но именно так мы и стремимся ее представить.

Неоднородность лексико-грамматических разрядов не ограничивается различием между характеризованными и охарактеризованными разрядами. Значительны расхожде­ния между лексико-трамматическими разрядами по сте­пени грамматикализации. Несомненно, важной исследова­тельской задачей является типология рассматриваемых группировок. Однако в данной работе в центре внимания находится другая задача: выявить наиболее общие черты лексико-грамматических разрядов (трактуя их границы весьма широко и предполагая возможность дальнейшего членения этой относительной общности).

ТРУДНОСТИ РАЗГРАНИЧЕНИЯ

МОРФОЛОГИЧЕСКИХ КАТЕГОРИЙ И ОППОЗИЦИЙ

ЛЕКСИКО-ГРАММАТИЧЕСКИХ РАЗРЯДОВ

Определить границы лексико-грамматических разрядов не всегда легко как в области дробных словообразователь­ных рядов, далеко не во всех случаях обладающих явно выраженной грамматической значимостью, так и на про­тивоположном полюсе, в области, граничащей с морфоло­гическими категориями. Остановимся лишь на некоторых сложных и спорных вопросах, относящихся к этой послед­ней области.

1. Одушевленность/ неодушевленность имен существительных. Что собой представляет это противопоставление — морфологическую категорию или оппозицию лексико-грамматических разрядов? Трак­товка данной оппозиции как грамматической категории представлена двумя разными концепциями. Одна^из них заключается в том, что оппозиция одушевленности /неоду­шевленности вместе с категорией рода рассматривается в составе единой грамматической, категории. Примени­тельно к русскому языку эта концепция представлена

<

в работах Н. Н. Дурново и А. А. Зализняка. Н. Н. Дур­ново различал в единственном числе четыре рода: муж­ской-одушевленный, мужской-неодушевленный, женский и средний, а во множественном числе — два рода: одушев­ленный и неодушевленный.³³ А. А. Зализняк объединяет категорию рода и категорию одушевленности / неодушев­ленности в грамматическую категорию согласовательного класса.³⁴

Из истолкований одушевленности / неодушевленности как грамматической категории более обычна вторая кон­цепция, заключающаяся в том, что данное противопостав­ление рассматривается как самостоятельная грамматиче­ская категория, хотя и связанная с категорией рода.³⁵

Обеим упомянутым выше концепциям, включающим оп­позицию одушевленности / неодушевленности в сферу грам­матических категорий, противостоит трактовка данной оп­позиции как противопоставления лексико-грамматических разрядов (подклассов существительного как части речи),³⁶

Сопоставим эти противостоящие друг другу точки зрения.

Концепция, объединяющая одушевленность / неоду­шевленность и род существительных в единую граммати­ческую категорию, отражает действительно существую­щую связь между этими противопоставлениями с точки зрения согласования. В формально^структурном плане для исследования рода как центра согласования детально разработанная концепция А. А. Зализняка несомненно по­лезна и перспективна. Исходя из понятий согласования и атрибутивной связи, автор исследует не категории самого по себе имени существительного, а сочетания существи­тельных и прилагательных. Изучение согласовательной связи распространяется и на сложное предложение —• кон­струкции типа Я доволен этими домами [стенами, ок­нами], каждый [каждая, каждое] из которых по-своему

³³ См.: Durnovo N. La categorie du genre en russe moderne.—
In: Revue des etudes slaves. 1924, t. IV, fasc. 1—2, p. 208—221.

³⁴ Зализняк А. А. Русское именное словоизменение. М.,
1967, с. 62—82.

³⁵ См., например: Виноградов В. В. Русский язык...,
с. 79—82; Грамматика русского языка, т. I, с. 22—23, 104—107.

³⁶ Мы имеем в виду не терминологическую сторону вопроса,
а его решение по существу. См., например: Современный русский
язык. Морфология (Курс лекций). Под ред. В. В. Виноградова.
М., 1952, с. 59—60; Современный русский язык, ч. II, с. 22—26.

хорош [хороша, хорошо] и т. п. Это, конечно, особый, специфический подход к объекту исследования, целесо­образный для изучения согласовательной связи, если иметь в виду общую направленность анализа. Что же ка­сается той системы понятий, в которой он реализуется, — «грамматическая категория согласовательного класса» (= категория рода-(-категория одушевленности—неоду­шевленности³⁷), то здесь многое кажется спорным. Можно и целесообразно рассматривать как единый комп­лекс формально-структурную согласовательную сторону рода и одушевленности/неодушевленности, но объедине­ние того и другого в единую грамматическую категорию требует решения целого ряда вопросов, относящихся к плану содержания. Как объединяются в одной грамма­тической категории значения одушевленности / неодушев­ленности и содержание граммем рода? Подобные содер­жательные вопросы автором не ставятся, так как проводимый им анализ имеет иную — формально-струк­турную — направленность.³⁸ Этот анализ не касается вопроса о соотношении морфологических категорий и лексико-грамматических разрядов (включение оппозиции одушевленности / неодушевленности в собственно грамма­тическую область, в сферу грамматических категорий представлено как нечто данное, исходное).

