Читайте также: |
|
Р
-346-77 |
70101-563 042 (02)-76
Ответственный редактор С. Д. Кацнельсон
Алтайский Госу да ^отвениый
Издательство «Наука» 1976
ПРЕДИСЛОВИЕ
В этой книге представлен опыт построения частной теории морфологических категорий. Речь идет не об общей теории, основанной на определенных априорных принципах и проецируемой на языки различного строя, а о теории, построенной преимущественно на индуктивной конкретно-языковой основе. Изложение строится «по проблемам», но базой всех теоретических положений является обобщение результатов исследования морфологических категорий русского языка, а также в •известной мере и ряда других славянских языков. Таким образом, предлагаемая теория рассчитана главным образом ш.. тот тип морфологических категорий, который представлен в славянских языках. Это не исключает возможности применения тех или иных положений, выдвинутых автором, к языкам иного строя, но предполагает необходимость строгой проверки соответствия теории языковым фактам. Изложение в книге строится на материале русского языка.
Морфологические категории (такие, как наклонение, время, лицо, вид и залог глагола, падеж, число и род существительных) трактуются нами (вслед за рядом лингвистов) как системы противопоставленных друг другу рядов морфологических форм с однородным содержанием.
Вопросы теории морфологических категорий, рассматриваемые в этой книге, можно разделить на «внутренние» и «внешние».
«Внешние» вопросы касаются морфологических категорий в их отношении к синтаксическим категориям, к формальным классам, к лексико-грамматическим разрядам (последнему соотношению уделяется особенно большое внимание), к функционально-семантическим полям. Нас интересует не только разграничение исследуемых
1* 3
объектов и разграничение понятий, но и взаимодействие морфологических категорий со всем тем, что их окружает и с ними связано. Тем самым яснее выявляется специфика морфологических категорий, их отличие от смежных грамматических и лексико-грамматических явлений.
«Внутренние» вопросы — это, во-первых, классификация морфологических категорий в виде комплекса классификационных схем, основанных на разных признаках (это одна из центральных тем работы), а во-вторых, — принципы структурной организации морфологических категорий (особый акцент делается на характеристике граммем, т. е. компонентов морфологических категорий, и на анализе связей в ряду «морфологическая форма—граммема— морфологическая категория»).
Объединение упомянутых вопросов в определенной системе позволило рассмотреть более или менее целостный комплекс проблем. Речь идет об относительной целостности, но не о завершенности и исчерпанности проблематики. Мы сознательно почти не затрагивали центральные вопросы семантики морфологических категорий. Их значения должны быть рассмотрены особо, в связи с широким кругом проблем грамматической семантики. Этим вопросам посвящена подготавливаемая автором к печати монография.
Рассматриваемые в работе проблемы относятся к теории морфологии, понимаемой как «грамматическое учение о слове» (в духе концепции В. В. Виноградова). Морфология изучает «грамматическое слово» в системно-структурном и функциональном аспектах. В морфологии, ориентированной на слово как основную единицу языка, морфологические категории, присущие частям речи, их функции и структура являются центральным объектом грамматического описания.
Та часть излагаемой в этой книге теории морфологических категорий, которая посвящена описанию типов их функций, их взаимосвязям с лексико-грамматическими разрядами, их роли в функционально-семантическом поле, относится преимущественно к функциональному аспекту морфологии. Другая часть — суждения о типах коррелятивности членов морфологических категорий, о типах формообразования, о принципах строения рядов морфологических форм, о компонентах этих рядов и их соотношениях, о репрезентации морфологических категорий в сло-
воформах — представляет преимущественно системно-структурный аспект морфологии, тесно связанный с аспектом функциональным.
Наша трактовка вопросов теории морфологических категорий во многом опирается на отечественную грамматическую традицию (имеются в виду в первую очередь труды А. А. Потебни, А. М. Пепгковского, Л. В. Щербы, В. В. Виноградова, А. И. Смирницкого).
Глава I ГРАММАТИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ
Говоря о грамматических категориях и их компонентах, мы имеем в виду определенные классы грамматических объектов (в плане лингвистической онтологии), предполагаемые той лингвистической теорией, которая в своих понятиях и категориях (гносеологического плана) стремится отразить существенные свойства этих лингвистических объектов.1 Грамматические категории познаются по их репрезентациям в речи. На основании анализа и обобщения этих речевых репрезентаций делаются выводы гипотетического характера о структуре и функциях грамматических категорий в той форме их существования, которая приписывается системе языка.
Наши представления о грамматических категориях вторичны по отношению к грамматическим категориям в плане лингвистической онтологии, т. е. в языковой действительности, с точки зрения общего принципа отражения. Вместе с тем гносеологический аспект играет активную роль при установлении содержания и объема понятий грамматической теории, в нашем случае — понятий теории грамматических категорий. При наличии многих возможностей отражения разных по содержанию и объему классов грамматических объектов в лингвистических понятиях именно от принципов и целей анализа зависит выбор объема и аспекта понятий, определение их соотношения, их системы.
1 Уместно вспомнить слова Л. В. Щербы: «... грамматика в сущности сводится к описанию существующих в языке категорий...» (Щ е р б а Л. В. О служебном и самостоятельном значении грамматики как учебного предмета. — В кн.: Щ е р б а Л. В. Избранные работы по русскому языку. М„ 1957, с. 12).
БОЛЕЕ ШИРОКАЯ И БОЛЕЕ УЗКАЯ ТРАКТОВКА ПОНЯТИЯ «ГРАММАТИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ»
Широкое истолкование этого понятия представлено, например, в следующем высказывании Л. В. Щербы: «Под грамматической категорией я разумею те группы однообразия в языке, под которые подводятся единичные явления...».2 Такой взгляд на грамматические категории опирается на более раннюю научную традицию. Так, А. А. Потебня использует выражение «грамматическая категория» применительно к таким явлениям, как глагол, существительное, время, число, совершенность и несовершенность, одушевленность и неодушевленность, 3-е лицо, творительный падеж.3 Аналогичная трактовка грамматической категории широко распространена и в наши дни. Например, М. Докулил подводит под это понятие такие лингвистические объекты, как имя существительное, класс мужских одушевленных имен существительных, инфинитив, подлежащее, придаточное предложение, спрягаемый глагол, время, настоящее время и т. д.4
Если подходить к сочетанию «грамматическая категория» не как к лингвистическому термину, а как к общему выражению, употребляемому применительно к любым классам и группировкам в грамматике («группам однообразия в языке, под которые подводятся единичные явления»), то возражать против такого выражения не приходится. Перед нами общее понятие «категория» в смысле 'группа, разряд' с тем лишь ограничением, что речь идет о категориях, имеющих отношение к грамматике. Другое дело, если подходить к сочетанию «грамматическая категория» как к специальному лингвистическому термину.
