Свадьба.

ЗАГС, невеста в белом платье и фате стоит рядом с мужем, он в строгом костюме. Рядом друзья, родственники, подруги. Все такие красивые и счастливые. Обменялись кольцами, крики: «УРА!», по бокалу шампанского выпить пришлось, и все едут, будто длинным президентским кортежем.

Саша едет следом за лимузином и микроавтобусом, у него нет никакого желания ехать с ними со всеми. Тверская области, трасса M-9, прошел снегопад, дорогу никто тут не чистит, на заднем приводе машина скользит, как на катке, ее зад виляет то влево, то вправо. Прошло уже два дня с пьянки, а голова до сих пор трещит, а тут еще и не расслабишься, чуть что – кювет и хорошо, если жив. Он едет следом, вперед за кортежем.

Все, приехали.

Он заходит за забор загородного дома, перед ним большой двухэтажный дом, рядом с которым стоит семь мангалов, грузины разжигают уголь, огонь. До второго этапа свадьбы осталось где-то минут пять, и все вокруг носятся. Можно остановиться, замереть, понаблюдать за жизнью муравьев. Все что-то таскают, носят, приносят, делают, поправляют. Мама и папа сыночка, оба с усиками, только выйдя из микроавтобуса, сразу командуют, размахивая руками, словно дирижеры. Усы у папани знатные, пышные, закрученные, он седой казак среднего роста, хорошего телосложения, с очень серьезным взглядом на жизнь. А маманя – у нее просто пушок, на который когда смотришь, передергивает, но ты стараешься делать вид, что все хорошо, все хорошо, и усиков нет, не обращай внимания.

Все выходят из двух лимузинов, микроавтобуса, машин и проходят в дом.

– Саша, ну что ты стоишь? – подбегает мамаша Максима-сынка с вытянутыми руками, сейчас схватит. И хватает, обнимая, прижимаясь крепко к нему, а Саша ее видит во второй раз, и всю свадьбу будет стараться держаться от всех них подальше.

– Поздравляю, теперь у вас семья стала больше почти в два раза! – не дожидаясь, он сморозил какую-то чушь.

– Ой, да что ты, проходи, заходи в дом!

А у него никакого желания этого делать и нет.

В доме народу битком, все разбрелись по кучкам человек по пять и стоят отдельно друг от друга и о чем-то своем говорят. Много женщин в платьях, мужчины в рубашках и пиджаках, нафуфыренные курицы и петухи.

А в душе, за душой – пустота.

Звон бокала.

Все идут и садятся за стол, наливают спиртное. Встает муж, теперь первый раз не женихом, и просит сказать первый тост. Он говорит о том, как любит ее, и что жизнь без нее – это мука и мрак. Она пухлая стерва в корсете, затянутом сильно. Она смотрит на него, не веря глазам, как ей везет, как она вышла замуж красиво. И в последнем слове не красота, а лживые красные мины. Она поднимает бокал, задевая бутылку спиртного.

И красной рекой льется Изабеллы слеза – это сорт винограда такого.

По белому платью ползет паутины кровавая клякса.

И рядом сидящая мать хватает салфетку, чтобы спасти дочери честь и белизну ее туалета.

Ну что, это конец?

Нет, позвольте, торжество правды и честь Изабеллы.

Все слегка паникуют, невестка говорит, чтобы все сели, все садятся, и кто-то в очках запевает победное: «Горько!»

Пустеет у всех посуда в руках. Муж встает с невестой, встают и целуются смело, он держит ее, прижимая сильней к себе подол ее туалета. Крики «Горько!» стихают, поцелуй прекращен, они отрываются от друг друга.

Его рубашка и штаны чуть теперь заляпаны кровью виноградного сорта.

Все счастливые сидят, радуясь преодолению предела проблемы. Они счастливы. За что теперь поедим и попьем? За то, что счастлив их брак!

А невеста всем объявляет, что скоро вернется.

Пока она уходит, приносят шашлык и другие истинно грузинские очень горячие яства. На закуску холодную здесь японские суши и прочая ерунда, а вот он салат «Оливье», как без него? Где спать всем потом, ведь кроватей на всех здесь не хватит? Полный стол ломится от разной еды, но есть тут совсем что-то не хочется, может не надо?

Она возвращается буквально через минуту в изящном тоненьком платье с разрезом в ее пышных толстых грудях и подоле, чуть закрывающем широкую попу.

Как же так? Проиграла правда и честь, что возмездие было в крови и слезах Изабеллы?

Нет, не думаю, но в жизни все так и есть. Продолжение пульсации слева.