Обратимся теперь к трактовке одушевленности / неоду­шевленности как самостоятельной грамматической кате­гории. Как бы ни трактовалось понятие грамматической категории, всегда так или иначе признается, что грамма­тическая категория должна иметь определенное граммати­ческое выражение. По отношению к оппозиции одушев­ленности/неодушевленности в русском языке в данной связи всегда отмечается факт совпадения форм винитель­ного падежа с родительным во множественном числе

⁸⁷ Зализняк А. А. Русское именное словоизменение..., с. 62.

³⁸ Рассматривая вопрос о граммемах и грамматических кате­гориях, автор говорит о взаимно-однозначном соответствии ряда «семантическая одушевленность—семантическая неодушевлен­ность» и ряда «синтаксическая одушевленность—синтаксическая неодушевленность», не упоминая о категории рода (Зализ­няк А. А. Русское именное словоизменение..., с. 26), с другой стороны, род приводится как один из примеров грамматических категорий (с. 27), следовательно, автор, по-видимому, объединяет род и одушевленность / неодушевленность не во всех отношениях.

у всех одушевленных существительных, а в единствен-

ном числе — у одушевленных существительных мужскогорода, кроме слов на -а. Это действительно важный грам-

матический факт. Суть вопроса, однако, заключается в том, как его интерпретировать. Можно ли считать, что

соответствующие формы винительного падежа, совпадаю-

щие или не совпадающие с формами родительного, явля-

ются формами именно одушевленности / неодушевлен-

ности? Можно ли думать, что здесь представлена пара-

дигма одушевленности / неодушевленности? На наш

взгляд, нет. Перед нами формы падежа. Здесь выступает

связанное с одушевленностью / неодушевленностью разли-

чие в падежных формах. Данное различие разновидно­
стей винительного падежа существенно для соотношения
именительного и винительного падежей, для соотношения
падежей с основной функцией субъекта и объекта: при
одушевленности существительного, выступающего в форме
винительного падежа, различие между объектом и субъек­
том оказывается выраженным в большей степени, чем
при неодушевленности. Таким образом, и формально,
и функционально рассматриваемые формы относятся к ка-
" тегории падежа.

Вряд ли закономерно при таком грамматическом вы­явлении оппозиции одушевленности / неодушевленности ставить эту оппозицию в один ряд с такими граммати­ческими категориями, как число, падеж, наклонение, время, лицо, вид и т. д., — категориями, представляющими собой (системы противопоставленных друг другу рядов морфологических форм с однородным содержанием. Оппо­зиция одушевленности / неодушевленности не опирается на такие ряды морфологических форм, не располагает соб­ственной (не относящейся к категориям падежа и рода) системой форм.

Мы отдаем предпочтение иному истолкованию оппози-** ции одушевленности / неодушевленности, и в частности ука­занных различий в формах винительного падежа. Перед нами один из случаев воздействия лексико-грамматиче­ских разрядов на парадигму связанной с ними морфоло­гической категории. Такое истолкование легко вводит противопоставление одушевленности / неодушевленности в общий ряд аналогичных отношений других лексико-грамматичеоких разрядов к морфологическим категориям. Одушевленные и неодушевленные имена — это подклассы

имени существительного как части речи. Оппозиция этих подклассов проявляет свою грамматическую значимость прежде всего в том воздействии, которое она оказывает на парадигмы связанных с нею морфологических катего­рий. В данном случае речь идет, как известно, не только о падеже, но и о роде: принадлежность существительных к тому или иному из рассматриваемых разрядов влияет на их распределение по грамматическим родам: одушев­ленные существительные, как правило, не относятся к среднему роду, а одушевленные, подразделяясь на раз­ряды со значением отношения к полу, распределяются по родам в зависимости от принадлежности к этим раз­рядам. При таком распределении реализуются те тесные связи между разрядами одушевленных / неодушевленных существительных и родом с точки зрения согласователь­ной функции, о которых шла речь при разборе концепции А. А. Зализняка.