2Щерба Л. В. О служебном и самостоятельном значении грамматики..., с. 12 (примечание). Ср. использование этого по* нятия в широком смысле в статье Л. В. Щербы «О частях речи в русском языке» (Щ е р б а Л. В. Избранные работы по русскому языку, с. 63—64).
3 См.: Потебня А. А. Из записок по русской грамматике,
т. I—II. М., 1958, с. 38—45, 82.
4 См.: Докулил М. К вопросу о морфологической катего
рии. — ВЯ, 1967, № 6, с. 4—5. Ср. не менее широкое и более
абстрактное истолкование категорий грамматической теории
в статье: Н а 11 i d а у М. А. К. Categories of the theory of gram
mar. — In: Readings in modern linguistics. An anthology by
B. Malmberg. Stockholm, 1972, p. 157—208.
В этом случае к определению рассматриваемого понятия должны быть предъявлены более строгие требования.5 За данным понятием должен стоять определенный класс однородных грамматических объектов. Трактовка грамматической категории в указанном выше смысле этому требованию не соответствует. Выражение «грамматическая категория» в таком истолковании охватывает настолько широкий круг разнородных явлений, что оказывается невозможным определить совокупность тех черт, которые объединяли бы их и отличали от иных объектов в грамматической системе языка.6
Прежде всего представляется нецелесообразным применение одного и того же термина «грамматическая категория» как по отношению к частям речи, так и по отношению к их признакам — роду, падежу и т. д. Обычно вводится указание на более широкий и более узкий смысл понятия грамматической категории.7 Однако такое разграничение не устраняет подведения тех и других категорий (как видовых понятий) под более общее родовое понятие. Части речи и грамматические категории числа, падежа и т. д. оказываются в одной плоскости.
Даже в том случае, если указывается качественное различие между частями речи как грамматическими (морфологическими) категориями слов8 или словесных клас-
Ср. специальное (терминологическое) и «общее» использо
вание таких слов, как уровень, единица, система, структура.
6 Ср., например, такое определение: «.*.. грамматическая кате
гория— это реальное языковое единство грамматического значе
ния и средств его материального выражения» (Головин Б. Н.
Введение в языкознание. М., 1966, с. 147).
7 Например, М. Докулил пишет: «В соответствии с обычным
употреблением термин ГК относится прежде всего к указанным
измерениям — параметрам грамматических классов, например
частей речи (ср. ГК времени, наклонения, лица, рода у глаголов).
Это ГК в собственном, более узком смысле слова. Тем не менее
не следует отказываться и от использования этого термина для
обозначения таких единиц, как например слово (в грамматиче
ском аспекте) и его классы, каковыми являются, например, части
речи: им нельзя отказать ни в категориальном характере, ни
в грамматичности» (Докулил М. К вопросу.., £,. 4).
8 См.: Гол овин Б. Н. 1) О типах,, структуре и системе грам
матических категорий. — В кн.: Материалы по русско-славянскому
языкознанию. Воронеж, 1963, с. 301; 2) Введение в языкознание,
с. 149—160 (к грамматическим категориям слов автор относит
не только части речи, но и такие категории, как мужской, сред-
сов9 и категориями лица, числа и т. п. как категориями словесных форм, термин «грамматическая категория» фактически объединяет то и другое. Тем самым нарушается тот общий принцип, согласно которому под категорией понимается «класс каких-то однородных предметов, понятий, отношений и т. п.».10 Важно следующее различие: если части речи — это обладающие определенными признаками грамматические классы слов, то грамматические категории рода, числа, падежа и т. п. — это определенные системы рядов грамматических форм, которые являются признаками частей речи. Естественно, что называть одним и тем же термином как классы слов, так и их признаки, лежащие в основе определенных систем грамматических форм, нецелесообразно.11
Грамматические категории числа, падежа и т. п. не-обходимо отличать не только от частей речи, но и от подклассов частей речи— лексико-грамматических разрядов (таких, как имена существительные вещественные, собирательные, отвлеченные и конкретные и т. п.). Аргументация необходимости данного разграничения содержится-. в главе настоящей работы, посвященной соотношению морфологических категорий и лексико-грамматических разрядов.
Термин «грамматическая категория» иногда используется как по отношению к категориям числа, времени, наклонения и т. п., так и по отношению к единственному
ний и женский род имен существительных, качественные и относительные имена прилагательные).
9 См.: Dokulil М. К pojeti morfologicke kategorie (na pfi-
klade morfologicke kategorie slovesneho zpusobu v cestine).—
Jazykovedny casopis, 1967, R.XVIII, c. 1, s. 17.
10 Современный русский язык. Морфология (Курс лекций).
Под ред. В. В. Виноградова. М., 1952, с. 28 (автор данного раз
дела — П. С. Кузнецов).
11 Принцип разграничения частей речи и присущих им грам
матических категорий проводился уже в античной грамматике.
Так, Дионисий Фракийский различает части речи и их акци
денции, в частности такие акциденции глагола, как наклонения,
залоги, виды и т. д. (см.: Античные теории языка и стиля.
М.—Л., 1936, с. 119, 125, 131—136). В современной лингвистической
литературе о необходимости различения частей речи и грамма
тических категорий см., например: Штелинг Д. А. О неодно
родности грамматических категорий. — ВЯ, 1959, № 1, с. 56—57;
Ахманова О. С. Фонология. Морфонология. Морфология. М.,
1966, с. 88.
числу, настоящему времени, повелительному наклонению и т. п.,12 что, как уже не раз отмечалось,13 нельзя признать оправданным.
В настоящей работе термин «грамматическая (соответственно — морфологическая) категория» употребляется лишь применительно к таким объектам, как лицо, число и т. д. По отношению к компонентам морфологических категорий (2-е лицо и т. п.) мы используем термин «граммема».
Итак, следует отдать предпочтение более строгому истолкованию термина «грамматическая категория», ограничивающему область таких категорий системами собственно грамматических величин.14
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОНЯТИЯ
МОРФОЛОГИЧЕСКОЙ КАТЕГОРИИ.
СОСТАВ МОРФОЛОГИЧЕСКИХ КАТЕГОРИЙ
В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Понятие грамматической категории целесообразно трактовать как родовое по отношению к видовым понятиям морфологической и синтаксической категории.
Морфологические* категории в славянских языках и в других языках представляемого ими типа мы рассматриваем вслед за многими исследователями как системы противопоставленных друг другу рядов морфологических
12 См., например: Виноградов В. В. Русский язык (грам
матическое учение о слове). Изд. 2-е. М., 1972, с. 124; Gola,b Zb.,
Heinz A., Polanski К. Slownik terminologii jezykoznawczej.
Warszawa, 1968, s. 283.
13 См., например: Моисеев А. И. О грамматической кате
гории. — Вестник Ленингр. ун-та, 1956, № 2, с. 124—127.
