Мне бы, главное, не опоздать… не опоздать. 14 страница

*

Как только весна полностью вступила в свои права, и теплое солнце растопило снег, Анна стала подолгу бродить в лесочке, завернув в лоскутное одеяло сына. Свежий воздух творил настоящие чудеса – накормленный ребенок мог проспать пару часов к ряду.

Все чаще девушка стала задумываться над тем, каким образом можно осуществить свою мечту и добраться до дома. Через неделю после рождения Максима, она написала письмо матери. Но прошло уже два месяца, а ответа не было. Причину такой задержки Анна боялась объяснять, но сорвавшиеся с привязи мысли ночами не давали покоя.

Перед глазами постоянно вставала картина с сожженным дотла хутором. Похороненные под толстым слоем пепла, покоились останки изб. То тут, то там торчали обугленные и закопченные от гари печные трубы, между которыми гулял тоскливо завывающий ветер, пугающий призраков.

Анна, как могла, убеждала себя, что с матерью ничего не случилось. Иногда получалось, а порой…

- Анютка! Эй, где ты? – донесся звонкий голос Любаши. – Да, куда ж ты запропастилась-то? Аня!

Опасаясь, что девушка своими криками разбудит малыша, Анна поспешила выйти ей навстречу, прикладывая палец к губам.

- Вот ты где! Насилу нашла, - запыхавшись, быстро заговорила она, понижая тон голоса.

- Что-то случилось? Раненых привезли?

- Случилось, случилось, - взволнованно закивала та, - эх, заставить бы тебя танцевать, но так уж и быть, ради Максимушки пожалею. Вот, держи…

Любаша протянула руку: тонкие пальцы сжимали лист бумаги, сложенный треугольником.

-Что это, письмо? Мне?

Сердце замерло, пропуская несколько ударов. В глазах внезапно потемнело, и Анна почувствовала, что падает. Любаша едва успела подхватить ребенка из ослабевших рук подруги. Опустившись на колени, она похлопала Анну по щекам, возвращая ее в чувство.

- Ты чего это в обморок грохнулась? Это из дома, вот видишь: Воронежская область, город Острогожск, хутор Ивановский… прекращай трястись, на, вот, почитай лучше!

Девушка помогла подруге сесть, скашивая один глаз на спящего мальчугана, удивляясь, что тот еще до сих пор не проснулся. Отчаянно дрожащей рукой Анна выхватила письмо и, сдерживая дыхание, развернула. Слезы потекли, едва она узнала почерк матери.

- Она жива, Любаша, мама жива, ты слышишь? Жива!

Не в силах сдержать эмоций, рассмеялась, бросаясь с объятиями к подруге. Та, обхватив Анну одной рукой, принялась поглаживать по спине, пытаясь успокоить, но где там! Девушка смеялась и плакала, повторяя, как молитву, два слова: «Мама жива!»

Не сразу, но до Анны долетел плач еще одного человечка, который совершенно не разделял неуемной радости матери. Все-таки разбуженный малыш отчаянно и возмущенно гудел, ворочаясь в одеяле, требуя объяснений, почему его потревожили. Спохватившись, Анна, все еще смеясь, вытерла мокрые щеки и забрала сына из рук Любаши.

- Ну, что ты, Максимушка, не надо плакать… разбудила я тебя… - приговаривала она, успокаивая малыша. – Любаша, почитай, прошу, а то буквы перед глазами скачут, как сумасшедшие!

Девушка быстро развернула листок, принимаясь бегать глазами по исписанным ровными и круглыми буквами строчкам.

Укачивая сына, Анна вся превратилась вслух, не обращая внимания на капающие с ресниц слезы. Она слышала голос матери, в котором угадывались волнение и тревога, неимоверное облегчение и огромное счастье от того, что ее дочь жива. Забрав у Любаши письмо, она бережно сложила его и спрятала на груди.

- Как думаешь, Александр Афанасьевич может помочь и отправить меня домой? – спросила Анна свою подругу.

- Откуда мне знать? Поговори, наверняка что-нибудь придумает.

Поднявшись с земли, девушки, оживленно переговариваясь, вернулись в госпиталь. Оставив Максима на попечение нянек, Анна отправилась на поиски врача. В кабинете его не оказалось, но, проходивший мимо санитар сказал, что доктор будет занят на операциях еще добрых несколько часов – у кого-то возникли послеоперационные осложнения.

