Мир классицизма

условно: вторая половина XVIII – начало XIX вв.

Музыка барокко выросла из религиозного полюса тогдашней жизни. Из серьезного, страстно-эмоционального, пропитанного любовью, страданием и страхом. Из того, что дороже всего на свете.

А музыка классицизма – из светского, легкомысленного. Из мира развлечений высшего света. Уж что-то, а развлекаться-то он умел: «живем на свете только раз», «после нас хоть потоп»...

Потом уже из него выросло искусство глубокое и серьезное. Оно унаследовало от «родителя» юмор, оптимизм, энергию; оно осталось (это самое удивительное) – осталось легким, хоть и перестало быть легкомысленным.

(Спустя двести лет из развлекательной культуры ХХ века, которую все мы зовем «попсой», выросло новое искусство – Pink Floyd, The Doors, Aerosmith... Оно заговорило о главном, стало глубоким и трагичным, как песня Queen «Show Must Go On»….)

Классицизм – большая детская. Дети повзрослели, но сумели не растерять детского восторга жизни, детской непосредственности и оптимизма. Персонажи музыки классицизма – большие дети, живущие в гармонии с миром. И в детстве, и в классицизме главное – гармония (в широком, не-только-музыкальном смысле).

Барокко любит диссонанс, а классицизм – консонанс. Барокко – это страсть, а классицизм – радость и энергия. Его идеал – античность. Древняя Греция с ее храмами, скульптурами, богами и героями – чем не идеальный мир? Если его не бывает – можно хотя бы в него поиграть. Искусство классицизма – это игра, вечная игра в жизнь, которая отличается от детских игр только правилами.

…И снова посмотрите на даты. Что произошло в мире в этот промежуток времени? Что-то очень важное. Такое, что изменило ход всей человеческой истории.

Французская революция! Когда люди заигрались настолько, что решили построить идеальное общество. А для этого требовалась самая малость: уничтожить неидеальное, чтобы не мешало.

Как ребенок топчет муравьев, воображая себя героем – так и люди топтали друг друга во имя своей игры. Наивное, жестокое, но и героическое время – время прекрасных порывов и великих подвигов. Тогда эта игра привела к катастрофе всю Европу, но потом, в будущем, идеалы Свободы, Равенства, Братства стали фундаментом мировой справедливости.

Музыка классицизма выросла из светских развлечений. Главным из них был танец. Поэтому она всегда танцевальна. (А если не танцевальна, то моторна, а если не моторна – все равно в ней слышно хоть и скрытое, но движение.) Музыка классицизма вся – в стремлении вперед. Ее всегда пронизывает непрерывный пульс. Она всегда изнывает от скрытой энергии, готовой взорвать ее изнутри, – даже если кажется спокойной и меланхоличной. Она и размышляет в танце – или, как минимум, на ходу.

Этот деятельный мир глубже других отразили три композитора, которые родились в разных местах, но жили и работали в Вене. Поэтому их называют «венскими классиками». Это Йозеф Гайдн, Вольфганг Амадей Моцарт и Людвиг ван Бетховен.

…Гайдн ярче других воплотил юмор и жизнелюбие классицизма. В его музыке слышны раскаты смеха, бьющего через край, как шампанское. Послушайте сонату Гайдна ре-мажор Hob XVI:37. Конечно, гайдновская музыка умеет быть и серьезной, и трагичной. Гайдн написал не только многие страницы легкой, радостной музыки, но и ораторию «Семь слов Спасителя на кресте».

…Моцарт пронзительней других воплотил гармонию, стройность, детскую чистоту классицизма. Игра переходит у Моцарта в иронию: весь мир – театр, а люди в нем – актеры. За иронией стоит изнанка: Моцарт понимает, что легкость и гармония – всего лишь игра. Порой игровая завеса приоткрывается, и за ней видны ужасные бездны. Моцарт всегда, каждую секунду помнит о них¹. Но он умеет оставаться большим ребенком – хотя бы потому, что так легче.

__________________________________

¹Конечно, имеется в виду воображаемый герой, которого мы для удобства называем именем автора, а вовсе не человек по имени Вольфганг Амадей Моцарт. Ведь когда мы говорим о киношном Фродо – «да как же он не понимает, что этот Горлум гад ползучий?» – мы вовсе не имеем в виду актера Элайджу Вуда.

А еще Моцарт – великий портретист. Он, как никто, умеет рисовать музыкой людей. Двумя-тремя штрихами, как великие мастера графики, он передает характер. Поэтому его любимый жанр – опера. Послушайте арию Лепорелло из оперы «Дон-Жуан», где хитрый слуга расписывает привычки своего хозяина. Здесь нарисованы сразу две физиономии: плутоватая, себе на уме – Лепорелло, и властная, энергичная, порой самодовольная, а порой и жестокая – Дон-Жуана. Моцарт не любит пространных излияний: его портреты так лаконичны, что только успевай следить – мелькают, как в калейдоскопе. (Или как в жизни.)

Может быть, никто не создал такой совершенной музыки, как Моцарт. Она совершенна настолько, что в ней всегда слышна тоска, даже если музыка безоблачно светла. Послушайте вторую часть концерта для фортепиано с оркестром №23.

…Бетховен глубже других воплотил силу и энергию классицизма, его героику, искренний пафос добра и справедливости. Его музыка масштабна и грандиозна; она потрясает, подавляет, ослепляет слушателя своей космической мощью и энергией. Кажется, что ее жители – не люди с их страстями и привычками, как у Моцарта, а боги и герои древности.

Бетховен – великий бунтарь. В его музыке живет дух Французской революции – дух яростной борьбы во имя Свободы, Равенства и Братства. Борьба – ключевое слово бетховенского мира. Послушайте Пятую симфонию Бетховена: про ее тему автор сказал – «так судьба стучится в двери».

Тем удивительней то, как он изменился к концу жизни. Французская революция отшумела, захлебнувшись в собственной крови; Наполеон завоевал полмира, и за два года растерял все свои завоевания. Напуганные монархи Европы были готовы на любую подлость.

Бетховен пережил страшное разочарование: он понял, что идеал всей его жизни – иллюзия. Разочарование совпало с бедой: именно в это время Бетховен полностью оглох. Глухота – смерть для композитора. Но Бетховен преодолел и это испытание. Около шести лет он ничего не писал, но потом снова вернулся к творчеству.

Только теперь он стал писать совсем иначе. Все, что раньше виделось ему борьбой за святую истину, стало тленом и суетой. Старый композитор понял: не Борьба – высшая ценность, а Разум. Поэтому в последних своих произведениях (например, в сонате №31) он обратился к мудрости предков – к старинной традиции барокко и Возрождения.

Никто не понимал этих произведений: современники решили, что глухой композитор сошел с ума. Только потом их признали величайшими из его шедевров…

***

Мир классицизма – всегда действие, всегда театр. Именно в это время музыка научилась рассказывать истории так, как мы это знаем. Именно в это время появились сонатная форма и сонатно-симфонический цикл. Главная и побочная темы – театральные герои, которые переселились в музыку. Современное кино начинается не с Люмьера, а с симфоний и сонат Гайдна, Моцарта и Бетховена: именно там были впервые опробованы приемы, которые отличают кино от театра – ракурсы, монтаж, наслоения и мн. др.

Так музыка училась у драмы, а потом уже драма училась у самой музыки.

Венские классики ставили для вас самые лучшие, самые увлекательные и захватывающие фильмы – те, в которых все герои живут в вашей фантазии. Никакой Голливуд не сравнится с ними.

Дата добавления: 2015-08-13