14 См., например: Смирницкий А. И. Аналитические
формы. — ВЯ, 1956, № 2, стр. 44; Поспелов Н. С. Соотношение
между грамматическими категориями и частями речи. — В кн.:
Вопросы грамматического строя. М., 1955, с. 74—91; Никите-
в и ч В. М. Грамматические категории в современном русском
языке. М., 1963, с. И—17; Ахманова О. С. Фонология...,
с. 88—92; Зализняк А. А. Русское именное словоизменение.
М., 1967, с. 27; см. также: Garvin P. L. A descriptive technique
for the treatment of meaning. — In: Garvin P. L. On linguistic
method. The Hague-Paris, 1972 (Janua linguarum. Series minor,
30), p. 132.
форм (в пределах определенной части речи) с однородным содержанием.15
В приведенном определении говорится о содержании морфологических категорий. В данном случае этот термин более уместен, чем термин «значение», поскольку он охватывает как семантическое содержание (которое и представляет собой собственно значение), так и содержание структурное. В последнем случае имеется в виду структурная согласовательная функция таких морфологических категорий, как род существительных, род, число и падеж прилагательных, число и род глагола. В дальнейшем изложении используется как термин значение (когда имеется в виду семантическое содержание), так и более общий термин содержание.
Данное определение включает в себе указание на о д н о р о д н ость содержания рядов морфологических форм, конституирующих морфологическую категорию. Имеется в виду однородность в том смысле, что значения членов морфологической категории образуют оппозицию, обладая общим основанием для сравнения; однородные значения являются видовыми величинами по отношению к родовой величине — значению данной морфологической категории в целом. Ср., например, значения единственного и множественного числа по отношению к значению числа, значения 1-го, 2-го и 3-го лица по отношению к значению лица и т. п. В тех случаях, когда содержание данной морфологической категории является не семантическим, а структурным, однородность содержания членов морфологической категории заключается в следующем: каждый из членов данной категории передает однотипную структурную информацию (в частности, о принадлежности к определенному согласовательному классу), основанную на одном и том же классификационном признаке (для одной категории — рода, для другой — числа и т. д.). Данное определение морфологической категории не
15 В русской грамматической традиции эта точка зрения восходит к концепции А. М. Пешковского (см.: Пептковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. Изд. 7-е. М., 1956, с. 23—29). Ср. в более поздних работах: Смирницкий А. И. 1) Аналитические формы..., с. 44; 2) Синтаксис английского языка. М., 1957, с. 28—31; Штелинг Д. А. О неоднородности..., с. 56; Бархударов Л. С. Очерки по морфологии современного английского языка. М., 1975, с. 41—48.
И
ограничивается указанием на противопоставление категориальных значений (содержаний). Не ограничивается оно и часто встречающейся в научной литературе ссылкой на то, что противопоставленные друг другу значения имеют формальное грамматическое выражение. Недостаточно просто упомянуть о том или ином (любом, каком угодно) формальном грамматическом выражении.
Так, например, противопоставление значений определенности/неопределенности в русском языке опирается на грамматические формальные средства — такие, как употребление винительного или родительного падежа, употребление неопределенных местоимений или использование значащего отсутствия местоимения или прилагательного со значением неопределенности, использование порядка слов и т. д. Однако эти средства разрозненны, они не концентрированы в единую систему с однородными компонентами, какими являются в ряде языков ряды форм артикля; поэтому применительно к русскому языку нельзя говорить о морфологической категории определенности/неопределенности. Важно включить в определение рассматриваемого понятия тот принцип структурной организации грамамтического содержания, который характерен для морфологических категорий. Таким принципом является обязательное наличие противопоставлен-ныхдруг другу рядов морфологических форм (ср., например, ряд форм единственного числа глагола, при различии видов, залогов, наклонений, времен, лиц, родов, противопоставленный ряду форм множественного числа). К числу морфологических категорий в русском языке относятся глагольные категории наклонения, времени, лица, вида, залога (данная категория имеет сложное мор-фолого-синтаксическое выражение, однако постольку, поскольку залог находит выражение в глаголе, он может рассматриваться как морфологическая категория), категории рода и числа, присущие разным частям речи, категория лица в разряде личных местоимений, категория: падежа (в данной категории есть не только морфологическая, но и синтаксическая сторона, однако по своей структуре и средствам выражения падеж является морфологической категорией), степени сравнения прилагательных и наречий.16
16 Аналогичен состав морфологических категорий в других славянских языках. В болгарском и македонском языках этот
Приведенный перечень содержит в основном лишь «общепризнанные» морфологические категории. По-видимому, к этому перечню могла бы быть присоединена оппозиция полных и кратких форм прилагательных. Поскольку, однако, семантическое различие между этими формами в предикативной функции недостаточно ясно,17 мы пока оставляем полные и краткие формы прилагательных в стороне, не включая их в перечень тех морфологических категорий, которые рассматриваются в этой работе.
В данном перечне морфологических категорий отсут
ствует переходность/непереходность глагола и одушев
ленность/неодушевленность существительных, поскольку
мы трактуем эти противопоставления как оппозиции лек-
сико-грамматических разрядов, а те как грамматические
категории. #
В дальнейшем изложении рассматриваются морфологические категории основных частей речи. Анализируются категории, присущие глаголу, именам существительным и прилагательным (в связи с категорией степени сравнения учитываются также наречия). Мы сочли возможным не останавливаться на некоторых особенностях морфологических категорий, свойственных различным разрядам местоимений (категории лица, числа и рода) и числительных. Учитывалось то обстоятельство, что эти особенности не оказывают влияния на существенные признаки морфологических категорий, выявляемые в основной сфере их распространения — прежде всего в сфере глагола, имен существительных и прилагательных.
перечень дополняется категорией определенности / неопределенности;, представленной оппозицией форм с постпозитивным членом и общих форм; в этих же языках существует категория пересказывания, которая может быть истолкована как особая морфологическая категория, конституируемая противопоставлением пересказывательных и общих форм глагола.
17 Ср., например: Шведова Н. Ю. Полные и краткие формы имен прилагательных в составе сказуемого в современном русском языке. — Учен. зап. Моск. ун-та, 1952, вып. 150; Богуславский А. О кратких и полных формах прилагательного в сказуемом. — РЯШ, 1964, № 1; Мясников Г. Ф. Краткие и полные формы прилагательных в составе сказуемого в современном русском языке, изменения и основные тенденции. АКД. Куйбышев, 1970.
МОРФОЛОГИЧЕСКИЕ И СИНТАКСИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ
Понятие синтаксической категории разработано недостаточно (говоря о грамматических категориях в более узком смысле, чаще всего фактически имеют в виду морфологические категории). Термин «грамматическая категория» применительно к синтаксису нередко выступает в таких выражениях, как «грамматическая категория подлежащего», «категория вводности», «категория обособления», «категория простого предложения», «категория предикативности». В подобных выражениях слово «категория» ничего не прибавляет к синтаксическим терминам. Сочетание «синтаксическая категория» в таком употреблении утрачивает терминологический характер. Использование этого сочетания как специального термина должно соответствовать более строгим требованиям.