Поздним вечером, накормив и уложив сына спать, девушка снова постучала в дверь кабинета врача и, приоткрыв ее, просунула голову в образовавшуюся щель.

- Александр Афанасьевич, можно к вам?

Доктор, взглянув на нее поверх очков, которые сидели на самом кончике носа, кивнул, пару раз махнув перед собой рукой, разгоняя клубы едкого табачного дыма.

- Аннушка? Почему не спишь? Или с мальчонкой что-то случилось?

- Нет, нет, с Максимушкой все хорошо, наелся и спит. Я поговорить с вами хотела…

- Говори.

- Письмо сегодня от мамы получила, она ждет меня. Александр Афанасьевич, помогите мне, пожалуйста, вернуться! Я так соскучилась по дому!

- Видишь ли, голубушка, в чем дело, я пока помочь ничем не могу, но это только пока, - добавил он, видя, как разочарование проступило на лице девушки. – Более того, хочу просить тебя остаться. В начале лета планируется крупномасштабная операция по освобождению Белоруссии. Сама понимаешь, каждая пара рук будет необходима нам, как воздух! Вот очистим нашу землю от оккупантов, тогда вздохнем свободно, а там уже подумаем, как тебе помочь. Так, что скажешь, голубушка?

- Конечно, Александр Афанасьевич, конечно, я останусь! Вы можете рассчитывать на меня.

- Вот и договорились. Вдобавок и за мальчиком твоим приглядим, чтобы окреп достаточно для дальней дороги. А теперь ступай, голубушка, мне еще работать надо.

Поправив очки, доктор вновь углубился в свои записи. Анне осталось лишь подняться, кивнуть ему, и тихо выскользнуть за дверь.

*

Как и говорил Александр Афанасьевич, 23 июня 1944 года началась крупномасштабная белорусская наступательная операция, под кодовым названием «Багратион». Советские войска наносили удары по гитлеровцам сразу в нескольких направлениях: Витебско - Оршанском, Могилевском, Бобруйском, Полоцком, Минском.

Наступление красной армии предваряла беспрецедентная по масштабу акция партизан. Их целью было выведение из строя вражеских коммуникаций и воспрещение отхода разбитых подразделений вермахта. На центральном участке Восточного фронта партизанами было произведено более десяти тысяч взрывов на мостах, железных и шоссейных дорогах. В результате этого переброска немецких оперативных резервов была парализована и задержана на несколько дней.

Доктор не кривил душой, когда говорил Анне, что каждая пара рук будет на вес золота. Госпиталь был переполнен – палат катастрофически не хватало и раненых приходилось размещать в коридорах.

В рабочей горячке Анна давно забыла, как поначалу шарахалась от одного лишь запаха крови, как едва не падала в обморок при виде изуродованных тел. Забыла. Сцепив зубы, и сжав в железном кулаке самообладание, она, не смотря на дикую и нечеловеческую усталость, помогала промывать и обрабатывать раны, накладывать жгуты и повязки, утешать и подбадривать раненых, кипятить перевязочный материал, мотать бинты…

Сына видела лишь урывками, да и то, когда его нужно было кормить. Максимушка засыпал, не дождавшись матери, под очередную солдатскую байку или тихую песню одного из своих попечителей.

Раненые поступали каждый день. Особо «тяжелых» санитары несли на носилках, остальные шли сами.

- Эй, сестричка! – окликнули Анну. – Смени повязку у этого бойца, да обработай рану от грязи, пока его доктор не осмотрел… боюсь, там уже сепсис…

- Сейчас, сейчас...

Схватив санитарную сумку, она присела возле тяжелораненого и принялась разматывать повязку на голове. Мужчина тяжело дышал и глухо стонал всякий раз, когда очередной слой бинта отрывался от предыдущего, вызывая крайне болезненные ощущения.

- Потерпи, родненький, потерпи, я аккуратно… еще немного осталось…

Когда повязка была снята, Анна, не отрывая глаз от раненого, потянулась за марлей, чтобы протереть его лицо от запекшейся крови, как вдруг замерла.