Нет, совсем уже не пуританские взгляды! Белое платье с фатой – застенчивой невинности знаки. Так что они забыли на ней, этой пухлой и злой, той, которая запачкала еще в юные годы свои туалеты. Для нее эта свадьба – хороший расклад и хорошая сделка. Да и все, кто тут в платьях сидят, не заслуживают и лоскута белизны этого свадебного туалета.

Что ж, такая теперь у всех нас судьба, это плата за ложь и современность.

– Простите, а кто вы?

– Меня зовут Александр, а вы?

– Я Юля, главный бухгалтер. Вы друг семьи со стороны жениха?

– Да, с его.

Пробегает официант, она его дергает к себе.

– А можно салатика Цезарь.

– Следите за фигурой?

– Да, шашлык, даже бараний и куриный, для меня жирноват, – она – худенькая блондинка с сильным загаром и золотыми часами.

– А вы, как я понимаю, подруга со стороны невесты? – он осматривает ее краем радужки глаза. Она выглядит ухоженной и молодой, но в таких ситуациях лучше довериться кистям рук. Он смотрит на кожу на ее правой руке и на ее пальцы и думает, что возраст ее соответствует внешности. Поверьте, сейчас девушка может выглядеть молодой, а окажется потом, что ей сорок пять, и только тонкая, старая, ссохшаяся кожа ладоней, пальцев и кистей подскажут, что она уже далеко не студентка.

– Да, скорее даже со стороны всей их семьи, родителей ее я знаю гораздо лучше, – она сейчас начнет шутить, уже улыбается. – А еще лучше я знаю все, про их деньги, вы же понимаете, я бухгалтер. Саша вяло смеется, протягивая руки к шашлычку из баранины. А ей приносят салат на широкой тарелке. Она отвечает: «Спасибо». – А вы чем занимаетесь? В смысле не сейчас, я вижу, вы пытаетесь поесть шашлычка, а я вам мешаю. Ну, в плане работы?

– Я не бухгалтер, у меня маленькое предприятие, занимающееся сомнительными аферами, не то рекламой, не то фокусами, в плохом смысле этого слова.

– Как интересно, – девушка смотрит на Сашу заинтересованно, еще не понятно, в чем… но уже понятно, как смотрит.

– Не очень, но в целом неплохо.

– А у меня здесь есть мой йоркширский терьер.

Зачем? И к чему она это сказала?

– Правда? А где он?

– Он в машине, сейчас все напьются, и я его выпущу и запущу сюда, а то он быстро всех достанет своим тявканьем и приставаниями и попрошайничеством, – она пьет минеральную воду.

Один тост, следом еще… и так разом пять, пять рюмок в него уже влито. Он смотрит в нее, в ее голубые глаза, в них, кажется, что-то налито.

После пятой каждая будет самой красивой.

– А давайте мы вам тоже вина нальем? Что вы не пьете со всеми?

– Мне еще машину вести обратно домой, куда мне тут пить.

– А я тоже приехал на машине, но останусь у них ночевать. Зачем уставшим после такого отдыха домой поздно ехать? Дома же будет так скучно?

И вот он проводит по ее ножке легонько рукой, и она улыбнулась.

– Хорошо, налейте мне бокал, только шампанского, не люблю всю эту кислятину бело-розово-красную.

– Ох, как я вас понимаю.

Все сидят и по очереди говорят тост за тостом, вливая в глубокие глотки спиртное, падают блюдца, тарелки, фужеры, уборщица ползает, руками собирая осколки. Официанты бегают, незаметно вырывая исподтишка пустые тарелки, нагромождая подносы.

Перерывы на конкурсы, танцы и брудершафт, все счастливые непонятно какому событию.

Запускает главный бухгалтер в зал терьера, йоркширик бежит к столу и счастлив сейчас, позже в углу он сделает лужу. Он просит косточку, кусочек мясца с видом милым, голодным, очень сильно доверчивы пьяные люди. Он бегает от одного к другому, все его гладят, вытирая об него руки, и играют с ним не в дурака, он со всеми в друзьях, и ни с кем не в обиде. А вот люди, человек здесь под сто пятьдесят, совершенно чужие друг другу, все врут, внимательно слушая невесту и жениха, не пытаясь стать родными друг пред другом.

И зачем звать партнеров, дальних знакомых, руководителей фирм, главных бухгалтеров и прочих дальних родных? Им же всем наплевать, кто тут жених, и кто будет невестой.

Ну вот, очередной перерыв, антракт в неудавшейся пьесе.

Саша стоит в большом, почти общественном туалете, и умывает лицо, рядом две пустующих раковины, к одной из них подходит дедок, ему на вид всего где-то пятьдесят, может пятьдесят два с хвостиком, года.

