В ПРЕДДВЕРИИ ХХ ВЕКА

Ни один музыкальный стиль не длился так долго, как романтизм. Он длится, в общем-то, до сих пор.

(С оговорками, конечно. Например, уже 10 лет, как на дворе эра цифровой фотографии. Тем не менее многие фотографы продолжают снимать на пленку, а цифровое фото подражает ее рисунку и цветам.)

К концу XIX века очертился парадокс. Главная ценность романтизма – искренность. Но традиционный «язык искренности» за сотню лет измочалился в мыло. Вот и получалось, что его использование приводило к внутренней фальши. Хотим быть искренними – а нечем!

Последний всплеск «языка искренности» – музыка австрийцев Густава Малера и Рихарда Штрауса, финна Яна Сибелиуса, русских Александра Скрябина и Сергея Рахманинова. Каждый из них нашел новые, свежие краски в старом языке – и каждому из них рано или поздно стало в нем тесно. Все они пришли к новому, не-романтическому языку – кто раньше, кто позже. Даже патриарх русского академизма Римский-Корсаков, тряхнув седой бородой, вырвался из привычных рамок (см. выше).

Ну, а молодежь, как ей и полагается, отрицала родителей чуть ли не с колыбели. Сергей Прокофьев, Бела Барток, Игорь Стравинский с первых своих опусов (ну, почти) писали по-новому.

А ведь все это происходило не только в музыке. Первая мировая война, революция в России, крушение четырех империй, тоталитарные режимы...

Как будто вся древняя, солидная, почтенная Европа сошла с ума. Неудивительно, что и в музыке творилось нечто неслыханное.

Конечно, все это началось не на ровном месте, а имело глубокие причины в самых разных сферах жизни. И конечно, все это предчувствовалось задолго до. (А самые чуткие «барометры» истории – люди искусства. Поэты, писатели, художники, композиторы.)

***

Ожидание перемен выражалось по-разному. Настолько по-разному, что гораздо легче уловить общий тон искусства того времени – наэлектризированный, как перед близкой грозой, – чем разложить по полочкам каждый порыв ветра, каждую искру и зарницу.

Но мы попробуем.

На одной полочке сложим музыку молодую, радостную, нетерпеливую. Грядущие перемены предчувствовались в ней как долгожданное обновление, как «весна».

Помните «здоровую очистительную бурю» у Чехова, которая обязательно выметет прочь все негодное старье? Недаром был так популярен образ весны. Романс «Весенние воды» и кантата «Весна» Рахманинова, многочисленные вёсны Левитана и Кустодиева, весенняя языческая нечисть в «Пузырях земли» Блока...

А опера Римского-Корсакова «Кащей Бессмертный», рассказывающая именно эту историю – про конец Кащеева царства и «здоровую очистительную бурю» (там даже есть такой Буря-богатырь) – имеет подзаголовок «осенняя сказочка». Мол, осень на дворе, но ничего – весне нас не миновать!

Ярче всего эта «весенняя» линия нового искусства воплотилась в музыке русских композиторов Сергея Рахманинова и Александра Скрябина. Послушайте концерт №1 Рахманинова - в нем щедрое половодье заполнило простор от горизонта до горизонта! Послушайте этюд Скрябина ор.8 №12 - его мелодия взмывает ввысь, к зениту весеннего неба...

Как видно из подзаголовка «Кащея», весна только ожидалась, а настоящее виделось «осенью». На другой полочке сложим «осеннюю» музыку, где преобладала усталость старой культуры. Такое мироощущение называется «декаданс» (в переводе с французского – «упадок») – когда все понимаешь, но ничего не можешь изменить.

Это утонченное и безвольное мироощущение: «а я, как все, – лишь умный раб, из глины созданный и праха» (А. Блок).

Представьте, что кто-то говорит – «О любимая! Моя любовь к тебе подобна вулкану! Позволь мне пригубить кубок этой страсти...» При царе Горохе, пожалуй, такие признания слушались серьезно. А сейчас... Романтический язык стал банальным, и декаданс чувствовал это еще острее, чем мы. То, что когда-то звучало искренне и свежо, теперь зазвучало фарсом.

Представляете, как это нестерпимо? Что бы вы ни сказали – все приобретает двусмысленность, «двойное дно». Вы – человек без языка; вы обречены вечно носить шутовскую маску. В балете Игоря Стравинского «Петрушка» кукла-марионетка влюбилась в Коломбину, такую же куклу, и мучится в отчаянных попытках преодолеть собственную кукольность. Вселенная «Петрушки» – огромный балаган.