К сказанному нужно добавить, что признак, связанный с формой винительного падежа, является не чем-то исход­ным, первичным, что определяет одушевленность или не­одушевленность существительных, а напротив, представ­ляет собой следствие, результат принадлежности того или иного существительного либо к разряду одушевленных, либо к разряду неодушевленных, а эта принадлежность определяется прежде всего по смыслу (в некоторых слу­чаях по традиции, зафиксированной в языковой норме, ср. винит, падеж мертвеца, но труп). В тех случаях, когда наблюдаются колебания в отнесенности того или иного су­ществительного к одушевленным, либо к неодушевленным (ср., например, выдвигать определенных лиц / определен­ные лица; есть устрицы/устриц³⁹), колебания связаны со специфической семантикой этих существительных. И уже в зависимости от того, как они трактуются языко­вой нормой и ее реализацией — как одушевленные, либо как неодушевленные, они получают соответствущую форму винительного падежа.

Разряды одушевленных / неодушевленных существи­тельных являются непоследовательно характеризован­ными. Различие этих разрядов лишь отчасти находит словообразовательное выражение, в частности, в слово­образовательной соотносительности названий лиц муж-

³⁹ См.: Грамматика русского языка, т. I, с. 105—106.

ского и женского пола типа гражданин — гражданка. По­скольку имена существительные среднего рода, как пра­вило (за исключением слов страшилище, чудовище, животное, насекомое и некот. др.), являются неодушев­ленными, формальные показатели среднего рода факти­чески являются в то же время показателями неодушев­ленности. Однако значительная масса слов мужского и женского рода не обладает морфемным показателем их принадлежности к разряду одушевленных или неодушев­ленных имен. Форманты винительного падежа, завися­щие от одушевленности / неодушевленности существитель­ных, в принципе можно было бы рассматривать как спе­цифическое проявление морфемной характеристики этих разрядов (при всем том, что речь идет о признаках, от­носящихся к категории падежа), но эти признаки не яв­ляются постоянными в том смысле, что они характери­зуют определенные формы и синтаксические позиции, но пе являются постоянными формантами существительного: пока то или иное слово, например волк, не попало в по­зицию винительного падежа, оно не является носителем данного признака. Заметим, что здесь нужно различать две вещи: с одной стороны, перед нами позиция винитель­ного падежа множественного числа как критерий распо­знавания одушевленности / неодушевленности при лингви­стическом анализе, например, таких слов, как тип, чудо­вище; в качестве критерия для разграничения рассматри­ваемых разрядов эта позиция является постоянной; с дру­гой стороны, перед нами форма и позиция по отношению к слову— для данной лексемы эта позиция является пе­ременной, одной из многих.

Таковы те факторы, которые дают основания относить оппозицию одушевленности / неодушевленности не к мор­фологическим категориям, а к области лексико-граммати-чоских разрядов.

2. К а т е г о р и я рода имен существитель­ных и лексико-грамматические разряды со значением отношения к полу. Как известно, одни ученые включают значения отнесенности к полу в содержание грамматической категории рода,⁴⁰ другие же

⁴⁰ См., например: Мучник И. П. Грамматические категории глагола и имени в современном русском литературном языке. М., 1971, с. 177—185, 205—212; Miko Fr. Rod, cislo a pad podstatnych mion. Bratislava, 1962, s. 26, 37—43, 56—57.

рассматривают эти значения в лексическом плане, как значения соответствующих лексических единиц.⁴¹ Мы при­мыкаем к последней точке зрения, причем вводим даль­нейшую специализацию, рассматривая выражение отно­шения к полу как оппозицию лексико-грамматических разрядов. Эта оппозиция, на наш взгляд, тесно связана, даже сопряжена с морфологической категорией рода, но тем не менее не сливается с нею и не должна смеши­ваться с грамматическим родом.

При такой трактовке данного вопроса аппозиция раз­рядов существительных со значением отношения к полу оказывается в той же плоскости, к какой относится оп­позиция лексико-грамматических разрядов существитель­ных одушевленных и неодушевленных, а в рамках оду­шевленных — оппозиция личных и неличных существи­тельных. Эти оппозиции образуют единую иерархическую систему подклассов имен существительных (одну из систем таких подклассов): имена существительные де­лятся на подклассы одушевленных и неодушевленных, оду­шевленные существительные в свою очередь подразде­ляются, с одной стороны, на личные и неличные, а с дру­гой — на разряды со значением отношения к полу.⁴²