И, не зная, что незнакомцу сказать, Саша улыбается и смотрит в отражение глаз и говорит пьяным голосом, а с ним говорит, по всей видимости, восьмой реинкарнации Будда.

– Может тоже жениться и завершить этот холостяцкий священный приход?

Мужчина, только что бывший вполне ничего, расплываясь бровями сердито, делая выражение будто сливы съел кислой, облокачивается на раковину, задействуя обе руки. Держитесь тут сильно.

– Объективно, сынок, брак – это засохшая жизнь, пустыня, песок, появление детей, как ни банально, стреляет навылет в висок, – Саша не ожидал такого ответа, но видно тема для мужика знакома и спета. – Дети первые годы орут и, не дай Бог, она издаст хоть тихий стон, они сразу начнут во все глотки орать, не давая даже вам спать, или уж тем более в кроватке нормально любовникам спеться. А когда подрастут дети и будут в школу сами ходить, то учти, что стены в наших квартирах – тонкие стены. А уши у всех этих детей, как локаторы сделаны, и теперь будет вообще не до этого, – погрустнел.

– Все так плохо?

– Нет, секс не запрещен, но ограничен. Если повезет, раз в неделю, а то бывает обычно и реже. Мы уставшие после работы, дети, проблемы, о какой любви может быть речь? Выспаться, да проснуться спокойно – вот какие желания исполняешь теперь и ты первым. А если все и случится, то конец очевиден – секс выходит вялый и скверный. Но бывают редкие, очень редкие дни затменья, когда мы остаемся одни, и я ее люблю до посиненья, не обращая внимания на изменения тел и на то, как обвисла кожа у нас, и как стары мы стали. Иногда я грущу о моей холостяцкой жизни, но, сам понимаешь, ребенком всегда быть нельзя, и детей приходится делать.

– Понятно, – в такой ситуации и уйти неудобно, и слушать его совсем невозможно. – Ладно, спасибо, я пойду, меня ждут.

Саша выходит из кулуаров дома и закуривает сразу длинную, тонкую папиросу. Что-то совсем загрузил его здесь старик, и так мысли не дают и часа покоя.

Женщина с йоркшириком мило сидит и попивает шампанского брызги. Саша садится с ней рядом, и она говорит: «Что-то не так?»

– Нет, все нормально.

– Точно? Ты уверен сам в этом?

– Меня просто старик загрузил по поводу свадьбы.

– И что сказал?

– Рассказал, как это быть женатым, – Саша наливает себе водки.

– И как?

Саша думает, что и как, ей помягче сказать.

– Есть свои преимущества и увлечения.

Она поднимает бокал, а он налил себе рюмку, выпивает еще пятьдесят, и идут танцевать, он трогает ее талию меньше шестидесяти сантиметров. Хорошие ноги на каблуках напрягаются в ритм, наступая на жесткий паркет, не промахиваясь, двигаясь в такт, не наступая на метающегося под ногами терьера.

Ну вот и драка друзей жениха с друзьями невесты, значит свадьба здесь удалась, и запомнят ее все поколения. Стол, шатаясь от ударов судьбы, чуть не рухнул и не сложился. Но в итоге, через пятнадцать минут кутерьмы все помирись. Объятья теперь их крепки, и все породнились.

Вот и все, разошлись, осталось всего с десяток гостей, всех остальных развезет Минивен и лимузины, каждый будет к полуночи спать, выпивая на ночь водички стакан и пару шипучих таблеток: «Дорогая, прошу, принеси аспирина».

А Саша и главный бухгалтер где-то в тенях, на чердаке, лежат на матрасе, он трогает худенькую Изабеллу по имени Юля, запятнавшую рано честь свою и все пуританские взгляды с этим самым нижним поддоном – бельем.

Она садится верхом, ей нужно еще, чтобы жизнь показалась тут раем.

Снегопад.

Ее машина не заводится, она и ее йоркширский терьер бросают машину и едут вместе с Сашей в город греховный.

Серое небо, снег, дороги не чищены и укатаны снегом, минус два. Машина со спортивными повадками и задним приводом крутит попой при любом удобном случае, давая часто понервничать водителю смелому.

А в доме на чердаке было холодно утром и сыро. В машине Саша включает печь: «Хоть согреться получится одному без всего этого коллектива». – Не желая насиловать свой больной мозг, он не слушает Юлю, пока та рассказывает о своей жизни красиво.

– Можно я чуть-чуть открою окно? Мэрик любит высовываться в него. Мы в куртках, на улице тепло, мы не замерзнем. Ну пожалуйста! Ну пожалуйста! Можно?