Если исходить из того, что синтаксические категории вместе с морфологическими представляют собой подклассы более широкого класса грамматических объектов, охватываемых понятием «грамматическая категория»,18 то допустимо предположить, что должны существовать некоторые (наиболее общие) черты однородности между морфологическими и синтаксическими категориями, некоторые интегральные признаки, ©оставляющие основание их объединения в составе более общего понятия грамматической категории.
Итак, при определении сущности и объема понятия синтаксической категории необходимо, чтобы это понятие было сопоставимым с понятием морфологической категории.19 Конечно, мы должны учитывать специфические особенности морфологических и синтаксических явлений, но можно предположить, что в структуре морфологических и синтаксических категорий имеются некоторые изоморфные признаки. Дальнейшее изложение имеет характер гипотезы. Допустим, что наше представление о морфо-
18 Ср., например: Ярцева В. Н. Иерархия грамматических
категорий и типологическая характеристика языков. — В кн.: Типо
логия грамматических категорий. Мещаниновские чтения. М., 1975,
с. 5—6.
19 Ср. несопоставимость примеров морфологических категорий
(падеж, время / наклонение, лицо / число) и категорий синтакси
ческих (например, типы структуры предложения), приведенных
в кн.: Skizze der deutschen Grammatik. Berlin, 1972, S. 372.
логической категории как о системе противопоставленных друг другу рядов морфологических форм с однородным содержанием относительно верно передает существенные признаки этого класса грамматических объектов в славянских и некоторых других языках. Попытаемся найти среди тех синтаксических явлений, которые называют синтаксическими категориями, нечто такое, что обнаруживало бы черты однородности с морфологическими категориями. Морфологическая категория основана на оппозиции, противопоставлении. Если положить данный признак и в основу понятия синтаксической категории, то под это понятие явно не подойдут такие величины, как простое предложение, подлежащее, предикативность. Зато этому признаку будут соответствовать такие явления, как оппозиции активных и пассивных, утвердительных и отрицательных, повествовательных и вопросительных конструкций. В подобных случаях выявляется и другой признак, объединяющий такие синтаксические оппозиции с морфологическими: те и другие оппозиции основаны на противопоставлении грамматических величин с однородным содержанием (ср. приведенные выше примеры). Таким образом, в случаях рассматриваемого типа мы имеем дело с системами противопоставленных друг другу синтаксических величин (синтаксических конструкций,20 группировок синтаксических средств) с однородным содержанием.
Итак, понятие грамматической категории, которое стремится учесть наиболее общие инвариантные признаки как морфологических, так и синтаксических категорий, предполагает наличие системы противопоставленных друг другу грамматических величин (рядов морфологических форм или типов синтаксических конструкций, группиро-
20 Можно согласиться с В. М. Солнцевым:, который определяет синтаксическую конструкцию как «некоторое повторяющееся построение, наполняемое в разных речевых ситуациях разными словами, сохраняющее некоторое общее для разных случаев употребления значение и отличающееся от других построений разными трансформационными возможностями и разной способностью к распространению» (Солнцев В. М. Взаимодействие грамматики и лексики и понятие истинности конструкции. — В кн.: Историко-филологические исследования. Сборник статей к 75-летию акад. Н. И. Конрада. М., 1967, с. 167).
вок синтаксических средств и т. п.) с однородным содержанием.21
В этой работе, посвященной морфологическим категориям, не ставится задача определить понятие синтаксической категории. Скорее мы лишь «отводим место» для таких категорий. По поводу синтаксических категорий мы ограничимся некоторыми замечаниями общего и гипотетического характера. Конечно, состав этих категорий не исчерпывается приведенными выше немногими примерами. Продолжает оставаться актуальной проблема грамматических категорий предложения — таких, как синтаксическое время, синтаксическое наклонение, синтаксическое лицо и т. д. Здесь многое неясно по существу, но если бы действительно удалось доказать, что предложение характеризуется специфическими именно для него и принадлежащими к его уровню системами времен, наклонений и т. д., то не было бы никаких возражений против того, чтобы признать эти категории синтаксическими. Пока же в существующих решениях данного вопроса еще не преодолен ряд трудностей и противоречий, заставляющих рассматривать вопрос о синтаксических категориях предложения как поставленный, но еще не получивший убедительного и последовательного решения.
Мы касаемся здесь этой проблематики лишь с одной точки зрения: в какой мере рассматриваемые языковые факты можно трактовать как синтаксические категории?
Обычно, говоря о синтаксическом времени, наклонении, а также лице, имеют в виду не только собственно синтаксические языковые средства (ср. конструкции типа Зима; Нам дежурить), но также и средства морфологические,
21 Заслуживает внимания определение грамматической категории, данное К. Г. Крушельницкой, по мнению которой основные признаки грамматической категории состоят в. следующем: «а) она включает по меньшей мере два соотносительных значения, т. е. отражает отношения, между которыми существует дизъюнктивная связь (оппозиция), — они однородны, но противоположны; б) эти отношения обязательно (по принципу альтернативы) выражаются специальными соотносительными грамматическими формами: некорневыми морфемами, чередованием фонем, служебными словами, местоположением, просодическими средствами» (Кру-шельницкая К. Г. Грамматические значения в плане взаимоотношения языка и мышления, — В кн.: Язык и мышление, М., 1967, с. 217—218).
лексические, различные их комбинации. Тем самым под понятие синтаксической категории подводятся и те несинтаксические элементы, которые, по-видимому, понимаются как подчиненные синтаксису, находящиеся на службе синтаксиса.
На наш взгляд, включение морфологических форм в сферу синтаксической категории в принципе возможно и целесообразно, однако не во всех случаях. Такое включение еакономерно лишь тогда, когда имеется ов виду не реализация категориального значения самой по себе данной словоформы, а ее участие как одного из элементов структуры предложения в выражении тех отношений, которые передаются этой структурой. Таково, в частности, выражение временных значений сочетаниями видо-временных форм в разных частях некоторых типов сложного предложения. В качестве примера можно привести выражение одновременности действий в случаях типа Когда вы говорили, я думал о другом. Здесь мы имеем дело как с морфологическим, так и с синтаксическим временем. Морфологическое время представляют словоформы говорили и думал. Мы рассматриваем категориальные временные признаки этих словоформ в качестве репрезентантов морфологической категории времени: при помощи определенных формальных показателей (основа прошедшего времени плюс суффикс -л-) выражается категориальное значение прошедшего времени. Однако те же словоформы могут рассматриваться и как элементы синтаксического времени. В этом случае имеется в виду соотношение форм прошедшего времени глаголов несовершенного вида в разных частях сложноподчиненного предложения с придаточным времени (с когда) — соотношение, используемое для выражения значения одновременности. Указанные словоформы входят в состав элементов синтаксического времени прежде всего не по категориальному временному признаку, не как формы прошедшего времени, а по темпоральному признаку, связанному с синтагматикой вида — как формы несовершенного вида в определенном типе синтаксической конструкции (ср. то же отношение одновременности в плане будущего времени: Когда вы будете говорить, я буду думать о другом). Итак, здесь важно прежде всего соотношение видов. Морфологическая категория вида в данном случае включается в синтаксическую структуру как один из ее элементов,
2 А. В. Бондарко
служащих, помимо других, собственно аспектуалъных функций, для выражения определенного временного отношения. Категория морфологического времени также включается в выражение данного отношения, но особым образом: не самим по себе категориальным значением (прошедшего времени), а однородностью времени в разных частях сложного предложения (обязательным условием построения данной конструкции является сочетание прошедшего времени с прошедшим или будущего с будущим, но невозможно: * Когда вы говорили, я буду думать о другом).