- Петр Иванович? – еле слышно выдавила она, и тут же резко зажала рот ладонью, не давая вырваться наружу горестному воплю. – Пастухов? Петр Иванович, как же так, миленький, как же так?

Сдерживая рвущиеся рыдания Анна, трясущимися от волнения и от накатывающего страха руками, пыталась очистить рану на лбу от запекшейся крови. То ли от этого задушенного шепота, то ли от прикосновений, но мужчина вдруг очнулся. Один глаз приоткрылся, второй так и остался закрытым – слипшиеся от крови ресницы, будто склеили веки намертво.

Анна замерла, затаив дыхание. Через минуту взгляд Пастухова стал осмысленным и сфокусировался на девушке. Губы его дрогнули, пытаясь растянуться в улыбке.

- Петр Иванович, родненький, как вы? – срывающимся голосом спросила она.

- Ничего… все в порядке… вот и свиделись, а?

Пастухов сипел – слова с хрипом вырывались из горла. На лбу выступил обильный холодный пот.

- Свиделись, Петр Иванович, свиделись… но вам нельзя разговаривать, потерпите, сейчас доктор вас осмотрит. Александр Афанасьевич у нас просто замечательный!

- Слышал о нем… ты мне вот что скажи, кто родился?

Анна сквозь слезы улыбнулась.

- Сын у меня, Петр Иванович, Максимушка… спасибо вам, что помогли.

- Брось, не благодари, я рад за тебя… - Пастухов вдруг запнулся, а по лицу пробежала судорога.

- Что? Больно, Петр Иванович? Потерпите еще немного… - она отвернулась и крикнула санитарам, - позовите доктора, срочно!

- Не надо доктора, Аннушка, мне уже недолго осталось. Митрошкин… Колька… погиб под Витебском… а так хотел до победы дожить… - мужчина со свистом втянул воздух сквозь зубы и… вдруг странно обмяк.

- Посторонись-ка, голубушка!

Анна, отказываясь верить своим глазам, отодвинулась, пропуская Александра Афанасьевича. Проверив пульс, доктор мрачным и уставшим голосом констатировал смерть.

- Что? Нет, не может быть! Это же Петр Иванович, он не может умереть!

- А, разве он особенный? – выпрямился врач. – Все умирают, голубушка, все, без исключения.

- Но, он действительно особенный… - прошептала Анна вслед уходящему доктору.

Повернувшись к Пастухову она, глотая слезы, закрыла ему глаза.

*

3 июля 1944 года войска советской армии освободили от немецко – фашистских захватчиков город Минск. Но окончательное сопротивление гитлеровцев было сломлено к девятнадцатому июля. Еще несколько дней продолжалась зачистка: партизаны и регулярные части прочесывали леса, обезвреживая мелкие группы попавших в окружение вражеских солдат.

Красная армия продолжала неумолимо теснить противника, освобождая Прибалтику, выходя на границу с Польшей.

*

В один из вечеров Анна, освободившись от своих обязанностей, развлекала сына: тот важно сидел на кровати, в окружении многочисленных игрушек, поочередно пихая их в рот – резались зубы. Девушка тихонько напевала что-то, перебирая пальцами светлый пушок на голове малыша.

В дверь осторожно постучали. В приоткрывшуюся щель заглянула Любаша.

- Не спите еще?

- Да, какое там. Заходи… все в порядке?

- Не беспокойся. Ну, что, боец, отпустим мамку к Александру Афанасьевичу? Останешься со мной? – обратилась Любаша к Максиму.

Узнав девушку, малыш открыто улыбнулся, вытаскивая изо рта игрушку, демонстрируя единственный зуб.

- Зачем зовет, не знаешь? – Анна поднялась, поправляя одежду.

- Не сказал. Иди, я посижу с парнем.

- Вот мы и сходим вместе с этим парнем, а то он скоро мать родную узнавать перестанет. Не сердишься?

- Господи, Ань, ну, о чем ты говоришь?

Подхватив сына на руки, Анна вслед за подругой покинула комнату. В конце коридора девушки разошлись, каждая по своим делам.

- Звали, Александр Афанасьевич? – Анна заглянула в кабинет доктора.

- Входи, входи, голубушка, да, ты не одна? Как мальчик?

