Послесловие. Мне снится два моих друга, и я с ними сижу в одной комнате

Сон.

Мне снится два моих друга, и я с ними сижу в одной комнате. Два моих друга – это два брата Витя и Петя. Старший брат Витя сидит со мною за партой учителя в пустом классе заброшенной школы. А посредине класса перед нами сидит на стуле для учеников его младший брат Петя. И мы смотрим на него, как будто от него чего-то ждем, а он смотрит в пол.

Я и мой друг, он ему старший брат, мы сидит за столом, на нем слой четвертьвековой пыли. Старший брат Витя в черной кожаной куртке, белой майке и золотой цепи. Неведомая усталость, как от долгого пути, – вот, что я чувствую.

В пустом пыльном заброшенном помещении обшарпаны стены, облезлая краска, старый паркет, ничего вокруг нет, все напоминает очень старый школьный класс, в котором сейчас стоит только стол и три стула. Так выглядела бы заброшенная школа в советском союзе после ядерной войны. Хотя за примером далеко ходить не надо, есть же Припять. Передо мною сидит второй мой друг – Петя, он младший брат Вити. Он на стуле, посередине комнаты с поникшей головой сидит так, будто он в чем-то виноват. Он грязный, босой, в тонкой растянутой белой, но уже скорее серо-черной майке, и хэбэшных темно-синих трениках, в народе – подштанниках, покрывшихся ровным слоем катышек старости. Он похудевший, очень худой, бледный, стриженый под ноль, босой и дрожит.

Осень. В класс падает бедный свет сквозь оконные рамы и узоры грязных стекол, а за окном, похоже, поздняя осень, как и тогда…

Я помню их похороны и поминки, мне было тринадцать или около того, им было почти под тридцать. Сначала убили Витю, потом Петю, обоих. Это было даже не убийство, а скорее казнь, ночью в подъезде. Для меня это были друзья, они рассказывали мне, подростку, о другой жизни, иногда играли со мной в футбол в дворовой коробке. Да и вообще они были неплохими ребятами. Все, что их отличало от остальных в нашем подъезде, это то, что они много не пили, были спортивны, и у каждого была золотая цепочка на шее. Перед тем, как Витя умер в больнице, он сказал Пете уезжать, но тот не уехал.

Витя – старший брат, сидит рядом со мной по левую руку, сейчас, во сне, я уже взрослый, а им все еще около тридцати, как и тогда, по возрасту мы теперь равны.

Во сне мы зачем-то держим в подвале школы взаперти и голоде Петю. Он должен что-то понять.

И сейчас мы смотрим на сидящего перед нами Петю, он трясется от слабости и молчит, мы ждем ответа, и я почему-то точно знаю, что мы задали ему вопрос, но какой? Я не слышал его. Теперь мы ждем его ответа, ждем ответа, но я не знаю вопроса, падают лучи осеннего света.

Смотря сон, я начинаю почему-то чувствовать, насколько все это важно…

Петя сидит, молчит, идет время, он смотрит в пол, не зная ответа. Я смотрю на Витю, он смотрит из-подо лба на своего брата и молча ждет. Я хочу о многом их спросить, но больше всего хочу сейчас знать вопрос. Но не могу спросить, у меня зашит рот без единой нитки.

Кто выключил звук?

Петя, так и не найдя ответа, пропадает, я уже не вижу его, Петя исчез. Но я чувствую его, его чувства передаются, дублируясь, мне. Усталость, обреченность – не просто слова, чувствую, как Петя лежит на голой сырой земле, в маленькой кладовке. По периметру бетонные голые стены, ширина каждой из них не больше метра с небольшим, даже ноги не вытянешь лежа. Лежа на голой земле от голода и дрожащего холода осенней сырой земли в высоких бетонных голых стенах, он должен что-то понять. А я с его старшим братом сижу и молча жду, я хочу его спросить о вопросе, смотрю на его лицо – не меняется, а тело не движется, будто тот умер или находятся в летаргическом сне. Его вроде как выключили, а мне не по себе от того, что чувствует Петя, и не по себе от тишины, молчания. Я говорю, но слышно только лишь звук только в моей голове, звука нету во сне.