Вернемся к той концепции, с которой мы полемизируем. Если иметь в виду не те особые условия включения морфологических форм в синтаксические конструкции и в синтаксические категории, о которых речь шла выше, а любую форму в любом случае ее функционирования, то такое глобальное «переключение» морфологических категорий в синтаксические не представляется закономерным. В частности, при таком подходе постоянно проявляется опасность смешения времени (соответственно наклонения и лица) морфологического и синтаксического. Возникает и опасность неоправданной гиперболизации сферы синтаксиса, если в эту сферу включать не только синтаксические единицы, ряды, отношения, но и видеть в синтаксисе такую предельно высокую «командную» позицию, которая подчиняет себе и поглощает все то морфологическое (а также лексическое), что функционирует ев предложении.
Поэтому, когда речь идет о функциях, передающих соотнесенность содержания предложения с действительностью с точки зрения говорящего (когда имеются в виду различные сочетания взаимодействующих морфологических, синтаксических и лексических, а в части случаев также словообразовательных элементов), представляется более целесообразным говорить не о синтаксических категориях (в частности, не о синтаксических категориях наклонения, времени и лица), а о функционально-семантических категориях — таких, как модальность, темпораль-ность, персональность.
Морфология, на наш взгляд, далеко не всегда и не во всем своем объеме служит синтаксису. Не все морфологические различия существенны с синтаксической точки зрения. Например, изменение глагола по временам не отражается на синтаксической структуре простого предло-
жения (в случаях типа Я здесь жил — ср. Я здесь живу, Я здесь буду жить). Поэтому мы не можем здесь видеть синтаксическое время. Мы исходим из того, что морфология служит синтаксису, но лишь постольку, поскольку ее единицы, формы и категории включаются в структуру предложения, являются существенными для нее, но не вообще, не глобально, не абсолютно.
Не отрицая в целом господствующего положения синтаксиса по отношению к морфологии, что вытекает из соотношения более высокого уровня предложения и более низкого уровня слова, мы хотим подчеркнуть, что в известном смысле возможна и другая иерархическая перспектива: морфологические, синтаксические, лексические и словообразовательные средства и различные их комбинации служат для реализации определенных семантических функций в речи (как процессе говорения-понимания и как тексте). С этой точки зрения структура предложения перестает быть абсолютно «командной» величиной: как и морфологические структуры (во многих, по не во всех отношениях подчиненные структуре предложения), она служит передаче смысла в тексте. «Линии связи» могут идти от морфологичских элементов к семантическим функциям, передаваемым в тексте, не только через посредство синтаксических конструкций, но и непосредственно — во взаимодействии с синтаксической конструкцией, в ее рамках, при возможной обусловленности ею, но совсем не обязательно в поглощенном ею виде, т. е. не обязательно по формуле: более высокий уровень предложения использует, поглощает и тем самым «снимает» подчиненный ему уровень слова как словоформы.
Морфологические категории всегда имеют определенное отношение к синтаксису, тот или иной выход в структуру предложения: каждая морфологическая категория обладает определенной синтаксической направленностью, синтаксической перспективой. Существуют разные типы отношений морфологических категорий к структуре предложения. В одних случаях морфологическая категория становится таким элементом синтаксической структуры, который определяет ее тип: при замене одного компонента категории другим меняется тип синтаксической структуры (или эта структура разрушается). В других случаях тип синтаксической структуры не зависит от того, каким из своих компонентов представлена морфо-
2*
логическая категория (подробнее об этом ом. во II главе). Во всех случаях словоформы, представляющие компоненты морфологических категорий, функционируют в составе конкретного предложения, в синтаксической среде. Еще более сложны и многообразны связи морфологических категорий со структурой сложного синтаксического целого. Все это, однако, не устраняет относительной самостоятельности морфологических категорий в грамматической системе языка и в процессе его функционирования. Выступающие в словоформах компоненты морфологических категорий, функционируя в предложении, представляют собой именно морфологические средства выражения определенных смыслов. Морфологические категории ^всегда сохраняют присущие " тГ"фрЙ!ства^'категЩи& слова, а не предложения. Как категории слова, наряду с синтаксическими категориями и единицами, они в конечном счете, как уже говорилось выше, служат выражению смысла в процессе общения.
Рассмотрим более подробно концепцию синтаксических категорий, изложенную в «Грамматике современного русского литературного языка» под ред. Н. Ю. Шведовой. Один из принципов, на которых строится эта концепция, сводится к тому, что категории синтаксического времени и синтаксического наклонения включаются в парадигму простого предложения: парадигма предложения — это система его форм,22 такими формами признаются формы синтаксического индикатива и формы ирреальных наклонений, а в рамках синтаксического индикатива — формы настоящего, прошедшего и будущего времени;23 «...парадигма представляет собой самый общий тип изменения структурной схемы...».24 Таким образом, структурная схема предложения как бы изменяется по синтаксическим наклонениям и временам. Один из примеров изменения по синтаксическим временам в синтаксическом индикативе: наст. вр. Сын учится, прош. вр. Сын учился, буд. вр. Сын будет учиться.25
22 См.: Грамматика современного русского литературного
языка. Отв. ред. Н. Ю. Шведова. М., 1970, с. 587.
23 См. там же, с. 578—595.
24 Там же, с. 583.
25 См. там же, с. 583. Ср. дополнительные разъяснения, дан
ные Н. Ю. Шведовой в статье «Спорные вопросы описания струк
турных схем простого предложения и его парадигм» (ВЯ, 1973,
№ 4, с. 31—33).