Крик немоты наиболее пронзительно прозвучал в музыке австрийца Густава Малера. Каждая фраза его музыки искажена гримасой боли и насмешки. Если вы читали прозу Платонова – «Счастливую Москву» или «Чевенгур» – вы представляете, о чем я.

Симфонии Малера – многотомные музыкальные романы. Их нужно слушать вдумчиво, не торопясь, как мы читаем «Братьев Карамазовых». Это мир гротеска: в нем все преувеличено, как в кривом зеркале. Здесь звери хоронят охотника (третья часть симфонии №1), вальс танцуют то ли призраки, то ли летучие мыши (третья часть симфонии №7), а лирический герой, насмехаясь над собой, сам себе играет похоронный марш (первая часть симфонии №5).

Есть у Малера и светлые страницы, связанные с образами природы – например, вторая и третья части симфонии №3 («Что мне полевые цветы рассказали» и «Что мне лесные звери и птицы рассказали»). Но... слышите в них иронию? Малеровские звери-птицы – забавные симпатяги из диснеевских мультиков, а вовсе не возвышенно-серьезная «Вещая птица» из «Лесных сцен» Шумана.

Эксцентричный мир Малера оказался созвучен реалиям ХХ века, как никакой другой. В 1960-е гг., спустя 50 лет после смерти композитора, диски с его симфониями завоевали такую популярность, что конкурировали с дисками рок-звезд.

Декаданс – сумеречное искусство. На дневное полнокровие ему не хватает сил, – да и банальным оно стало, это полнокровие. Уже давно. Импрессионизм в этом смысле – часть декаданса. Он необыкновенно чувствителен к тончайшим градациям и переходам, к полу- и четвертьтонам, незаметным в дневное время. Это изысканное, холодное и – глубоко внутри – отчаянно горькое искусство. Послушайте цикл «Ночной Гаспар» Равеля (другие переводы – «Призраки ночи» или «Гаспар из тьмы»). В нем три пьесы: «Ундина», «Виселица» и «Скарбо». (Одни названия-то чего стоят!..) Ундина – водяная дева, заманивающая юношей в свой подводный замок – на их погибель; Скарбо – демон-домовой, которого нельзя увидеть – он мелькает на периферии зрения…

***

На третьей полочке мы разместим, пожалуй, главное в предгрозовой эпохе: страх.

Именно в это время в музыке впервые с такой силой зазвучали образы зла. А назавтра – в ХХ веке – они уже преобладали. Сам собой оформился их портрет: жесткий наступательный ритм. Насилие, жестокость, агрессия.

В разной музыке они приобретают разный облик. У одних композиторов – у Равеля, Рахманинова, Малера – это жуткие беснования нечисти. У других – у Прокофьева, Стравинского, Бартока – неумолимое механическое движение. У третьих - видения и кошмары.

Послушайте финал сонаты Прокофьева №2. В лирической драме Блока «Король на площади» есть «слухи» – маленькие, красные, которые шныряют в городской пыли и разносят тревогу. Не они ли здесь?..

Послушайте первую часть симфонии №4 Сибелиуса. Плотное, душное марево нависло над ней, обещая то ли бурю, то ли войну. А финал скрипичного концерта воскрешает забытые языческие обряды – зловещие пляски вокруг ночных костров.

Самым впечатляющим следом «предгрозового» мироощущения, наверно, остался цикл Рахманинова «Колокола» (его называют по-разному – то симфонией, то симфонической поэмой).

Это необъятное полотно для хора, трех солистов-певцов и оркестра. Четыре части «Колоколов» – четыре этапа жизненного цикла: серебряный звон юности, золотой звон свадьбы, медный звон тревоги, железный звон могилы. Молодость, зрелость, старость, смерть. Весна, лето, осень, зима...

Третья часть «Колоколов» – чудовищная картина конца света. В ней рушится все. Это конец не только одной жизни, но и всей Вселенной.

Правда, после финального железного звона звучит мажор. После зимы – новая весна. После смерти – бессмертие.

Рахманинов прошел огромный путь от пылкого романтизма – к мудрому экономному стилю, похожему на графику Брейгеля или Гойи. Послушайте этюд-картину ор.39 №3 фа-диез-минор, написанный в 1916 году в России. Полнозвучные, глубокие, насыщенные краски – чем не Левитан? Беспокойные колокола будят, будоражат: внимание! тревога! будь начеку!..