- Все хорошо. Что-то случилось?

- Можно и так сказать. Пришел приказ о расформировании госпиталя. Нас перебрасывают на запад…

- А, как же…

- Нет, на этот раз без тебя, голубушка. Ты, человек не военнообязанный, так что… появилась возможность отправить тебя домой.

Услышав долгожданную новость, Анна соскочила со стула и, счастливо засмеявшись, закружилась с сыном по кабинету.

- Не урони парня! – доктор улыбался, наверное, впервые за долгое время.

Немного успокоившись, Анна, все еще сияя от радости, села на стул, глядя на Александра Афанасьевича.

- Тридцатого августа в Москву отправляется эшелон. От Москвы до Воронежа не так далеко, думаю, найдешь, на чем добраться. Люди добрые помогут.

- Спасибо вам огромное, спасибо! – Анна, уткнувшись в светлую макушку сына, счастливо вздохнула, поднимаясь.

- Погоди, чуть не забыл… вот, держи, свидетельство о рождении мальца, проверь, все ли правильно записано?

Девушка пробежала глазами по строчкам, кивнула.

- Все верно, спасибо вам, Александр Афанасьевич, за все спасибо!

- Ладно, ступай, голубушка, дел еще очень много…

Вернувшись в комнату, Анна принялась баюкать сына, но тот, чувствуя ее настроение, никак не хотел засыпать, ворочаясь в руках, хватая ее за волосы, лопоча что-то на своем языке и без конца улыбаясь, сверкая зубиком.

Устав от бесплодных попыток угомонить малыша, усадила его на кровать. Вручив сыну игрушки, она принялась писать матери.

*

Тридцатого августа, Анна, распрощавшись со всеми, связала в узел немудреные пожитки. Подхватив сына, забралась в кузов санитарной машины. Душа ликовала, ведь она ехала домой! Домой. Туда, где ждали и скучали. Туда, где она непременно найдет покой, после стольких потрясений. Туда, где жизнь вновь войдет в привычную колею и обретет смысл. Лишь на мгновение в глазах промелькнула грусть – пропасть между ней и … станет катастрофически непреодолимой.

Дорога до Москвы оказалась изматывающей. Хоть попутчики и организовали для Анны и ее сына скрытый от посторонних глаз закуток, ситуации это не спасало. Солдаты без конца разговаривали и курили, обсуждая состояние дел на фронте, вспоминали ожесточенные сражения, погибших однополчан, радовались, что возвращаются к своим семьям.

Когда малыш засыпал, Анна подолгу смотрела в окно в тамбуре. Мелькавший пейзаж не радовал. Там, где еще совсем недавно гремели бои, были обугленные руины. Поля, изрытые окопами вдоль и поперек, чернели выжженной травой. Брошенные и полуразрушенные избы деревень провожали эшелон мертвыми глазницами разбитых окон…

Жутко. Жутко до отчаяния.

- Не переживай, сестренка, все наладится. Наш народ, он такой, все заново отстроит.

Анна улыбнулась, заражаясь от проходившего мимо мужчины оптимизмом.

Прибыв на Белорусский вокзал, девушка окунулась в людской водоворот. То тут, то там звучали песни, играла гармонь, сновали женщины и дети, несущие охапки цветов. Люди плакали и смеялись, обнимая знакомых и совершенно посторонних, поздравляя их с тем, что освободили родную землю от врага.

Не зная, в какую сторону податься, Анна стояла среди гигантского муравейника, крепко прижимая к себе, удивленно наблюдавшего за суматохой сына. Присматриваясь к перемещениям толпы, девушка сообразила, где находится выход с вокзала.

- Пойдем, Максимушка, а то до завтра здесь простоим. Нам ведь еще нужно найти, на чем до Воронежа доехать…

На привокзальной площади народа оказалось ничуть не меньше, чем на перроне. Анна, растерявшись окончательно, снова застыла на месте. Малыш, уставший от нескончаемого шума, недовольно захныкал. И тут им повезло…

- Эй, браток, в какую сторону едешь? Подкинь до Воронежа, уж больно домой тороплюсь! – раздалось поблизости.