Возникает вопрос: изменяется ли структурная схема предложения, изменяется ли его структура? На наш взгляд, нет. Изменяются морфологические формы времени, чередуются компоненты морфологической категории времени. Поскольку эти морфологические видоизменения нерелевантны для структуры предложения, вряд ли можно их считать формами структурной схемы предложения (формами синтаксического времени) и полагать, что из-мение времени глагола иллюстрирует изменение структурной схемы предложения.26 Рассматриваемые морфологические видоизменения, на наш взгляд, нецелесообразно трактовать как парадигму предложения. Когда мы говорим о морфологической парадигме лексических единиц, включающей формы времени, лица и т. д., то члены такой парадигмы относятся к тому же уровню, что и лексема, о парадигме который идет речь, — к уровню слова, а также к одному и тому же — морфологическому — аспекту грамматической системы. Переход от одного члена данной парадигмы к другому (иду — идешь — идет и т. д.) представляет собой изменение, не нарушающее тождества данной лексемы, но существенное для нее: лексема как система форм одного слова репрезентируется то одной, то другой словоформой. Когда же речь идет о морфологических вариантах одной и той же синтаксической структуры, то здесь перед нами два разных уровня — уровень слова и уровень предложения, два разных аспекта грамматической системы языка — морфологический и синтаксический. Изменения на одном уровне (слова) и в одном аспекте (морфологическом), не существенные для единицы другого уровня языка (уровня предложения) и другого аспекта грамматической системы (синтаксического
26 Ср. точку зрения Г. А. Золотовой, которая справедливо полагает, что видоизменения личных форм по морфологическим категориям времени, наклонения, вида, лица, числа, рода дают не новые синтаксические формы слова, а морфологические варианты тех же синтаксических форм слова, а предложения, образованные с помощью таких вариантов (Я пишу, Ты пишешь, Он пишет и т. д.), представляют не разные синтаксические модели, а грамматические варианты, модификации одной и той же модели (см.: Золотова Г. А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М., 1973, с. 123). Ср. вместе с тем суждения Г. А. Золотовой о синтаксической категории времени (там же, с. 171 и ел.), в целом примыкающие к тому направлению, к которому принадлежит концепция Н. Ю. Шведовой.
аспекта), вряд ли закономерно рассматривать как изменения, конституирующие парадигму предложения.
Таким образом, следует говорить не об изменении предложения по синтаксическим временам и наклонениям, а о морфологических вариантах одной и той же модели предложения с точки зрения морфологических категорий, причем не только времени и наклонения, но также лица, вида, числа, рода. Вся совокупность членов
, морфологических категорий, изменение которых не влияет
■ на структуру предложения, т. е. осуществляется в рамках Л одного и того же типа структуры, может рассматриваться
I как морфологический категориальный потенциал данного типа синтаксической структуры. Та-
4 кой потенциал отражает морфологические формы существования данного типа синтаксической структуры. Одни синтаксические структуры обладают богатым и многообразным категориальным морфологическим потенциалом. Таковы, например, двусоставные предложения типа Он понял (в морфологический потенциал структуры данного типа входят такие морфологические варианты, как Он понимает', Он поймет; Я понимаю; Ты понимаешь; Мы поймем; Она поняла бы и т.д.). Другие синтаксические структуры более ограничены по своему категориальному морфологическому потенциалу (ср.: Его не поймешь).
Сказанное не означает, что мы отрицаем важность проблематики синтаксических категорий, в частности, в связи с проблемой синтаксической парадигматики. Мы лишь хотели подчеркнуть, что эта проблема вряд ли может быть решена путем перераспределения фактов морфологии и синтаксиса в пользу синтаксиса и требует собственно синтаксического подхода.
Другой принцип, на котором строится концепция синтаксических категорий в «Грамматике» 1970 г., заключается в следующем: функционирование морфологических категорий относится к синтаксису, представляя собой уже не морфологические, а синтаксические категории. Так, по поводу категории времени говорится: «То, что определяется как употребление (функции) форм времени... относится не к морфологии, а к синтаксису».27 И далее: «Именно в силу глубокого внутреннего различия морфологического и синтаксического времени морфологическими
27 Грамматика..., с. 543.
формами глагола в условиях контекста могут выражаться такие временные значения, которые никак не соотнесены с данным морфологическим значением глагольной формы. Ср., например, обусловленное контекстом употребление синтаксического настоящего (выраженного морфологической формой настоящего времени глагола) для обозначения действия в будущем {Завтра я еду...) или в прошлом (Иду я вчера по улице, вдруг...). Во всех подобных случаях перед нами — обусловленное контекстом переносное употребление синтаксического значения (синтаксическое настоящее в значении будущего или в значении прошедшего, синтаксическое прошедшее в значении будущего и т. д.)».28
Мы придерживаемся иной точки зрения. На наш взгляд, глагольное время, выступая не в абстрактной парадигме, представленной словоформами типа читаю, читал, буду читать, а в живом функционировании (Сижу я дома и читаю книгу, вдруг... и т. п.), не перестает быть морфологической категорией. Различие заключается лишь в аспектах существования (и соответственно исследования) морфологических категорий: 1) в системе языка (в его морфологической подсистеме), 2) в процессе функционирования языка. То же относится и к наклонению, а также ко всем другим морфологическим категориям.
Функционирование грамматических форм слов, естественно, осуществляется в предложении. Важно, однако, разграничивать, с одной стороны, принадлежность языковой единицы к определенному уровню языка, а с другой — ту среду, в которой функционирует данная единица. Функции единицы данного уровня всегда выявляются на более высоком уровне (уровнях),29 но это не означает, что сама единица принадлежит к этому более высокому уровню: она лишь функционирует в определен-
28 Там же, с. 543—544.
29 Ср.: Д а н е ш Фр., Гаузенблас К. Проблематика уров
ней с точки зрения структуры высказывания и системы языковых
средств. — В кн.: Единицы разных уровней грамматического строя
языка и их взаимодействие. М., 1969. Здесь говорится, в част
ности, о том, что «функция единиц низшего уровня заключается
в том, чтобы быть средством построения единиц высшего уровня.
Так, например, уровень морфем представляет собой, с одной сто
роны, уровень функции фонем, с другой — уровень средств по
строения словоформ» (с. 16).
ной сфере, позиции. От того, что функции фонемы проявляются на уровнях морфемы и слова, она не становится единицей этих уровней. От того, что слово функционирует в предложении, оно не становится единицей уровня предложения. Далеко не все, что реализуется и функционирует в предложении, относится к уровню предложения и является предметом синтаксиса. Разумеется, синтаксис предложения находит свой предмет ж в слове, в частности в его грамматических (морфологических) формах, но лишь постольку, поскольку значения этих форм и закономерности их функционирования существенны для структуры предложения. Например, употребление видов и времен глагола становится предметом учения о сложном предложении, но лишь с особой точки зрения — постольку, поскольку видо-временные отношения включаются в структуру предложения. Однако функционирование морфологических форм слова отнюдь не исчерпывается той стороной, которая находится на службе синтаксиса. Специальный анализ с точки зрения структуры предложения, синтаксической парадигматики и т. д. не может заменить собой целостное описание функционирования морфологических форм в их взаимодействии с контекстом. Отрывать частные значения и типы употребления морфологических форм — реализации категориальных значений — от этих последних, относя первые к синтаксису, а вторые к морфологии, не представляется оправданным. При рассмотрении функционирования морфологических форм в рамках морфологии категориальные значения форм и их частные варианты (обусловленные контекстом, ситуацией и лексическим наполнением форм) рассматриваются в их взаимосвязи, в единстве. Грамматическое (функционально-грамматическое) описание становится более целостным.