Петя – младший брат, трясется лежа на боку, поджав под себя колени, он похудел до костей, которые просвечивают сквозь охладевшую бело-синюю кожу. Он поворачивает голову, теперь лежащую голым затылком на влажной холодной земле, и он смотрит вверх, где-то в трех метрах над землей маленькое окошко, размером с шоколадку, через него падает единственный свет.

Дальше сон сам по себе пропускает большой кусок, «перемотка». И я снова вижу Петю, сидящего перед нами, сколько времени он лежал на земле? Он стал почти мертвый, старый, его мышцы совсем слабы и не слушаются, дергаются, вызывая дрожание и подергивание конечностей – рук и ног. Шея не держит голову, та чуть наклонилась, и Петя смотрит на Витю, а Витя на Петю, но теперь уже по-другому, они смотрят в друг друга на равных. Ни как добыча на жертву, ни как обвиняемый на судью, а как равные в одном строю. Я смотрю на него исхудавшего, как кости, пустого, на нем только кожа, посиневшая от холода, он весь ссутулился, а голова наклонена в бок, шея ее не держит, и мне кажется, я вижу, да, я вижу на лице Пети наглую ухмылку, он… «ОН… ОН ПОНЯЛ!»

Снова звучит тот же вопрос, его задает Витя, но я его не слышу, но я его чувствую каким-то другим чувством. Это не передать, когда чужие слова вы не слышите и не видите, но чувствуете, как будто улавливаете вибрацию кожей.

Отвечает на вопрос, но его губы не двигаются, и ответа не слышно. Я не слышу ответ, но снова все это почувствовал, но мне кажется мало. Я должен знать ответ точно.

Петя знает ответ и повторяет его, этот ответ очень важен для всего. В его ответе скрыто все, что мне нужно знать, я чувствую это и лихорадочно пытаюсь понять, узнать, услышать или почувствовать до конца и узнать наверняка. Я хочу спросить, пытаюсь, пытаюсь… но меня они не слышат, неподвижно молчат.

Худая накренившаяся голова, тощий скелет, обтянутый бледной кожей, улыбается неподвижному старшему брату, осознав наконец-то там что-то… И снова звучит тот вопрос и снова звучит тот ответ.

Я кричу, пытаясь разорвать тишину, но только своих голосов отражения слышу. А тот важный вопрос и этот важный ответ я только почувствовал, но не услышал.

Я просыпаюсь в поту и пытаюсь запомнить сон, повторяя много раз про себя его и его детали, и ищу в нем тот важный вопрос и тот важный ответ. Вопрос и ответ…вопрос и ответ, но там ничего конкретного нет. Я пытаюсь сопоставить свои чувства во сне от тех слов с тем, что я чувствовал и переживал в жизни, но нет точных совпадений. Я ищу, я ищу хотя бы сам вопрос, но нет, я все помню, но там его нет.

Я понимаю, что там случилось. Только в момент перед смертью, лишившись всего: тела, жизни и себя самого, младший брат смог преодолеть себя, подняться над собой, над обыденностью и рутинностью существования, над своим эго. И только в этот момент он начал действительно жить, а не существовать. И обратившись к своему собственному Абсолюту у него получилось что-то понять. Но что?

Что?

ЧТО?

ЧТО?

Поверьте, нет ничего приятного, когда в вашу жизнь или сны вторгаются мертвые и пытаются, не произнося ни звука, что-то сказать.

И теперь я не мог выбросить это из головы, и это крутилось где-то там, на задворках Вселенной мыслей.

Я утопаю, спускаясь по рекам, скользя на этаж самый нижний.

Дата добавления: 2015-10-21