Встрепенувшись, Анна стала озираться – в нескольких метрах от нее стояла заведенная «полуторка». Мужчина средних лет уже забрасывал в кузов чемодан…

- Подождите! – истошно закричала она, перепугав ребенка, отчего тот окончательно разревелся. – Подождите, пожалуйста!

Девушке пришлось приложить немало усилий, чтобы преодолеть несколько метров, отделявших ее от грузовика. Толкаясь, она извинялась, но продолжала бежать. Вид садящегося в кабину шофера так подстегнул ее, что Анна не успела понять, как оказалась у машины и повисла на двери, не давая ей захлопнуться.

- Подождите, пожалуйста, - запыхавшись, пролепетала она, - я слышала, вы до Воронежа… мне тоже… нам… возьмите с собой, очень вас прошу!

- Взять-то я возьму, но как с дитем пятьсот километров в кузове трястись? – шофер окинул взглядом Анну и рыдавшего взахлеб малыша.

- Чего уж там, пусть они в кабину садятся, а я в кузов переберусь, - донесся изнутри голос попутчика. – Идите сюда, помогу забраться.

Смущенно улыбнувшись, Анна ответила благодарностью.

*

Ранним утром «полуторка» затормозила у площади Застава. Время, проведенное в пути, пролетело незаметно, все из-за того, что она, наконец-то, возвращалась домой. Сердце ее, птицей трепещущее в груди, пело от счастья, не смотря на то, что рассказал о судьбе любимого города шофер. Поставив узел с вещами у ног, она махнула, прощаясь с попутчиками, и огляделась.

Да… мужчина ни на грамм не преувеличил горестной правды. Воронеж был разрушен. В поле зрения девушки не было ни одного уцелевшего здания, не сохранилось ни единого каштана, росшего вдоль дороги на улице Плехановской, по которой Анна ходила в университет, да… и самой дороги не было.

Но были люди – жители, вернувшиеся в родной город после вынужденной эвакуации. Не дожидаясь помощи, самостоятельно разминировали развалины, расчищали улицы от битого кирпича, стекол, снарядов, поваленных деревьев… народ возрождал и поднимал Воронеж из руин.

И здесь Анну не оставили добрые люди: то на машинах, то на подводах, а то и просто пешком с такими же, как она, добралась до родного хутора.

Был поздний вечер, когда девушка подошла к своему дому. Больше года прошло с того дня, как их угнали на работы в Германию. Больше года, а, казалось, целая вечность пролетела…

Анна не почувствовала, как в уголках глаз навернулись слезы, не обратила внимания, как они скатились по щекам и затерялись где-то. Стояла и тихо плакала от неимоверного облегчения – она дома!

Малыш, привязанный платком к материнской груди, видимо почувствовал ее взволнованное состояние, завозился и закряхтел недовольно. Анна встрепенулась, сбрасывая оцепенение, вытерла слезы и, пробормотав: «Сейчас, сейчас, сынок, уже пришли», взлетела на крыльцо и постучала. Несколько мгновений ничего не происходило. Девушка вновь подняла руку, как вдруг дверь распахнулась.

Пожилая женщина подслеповато прищурилась, пытаясь разглядеть в сумерках припозднившегося гостя. Сердце ее учащенно забилось, словно почувствовало, но женщина все еще приглядывалась, боясь жестоко ошибиться.

- Здравствуй, мама… - едва слышно прошептала Анна.

- Нюта, доченька, вернулась…

От потрясения ноги ее подогнулись, и женщина стала оседать на пол. Анна подхватила ее, но удержать не смогла, опускаясь на колени рядом с матерью. Женщина гладила свою дочь по волосам, по щекам, вытирая их от непрекращающихся слез.

- Ты вернулась, ты все-таки вернулась…

- Мамочка, мамочка, как же я скучала…

Наконец, женщина пришла в себя и поднялась, помогая Анне встать на ноги.

- Господи, напугали, поди, мальчонку, ревели, как блаженные, - она с беспокойством заглянула в лицо ребенку.

- Нет, спит Максимушка, совсем умаялся.

- Ты пойди, уложи его на кровать, да возвращайся, я хоть нагляжусь на тебя! А с внучком завтра знакомиться будем.

Анна вернулась быстро. Мать проворно сновала в небольшой кухоньке, доставая немудреную еду: несколько картофелин, яйца, пучок зеленого лука, пару крепких пупырчатых огурчиков, краюшку хлеба…

- Не надо, мам, не суетись, лучше сядь рядышком.