В грамматической традиции по отношению к целому ряду языков довольно широко распространено отнесение разделов, посвященных описанию значения и функционирования грамматических (собственно, морфологических) категорий, к синтаксису. Речь идет не о синтаксисе предложения, а о «синтаксисе частей речи».30 Это, ко-
30 См., например: Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. Изд. 2-е. Л., 1941, с. 420 и ел.
нечно, особый синтаксис.31 Уже то обстоятельство, что предметом изучения являются части речи, выводит этот предмет за рамки синтаксиса предложения. Фактически речь идет о специальном аспекте учения о частях речи и их грамматических категориях. Является ли этот аспект синтаксическим? Во всяком случае не в том смысле, в котором синтаксическое представлено в учении о предложении. Скорее мы имеем здесь дело со связью парадигматики в области морфологии с синтагматикой.32 Разумеется, такая связь предполагает пересечения и взаимодействие с той сферой, которая является предметом синтаксиса предложения, однако это не означает, что синтаксис предложения сливается с синтаксисом частей речи в единое целое. При любом решении вопроса в плане членения разделов грамматического описания так или иначе выявляется тот факт, что значение и функционирование морфологических категорий — это нечто такое, что относится к учению о морфологических категориях. На наш взгляд, — это особая область функциональной морфологии.
ДВУСТОРОННЯЯ (С УЧЕТОМ ТИПА СТРУКТУРНОЙ
ОРГАНИЗАЦИИ) И ОДНОСТОРОННЯЯ (СЕМАНТИЧЕСКАЯ)
ТРАКТОВКА ГРАММАТИЧЕСКИХ КАТЕГОРИЙ
Как известно, существуют две точки зрения на грамматические категории в их отношении к планам содержания и выражения. Одни ученые рассматривают грамма-
31 В свое время автор этой работы, находясь на позициях
синтаксиса частей речи, пытался различать морфологическое и
синтаксическое видовое противопоставление (см.: Бондар-
к о А. В. Опыт общей характеристики видового противо
поставления русского глагола. — Учен. зап. Ин-та славяноведения
АН СССР, 1962, т. XXIII, с. 179—203; ср. также: Б он да р-
к о А. В. В чем заключается предмет синтаксиса и какова
должна быть его структура. — Филол. науки, 1962, № 1, с. 214—
215). В настоящее время мы предпочитаем говорить о парадигма
тической и синтагматической сторонах вида и других морфо
логических категориях, а общий вопрос о границах морфологии
и синтаксиса трактуем, как можно видеть по этой работе, иначе.
32 О парадигматике и синтагматике в морфологии см.: Хлеб
никова И. Б. О границах морфологии и синтаксиса. — Филол.
науки, 1965, № 4, с. 124—132; см. также: Головин Б. Н. К во
просу о парадигматике и синтагматике на уровнях морфологии
и синтаксиса. — В кн.: Единицы разных уровней грамматического
строя языка и их взаимодействие. М., 1969, с. 73—87.
тическую категорию как явление двустороннее, охватывающее не только грамматическое значение, но и формальные средства его выражения.33 Другие трактуют грамматическую категорию лишь как значение, хотя обычно и отмечают, что это значение соотнесено с определенными средствами формального выражения.34
Рассмотрим подробнее концепцию А. А. Шахматова. Грамматическую категорию он определяет как «представление об отношении (к другим представлениям), сопутствующее основному значению, вызываемому словом»,35 например представление о множественности в слове дома.36 Определение грамматической категории лишь как «представления об отношении» при отсутствии ограничений с точки зрения средств выражения этих представлений дает А. А. Шахматову основание говорить в разделе, посвященном «синтаксису частей речи», не только о грамматических категориях числа, рода, времени, наклонения и т. п., но и о категориях конкретности и абстрактности, субъективной оценки, бытия или наличности, определенности и неопределенности.37 Правда, далее А. А. Шахматов как будто соотносит грамматические категории с морфологическим формальным выражением: «Грамматические категории познаются в русском языке при помощи тех морфологических особенностей, в которых они обнаруживаются. Эти
33 См.: Пешкове кий А. М. Русский синтаксис в научном
освещении. Изд. 7-е. М., 1956, с. 23—29. Л. В. Щерба писал: «Суще
ствование всякой грамматической категории обусловливается тес
ной, неразрывной связью ее смысла и всех ее формальных при
знаков» (Щерба Л. В. О частях речи в русском языке, с. 65).
См. также: Виноградов В. В. Русский язык..., с. 32—35,56_____ 65,
362—374 и ел.; Матвеева-Исаева Л. В. Грамматические категории. — Учен. зап. Ленингр. гос. педагогического ин-та им. А. И. Герцена, 1955, т. 104, с. 9—10; Головин Б. Н. К вопросу о сущности грамматической категории. — ВЯ, 1955, № 1, с. 120; СмирницкийА. И. Синтаксис английского языка. JVL, 1957; Г у х м а н М. М. Грамматическая категория и структура парадигм. — В кн.: Исследования по общей теории грамматики. М., 1968, с. 121—124.
34 См., например: Шахматов А. А. Синтаксис..., с. 420—421,
432—433: Современный русский язык. Морфология. М., 1952,
с. 27—29; Моисеев А. И. О грамматической категории...,
с. 126—127; Грамматика..., с. 302—303, 317; Воронцова Г. Н.
Очерки по грамматике английского языка. М., 1960, с. 93, 104.
35 III а х м а т о в А. А. Синтаксис..., с. 420.
36 Там же, с. 421.
37 Там же, с. 433—434.
морфологические особенности могут быть положены в ос-нование при определении грамматических категории...». По существу здесь А. А. Шахматов в принципе допускает иное истолкование грамматических категорий, чем то, которое он сам развивает, однако далее это допущение, а может быть, и некоторое колебание в трактовке грамматических категорий в их отношении к значению и форме сменяется решительным признанием именно семантического основания грамматических категорий: «...причем, однако, необходимо заметить, что некоторые категории вообще не находят для себя морфологического обнаружения, а некоторые, обнаруживаясь в одних частях речи, не имеют внешнего обнаружения в других. Так категория бытия или наличности не имеет морфологического обнаружения ни в существительных (если не признать таковою особую интонацию), ни в наречии, ни в прилагательном, ни в глаголе. Категория повелительного наклонения обнаруживается морфологически в спрягаемых формах глагола, но остается необнаруженной ни при инфинитиве (молчать!), ни при каких других глагольных формах (пошел вон!), ни также при междометии (цыц! стоп!). Как видно из предыдущего, ту или иную интонацию можно признать способом обнаружения грамматической категории».39 В этом рассуждении по существу представлена семантическая концепция грамматической категории, близкая к теории понятийных категорий. А. А. Шахматов анализирует категории, опирающиеся на весьма широкий круг языковых средств, имеющих разный характер выражения и отличающихся друг от друга по типу языковой организации. Здесь же заключена мысль о том различии, которое позже получило форму противопоставления явных и скрытых категорий.40
Концепция А. А. Шахматова безусловно оказала влияние на ряд более поздних истолкований грамматических категорий в русистике. Однако основной тенденцией в последующих работах является сужение и ограничение шахматовского семантико-функционального принципа, стремление связать семантическое в своей основе понима-
38 Там же, с. 434.