А теперь послушайте первую часть Симфонических танцев, написанных в 1940 году в США. Сухая пульсация, рваные, рубленые удары аккордов – жестокий мир ХХ века. Это уже не живопись маслом, а плакат. Русский пейзаж – и Голливуд. Недаром начало Симфонических танцев так похоже на рок-музыку, которой тогда еще не было.

Правда же, трудно поверить, что оба произведения написал один и тот же человек?

Может быть, никто больше не прочувствовал так глубоко корни «старой» культуры. Никто не прощался с ней с такой болью. И никто не показал новое так разнообразно, как Рахманинов. Новое у него – и свежее, «весеннее», и сумрачное, «грозовое», и бесчеловечно-жестокое.

И все это выражено в «изюминке» рахманиновского письма – в колокольном звоне, разнообразном, как история и жизнь. В его «Колоколах» колокола звонят и о старом, и о новом, и о восторге, и о боли, и о небытии. Послушайте второй концерт Рахманинова: композитор Метнер сказал, что здесь «с каждым колокольным ударом встает во весь рост вся Россия». Послушайте музыкальный момент ми-минор, где кажется, что колокола в тревоге вот-вот сорвутся с колокольни, и прелюдию си-бемоль мажор, где они возвещают весну прямо с неба...

Самой удивительной в «предгрозовую» эпоху была, может быть, фигура соученика Рахманинова – Скрябина. С первых своих опусов он выделился в музыке особой нервностью, пламенностью тона, будто слышал то, чего не дано было услышать другим. Такими были, наверно, великие пророки древности, способные увлечь за собой целые народы. Послушайте этюд ор.42 №5: кажется, что эта отчаянная скачка-полет вот-вот заступит за красную черту, оборвется, как во сне, – и...

Со временем музыка Скрябина менялась. Пламенность осталась в ней, даже возросла, – но оттенок огня переменился: вместо минора разгорался жгучий мажор. Он не грел, а обжигал. Казалось, будто некое тайное знание, данное Скрябину, наполняло его музыку космической силой. Послушайте Божественную поэму (симфонию №3): она окунет вас в ослепительный мир, с которым не сравнится никакой виртуальный симулятор. Послушайте Поэму Экстаза: далекая звезда, мерцающая в первых фразах, близится все ближе, ближе, пока не превратится в обжигающее Солнце – океан пламени, пожирающий оркестр и нас с вами...

Мистика, которой увлекся Скрябин, открыла ему его Великую Миссию. Оказывается, силой своего гения ему было суждено преобразовать Вселенную, чтобы превратить ее в Чистый Дух. Тогда все мировое зло сгорит в пламени творчества (вместе с добром). Для этого надо было написать Мистерию – особое произведение, которое должно исполняться в специальном храме в Гималаях. Колонны у этого храма должны быть из ароматов, а колокола, возвещающие Конец Света, должны звонить прямо с неба. Мистерия, она же Конец Света, будет длиться семь дней, и за это время вся старая Вселенная должна сгореть-развоплотиться в Чистый Дух...

Читая все это, вы наверняка сочувственно вздыхали. С ними, гениями, случается. Недаром говорят, что и сама гениальность – сумасшествие...

Но если Скрябин и спятил, то как-то по-особому, не так, как все. Вместе с ним спятила и вся эпоха. Нет, конечно, к его Великой Миссии не относились всерьез – над ней посмеивались, как посмеиваются над причудами гения. Но и сумасшедшим его никто не называл.

Вы заметили, что Великая Миссия Скрябина и то, что я говорил о смене эпох - одно и то же, только разным языком? Если Скрябин и сошел с ума – у его мании был весьма актуальный предмет. Она воплотила главное, что волновало людей того времени.

Скрябин не написал своей Мистерии. Не потому, что это было невозможно, а потому, что внезапно умер от прыща на губе. Произошло это в 1916 году, незадолго до того, как мир стал рушиться без всяких Мистерий.

...Но фрагменты ее мы можем послушать. Скрябин сделал «альфа-версию» Мистерии – «Предварительное Действо» (современники в шутку прозвали его «Безопасной Мистерией»). После смерти Скрябина «Действо» было восстановлено и сейчас исполняется в редакциях разных композиторов.

Послушайте начало «Предварительного действа» в редакции Немтина.

Ручаюсь – никогда вы не слышали ничего более чудовищного, чем первый аккорд, с которого должен начаться Конец Света.

Дата добавления: 2015-08-13