Среди лексико-грамматических разрядов пола в рус­ском языке выделяется одна основная оппозиция и не­сколько более дробных группировок. Основную оппозицию образуют: 1) разряд слов, могущих иметь отношение либо только к мужскому полу, либо к мужскому и женскому; 2) разряд слов со значением женского пола. Слова, отно­сящиеся к этим разрядам, могут быть противопоставлены друг другу по принципу либо а) эквиполентной, либо б) привативной оппозиции. Ср. а) словообразовательные и лексические противопоставления типа танцовщик (только мужской пол) — танцовщица, гувернер — гувер­нантка; муж — жена, отец — мать, брат — сестра и т. п. и б) учитель (мужской и женский пол; возможно ней-

⁴¹ См., например, точку зрения А. В. Шапиро — устные вы­
ступления, изложенные в кн.: Мучник И. П. Грамматические
категории..., с. 180; см. также (применительно к чешскому языку):
Poldauf I. Form and meaning — their interplay in morphology. —
In: Travaux linguistiques de Prague, t. 4. Prague, 1971, p. 157—158.

⁴² В дальнейшем для краткости мы будем, как правило, гово­
рить о «разрядах пола», включая сюда и различие «самец — самка»
у названий животных.

тральное отношение к признаку, лежащему в основе дан­ной оппозиции) — учительница (только женский пол), диссертант — диссертантка, медведь — медведица, лев — львица.

К рассмотренной выше основной оппозиции примы­кают периферийные группировки. Среди них наиболее су­щественна группа слов, которые могут иметь предметную отнесенность к лицам как мужского, так и женского пола, но в своем языковом значения (таково значение всей рассматриваемой группы) заключают признак нейтраль­ного отношения к полу. В рассматриваемой группе выде­ляются следующие лексико-грамматические разряды: а) слова «общего рода» типа разиня, тихоня, растяпа, лакомка; мы видим здесь прежде всего особый лексико-грамматический разряд названий лиц обоего пола по ка­кому-то характерному для них признаку, и уже по дру­гой — чисто грамматической — линии данному разряду в категории рода соответствует общий род, обладающий особой согласовательной характеристикой; б) слова типа автор, агроном, лектор, доцент и т. п. со значением на­званий лиц обоего пола по признаку рода занятий, дея­тельности, по званию, должности и т. п.; слова этого раз­ряда обычно соотносятся с мужским родом (наиболее нейтральное соотношение), но вместе с тем способны к колебаниям в согласовании {Профорг не явилась и т. п.).⁴³

Помимо разрядов, входящих в указанную группу, вы­деляются некоторые дробные разряды, в частности группа слов типа жирафа, обезьяна, обозначающих животных безотносительно к различию «самец — самка». Специфи­ческое отношение данного разряда к категории рода — принадлежность соответствующих слов к женскому роду.

Связь лексико-грамматических разрядов пола с морфо­логической категорией рода заключается в том, что ука­занные -разряды во многом определяют принадлежность одушевленных существительных к грамматическому роду — мужскому, женскому, а также «общему». Основ-

⁴³ Здесь и далее мы во многом опираемся на описание соот­ветствующих языковых фактов в книге И. П. Мучника «Грамма­тические категории...» (с. 198—200, 205^-244), хотя интерпрети­руем эти факты иначе, поскольку та семантика, которую И. П. Мучник включает в грамматическую категорию рода, отно­сится нами к лексико-грамматическим разрядам.

ную закономерность можно сформулировать следующим образом. Если существительное обозначает или может обозначать лицо мужского пола, а также самца живот­ного, то оно, как правило, не может быть женского рода: оно относится либо к мужскому, либо к общему роду (тесть, дядя; генштабист, золотопогонник; заочник, отлич­ник, учитель; библиограф, счетовод, теоретик; брюзга, вы­скочка, разиня). Редкие исключения из этого правила — утка (женский род — название самки и самца, ср. селе­зень — только самец), свинья (то же, ср. боров), а также слова типа жирафа, обезьяна, о которых говорилось выше.

Существенную роль в той связи, которая существует между грамматическим родом и разрядами пола, играет согласовательная функция. Эта функция свойственна роду, но есть и согласование по полу (выходящее за пре­делы имен существительных, ср. Я пришел — Я пришла). Согласовательная функция граммем рода определенным образом соотнесена с согласовательной и семантической функциями разрядов пола. Категориальная согласова­тельная функция граммемы женского рода характеризу­ется (в рамках одушевленности) совмещением с согласо­вательной и семантической функциями лексико-граммати-ческого разряда женского пола, согласовательная функция граммемы мужского рода — совмещением с согласователь­ной и семантической функциями лексико-грамматических разрядов со значением отношения к мужскому или к мужскому и женскому полу; согласовательная функция среднего рода характеризуется отсутствием совмещения с разрядами пола.

Дата добавления: 2015-10-16