39 Там же, с. 434.
40 Ср.: Кацнельсон С. Д. Типология языка и речевое
мышление. Л., 1972, с. 78—94.
ние грамматической категории с каким-то более ограниченным и более однородным формальным выражением. Именно такое истолкование представлено в «Грамматике современного русского литературного языка» 1970 г. Грамматические категории трактуются авторами лишь как значения, хотя и указывается, что эти значения формально выражены.41 Ср. такие определения: «Категорию числа составляют номинативные грамматические значения единственного и множественного числа».42 «Категорию падежа образуют 6 грамматических значений, или 6 падежей...» 43 и т. п. В одном из определений понятие грамматической категории более тесно связывается с ее формальным выражением: «Грамматическая категория представлена совокупностью словоформ (парадигмой) и выраженными в них грамматическими значениями; она организуется минимум двумя грамматическими значениями, которые являются компонентами этой категории и связаны с ней иерархическими отношениями».44 Однако и здесь характерная для грамматических (в данном случае морфологических) категорий формальная структура не раскрывается, не определяется принцип их структурной организации, в частности ничего не говорится о противопоставлении компонентов грамматической категории. Когда речь идет о совокупности словоформ, то это не передает специфики структуры грамматических категорий в морфологии: эта структура представляет собой не простую совокупность, а систему противопоставленных друг другу классов. В целом можно сказать, что в «Грамматике» 1970 г. представлен компромисс между шахматовским семантическим подходом к грамматической категории и подходом двусторонним — функционально-структурным. Первый подход остается основным, второй является побочным, он проявляется, пожалуй, не столько в определении формального выражения грамматических категорий, сколько в ограничении их состава: состав морфологических категорий определен фактически так, что в основном выдерживается принцип их однородности (в том
41 Грамматика..., с. 302, 317—366.
42 Там же, с. 322.
43 Там же, с. 326.
44 Там же, с. 317.
числе с точки зрения формально-структурной организации), хотя в теории это остается невыраженным.45
Трактовка грамматической категории лишь в плане семантики (пусть даже со ссылкой на обязательность грамматического выражения этой семантики, но без включения принципа опоры на противопоставленные друг другу ряды форм и т. п. в понятие грамматической категории) приводит к весьма расплывчатому и неопределенному истолкованию различия между морфологическими и синтаксическими категориями.46
Итак, более убедительной представляется двусторонняя — содержательно-формальная (функционально-структурная) концепция грамматической категории. Эта концепция соотнесена с билатеральной трактовкой языкового знака47 и с общим пониманием языка как двустороннего явления, заключающего в себе план языкового содержания и план выражения. Включение в дефиницию грамматической категории указания на свойственную ей структурную организацию, на формы выражения категориального содержания очень важно. Такая дефиниция позволяет отличить грамматические категории от оппозиций лексико-грамматических разрядов, от любых семантических оппозиций, не опирающихся (в данном языке на специальную систему грамматических форм (ср., напри-
45 Примечательно, что у многих грамматистов наблюдается
расхождение между теоретическим определением грамматической
категории (в ее отношении к планам содержания и выражения)
и ее фактической интерпретацией в ходе анализа. Так, М. Доку-
лил отмечает, что большинство тех исследователей, которые в тео
рии определяют грамматическую категорию в плане значения,
на практике по существу обходятся с ней в духе билатерального
понимания; это действительно, например, для многих сторон
ников пражской школы (см.: Dokulil M. К pojeti..., s. 14).
46 См., например: Щетинин Л. М. Синтаксические категории
и их функции в речи. Ростов н/Д., 1972. Здесь, в частности, гово
рится о том, что к синтаксическим относятся грамматические
категории, значение которых реализуется в рамках словосочета
ния, предложения или абзаца, в отличие от морфологических
категорий, реализующих свои значения в рамках слова в синте
тической или аналитической форме (с. 30). Если этот принцип
провести последовательно, то ни одну категорию по существу
нельзя будет отнести к числу морфологических, так как не только
такие категории, как род, число, падеж (разных частей речи),
но и вид, наклонение, время реализуют свои значения в рамках
мер, грамматическую категорию определенности / неопределенности в болгарском языке и оппозицию значений определенности/неопределенности в русском языке, по отношению к которой в данном случае нет оснований говорить о грамматической категории).
Поясним нашу трактовку терминов «план содержания» и «план выражения» применительно к морфологическим категориям. План содержания морфологической категории — это во многих случаях ее «семантический потенциал», выявляющийся в системе дифференциальных семантических признаков.48 В некоторых случаях (ср., например, категорию рода) речь идет прежде всего не о семантическом, а о структурном содержании (в нашем примере такова функция согласования). План выражения грамматической категории — это системно организованные грамматические средства (ср. «внешние выразители» в трактовке Л. В. Щербы). Применительно к морфологическим категориям, рассматриваемым в этой книге, речь идет прежде всего о формальной стороне словоформ, представляющих тот или иной член данной категории (например, словоформ типа написал, представляющих формы прошедшего времени). Речь идет, в частности, об их морфологической структуре — о соотношении формообразующей основы и форматива, об экспонентах морфем, передающих определенные категориальные значения.49
Заслуживает внимания высказанная Н. Д. Арутюновой мысль о том, что набор средств, служащих для формирования и различения единиц структуры, меняется от уровня к уровню, понятие линии выражения расслаивается, превращаясь в понятия наборов дистинктивных средств каждого структурного уровня.50 Понятия «план содержания» и «план выражения», по-видимому, не абсолютны, а относительны. Содержание этих понятий определяется уровнем той единицы, о которой идет речь. План
48 См.: Бондарко А. В. 1) Грамматическая категория
и контекст. Л., 1971, с. 78—85; 2) Вид и время русского глагола
(Значение и употребление). Л., 1971, с. 10—21.
49 См., например: М а с л о в Ю. С. Некоторые спорные вопросы
морфологической структуры славянских глагольных форм. — Совет
ское славяноведение, 1968, № 4, с. 48—62.
50 См.: Арутюнова Н. Д. О простейших значимых едини
цах языка. — В кн.: Проблемы языкознания. Доклады и сообщения
советских ученых на X Международном конгрессе лингвистов.
М., 1967, с. 61—62.
Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 202 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Що вам відомо про бойове парусно-гребне судно запорожців (чайку)? | | | А. В, Бондарко |