– Можно, можно.

Она открывает окно, собачка высовывает свою морду, дыша, доставая язык и, сама не зная об этом, путая карты. Не согреться теперь, не посидеть в тишине, остается считать километр за километром, все не будет в порядке.

И тут видит Саша на другой полосе, как машина уборки выкидывает вверх двухметровый столб снега. Это уборочная машина с вращающейся щеткой-метлой неизвестно как и зачем перекидывает снег не на обочину, а на соседнюю часть шоссе, осыпая всех, кто едет навстречу, толщью снега.

– Блять, пиздец! – Юля, услышав, очнулась, смотрит на дорогу, видит, как к ним приближается лавина из снега. – Закрой окно! – она нажимает кнопку на двери, путая и нажимая ее не туда, окно открылось совсем, испугано думает: «Не туда! Не туда!» На лобовое стекло попадает пятьдесят килограмм каши из грязи и снега. Дворники машины не могут пошевелиться, а машину тем временем заносит, ее реально сильно заносит. А Саша последнее, что видел, это по обе стороны дороги стоят столбы со знаками, а слева, на встречке, едет грузовик дальнобойный следом за чистильщиком. Начинается хлыст, импульсный занос, раскачивающий машину слева направо… слева направо… словно качели.

Женщина орет, орет, подняв руки, остается молиться.

Никто не знает, что впереди – за окном совсем ничего, ничего и не видно. Машину начинает крутить, выбрасывая на встречную полосу, она пролетает, вращаясь, слава Богу, мимо столба и, чудом, между фурой и уборщиком снега и влетает в кювет.

Видимо, молитвы кто-то услышал.

Вот такая в России уборка с дороги людей вместе со снегом.

Женщина продолжает держать руки, но уже не кричит, у нее до сих пор открыто окно, блондинка молчит.

Саша смотрит на Юлю: «Ты жива, все в порядке?» – Она говорит: «Да», – качая головой. И он вылезает в сугроб, машина крепко влетела в метровый слой снег, заглохла.

Саша смотрит на дорогу, ему не верится, что он еще жив и его пронесло, ноги дрожат, а чистильщик и фура удаляются вдаль. Я думаю, этот взгляд в никуда и шок будет знаком тем, кого пронесло мимо смерти в смятой железной коробке.

Он выходит на дорогу и смотрит на следы шин машины, тянущиеся по дороге метров шестьдесят – пятьдесят.

Саша закуривает и медленно курит, понимая, что машину без трактора или джипа им не достать, а в обе стороны машин нет ни на километр, по обе стороны севера, юга.

Из машины выбегает Юля и снова кричит.

– Мэрик!

Она проваливается в сугроб и падает в снег, быстро встает и бежит к дороге.

Она бежит и бежит, размахивая руками, бежит и падает на асфальт, где-то посередине дороги бедную собачку выкинуло из машины и мимо фуры ее не пронесло. И вот она лежит и далеко не спит, Саша не подходит слишком близко, держась чуть-чуть на расстоянии. Она плачет. Мэрика нет.

Собака лежит и уже не дрожит, а Саша знает, что делать, надо подойти и успокоить ее, но он сам пока в шоке, и к нему пришло странное прозрение или видение.

Он стоит посередине и смотрит на уходящие в никуда две разделительные полосы. А где-то далеко слышно поезд.

Он вспоминает, как в детстве маленький садился на трамвай и просто катался, цель была одна – попасть туда, где он еще не был, изучить там все и вернуться обратно. Странное развлечение.

Он помнит, как стоял и смотрел на уходящие вдаль рельсы, соединяющиеся там в точку. И эти две дороги уходят вдаль и соединяются там далеко в точку.

И каждый раз раздвинутый мир снова сходится в точке.

И расходится мир из этой вот точки.

Он переводит взгляд и замечает, что небо серое, а в тот день в детстве небо было светло-голубым. Серое небо было когда-то голубым.

Клаксон сотрясает тишину, Юля вскакивает, а Саша с испуга втянул голову в плечи и медленно оборачивается, думая, что все, сейчас насмерть собьет.

– Помочь вытащить? – говорит высунувшийся дядька из серебристого Ленд Крузера.

– Да, большое спасибо.

Им повезло, и Саша сразу полез за буксировочным тросом, а Ленд Крузер выходит на исходную, готовясь машину тянуть.

А Юля берет Мэрика на руки и уносит в лес, исчезая в нем с трупом собачки.

Жаль не выйдет она из вечной зимы, длительной зимней спячки.

Больше нету собачки.

Дата добавления: 2015-10-21