- Сейчас, дочка… вот, я у Поликарпа взяла… как чувствовала, что приедешь… - в ее руках появилась бутыль, наполовину наполненную мутноватой жидкостью. – За встречу, по маленькой.

Мать и дочь выпили, одинаково сморщившись от крепкого напитка, и так же одинаково помахали рукой возле носа, прогоняя неприятные ощущения. Рассмеялись.

- Как ты, Нюта? Как жила все это время? Где была? Замуж успела выйти? Почему одна с ребенком вернулась, без его отца? В письмах ничего мне не рассказала…

- Мама, очень долго рассказывать придется, ночи не хватит. Давай отложим до завтра? Лучше сама расскажи, как вы тут, под немцами…

- Вспоминать страшно. Фрицы ушли вскоре после того, как вас угнали. Но их место мадьяры заняли – те еще звери. Все дома обобрали. Мы от голода всю траву в округе поели… не знаю, как выдержали? Только через восемь месяцев, к концу февраля прошлого года нас освободили. Гнали врагов через всю область, пока из самого Воронежа их не вышибли! Тогда и вздохнули…

До глубокой ночи они сидели, не в силах оторваться друг от друга, и не могли наговориться. Лишь, когда Анну окончательно сморило, женщина засовестилась:

- Прости, совсем тебя заговорила! Как будто другого времени не будет. Иди, ложись, тебе отдохнуть надо. Иди, дочка…

Наутро Анна еле разлепила глаза, да, и то оттого, что проснувшийся малыш, усевшись у нее под боком, дергал за волосы, требуя на своем языке материнского молока. Широко зевнув, она подтянула подушку выше, опираясь на нее спиной, взяла сына на руки.

Тихо скрипнув, приоткрылась дверь, впуская в комнату мать. Женщина улыбнулась, усаживаясь на край кровати.

- Выспались? Уж день на дворе… я заглядывала, но не стала будить.

- Я б еще поспала, если честно, - пробормотала Анна, глядя, как шевелятся щечки у сосущего грудь малыша.

- Выспишься еще, теперь вы дома. Славный мальчонка… да, только на тебя совсем не похож…

Девушка улыбнулась.

- Значит, похож на своего отца.

- Кто он, Нюта?

- Один очень хороший человек… летчик… - немного помолчав, все же тихо добавила, - немецкий летчик.

Когда до женщины дошел смысл последней фразы, она резко побледнела и схватилась рукой за сердце.

- Немецкий? Дочка… как же… как же так? Ведь…

- Я люблю его, мама. Если хочешь, все расскажу… но… вижу, тебе неприятно. Понимаю. Я могу уйти, если…

- Что? Что ты говоришь? Как уйти? Да, кто ж тебя отпустит-то? Господи, вот ведь дуреха, чего удумала, уйти!

Девушка усмехнулась в мыслях: «Видимо, я и впрямь не поумнела, раз меня до сих пор дурехой называют».

Женщина протянула руку и погладила светлую макушку малыша, продолжавшего усердно чмокать.

- Максим, твой сын и мой внук – это главное. А немец… неужели там, в эшелоне, тебя…

- Нет, мама, нет… я же сказала, что люблю его. Мы встретились позднее… я буквально свалилась ему на голову… - немного печальная улыбка тронула губы.

- Ладно, уж, рассказывай все с самого начала…

Анна не могла и подумать, что все пережитое с Биллом получится уместить в пятиминутное повествование. Сколько было ненависти, досады, обиды, сомнений и переживаний, переросших в симпатию, откровения, привязанность, любовь… сколько было всего – и это уместилось в несколько десятков предложений?! Такого просто не могло быть!

Расстроившись, что не получилось передать и тысячной доли своих чувств, девушка замолчала. От обиды на саму себя почувствовала, как слезы застилают глаза.

- Что ты, дочка, что ты! Я понимаю тебя… сердце – оно такое, ему не прикажешь, кого любить, а кого стороной обойти… мы справимся со всем, и Максимушку на ноги поставим…

- Конечно, мама, справимся. Спасибо тебе!

Дата добавления: 2015-08-13